Я промолчал.
— Да и что вообще значили те тридцать три смерти? — продолжил Телемахон. — В любом случае, через несколько лет они бы пали от Проклятия Аримана. Они были ходячими мертвецами вне зависимости от того, помогли бы тебе мои силы или нет. По крайней мере, они погибли в бою, а не от черной магии предателя.
Я продолжал молчать. Я смотрел не на него. Я смотрел внутрь него.
— Никто так не цепляется за прошлое, как тизканец, — когда он произнес эти слова, в них слышались отголоски старых перебранок.
— Ты неверно понимаешь мое намерение, — наконец, произнес я. — Я лишь хотел взглянуть тебе в глаза, говоря о моих братьях.
— Зачем?
— Чтобы увидеть в твоем сердце истину, Телемахон, и судить о тебе по ней. Если бы в тебе действительно не было сожаления о поступках твоего Легиона, ты бы заслуживал казни, — я протянул руку и похлопал по пристегнутому к спине боевому топору. — Если бы ты посмотрел мне в глаза безо всякого стыда, я бы снял твою изуродованную голову этим похищенным оружием.
Его резкий смех больше напоминал рычание.
— Тогда убей меня.
— Ты забыл, что я могу прочесть ложь по другую сторону твоих глаз, сын Фулгрима? Я не стану казнить тебя. Я тебя переделаю.
И снова оплавленная ухмылка.
— Я предпочту честно заслуженное уродство целительному прикосновению колдуна.
Я следил за ним посредством Искусства, видя не плоть и кости, а переплетающуюся карту нервов и ощущений в сознании. Теперь стало заметно незримое прикосновение Младшего Бога, проявившееся в нейронной паутине чувств и эмоций внутри тканей мозга. Чем он наслаждался. Чем больше не мог наслаждаться. Каким образом каждое чувственное переживание вплеталось в отдельное откровение удовольствия. Как ему было достаточно сделать кого-либо беспомощным, чтобы его пальцы дрожали от восторга. Как последний вздох врага становился сладчайшим из ароматов, а кровь, протолкнутая последним ударом сердца противника, — лучшим из вин.
Я наблюдал, как вспыхивают и гаснут синапсы его мозга. Каждый из них был маяком, направлявшим меня по путям работы его разума.
Наконец, я прикрыл глаза. Когда я вновь открыл их, то смотрел на него своим первым чувством, а не шестым.
Пальцы моей перчатки с обманчивой мягкостью легли на его изуродованное лицо. Он издал ворчание от первого, похожего на удар бича, приступа боли по ту сторону глаз.
— Я не хочу, чтобы ты меня лечил, Хайон.
— Я не говорил, что собираюсь тебя вылечить, Телемахон. Я сказал, что намерен переделать тебя.
Нефертари присела возле меня. Ее оперенные крылья были плотно прижаты к телу, от них исходил запах самой ночи. Ей хотелось находиться рядом. Хотелось попробовать на вкус то, что должно было случиться дальше.
Я снова закрыл глаза. Нервная система пленника стала моим холстом, и я начал переписывать карту его жизни.
Он так и не закричал, отдам ему должное. Ни разу не закричал.
Паутина
Добраться до Элевсинской Завесы означало пройти через Лучезарные Миры. Только глупец направил бы свой корабль прямо к ним и повстречался с разрушительными волнами феномена, который мы называли Огненным Валом, однако, к счастью, была и другая возможность. Нам не предстояло двигаться по этой области, залитой психическим пламенем. Мы собирались прорваться мимо нее. Для этого нам нужно было зайти в паутину.
Царства рушатся. Империи гибнут. Таков порядок вещей. Сейчас мы смотрим на угасающих эльдар как на один из старейших видов Галактики, однако они были не более чем детьми-рабами Первой Расы, которых мы знаем под именем Древних.
О Древних нам не известно почти ничего. Они обладали холодной кровью и чешуйчатой кожей, а все прочее остается мифом и тайной. Их амбиции, влиятельность и могущество выходят за рамки разумов всех ныне живущих. Единственное, что мы знаем точно — они понимали природу варпа за тысячи лет до того, как большинство видов вообще появилось на свет, и знали о его опасности лучше, чем кто-либо из нас в силах постичь даже теперь.
Мы называем его преисподней и Морем Душ, но это невежественная человеческая поэзия, привитая поверх холодной метафизической истины. Эмпиреи созданы из душ точно таким же образом, как в текстах из Темной Эры Технологии говорится о состоянии воды из трех атомов: одного кислорода и двух водорода.
Эфирия, эктоплазма, пятый элемент. Называйте как хотите, но мы говорим о самой материальной субстанции душ. Варп — это не царство, куда отправляются жить души. Это царство, полностью созданное из материи душ. Души не существуют в варпе — они и есть варп.
Древние знали об этом. Знали и поднялись выше губительного прикосновения варпа, создав метод путешествия по Галактике, который избавлял от всякой необходимости перемещаться по преисподней. Даже моему отцу Магнусу Красному мало что было известно о нем, и он именовал это Измерением Лабиринта. Те из нас, кто ныне знает о его существовании, включая эльдар, которые до сих пор много им пользуются, чаще называют его паутиной.
Это измерение тайных проходов тянется по всей нашей Галактике по другую сторону как реальности, так и нереальности. На одной планете это может быть всего лишь портал, открывающийся на одном массиве суши и ведущий на другой, и его размеров хватает для прохода одного человека. Где-то в другом месте, во мраке, где не светят звезды, по ее незримым пределам движутся целые флотилии и миры-корабли эльдар. Именно здесь сотни тысяч эльдар, которые иначе были бы обречены, укрылись при рождении Младшего Бога и гибели их империи. Комморра — родной Темный Город Нефертари — крупнейший из портов чужих в ее глубинах, однако не единственный.
Время и бесконечная война оказались немилосердны к паутине. Целые области напоминающих лабиринты проходов заполонили демоны, и то, что некогда являлось охватывающим всю Галактику творением непостижимого воображения, ныне представляет собой пустую оболочку былого величия. Основная часть безмолвна, холодна и позабыта. Оставшееся по большей части не нанесено на карту людскими руками, и миллиард его врат остается незаметным для человеческих чувств. Это царство не для подобных нам.
Мы, обитающие в Империи Ока, видим ее наследие чаще, чем кто-либо из имперцев. Оно существует в наших владениях точно так же, как на любом из примитивных имперских миров могут сохраняться каменные руины ушедших цивилизаций. Входы в разрушенный лабиринт располагаются сразу за пределами видимости, или же проявляются на границах восприятия. На занятых демонами планетах и в глубине Пространства Ока те из нас, кто обладает достаточно острыми чувствами, ощутит дыры в нашей искаженной реальности. Порой это нечто окутанное тенью и мрачно-величественное вроде разлома в космосе — настолько огромного, что через него может пройти целый флот — и виден висящий в пустоте сумрачный образ ландшафта чужой планеты. Другие же порталы просты и невелики, как, например, арочный проем из призрачной кости, погребенный под поверхностью планеты. Среди входов и выходов паутины не существует единообразия.
Как того и следовало ожидать, большая часть проходов паутины в пределах Великого Ока бесполезна и разрушена сокрушительным криком, который издал при рождении Младший Бог. Большинство оставшихся, вне зависимости от того, работают ли они, или сломаны, заполнены Нерожденными, ищущими способ углубиться в реальное пространство и жаждущими крови и душ на борту миров-кораблей эльдар. Проходимыми в наших напоминающих чистилище владениях считается лишь несколько маршрутов, и даже по этим затерянным путям редко передвигаются. Часть просто не нужна — в конце концов, это ведь разрушающиеся остатки сети — она ведет из неуместного к бесполезному.
Те же, что до сих пор функционируют четко — по-настоящему полезные проходы — входят в число, безусловно, самых ценных секретов Ока. Те в Девяти Легионах, кому удается составить хотя бы фрагментарные карты стоящих внимания порталов паутины, могут выставлять за свои знания любую цену, и сотни группировок охотно заплатят.
Я узнал о Разрыве Авернуса почти сотней лет ранее, и ценой этого знания стали шесть лет службы группировке VIII Легиона, возглавляемой воином по имени Дхар`лет Рул. Мои услуги всегда высоко оплачивались артефактными автоматонами Механикума, однако определенные прочие предложения были слишком ценны, чтобы проходить мимо.
Шесть лет связывания демонов и уничтожения врагов Дхар`лета. Шесть лет мои рубрикаторы несли службу в жестоких рейдах против других боевых кораблей, и все это ради того, чтобы узнать местонахождение одного-единственного надежного прохода паутины.
Оно того стоило. Теперь мне были известны несколько дюжин все еще функционирующих путей внутри Ока, и, хотя я и сомневался, что у меня самая полная карта среди воинов Девяти Легионов, то, чем я обладал, имело неизмеримую ценность.
Оно того стоило. Теперь мне были известны несколько дюжин все еще функционирующих путей внутри Ока, и, хотя я и сомневался, что у меня самая полная карта среди воинов Девяти Легионов, то, чем я обладал, имело неизмеримую ценность.
Большинство из входов в паутину не обозначены никакими искусственными метками или древними вратами. Мы привели «Тлалок» в область космоса, которая казалась точно такой же, как все остальные хаотичные волны Ока, и медленно скользили в хромосфере остывающего, умирающего белого солнца. Там, в тени, отбрасываемой пульсирующим ядром мира, мы перешли из Ока… куда-то.
Нас окутала чернота. Оккулус показывал не черноту глубокой пустоты, а черноту лишенного цвета и звезд ничто. Потянувшись за пределы корпуса, я ощутил лишь бесконечность. Подобного я не чувствовал больше нигде в Галактике. Даже в глубинах космоса гудели полуживые остатки рождения звезд и тихие мысли далеких смертных. Это же место представляло собой антитезу жизни, материи, вообще всего. Мы плыли по другую сторону как реальности, так и нереальности.
Двигатели жарко полыхали, проталкивая нас сквозь абсолютную черноту. Казалось, мы пребываем в состоянии покоя, вообще никуда не направляемся. Анамнезис заверяла, что «Тлалок» движется вперед. Наши чувства были окутаны пеленой, приборы молчали, и против ее слов выступали только наши глаза.
Экипаж мостика был встревожен, среди мутантов и людей вспыхивали ссоры и лилась кровь по незначительным поводам. Эти создания привыкли жить в кошмаре, где на них могли без предупреждения напасть демоны, однако их чувства были неспособны легко переносить разрушенную паутину Древних. Абсолютное ничто этой части приводило к сенсорной депривации в масштабах всего корабля. Когда я спал, то не видел снов о волках. Мне вообще ничего не снилось, и я всякий раз просыпался через пару часов не более отдохнувшим, чем прежде.
— Так было и при прошлом переходе? — поинтересовался Телемахон. Его прекрасная маска, восстановленная моими жрецами-оружейниками, сверкала полированным серебром в бледном свете командной палубы. У него была привычка класть руки в перчатках на затыльники двух мечей в ножнах на бедрах. Он носил их низко подвешенными, почти как тщеславный человек-стрелок — рисовка, не удивлявшая никого из нас.
Я продолжал глядеть в бескрайнюю черноту.
— Точно так же. Это единственный отрезок паутины из виденных мною, который по-настоящему, совершенно пуст.
— А что в других?
— Смерть, — ответила за меня Нефертари, стоя у моего трона. — Твари, вырвавшиеся из иных царств и реальностей. Твари, которых боятся даже Нерожденные.
Телемахон, непринужденно стоящий на ступенях возвышения, не отрывал взгляда от оккулуса. Его голос звучал задумчиво.
— Мне ни разу не доводилось видеть Лучезарные Миры. Рассказы правдивы?
— Рассказов много, — произнесла Нефертари. — Правдивость зависит от того, какие ты слушаешь.
— Как глупо с моей стороны ожидать прямого ответа на этом корабле.
В ответ Нефертари мягко рассмеялась. До сих пор физически ощущалось, насколько Телемахон ее жаждет, эта аура незримо окрашивала воздух вокруг него. Он представлял насыщенный соленый вкус ее крови на своем языке, и эта мысль вызывала у него трепет.
— Кровь эльдар не соленая, — сказал я ему.
Из-под лицевой маски донеслось его рычание, хотя из-за изящества его голоса оно больше напоминало кровожадное мурлыканье.
— Мне не нравится, что ты читаешь мои мысли, — произнес он.
— Какая жалость. Уверен, ты к этому привыкнешь.
Нефертари, куда менее нас впечатленная бесконечной чернотой на экране, с улыбкой прислушивалась к нашей мелкой стычке.
— Я пойду биться с Угривианом, — сообщила она и покинула возвышение. Телемахон следил за тем, как она уходит, а Гира, в свою очередь, наблюдала за Телемахоном.
Я хочу ее, — донеслось желание мечника, столь же ясное, как если бы он высказал его вслух. Он не передавал мне слов, однако его желание убивать было настолько пылким, что я не мог не чувствовать его мысли.
Гира тоже их слышала. Рычание моей волчицы прозвучало более низко и правдоподобно, чем то, которое вышло из гортани мечника.
Телемахон повернул шлем к демону, обратив на нее безмятежное серебряное лицо.
— Молчать, шавка. Никто не спрашивал твоего мнения.
Отвесив три положенных поклона, ко мне приблизился один из членов экипажа мостика, звероподобный мутант из кланов-стад Сортиариуса. Продолговатая конская голова раба напоминала козлиную и не подходила для выверенной речи. Из-за вывалившегося, покрытого пятнами языка и формы челюстей он не мог продемонстрировать свое неодобрение каким-либо человеческим выражением лица. Вместо этого он издал хрюкающий вскрик и стряхнул с вытянутой пасти слюну.
— Лорд Хайон, — издаваемые звериным лицом слова звучали как нечто среднее между козлиным криком и медвежьим рычанием. С его подбородка свисал сталактит тягучей слюны, брызги которой падали на палубу.
Я жестом дал ему свое соизволение.
— Говори.
— Сколько в Темноте? — прорычал он сквозь искривленные, мокрые от слюны зубы.
Я сел прямо, бросив краткий взгляд на платформу, где, как обычно, сборище оборванных людей, сервиторов и зверей-мутантов изучало консоли сканеров. Они наблюдали за нами обоими с необычным вниманием, их глаза скользили в нашем направлении. Безмолвная и бескрайняя чернота нервировала их. Я чувствовал их тревогу, которой еще недоставало интенсивности, чтобы перерасти в страх.
— Верь Анамнезис, Цах`к.
Существо покорно склонило рогатую голову. Он был облачен в собранную по частям броню, противоосколочный жилет поверх примитивной кольчуги. Смесь боевой экипировки, снятой с офицера Имперской Гвардии и изодранной защиты времен Эры Железа для родоплеменных поединков, которые наша каста рабов устраивала в чреве корабля. Мутант не носил ручного оружия, как делал бы офицер Флота, вместо этого у него за плечом висела потрепанная лазерная винтовка с фонарем подсветки цели. За десятки лет не один слуга мостика попробовал, как приклад этого ружья с хрустом бьет в лицо. Цах`к был эффективным исполнителем и опытным смотрителем. С каждым годом серая шерсть на его лице и когтистых лапах все больше покрывалась инеем седины. Он был так же обеспокоен, как и остальные, однако никак не показывал свои страхи. Звериные глаза свирепо глядели на прочих членов экипажа все с тем же животным вызовом, как и всегда. Мой надежный смотритель.
— Верю Королеве Призраков. Хмммх. Верная правда.
Королева Призраков. Стада зверей-мутантов обладали чрезвычайно забавными верованиями. Их роду не дозволялось заходить в Ядро, и для них Анамнезис была богиней корабля, которую надлежало всегда слушаться и умилостивлять посредством поклонения. Сражаясь в ямах, они приносили ей в жертву сердца врагов. В ночи, отведенные под ритуалы племени, они порой приносили в жертву детей.
— Верь ей, — повторил я.
— Верю, да, но…
Рассерженная его несговорчивостью Гира зарычала. В ответ Цах`к оскалил на нее зубы.
Прекратите, вы оба.
Цах`к трижды поклонился, согласно традиции, и повернулся. Несколько других членов экипажа продолжали бросать на нас беглые взгляды. Я прокашлялся, чтобы привлечь внимание мутанта.
— Старик, почему я чувствую в твоих мыслях эту… тревогу?
Цах`к запнулся, вздрогнув, словно его ударили.
— Не знаю, лорд Хайон.
— Подойди сюда.
Он вновь приблизился ко мне, лязгая по палубе подкованными железом копытами.
— Чего изволите, лорд Хайон?
— Посмотри на меня, Цах`к.
К нам начинало поворачиваться все больше голов, и их мысли были сдобрены неким голодным шипением. Любопытно, любопытно.
Мало кто из рабов когда-либо напрямую встречался взглядом с Ашур-Каем или мной, и Цах`к не являлся исключением, несмотря на свое положение выше прочих. Мутант поднял свою чудовищную голову, опасливо оглядывая меня выпуклыми черными глазами, один из которых скрывался за пластековой линзой прицельного монокуляра. Остроконечные рога цвета грязной слоновой кости делали его достаточно высоким, чтобы быть со мной одного роста, сойди я с трона.
Вот оно. Причина его недавнего беспокойства: мутная белизна, начинающая появляться в черной сфере правого глаза. Образующаяся катаракта.
— Цах`к, с годами твое зрение угасает. Не так ли?
Он оскалил свои зубы, напоминающие надгробные плиты, и инстинктивно зарычал — не на меня, а на остальных присутствующих на командной палубе. От ближайших мутантов наплывал грубый вал насмешливой злобы. Несколько из них тоже издало довольное рычание, демонстрируя собственные зубы.
Возвращайтесь к своим обязанностям, — передал я в сознание всех живых существ на мостике. Психическое принуждение перегрузило разумы нескольких сервиторов, которые либо безвольно встали у своих консолей, либо с бессловесным стоном обмякли в служебных люльках, нуждаясь в помощи техноадепта. Вскоре предстояла очередная лекция от Ашур-Кая касательно беспечного применения мною силы