Валуйский решил, что в нём, определённо, просыпаются экстрасенсорные способности: ещё в обед у него появилась уверенность, что вечером Аля придёт к нему в палату, сама. И вот — пришла, как только закончился ужин.
— Что, баро, сидишь? — насмешливо спросила Цыганка, беззвучно подобравшись к Валуйскому со спины.
А он не дрогнул даже. Только улыбнулся:
— Я тебя жду-жду, а ты всё не идёшь и не идёшь.
— А зачем тебе меня ждать, баро?
— Как зачем? — Игорь развернулся к Але. Ей привезли из гостиницы юбку и блузку, и она снова выглядела как всегда. — Спасибо тебе сказать. Если бы не ты…
— Если бы не я, — мрачно кивнула Сочина. — Если бы не я, мы бы не попали под обстрел. Если бы я поняла раньше, что меня предупреждают и о чём…
— Но ты спасла парня. И меня.
— Хо-хо, сначала загнать в ловушку, а потом из неё вытащить. Замечательное спасение.
— Аля, — шельмовски ухмыльнулся Игорь. — Ну сознайся, это же ты…
— Что — я?
— Ты помогла мне попасть в того бандита.
— Я?! — Сочина попыталась возмутиться, но щёки её предательски порозовели, и это не было проделками закатного солнца.
— Ну а что, я сам собой взял и попал в него из «макарова», на весу, на лету? Я же отстреливался просто так, из злости.
— Хочешь сказать, я помогла тебе убить человека?!
— Но…
Валуйский внезапно вспомнил всякие киношные и книжные запреты на убийство для тех, кто стоит на Светлой стороне.
— Аля, скажи, ведь это не отразится на твоих способностях? — он осторожно взял её за руку.
— Вот ещё! — фыркнула Цыганка. — Если ты про то, что можно потерять способности, убив человека…
Она внезапно умолкла, и Игорь решил сменить тему, потому что почувствовал: в жизни Сочиной много загадок, и не все их можно затрагивать вот так, походя.
— Но, получается, мы то ли нашли вертолёт, а то ли нет, верно?
— Нашли, — вздохнула Аля, усаживаясь на край больничной кровати. — Нашли. Только его уже нашли до нас. Я… видела. Кажется, я видела, что там было. Мне рассказывал Киряша, но он такой странный… призрак — не призрак, мёртвый — не мёртвый… я так думаю, это оттого, что у него есть брат-близнец, и брат до сих пор жив. Киряша сказал, что они с Пашей ещё придут, на закате, и он всё, что знает, расскажет. Вот — жду, жду, а он всё никак. Никогда раньше такого со мной не было…
— Аля, мать твою! — заорали под окном. — Ты какого там сидишь, кого высиживаешь?! Я ж сказал, придём на закате!
Валуйский подпрыгнул, отшатываясь от окна.
— Аля! Аля! Аля! Вы-хо-ди, так тебя и растак и этак!..
Цыганка сначала тихо, а затем всё громче и громче смеялась и тащила Игоря из палаты:
— Пошли, пошли же, это Михеенко, Паша-Киряша!
И Игорь пошёл.
* * *Больница по периметру была обсажена грабами, граболистными и канадскими клёнами. Вдоль дорожек пестрели аккуратно подстриженные кусты боярышника, жимолости, можжевельника. В малиново-сиреневом вечернем свете вся палитра зелёных, жёлтых и красных тонов заиграла совсем другими красками. С каждой минутой, если не с каждой секундой, они всё темнели, сливались и перетекали в ночную черноту.
Валуйского и Сочину выпустили из больницы без разговоров, стоило им сказать, что это поход в интересах следствия… или это снова вмешалась Аля?
Михеенко обнаружился на одной из скамеечек, что стояли вдоль дороги.
— Ну вот, блин, вышла же! Это кого ты с собой ещё притащила? Нечего ему меня слушать! Это я буду решать, кому и что говорить, ясно?
Взъерошенный мужичонка разговаривал сам с собой, без конца одёргивал куртку и мял в руках шапку. При особо нервных рывках раздавался треск.
Аля придержала Игоря за руку, шёпотом попросила:
— Останься тут.
— Нет, — так же тихо отозвался Валуйский. — Извини, но этот парень у меня доверия не вызывает. Или ты сама не подходишь к нему близко — или я иду с тобой.
— Он не причинит мне вреда.
— А я в это не верю.
— Говорю же, баро, он безвредный.
— Да, он безвредно рвёт на куски свою шапку и матерится, а через минуту захочет порвать тебя и избить.
— Да не захочет… это же выживший брат-близнец. Помнишь, мы видели фото?
— Помню, — нахмурился Валуйский.
— Ну вот. Были два брата-близнеца, один погиб, а второй выжил, у них была очень тесная связь, как у всех близнецов, и… вот в отчётах написано, что Михеенко сошёл с ума и говорит, что в нём теперь живут двое, но это не сумасшествие. Это просто постоянный контакт с погибшим братом. Я сначала не могла понять, почему мне так сложно разобрать, что происходит с Кириллом, погиб он или нет… раньше я о таком только слышала, теперь вижу сама: человек умер, но в то же время он не умер…
— Угу, угу, — кивал Игорь, со всем соглашаясь.
— Постой здесь, чтобы не спугнуть контакт.
— Я не спугну его, Аля. Но я должен быть рядом с тобой. Можно подумать, ты не знаешь, на что способны люди, когда они психи…
Цыганка усмехнулась, похлопала Игоря по здоровой руке:
— Ладно, баро. Пошли вдвоём.
И они пошли.
Михеенко, казалось, и не заметил, что рядом с ним появились люди, всё продолжал бухтеть. Игорю показалось, что он даже говорит на два разных голоса: за себя и за брата.
— Успокойся, — то ли попросила, то ли приказала Аля, и — дивное дело! — мужичок унялся. Даже ёрзать перестал.
— Здравствуйте, Павел, Кирилл.
— «Здравствуйте» в карман не положишь, — неразборчиво пробурчал в ответ Михеенко, — и в стопку не нальёшь. Но с тебя чего ещё взять? Нечего, поэтому … с тобой, пусть будет «здрасьте».
Сочина усмехнулась, выудила из недр юбки сигареты и зажигалку. Закурила сама, предложила мужчинам.
Валуйский отказался.
Михеенко сначала взял тонкую дамскую сигаретку, потом покрутил в руках, понюхал, чихнул и вернул Але:
— Пашка-дурак, курит табак, спички ворует, дурью торгует.
— Кирилл, ты здесь?
— Где ж я могу ещё быть, — сумрачно отозвался Михеенко. — Нас двое тут. И Паша, и Киряша. Предупреждаю сразу. Я много не знаю. Я не всё видел и не всё понял.
— Расскажи, что знаешь, Киряша. А я помогу тебе уйти.
— Расскажу. Но мне не надо помогать. Если я уйду, Пашка тоже умрёт.
16 сентября 2012 года, 03:50, квартира Краснова.Ярослав спал беспокойно, с тяжёлыми снами, которых не запомнил, а проснулся, потому что его позвала Цыганка.
Стоило открыть глаза, и зазвонил мобильный:
— Здравствуй, Аля, — сказал Краснов, даже не глядя на номер. — Что-то случилось?
— Случилось, баро, случилось. Игоря ранили, мне по носу нащёлкали. Вертолёт нашли раньше нас, но не так давно, в начале этого лета. Его распотрошили, достали золото…
Ярослав сполз на пол, лёг, вытянулся, закрыв глаза. Голос Али подтверждал, уточнял, озвучивал смутные беспокойства и догадки.
Двадцать килограммов золота — с пропавшего шестнадцать лет назад вертолёта.
Вертолёт нашли в начале этого лета.
Кто?
Кто-то, кто знал о месте аварии все эти годы и у кого хватало сил «отводить глаза» поисковикам.
Аля в Хабаровске не чувствует его присутствия, хотя вовсю испытывает на себе следы его «творчества»…
— Нам помогли близнецы Михеенко, я попробую привезти их в Москву, им бы тоже помочь, да не знаю, как… а мы пока тут будем искать бандитов, которые ранили Игоря. Они тоже как-то связаны с золотом — скорей всего, у них остальные сорок пять килограммов из того груза… но их словно прикрывает кто-то. Прячет, как тот вертолёт…
А вот в Москву, судя по тому, что случилось со Скрипкой и Сабанеевым, около месяца назад явился именно этот «кто-то».
Кто-то, кто стёр память Сабанееву.
Марина говорит, он связан с её жизнью…
Но вряд ли он стирал память ей!
То есть, Марина помнит его. Просто память шутит с ней странные шутки.
А что может помочь памяти?..
Ярослав пружинисто поднялся с пола и сел на кровать.
— Спасибо, Аля. Я верю, что вы справитесь там, а мне пора справляться тут.
Краснов отключил мобилу. Казалось бы, чего проще… ввести Марину в глубокий транс и посмотреть, что это за человек такой из её прошлого…
Коготь ревности царапнул по сердцу.
Стоп!
Разве с таким подходом можно браться за серьёзное дело? Кто бы ни был этот человек, что бы он ни значил для Марины… если б значил, она бы вспомнила его в два счёта, а раз не может вспомнить, то, выходит, не так велика была его роль в её жизни!
Коготь рассыпался в прах.
Остался только вопрос — согласится ли Марина на глубокий гипноз.
Небо на востоке начинало светлеть.
Четыре утра… а что. Самое подходящее время для визитов!
16 сентября 2012 года, 11:10, Хабаровское УВД.Кабинет Семёнова оказался неожиданно уютным. Казённый салатовый цвет стен компенсировался южной стороной, простой, но симпатичной шторкой на окне и обилием комнатных цветов с пёстрыми листьями.
Небо на востоке начинало светлеть.
Четыре утра… а что. Самое подходящее время для визитов!
16 сентября 2012 года, 11:10, Хабаровское УВД.Кабинет Семёнова оказался неожиданно уютным. Казённый салатовый цвет стен компенсировался южной стороной, простой, но симпатичной шторкой на окне и обилием комнатных цветов с пёстрыми листьями.
— Можно курить? — спросила Сочина, и Вадим кивнул:
— Угу.
Они устроились вокруг стола (Аля — ближе к окну), Семёнов повернул монитор так, чтобы не отсвечивал, и вошёл в базу данных.
Валуйский сдержался и не скривился, хотя программка была старенькая, не то, что в Москве. Впрочем, фотографии уголовников она исправно показывала, а большего пока и не требовалось.
— У него кличка начинается на «у», — напомнила Аля и набрала полный рот дыма. — И он сидел… ну… лет десять. Как минимум. Вероятно, рецидивист. И сейчас ему лет пятьдесят.
Семёнов старательно задавал варианты поиска.
Электронная картотека выдавала одного за другим Усатого, Угрюмого, Усть-Каменского, Ужа, Устарка, Уссурийца…
— У него наколка, — Аля медленно выпустила дым. — Наколка… скарабей.
Цыганка показала Вадиму-Семёну средний палец.
Следователь покраснел.
— Что, гаджё, смущаешься? На среднем пальце у него наколка. Перстневая. Со скарабеем.
Валуйский хмыкнул:
— Помог ему жучок, привлёк удачу!
Вадим промолчал. Он тоже знал, что татуировки-скарабеи считались среди уголовников своеобразными оберегами, приносящими удачу, в том числе, и в делах бандитских.
— Вот по наколке мы его скорей найдём!
— Да? — недоверчиво прищурилась Аля и прикурила вторую сигарету от первой. Она переняла эту манеру от Горячева, потому что считала удобной.
— Ого! — присвистнул Семёнов. — Посмотрите! Кличка — Угол, возраст подходящий, сорок девять, и скарабей на среднем пальце есть!
Цыганка глянула на экран.
С фотографии на неё угрюмо смотрел достаточно молодой мужчина, лет тридцати пяти, но уже с залысинами в реденьких коротких волосах. Зато брови у него были густые, сросшиеся. И подбородок такой характерный, раздвоённый.
— Он, — кивнула Сочина. — Точно, он. Распечатать можешь?
— Уже.
Загудел принтер, медленно пропечатывая лицо Угла.
— Это наш местный авторитет, — с каким-то непонятным удовольствием, словно хвастаясь, проговорил Семёнов. — Углов Николай Борисович, шестьдесят третьего года рождения, впервые попался ещё по малолетке, сажать не стали… а в восемнадцать получил первый срок, на три года. Потом ещё три, и ещё, в общей сложности, девять лет. В девяностые годы собрал группировку… вот, написано, что в наши дни под ним северо-запад Хабаровской области…
— Где он сейчас? — спросил Валуйский, механически поправляя кобуру, словно сию минуту в кабинет мог ворваться Угол или его подручные.
— Не знаю, — обескуражено ответил Вадим.
Аля выхватила из принтера распечатку фотографии, зажала лист между ладонями.
— Я знаю. Он прямо сейчас в доме с зелёной крышей. Как раз где-то на северо-западе, в черте города. Дом — частный.
— Спасибо, многоуважаемая госпожа Сочина, — как-то безрадостно поблагодарил следователь. — У нас на северо-западе как раз… ма-аленький такой частный сектор.
— Возвращайся в гостиницу, Аля, — с мягким нажимом попросил Игорь, — а мы пойдём искать дом с зелёной крышей. Не думаю, что у них тут модно красить крыши зелёной краской!
— Так то не краска, — покачала головой Цыганка. — Не краска… медь! Медная крыша. Но зелёная… старая, видать.
— А вот это дело другое! — глаз у Вадима загорелся. — Таких крыш у нас, и правда, немного, и, думаю, найти такой дом несложно будет!
Аля усмехнулась:
— Ну, с богом, мальчики! Если поспешите, то сегодня ещё успеете задержать свои сорок пять килограммов золота!
16 сентября 2012 года, 04:15, квартира Лещинской.И кто придумал, что «Moscow never sleep»? Он, этот выдумщик, не бегал в четыре утра по спальным районам! Тишина, покой, только редкие стайки молодёжи, которая «never sleep» и в других городах, а не только в Москве. Ей, молодёжи, положено быть такой, неспящей, громкой… внезапно вырастающей из-под земли на пути у раннего бегуна:
— Ну чё, бразерс, устроим безмазовое утряшко дяденьке?
Ярослав сунул руки в карманы и улыбнулся как можно доброжелательнее:
— Ребят, бить меня не хотите вы.
«Ребят» было четверо, они загодя «растянулись» поперёк дороги, и на их лицах, плохо различимых в свете далёкого фонаря, читалось обдолбанно-тупое непонимание. «Дяденьке» полагалось трястись от страха при виде такой бравой компании, самому, ещё до просьб, предлагать откуп за право уйти слабопобитым, но живым и относительно здоровым…
— Меня глючит, или он с себя джедая корчит?! — изумился, наконец, самый низенький.
— Я не корчу, — улыбнулся Ярослав ещё милее. — Я просто предлагаю вам, пока есть такая возможность, уйти с моей дороги.
— Он борзеет! — восхитился самый высокий. — В реале, борзеет! А ну, быстро, по тыкве настучали, фарш, трубу забрали, в коллектор сплавили!
Краснов тяжело вздохнул и вынул руки из карманов.
Пока молодёжь развлекала его высокоинтеллектуальной беседой, он собирался и концентрировался, а заодно придумывал, что сделать с нахальной четвёркой.
Кажется, придумал.
— Э-э… — недоверчиво вытянул руки вперёд самый низенький. — Э-эй! Эй, мужик! Ты где?
Все четверо рванули вперёд, принялись ощупывать воздух и друг друга, у них так вытянулись лица…
— …, — констатировал высокий. — Я говорил, меньше жрать надо.
Ярослава они резко перестали видеть, а он обошёл их по газону и… не удержался. Внёс свои коррективы в утреннюю жизнь мелкой шпаны.
Краснов позволил себя увидеть только тогда, когда каждый юноша получил уже по паре крепких пинков от человека-невидимки. Растерявшиеся, изумлённые, парни пытались разобраться, глючит их или уже отпустило, поэтому успели даже передраться между собой, пока Ярослав укладывал их рядком на газоне.
Он нажимал пару точек — заглядывал в глаза — и помогал лечь на спинку ровно.
— В общем, так, ребята, — восемь пар вытаращенных глаз впились в Краснова. — Бить меня не хотите вы. Собственно говоря, и не можете. И это более чем серьёзно. А в случае, если попытались бы… я мог продемонстрировать всё, на что способен, и у вас осталось бы крайне мало шансов на выживание. Ещё раз выражаю пламенную надежду, что вы больше никогда не будете пить и курить всякую гадость, а также перестанете охотиться на прохожих.
Отряхнув руки (судя по стонам молодёжи, ей казалось, что с рук Краснова сыплются жгучие искры или какие-нибудь ядовитые гады), он продолжил путь к дому Лещинской.
Нет, конечно, можно было бы этих мальчиков подлечить, наставить на путь истинный как-то более мягко, но… время. Время! Краснову казалось, что он ощущает, как время утекает сквозь пальцы, и торопился за тонкими звенящими струйками, чтобы успеть…
Знакомый дом.
Нужный подъезд.
Нужный этаж… и сонная Марина открывает дверь:
— Что-то случилось?
Ярослав зажмурился:
— Пока ещё нет, но сейчас должно.
— Что?
Марина просыпалась. Ярослав, даже не открывая глаз, слышал это по её дыханию, по биению сердца.
— Марина.
— Я.
— Прости.
— Кого?
— Меня!
Недоверчивое хмыканье послужило ответом, и Краснов открыл, наконец, глаза.
Марина почти улыбалась и жестом приглашала проходить в дом. В спину добила:
— И за что я должна тебя прощать?
— Я хотел, как лучше, — сознался Ярослав. — Я не хотел мешать тебе, когда ты смотрела чемодан. Теперь я понимаю, что повёл себя неправильно, но только из лучших побуждений.
— Князь, — усмехнулась Марина. — Ладно уже. Пойдём, чаю согрею.
* * *Марина долго разглядывала чашку. Потом ложку. Потом чашку и ложку вместе. Потом цветочек на скатерти.
— Я хочу тебя просить об одном одолжении, Князь.
— Не читать твои мысли.
— Нет. Это выше тебя, Ярослав. Просить тебя не читать мысли окружающих — всё равно, что просить тебя не дышать. Но… я прошу тебя не молчать. Ты читаешь мои мысли, ты понимаешь, что творится у меня на душе, и, как я теперь вижу, считаешь, что я с такой же лёгкостью разбираюсь в том, что происходит внутри тебя. Но это же не так! Вот ты видел, что я волнуюсь, переживаю, справлюсь ли, ты решил отойти в сторону, чтобы не добавлять мне переживаний, и что получилось? Я не поняла твоего замысла, и… да, я на тебя очень и очень обиделась…
Ярослав протянул руку. Накрыл пальцы Марины своей ладонью:
— Договорились. Я всегда буду говорить тебе о том, что замышляю…
— …и прямо сейчас расскажешь тоже, — подхватила Лещинская, лукаво улыбаясь. — Я же вижу, у тебя что-то случилось. Я готова помочь, ты только скажи, что надо делать.