Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс 15 стр.


Окажись Раффлз плохим котом, агрессивным по отношению к нам и к представителям его собственного вида, решение далось бы намного проще, однако что нам оставалось? Ральф, Шипли, Медведь и Джанет ничего не могли поделать с тем, что их шансы спокойно подремать в гостиной стали ничтожно малы – вероятность выжить в джунглях Вьетнама и то больше. А Раффлз ничего не мог поделать с тем, что сильно полюбил нас и ни с кем не хотел делить. И хотя мы тоже к нему привязались, мы не могли поставить эту привязанность выше крепких отношений, которые складывались с нашими питомцами долгие годы.

В суматохе мы с Ди не проверяли автоответчик и только на следующее утро после приезда Раффлза обнаружили сообщение от Дороти, сотрудницы приюта для кошек в Саффенхэм-Парва, что в несколько километрах к югу от Ист-Мендлхема. Еще до нашей поездки в Общество защиты животных Ди оставляла им запрос, и теперь нам сообщили, что у них есть «рыжий красавчик» – он слегка робкий, но любит компанию других кошек и очень хочет найти новый дом.

При таком стечении обстоятельств большинство разумных людей, взглянув на четырех питомцев, дрожащих у задней двери, и еще один достойный зоопарка экспонат, лениво потягивающийся в гостиной, решили бы, что с них довольно. Но мы с Ди не были бы сами собой, если бы тут же не схватили ключи от машины.

Просто съездим посмотреть на него – что тут такого? Мы ведь всегда считали, что рыжие кошки – самые жизнерадостные по натуре. Правда, не подумали о том, что Раффлз может оторвать ему голову и подложить под щеку вместо подушки.

Дороти, в чьем разросшемся пристройками доме в елизаветинском стиле и расположился кошачий приют Саффенхэм-Парва, сказала по телефону, что Рыжего Красавчика нашли на заброшенной ферме с десятком братьев и сестер. В Обществе защиты животных Рыжего хотели усыпить, но Дороти его спасла.

– Только вы поймите, – сочла нужным добавить она, встретив нас у своего дома, – он совсем дикий.

Понятно, почему Дороти не упоминала это слово на букву «д», пока не заинтересовала нас: наверняка я не единственный среди кошатников, для кого одичавшие мурлыки – точно банда хулиганов для беспокойного родителя, у чьего отпрыска те постоянно отнимают собранный в школу завтрак. Эти дикари кошачьего мира пугались протянутой руки, помечали горшки с цветами и привели правое ухо Медведя в плачевный вид. Не то чтобы я не хотел показать им, что такое любить и быть любимым, просто мне давно стало ясно: это так же бесполезно, как учить краба алгебре.

– Правда, многие люди не знают, – продолжила Дороти, – что дикари на самом деле хорошо ладят с другими кошками. У меня своих восемь. Говорю вам, стоит только взять одного дикого, потом уже не остановитесь.

Как бы интригующе ни звучали слова Дороти, не могу сказать, что мои предубеждения рассеялись после первого взгляда на клетку в ее гараже. Да, прячущийся внутри кот, несомненно, был рыжим, а едкий тестостероновый дух подтверждал, что это мальчик, но он – и уживчивый? Он – красивый? Трудно разглядеть в животном красоту, когда оно до ужаса напугано и явно истощено.

Почему мы с Ди провели больше времени с Рыжим Красавцем, чем когда выбирали других наших котов? Наверное, потому, что он вообще не был похож на кота. Конечно, все признаки были налицо – и хвост, и холодный розовый нос, и заостренные ушки, и даже немного усов («Остальные отрезало ловушкой Общества защиты животных», – объяснила Дороти), однако шкурка у него была сухая и жесткая, как у зверя, которому впору обитать в норе, а не в чьей-то гостиной.

Мы гладили и подбадривали Рыжего, и минут через десять кое-что изменилось. Я бы не назвал это урчанием, скорее его дыхание едва заметно выровнялось… Так или иначе, осталось только придумать имя. По дороге в приют мы обсуждали прекрасные своей невероятностью клички для кошек: Ди не пришлись по вкусу мои извращенные варианты вроде Гэри и Уэйна, к тому же она всегда хотела назвать какого-нибудь кота Пабло. На том и порешили.

Я с тревогой представлял себе встречу дикого кота и кошачьей громадины внеземного происхождения, но мои волнения рассеялись через пять минут после приезда домой. Мы ожидали, что Пабло будет так же дрожать от ужаса, как в Саффенхэм-Парва, но едва он увидел вышагивающего по спальне Раффлза, как весь оживился и бросился к нему с ликующим, пусть и запинающимся писком. Такого бурного кошачьего приветствия мне еще видеть не приходилось, но Раффлз отмахнулся от Пабло, как бесстрашный исследователь отмахивается от замеченной краем глаза крошечной мошки. Его ждали дела поважнее и улов покрупнее – и под «делами» в этом случае имелось в виду «ходить по комнате с устрашающим видом», а под «уловом» – коты (ну и рыба, скорее всего, тоже).

Несмотря на это Пабло не растерял мужества и, когда на следующий день мы выпустили его из спальни, поспешил так же бурно поприветствовать Джанета, Ральфа, Шипли и Медведя, получив реакцию разной степени равнодушия.

Нам повезло. Как знать, какие беспорядки ожидали бы нас, соответствуй Пабло стереотипу о том, что дикие коты – взбалмошные смутьяны? А может, Дороти была права и все дикари на самом деле очень общительны? В общем, Пабло, прирожденная душа кошачьей компании, лишь подчеркивал тот факт, что Раффлзу не место в нашем доме.

Поездка в Кентфорд выдалась и радостной, и грустной одновременно, но по возвращении домой с Этель, которая теперь стала Бутси, мы поняли, что решение отдать Раффлза было верным: Бутси отреагировала на приставучего Пабло намного лучше ее четверых новых соседей. И все равно осознание того, что мы променяли требовательного кота-изгоя в возрасте на молодую, жизнерадостную и симпатичную кошечку, мучило меня неимоверно. Мне было еще хуже, чем тогда в детстве, когда я вез домой Монти после смерти Табс, и на этот раз мне вряд ли быстро полегчает, когда я увижу Пабло и Бутси карабкающимися вверх по шторам – если, конечно, у них останется время на шторы в перерывах между обнимашками.

* * *

Ист-Мендлхем – источник бесчисленных торговых противоречий. Это городок, в котором непонятно зачем есть как минимум четыре мастерские по изготовлению ключей, но всего один магазин лакокрасочных изделий; здесь можно часами искать – и все тщетно – более-менее приличные сэндвичи или яблоки, зато целых три лавки специализируются на сухофруктах. Одним из таких непостижимых местечек был магазин, где в 2005 году я обычно покупал кошачью еду, только помимо неплохого ассортимента сухого и влажного корма там был еще и неплохой выбор фотоаппаратов.

Ну а что – может, владелец «Зоотоваров и фототехники у Мэттока» намеревался занять нетронутый рынок и удовлетворить спрос покупателей, которые любят фотографировать своих кошек, пока те уплетают паштет из курочки с сыром? Или ему просто очень, ну очень нравятся кошки, собаки и фотоаппараты? Непостижимую суть магазина больше всего, пожалуй, отражал рекламный постер фотообъективов, на котором была изображена кошка. Точнее, пума.

Пабло жадно набрасывался на любую еду с таким видом, будто это его последняя трапеза, так что после отъезда Раффлза мне частенько приходилось смотреть на эту пуму, чье сходство с отвергнутым мной питомцем было поразительным.

– А, опять пришел за едой для других своих кошек? – как бы говорила пума, осуждающе поглядывая на меня со стены за прилавком. – Они у тебя, наверное, очень симпатичные. Здорово, когда люди по-доброму обходятся с кошками, готовы накормить и приютить их, но иногда мы вынуждены проводить старость в холодной клетке, и никто о нас не заботится. Ты за меня не волнуйся – я буду держаться, пока не помру от пневмонии или просто от дряхлости, а вскоре исчезнет весь мой род: останутся только красивые и молодые кошечки интересных расцветок, и ты сможешь спать спокойно в своей замечательной кроватке, удобной и теплой. Кстати об удобстве, у тебя еще осталось то старое махровое полотенце?

Кошка знает, чего хочет: стоило только посмотреть на шестерых бездельников, наслаждающихся лежанием на всех горизонтальных поверхностях, где лежать им было запрещено. Но как я мог обвинять их в праздности, если сам был ничуть не лучше?

Конечно, есть логичное «объяснение» тому, как в моей жизни оказался каждый из этих шести котов и кошек. Я могу уверять себя, что Джанет и Медведь достались мне вместе с женой; Шипли и Ральфа мы взяли в знак начала нашей совместной жизни; Ди всегда мечтала о кошечке, отсюда Бутси, а Пабло – мой первый по-настоящему «запланированный» питомец. Одного взгляда на Бутси достаточно, чтобы понять: она общительная и заботливая, с ней спокойно – именно такая кошка и нужна была Ди в процессе выздоровления. Одного взгляда на Пабло достаточно, чтобы понять: хотя этот кот грубоват, встревожен и не слишком пушист, он каким-то образом осознает, что едва не погиб, и выражает искреннюю благодарность за блага жизни в новом доме. Однако я не стану обманывать себя – дело не только в доброжелательности, но и в алчности. Неудача с Раффлзом показала мне оборотную сторону: иногда любишь питомцев так сильно, что это с легкостью рушит счастье других кошек.

Я поспрашивал среди друзей, вдруг кто заинтересуется Раффлзом. Желающих не нашлось. Хотя этот уверенный зверь наверняка понравился бы моему отцу, я не хотел быть ответственным за то, что у Слинк случится сердечный приступ. Я несколько раз порывался набрать номер Общества защиты животных и узнать у Джиллиан, как поживает Раффлз, но тогда я еще отчетливее представил бы одинокий вольер и захотел бы проведать его.

В итоге я решил бы дать Раффлзу еще один шанс и снова привез бы его домой – вполне возможно, прихватив заодно пару-тройку его сокамерников. Или же из сочувствия устроился бы спать в клетке рядом с ним.

Трудно сказать, чем бы все закончилось, не позвони нам Джиллиан и не сообщи, что Раффлза взял «симпатичный мужчина лет пятидесяти, живет один». К тому моменту прошел уже месяц с нашей первой встречи с Раффлзом, но я постоянно о нем думал. Как знать, еще немного давления на крышку моего внутреннего чемодана с кошачьей совестью, и ее содержимое вывалилось бы наружу. Я, прямо как Силия Хаммонд, бросил бы работу, распродал все вещи и открыл свою кошачью гостиницу, главным представителем которой стал бы Раффлз.

По счастью, Раффлза забрали, мои мечты рассеялись, а жизнь вернулась в более-менее привычное русло – ну, если для вас привычно исполнять прихоти шестерых усатых в любое время дня и ночи. Состояние Ди улучшилось, Пабло по-прежнему ходил с высунутым языком, распушенный ирокез Шипли слегка осел, и мы начали понимать, что если и сумели не оступиться в одном, все же перешли другую черту, а именно, мы теперь были не просто «теми, у кого куча кошек» – мы вдруг стали «теми, у кого собрались все кошки мира». Нам предстояло кормить шесть ртов, удалять яички, отмывать лестницы и следить за ходом борьбы за звание «Лучшей кошки месяца» – ставки были как никогда высоки. И все же время от времени я думал: «Как же там Раффлз?»

Я представлял его нового хозяина крупным мужчиной, который предпочитает термоодежду, ведет простую жизнь и любит проводить время на природе. Холостяк средних лет, сильный и надежный, какие бывают только в романах Энни Пру и Джейн Смайли. Возможно, архитектор или судостроитель. Нерешительно поглаживая добермана, он невзначай взглянул на кошачьи вольеры и уже не оторвал взгляда от крепкого черного зверя. С тех пор они с Раффлзом неразлучны, вечерами вышагивают по пустоши, а потом отдыхают у огня в домике, который его хозяин построил своими руками. Перед сном он подкладывает в камин еще одно бревно, чтобы Раффлз не замерз ночью, и тогда мой бывший кот опускает свою невероятных размеров морду на пол и начинает урчать, как гигантский пушистый двигатель. Раффлз не любитель жить прошлым или будущим, он не думает ни о завтрашнем обеде из остатков бекона, ни о холодных ночах в бездревесном домике на дереве, когда он мечтал, что найдется кто-нибудь и для него в этом огромном мире. Но я надеялся, что, закрывая глаза, Раффлз всего на секундочку вспомнит жизнь, которая едва не стала его, с тем другим парнем, который особо не умеет мастерить и не носит рубашки в клетку, и его женой – они оба хотели бы дать ему дом, в котором он нуждался, но не могли. А еще я надеялся, что Раффлз вспомнит нас без обиды, и, осознав, что от судьбы не уйти, ощутит спокойствие и поймет, каково это – наконец обрести настоящий Дом.

* * *

Я СДЕЛАЮ ЧТО УГОДНО ДЛЯ КОШЕК – ТОЛЬКО НЕ ЭТО: СПИСОК ИЗ ДЕВЯТИ ВЕЩЕЙ, НА КОТОРЫЕ Я НИКОГДА НЕ ПОЙДУ ИЗ ЛЮБВИ К МУРЛЫКАМ

1. Сделать на спине татуировку в виде сердца и вписать в нее готическим шрифтом имена двух любимых кошек и слово «навсегда».

2. Назвать звезду в честь одной или нескольких из моих кошек.

3. Заставлять кота поесть следующим способом: набрать в рот его корма и поглаживать себе живот, приговаривая: «Ням-ням-ням».

4. Читать кошачий гороскоп.

5. Усаживать своих кошек в круг и читать им кошачий гороскоп.

6. Катать кота в коляске.

7. Избавляться от необходимых предметов мебели, чтобы в доме уместились замысловатые гигантские когтеточки или импортные «кошачьи домики» (например, «Бунгало «Озорные лапки», рекомендуемая розничная цена 475 долларов).

8. Без тени иронии называть себя «кошачьим папочкой» (ну, хотя бы не на людях).

9. Купить халат с вышитым названием марки кошачьей еды или получить его бесплатно за накопленные «бонусы».

Гольф для кошек

В детстве мне говорили, что в континентальной Европе люди не только ездят по другой стороне дороги, но и кошек гладят в обратную сторону. Не помню, откуда я это взял – может, из какой-нибудь детской книжки или кто-то из родни или друзей моих родителей решил пошутить. В общем, теперь я знаю, что это неправда. Кошек гладят наоборот в Бирмингеме.

– Давай же! – сказала Джойс, женщина под шестьдесят с сильным йоркширским акцентом, одетая в флисовую кофту, Барбаре, другой женщине под шестьдесят с еще более сильным йоркширским акцентом, одетой в флисовую кофту. – Серьезно, давай, распуши его. Ты же знаешь, как ему это нравится. Да, вот так, вот так!

Джойс и Барбара были хозяйками одного из конкурсантов «Сьюприм кэт шоу», кошачьего ответа «Крафтс», знаменитой выставке собак, которая проводится в бирмингемском Национальном выставочном центре. Минут десять я зачарованно смотрел на них. Не знаю, почему среди всего разнообразия причудливых и экзотических кошек я остановил взгляд именно на Герци породы селкирк-рекс. Может, все дело в том, что прежде я не видел кошек, похожих на пушистую гусеницу. Когда Джойс прошлась по ней расческой, сходство с пушистой гусеницей стало просто поразительным.

– А ничего, что вы вот так гладите и расчесываете ее? – спросил я, глядя, как Джойс усердно чешет Герци против шерсти, а сам подумал: «Медведь за такое нагадил бы мне в кухонный комбайн».

– Все в порядке, – ответила она, – с этой породой так и надо – им нравится.

– Кстати, а почему вы назвали ее Герци?

– Вообще-то это кот, и на самом деле его зовут Эрцгерцог Джоннибигуд Зиг-Заг.

* * *

Пожалуй, стоит отметить, что я проехал больше двухсот километров до Бирмингема не затем, чтобы просто посмотреть на кошек. Я никогда раньше не бывал на кошачьих выставках, да и сама идея разводить породистых кошек была мне чужда. Да, у них четыре лапы, усы и хвост, как и у моих мурлык, а еще зашкаливающее чувство собственной важности, но на этом, насколько я понял, сходство заканчивается. Жизнь породистых любимцев была совершенно иной: их существование до такой степени контролировалось человеком, что казалось слегка неестественным. Не то чтобы мне не нравились экзотические кошки, просто в их присутствии я немного нервничал, не понимая, чего они от меня хотят. И вот так вышло, что в соседнем зале выставочного центра проходило гольф-шоу, где я подписывал экземпляры моей недавно вышедшей книги, посвященной этому спорту. Было бы глупо хоть на минутку не заглянуть к котам.

В итоге я заглянул на несколько часов. Оказавшись в огромном зале в окружении 1455 мурлык, кошатник не может не обрадоваться. Обычно, глядя во время кормления на своих шестерых пушистых негодяев, я думал, что они представляют собой разнообразие кошачьего мира, однако теперь понял, как серьезно я заблуждался. Здесь были коты, напоминавшие миниатюрных львов, лысые коты и коты, будто вывернутые наизнанку, а также коты, похожие на Бенисио дель Торо… коты, которых словно выдавили из тюбика. И у всех этих животных было нечто общее: ни одно из них не выглядело счастливым. Ощущение всеобщей кошачьей печали медленно охватывало меня, вызывая легкую тошноту.

– Кошки ужасно заразные, – сказал Колин, один из тех, кто пригласил меня на гольф-шоу, когда я решил сделать перерыв и снова наведаться в соседний выставочный зал.

Колин, мягко сказать, не был любителем кошек, так что я не стал подпитывать его предрассудки рассказами о том, как хозяйка одного сиамского кота целовала его в губки или как мужчина, рекламировавший кошачью еду, уплел несколько ложек корма, чтобы доказать, что он и правда вкусный. Принимая во внимание эти случаи, Колин, возможно, в чем-то был прав, однако вряд ли виной этому неприятному ощущению в горле были какие-то кошачьи микробы.

В свободные от работы моменты мы с Ди иногда обсуждали, кого бы из наших питомцев можно было отправить на кошачью выставку. Обычно мы останавливались на Ральфе или Бутси, но потом представляли, какой беспорядок устроят наши отъявленные грубияны на глазах у своих подкованных в этом деле сородичей. Наши разговоры не представляли никакой опасности, ведь это была просто фантазия. Мы никогда бы не отправили наших кошек на выставку: от одной мысли о том, чтобы а) держать мурлыку в тесной клетке или тащить через всю страну без какой-либо надобности и б) ставить ее на специальную платформу, дабы показать, что она «лучше» других кошек, нам становилось дурно. Мне хотелось верить, что бирмингемская выставка опровергнет сложившиеся у меня представления о подобных шоу. Тем не менее, хотя я познакомился там со многими замечательными людьми, я понял, что что-то не так, когда через час хождения по залу не ощутил привычного желания забрать всех кошек себе.

Назад Дальше