Итак, ввиду форс-мажорных обстоятельств внедренный сотрудник Стрела была вынуждена стать прокурором у мятежников. Почти как Камилл Демулен — Прокурор Фонаря. Вперед, сыны Отчизны милой, мгновенье славы настает!
— Заседание Временного Комитета Обороны объявляю открытым…
Замечталась!
Бажанов уже на месте, золотые звезды сверкают. Интересно, с кого начнем? С полковника? Мятеж все-таки!
— Госпожа прокурор, вам слово!
Опаньки вам! И чего я им сейчас скажу? «Граждане! Отечество в опасности! Первое — гильотину на площадь!..»
— В связи с этим, — резюмировала я, — Указ № 1400 и два последующих незаконны как нарушающие сразу семь статей Конституции. Даже если Законодательное Собрание их утвердит, они не вступят в законную силу. Предлагаю направить соответствующее заявление в Конституционный суд. Проект будет готов к вечеру.
— Хорошо, — нетерпеливо кивнул Бажанов. — Направляйте! А теперь…
— Погодите! — возмутилась я. — Что значит «теперь»? Теперь, господин временно исполняющий обязанности мэра, будет самое интересное. Из документов, принятых за последние дни, которые я успела просмотреть, четыре полностью незаконны, два — в большей части, не говоря уже о том…
Все-таки меня выслушали, хотя призрак гильотины явственно проступал над моей головой. Выслушали, согласились, попросили подкорректировать. Корректировщика нашли! Да тут половину выкинуть, оставшуюся — сжечь!..
Я плюнула (мысленно, конечно) и взялась за карандаш.
Речь молодого полковника я слушала вполуха. Мосты, дамбы, путепроводы, подъездные пути, железнодорожное полотно… Запомнилась лишь его фамилия — Старинов — и фраза о «тотальном минировании». От таких слов обычно волосы встают дыбом, но я восприняла их с непонятным равнодушием. А что я хотела? Их танки, как сообщил тот же Старинов, стоят под Белгородом, всего в семидесяти километрах. Танки, колонны с мотопехотой, самоходная артиллерия.
Прозвучало знакомое слово — «Покров». «Покров»! Вот, значит, что они задумали!
Мелькнула и пропала мысль о невероятности происходящего. Невероятного тут мало, точнее, вовсе нет. Это уже происходит. Почему-то вспомнилось, как мы в колонии смотрели «ящик». Тогда как раз танки шли на Грозный, и мы с подругами бились об заклад на пайку — сколько дней продержатся чечены. Никто не выиграл, самые большие оптимистки загадывали неделю. Потом я повесила над нарами портрет Дудаева — и в очередной раз угодила в карцер. Но ведь Грозный все равно взяли!
— Это не имеет смысла!
Я вздрогнула от неожиданности. Или господин Молитвин чужие мысли научился читать?
Шаман из шалмана медленно встал, поправил френч, рука скользнула к отвороту. Наполеон! Еще бы треуголку!
— Товарищи! Или, если вам угодно, господа… По его лицу скользнула странная усмешка, такая же, как в нашем с ним разговоре о 91-м годе.
— Я согласился войти в этот ГКЧП исключительно для того, чтобы вы, господа военные,"не наделали больше глупостей, чем может вынести наш город. Что такое ГКЧП, пояснить?
Те, кто был помоложе, переглянулись, но переспрашивать не стали. Молитвин покачал головой:
— Бред, Который вы называете планом «Покров», не имеет смысла. Боюсь, лекция в данном месте и в данное время будет излишней, посему попытаюсь объяснить попроще. Наш город — особый. Это отдельная новая реальность, имеющая нетрадиционные свойства. Одно из них я бы назвал упругостью…
Теперь уже переглянулись все — кроме невозмутимого Бажанова.
Шаман подождал несколько секунд, словно и вправду читал лекцию перед нерадивыми студентами:
— Поясню на примере, господа. Три дня назад ваши, э-э-э, коллеги из Соединенных Штатов после известной неудачи «маневров» их флота попытались ввести национальную гвардию в район, подобный этрму. Под предлогом эпидемии. Результат вам известен. Первое — среди национальных гвардейцев началась настоящая эпидемия, причем огромных масштабов. Похоже, там намечается еще одна эпидемия — психическая. Кто-то пустил слух, что на кладбищах встают покойники. Многие уже это видели, население бежит на север…
Я вздрогнула. Те, что заставили меня увидеть Ад, упоминали о чем-то подобном. «Янки какую-то эпидемию придумали — „болезнь легионеров“, что ли? И ничего, съел Конгресс…» Выходит, правда, «большая десятка» благословила «особые меры»! Даже в Америке! Но гладко было на бумаге…
— Второе. У побережья снова начался сильный ураган. Подразделение «морских котиков», пытавшееся высадиться с подводной лодки, было атаковано акулами. Теперь Китай. О том, что происходит в Пекине, вы уже знаете, но сегодня утром сообщили о Тибете. Китайские войска, намеревавшиеся подойти к району Пачанга, очень похожему на наш, полностью отрезаны лавинами. Пошли слухи о нападениях якшей, или йети, или черт знает кого. Дивизия «Великий Поход» погибла почти полностью, якобы будучи атакована всадниками Гэсэр-хана. Вертолетный полк просто исчез — по слухам, машины провалились сквозь землю или растворились в воздухе. Председатель военной комиссии ЦК сошел с ума…
Присутствующие зашумели. Бажанов нахмурился, пальцы ударили дробью по столу:
— Господин Молитвин! Эти факты нам прекрасно известны. К чему вы ведете? Что наш город будет обороняться сам? Сам по себе?!
— Да. Город будет обороняться сам. Мы можем только одно — не мешать. Все ваши мины вкупе с диверсантами ничего не дадут… Более того, меры подобного толка крайне опасны.
— Одно другому не помешает, — невозмутимо усмехнулся молодой полковник. — А вы не могли бы разъяснить, так сказать, методы этой, г-м-м, самообороны? Ее глубину, интенсивность? Ведь у нас ни моря, ни гор!
Молитвин невозмутимо пожал плечами:
— Извольте, господин Старинов. Оборона будет оптимальной. Она будет вестись до той черты, пока город будет сохранять, извините за философский термин, самость. К сожалению, вы правы: у нас — ни моря, ни гор. Аналогичная ситуация сложилась в Индии, в штате Уттар-Прадеш. Там правительственные войска сумели войти в блокированную зону и начать депортацию населения. Но перед этим они потеряли все танки и приблизительно половину личного состава. Упругость имеет свои пределы, господа. Как и любая оборона. А наш ГКЧП, простите, Комитет, с моей точки зрения, должен в первую очередь озаботиться поддержанием порядка и эвакуацией населения из наиболее угрожаемых районов. Это прежде всего север и центр. Надеюсь, вам все понятно, господа?
Шаман замолчал, но остался стоять, а я вновь почему-то подумала о его френче. Где только взял? Такого уже не носят лет двадцать!
— Простите, господин Молитвин! — полковник Старинов встал, недоуменно повел головой, словно призывая остальных в свидетели. — Мне лично не все понятно. Я знаю, что такое оптимальная оборона — в обычном смысле. Но то, что вы утверждаете… это, извините… Чем может обороняться город? Как? Мы должны это знать! Иначе выходит вроде того, что нам надо оборонять Диснейленд, а вы предлагаете ждать, пока оккупанты не заблудятся среди аттракционов!
Шаман кивнул:
— Хорошее сравнение, господин Старинов! Заблудятся, поломают ноги, испугаются… Но у нас не Диснейленд. Наша реальность не создавалась людьми (вернее, и людьми тоже, но только на первых порах), у нее свои законы. Город будет сопротивляться до одному ему ведомой черты. Может, до полного уничтожения. А может, до реальной угрозы жизни населения.
— И тогда ваша, так сказать, «реальность» капитулирует? — поинтересовался Бажанов, не поднимая глаз от какой-то бумаженции на столе.
— Наша реальность, господин исполняющий обязанности мэра. Наша! Да, тогда город капитулирует. А детали… Почти уверен, что у части нападающих начнется «психоз Святого Георгия», особенно у тех, кто будет угрожать жизни населения. А вот у многих из наших сограждан, кто будет действовать в пределах необходимой обороны, этот, всем нам известный психоз исчезнет абсолютно.
— Значит, Первач-псы им покажут? — бросил кто-то. — Вот это дело!
Послышался довольный гул. Молитвин поднял руку:
— Я только предположил. Город тоже готовится к обороне. Рискуя забраться в научные дебри, предположу, что в эти дни наша реальность углубляется очень интенсивно, быстрее, чем за все прошедшие годы. Более того, происходит интеграция. Непонятно? Тогда поясню. Многие из вас видели белых обезьян…
И вновь мне стало не по себе. Белые обезьяны, страшный хоровод. Хоровод. Круг Смерти.
— Мне уже приходилось пояснять кое-кому из присутствующих, что это не совсем обезьяны. На Хоккайдо, у айнов, их называют «коропоки». Между прочим, на севере Хоккайдо существует… существовал район, подобный нашему. Пять дней назад он был без боя занят частями Сил Самообороны, население вывезено. И сейчас там идут взрывные работы. Как видите, тот район не стал обороняться — зато «коропоки» появились у нас. Это — демоны, потомки первых обитателей земли.
— Интернациональная помощь? — ввернул кто-то. По залу пробежал смешок, но Молитвин остался бесстрастен.
— Может быть. Во всяком случае, никому не советую трогать этих… беленьких.
— Благодарю вас, господин Молитвин. — Ба-жанов встал, неторопливо повел широкими плечами. — Ваши, так сказать, пожелания мы по возможности учтем…
— Э-э, погоди, начальник! Пущай Ерпалыч до конца пояснит!
Я только моргнула. Надо же, мотоцикл заговорил! Знакомый мотоцикл! То-то этот бородач Молитвина «Ерпалычем» величает!
Кентавр грузно приподнялся, кулачищи ткнулись в синее сукно:
— Ты, Ерпалыч, не смотри, что они тут все молчат. Ни хрена здесь никто не понял! И я не понял! Выходит, чего, наш город — разумный, что ли? А если разумный, так поговорить бы с ним!
По залу прошел легкий гул. Я покосилась на шамана. А ведь действительно, устами китовраса истина глаголет!
— В какой-то мере это верно, — Молитвин задумался, бледные губы сжались. — Сейчас… Сейчас это разум младенца, поэтому вести переговоры будет несколько затруднительно. Однако вскоре такая возможность может представиться. Я ответил на ваш вопрос, Фол?
Ага, точно! Мотоцикл марки «Фол», помню! Кентавр почесал буйные кудри, хотел что-то сказать, но не решился.
— Продолжим! — Бажанов переложил бумаги на столе, окинул взглядом собравшихся. — Переходим к вопросу о продовольственном обеспечении…
Кабинет мне выделили на втором этаже, окнами на площадь. Баррикада у входа росла, матерела на глазах. С грузовиков сгружали мешки с песком. Я взглянула на небо — белые полосы, виденные мною утром, исчезли/но поверх них весело тянулись новые. Эти тоже не теряли времени даром. Походя подумалось, что полеты над городом запрещены, есть даже специальное постановление — правительственное. Я попыталась вспомнить его номер, но махнула рукой. Какое уж тут постановление! A la guerre, как известно…
В кабинете оказался стул, стол, электрический чайник, дисковый телефон (без проводов) и компьютер — пожилая «семерка», такая же, как у меня дома. Небогатый инвентарь у Прокурора Фонаря! Ладно, вначале телефон. Проводов нет, гудок странный, визгливый — но работает.
Из одиннадцати районных прокуратур откликнулись три. В двух — по трое сотрудников, в третьей — только сторож. Наше четырехэтажное здание молчало. Значит, сбежали все. Наверное, в эти минуты Никанор Семенович докладную строчит — ужасы здешние описывает. И Джека-Потрошителя помянет, что персонально работников прокуратуры ел да на рога поднимал, и белых обезьян, которые лично Никанора к царю преисподней Яме тащили — не дотащили.
Я положила трубку, задумалась и уже без всякой надежды позвонила в горотдел. Как там сказал Бажанов? Девять офицеров на весь город?
Как ни странно, жорики откликнулись сразу:
— Дежурный по городу старший сержант Петров слушает!
Не может быть! Ай да буян!
— Ричард Родионович? Это Гизело, из прокуратуры.
Молчание, затем изумленное:
— Эра Игнатьевна? Слушаю вас, госпожа старший следователь!
— Увы, нет, — вздохнула я. — Назначена прокурором города — исполняющей обязанности. Как там обстановка?
Опомнился Петров на удивление быстро, и через пару секунд из трубки полилось привычное: организация дежурств, сводка происшествий, назначения. То есть, конечно, привычного оказалось мало. Из офицеров-жориков в городе осталось хорошо бы девятеро — трое; все вакансии временно заполнены сержантским составом, организовано патрулирование силами граждан кентаврийской национальности, подготовка к эвакуации в разгаре, многие жители уходят сами, особенно из северной части города, в связи с чем все резервы направлены на охрану дорог и организацию движения.
Зато радовали сводки. За исключением двух корявых попыток разграбить пустые квартиры, больше происшествий не было. То ли местная шпана затаилась, то ли попросту из города рванула. Вместе с прокуратурой.
— Ясно, — подытожила я. — А как там ваш друг? Крайцман который.
Сводку по Малыжино я еще не видела. Да и успели ли ее вообще составить?
Трубка молчала, затем послышался тяжелый вздох:
— В госпитале Фимка. Кома у него, вывести не могут. Был у него утром. Тетя Марта… То есть гражданка Крайцман седая вся, не узнать.
Расспрашивать не стала. К сожалению, бедняга Изюмский и жертвы там, в подземелье, оказались не единственными, кому не повезло в тот страшный день.
С телефоном было покончено, и я занялась бумагами. Разобраться в этой (черт ногу сломит!) правовой самодеятельности господина Бажанова оказалось мудрено. С запросом в Конституционный суд дело тоже не ладилось — требовались точные ссылки на кучу законов. Я включила компьютер. Модем в нем имелся, старенький, на 57.600, но — сойдет. Кабель нашелся в ящике стола. Подсоединить его к телефону без проводов и начертать знак соединения было делом одной минуты. Если сработает…
Сработало! Я нырнула в бездонный омут Интернета — и мигом забыла о сервере Конституционного суда, куда первоначально целилась.
Мир гудел. Нет, не гудел. Это слово слишком слабо передавало то, что доносилось со всех концов. Вопрос об импичменте президента США, попытка военного переворота в Индии, смертники-камикадзе атакуют императорский дворец в Токио, всеобщее восстание на Тибете во главе с далай-ламой Тензином Гьяцо XIV, престарелым лауреатом Нобелевской премии мира; еще одна попытка импичмента — но уже нашего президента. Нижняя палата категорически отказалась утвердить Указ № 1400…
Что ж, как аукнулось… Но, увы, это оказалось не все.
…Пандемия «болезни легионеров» в пяти" штатах США, чудовищной силы ураган у берегов Китая, остров Окинава под ударами цунами, саранча в Бразилии, Амазония исчезла под волнами, землетрясение на юге Франции, в Марселе — тысячи жертв и тоже опасность эпидемии…
Я отвела глаза от страшных сводок. Стихия? Увы, нет. Даже я способна понять такое. Мы, люди, переступили границу. Второе Грехопадение, как сказал бы несчастный отец Александр. Неужели он оказался прав?
Или это — только начало?
«И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор и говорят горам и камням: падите на нас и сокройте от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца; ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?»
По экрану медленно переливались цветные сполохи, а за окном уже чернел ранний мартовский вечер. Затылок ныл, не помогли даже таблетки пенталгина — две подряд. Все, что можно сделать, — сделано. Прокурор Фонаря потрудилась на славу. Запрос лежит в Конституционном суде (как выяснилось, третий за последние четверо суток), бажановские бумаги приведены в относительно божеский вид, изловлены двое мальчишек-практикантов и назначены моими заместителями (посмеяться бы, да не смешно!).
Пора домой.
Домой?
В пустую квартиру? к сиротливой колоде одноразовых иконок на кухне? к микрокомпакту с записью, над которой я давно устала плакать? И к дамоклову мечу. Нет, не мечу — гильотине, чей треугольный стальной нож тихо холодит шею отставного (отставного ли?) сотрудника Стрелы.
Ну уж нет!
Лучше ужасный конец — чем ужас без конца.
Прав Гете, прав!
Компьютер!
«Паутина».
«Паутинка, паутинка! Покажи скорей картинку!»
Поехали!
Оба мои сервера (и основной, и резервный) не откликались. Иного я и не ожидала, сервера — обычные «лягушки»-роутеры; настоящие адреса ни мне, ни другим сотрудникам ни к чему. Я уволена, «лягушки» сменили кожу. Остается третий сервер, последний. Вообще-то мне о нем знать не положено, к тому же это не «лягушка» — настоящий. Ну-ка, ну-ка! Какой там URL?..
Пробуем!
Через полчаса я выключила компьютер и устало закрыла глаза. Бесполезно. Меня там не ждали. Login, password… Логин-то мой сервер «съел», но откуда мне знать пароль? Дверь заперта, надежная стальная дверь, стучись хоть лбом — внутри и не услышат.
Наверное, так чувствует себя нищий зимней ночью возле входа в ресторан. Или Робинзон, провожающий взглядом корабль, не пожелавший пристать к острову.
Все?
Под окном раздался нестройный крик. Я выглянула наружу. Ну конечно, камлают! Баррикада готова, батюшка уже освятил, теперь Тех-ник ячменной мукой посыпает, а остальные руками, машут, дабы стояло прочнее. А вот и журналисты! Откуда только взялись, репортеришки?
А что, если?..
Мысль вначале показалось дикой, потом опасной и под занавес — на диво простой.
Я сняла трубку.
***Тот, кого мне прислали, не вызывал доверия. Во всяком случае, сей краснорожий дядька в зеленом ватнике менее всего ассоциировался с чудо-хакером. Выслушав мой сбивчивый рассказ и мельком взглянув на номер, он долго мычал, скреб небритый подбородок и (наконец!) заявил, что без «гроблинов» в этом деле — никак.
Спорить я не стала. «Гроблины» — так «гроблины». Почему-то подумалось об упырях. Вот щелкнет сейчас господин Тех-ник пальцами, и соткется из тумана их сиятельство граф Влад Цепеш Дракула с паролем в белоснежных клыках…