– Это все потому, что мы вчера перенервничали, – я поставила чайник на плиту и заглянула в холодильник.
– Сена, если сейчас опять будет яичница, я умру! – простонала подруга, усаживаясь за стол. – Понимаешь? Издохну как человеческая личность!
– Не будет, – успокоила я, – яйца кончились.
– И чем же будем завтракать?
– А вот это уже вопро-о-о-ос…
Завтракать пришлось бутербродами, что тоже не больно-то пришлось по вкусу привередливой подружке. Ей вообще очень трудно в чем-нибудь угодить, но что поделать, с фуа-гра нынче в стране напряженка. Завершив все важные мероприятия и всячески позаботившись о Лаврентии, занялись детективно-следственными делами, а именно: позвонили в «Альфадент» и выяснили, что Маршавин Дмитрий Валентинович не работает сегодня.
– А завтра?
– Завтра работает. Вас записать?
– Нет, спасибо, не надо.
Поставив аппарат на диван рядом с собой, я посмотрела на подругу.
– Ну что, поедем?
– А есть другие варианты?
– В общем-то, нет.
– Значит, едем.
И мы поехали, вооружившись до зубов фото-аудиотехникой и фальшивыми удостоверениями.
Всю дорогу думали, как себя вести с Маршавиным, что ему говорить и как вызвать на откровенный разговор.
– Может, сказать ему, что хотим заказать кого-нибудь неугодного? – внесла нелепое предложение Тая, забираясь в маршрутку.
– Очень умно! – я примостилась на самом неудобном в маршрутке месте – спиною к водителю, а значит, мне всю дорогу придется «работать кондуктором» и передавать туда-сюда деньги. – Он же видел твое удостоверение!
– Ах, да, как-то вылетело из головы. Тогда…
– Давай приедем, выйдем и ты мне все расскажешь!
Как-то не хотелось мне, чтобы все пассажиры «газели» слушали наши сверхсекретные разговоры. Даже не знаю, как Таисия продержалась с закрытым ртом целых семь минут, должно быть нелегко ей дался этот подвиг. Маршрутка остановилась у метро, мы выбрались наружу и Тая сразу же затарахтела.
– Ну тогда скажем, что мы частные детективы, расследуем дело… дело… к примеру, дело Эммы Одинцовой.
– Какое «дело Эммы Одинцовой»? – Я надвинула поглубже капюшон куртки. Дул холодный, остро пахнущий снегом ветер – зима совсем уже близко подобралась. – Ее смерть была признана самоубийством.
– А мы скажем, что нас наняла ее сестра, желая докопаться до правды, дескать она до сих пор не верит в самоубийство Эммы.
Мы поднялись на платформу метро и встали в очередь в кассу.
– А каким таким боком к этому причастен дантист? Как мы на него вышли?
– Разговариваем и расспрашиваем всех знакомых и друзей покойной, а о том, что он был знаком с Эммой, бывал у них в доме, нам рассказал ее приемный сын.
– А если Маршавин упрется рогом в землю и скажет, что не был знаком с Эммой и никогда не бывал у нее в доме?
– Тогда пригрозим ему очной ставкой!
Надо же, какая деловая…
Купив карточки, миновали турникеты и забежали в вагон уже стоявшего у платформы поезда.
В «Альфаденте» снова было пусто, не наблюдалось почему-то желающих отремонтировать клыки с резцами, за справочно-регистрационной конторкой сидела все та же симпатичная молоденькая медсестричка. К ней и мы лыжи и навострили.
– День добрый! – суровым тоном произнесла Тая, моментально входя в роль «мента позорного». – У нас к вам есть пара вопросов!
– Да-да, конечно, – приветливо улыбнулась девушка. – Что вы хотите узнать?
– Домашний адрес Маршавина Дмитрия Валентиновича! – еще суровее произнесла Тая – ментозавр.
Миловидное личико девушки удивленно вытянулось, а в глазах зажглись вопросительные знаки.
– Видите ли, мы из детективного агентства, – на всякий случай я полезла в сумку за липовыми корочками, – расследуем один несчастный случай и нам нужно поговорить с Дмитрием Валентиновичем, возможно, он помог бы следствию.
– Из детективного агентства? – девушка так растерялась, что даже побледнела. – А-а-а-а…
– Не беспокойтесь, ваш доктор ни в чем не виноват, он просто может оказаться важным свидетелем, понимаете? Дайте нам, пожалуйста, его адрес.
– Я даже не знаю… – она поднялась со стула, обратно села, снова поднялась, лицо ее было уже не только растерянным, но и отчего-то напуганным.
Ничего себе правила в этой больнице! Ее что, выведут во двор и расстреляют за то, что она даст нам адрес дантиста? С грехом пополам мы все-таки добились своего и девушка записала нам вожделенный адрес на голубом квадратике стикера, при этом она так волновалась, что у нее руки дрожали. Нет, ей нужно срочно менять работу, срочно, такая молодая, а уже такая нервная.
Проживал засекреченный дантист-душегубец на метро Автозаводская в старой страшной пятиэтажке, чему мы не могли не удивиться. Мы с подругой всегда полагали, что зубной врач должен неплохо зарабатывать, а уж наемный убийца так и вовсе как сыр в масле кататься обязан, а если ловкач еще и совмещает две таких доходных работенки, то вполне можно наскрести на красивую квартирку в приличном доме с камуфлированной охраной. Домофон в двери очень кстати оказался сломан, что не могло не радовать, не надо было мерзнуть и ждать, пока какой-нибудь жилец нас впустит, а названивать в квартиру убийце и предупреждать о нашем визите мы не желали. Поднявшись на второй этаж, мы остановились у металлической двери с цифрой 8, отдышались, собрались с мыслями, с духом, набрались храбрости, смелости, борзости…
– Давай, звони, – шепнула Тая, переступая с ноги на ногу.
– Чего это я? Сама звони.
– Ты ближе к звонку стоишь.
Вот ведь бестия продувная, везде выкрутится! Что делать, пришлось затаить дыхание и тыкать неуверенным пальчиком в кнопочку. Тр-р-р-рак! Тр-р-р-рак! Мы поспешно состряпали внимательно-напряженные детективные лица, сурово глядя на кругляшок глазка. Открывать нам никто не поспешил. Я еще пару раз нажала на кнопочку, звонок послушно протарахтел, но результат остался тем же.
– Его нет дома, – разочаровалась Тая. – Есть тут где-нибудь поблизости кафешник?
– Я этого района совершенно не знаю.
– Не будем же мы его дожидаться в подъезде!
– Не кричи на весь дом, сейчас выйдем и поищем кафешник.
Что за человек, а? Чуть что сразу возникать и возмущаться начинает. Для верности я еще пару раз позвонила, хоть и понимала, что не услышать такой громкий, резкий звонок может только доктор, злоупотребляющий наркозом на дому.
– Пойдем уже, ясно, что дома никого нет.
– Идем.
Но, перед этим я зачем-то взялась за дверную ручку, опустила ее вниз и потянула на себя. И железная дверь отворилась.
– О боже… – испуганно прошептала Тая, – дверь что, открыта?
– Похоже, да.
Я тоже разволновалась, ведь ни разу еще в нашей практике открытые двери в квартиру до добра не доводили. Однако, за железной дверью оказалась еще одна – простенькая деревянная. С замиранием души и тела, я осторожно взялась за ручку, будто она могла оказаться раскаленной, и попробовала открыть. Деревянная дверь не поддалась.
– Странно, – я на всякий случай постучала.
– Ты уверена, что она заперта? Отойди, дай-ка я попробую.
Тая бесцеремонно оттеснила меня в сторону, подергала ручку, потянула на себя, затем навалилась всей своей немаленькой тушкой и толкнула как следует дверцу. Что-то щелкнуло, громко хрустнуло и дверь подалась внутрь.
– Тая, что ты наделала! Ты замок, что ли сломала, злобный бегемот?!
– Да какой тут замок, одно название, – она потрогала пальцем «собачку» хлипкой защелки.
– Теперь Маршавин сам нас может засадить за вторжение в его квартиру!
– Мы же не грабить его идем, так, просто, посмотрим, что там к чему. Всегда хотела посмотреть, как живут простые российские киллеры. – Тая приоткрыла дверь и заглянула в прихожую. – Идем, позырим.
– А если он вернется с минуты на минуту? Вдруг в магазин отошел?
– Тогда он удивится и обрадуется, увидав в своей квартирке сразу двух прекрасных мадмуазелей. Идем, идем, пока соседи не повылезали.
Прикрыв за собой обе двери, мы тихонечко полезли в квартиру простого российского киллера.
Глава девятнадцатая
Где-то в квартире едва слышно тикали часы, больше тишину ничто не нарушало. Первым делом мы заглянули на кухню и мой наметанный и завистливый до чужого добра глаз мигом отметил и оценил шикарную мебель и обстановку. Вроде и кухня не больше моей, а как все замечательно распланировано и обставлено! И вот как раз о такой кофеварке я совсем недавно мечтала… иш ты, новенькая совсем…
– Сена, куда ты лапы тянешь к чужому имуществу! – зашипела Тая. – Идем дальше!
Ну, дальше, так дальше. Заглянули в спальню и направились в зал. Вот там-то нас сюрприз и поджидал.
– Ой, – Тая резко затормозила в дверном проеме, – черт подери…
В одном из двух мягких кресел у полированного сервировочного столика, сидел облаченный в черных халат с большими белыми иероглифами господин Маршавин собственной персоной. Положив руки на подлокотники, сидел он неподвижно и смотрел прямо на нас. На столике кроме квадратного широкого стакана, на четверть полного золотистой жидкостью больше ничего не было.
– Ой, – Тая резко затормозила в дверном проеме, – черт подери…
В одном из двух мягких кресел у полированного сервировочного столика, сидел облаченный в черных халат с большими белыми иероглифами господин Маршавин собственной персоной. Положив руки на подлокотники, сидел он неподвижно и смотрел прямо на нас. На столике кроме квадратного широкого стакана, на четверть полного золотистой жидкостью больше ничего не было.
– Здравствуйте, – залепетала Тая, – извините, что вот так вот ворвались, но мы звонили, стучали… у вас там открыто было…
Маршавин никак не отреагировал. Он, в общем-то, даже и не моргал.
– Тай, тише, – я оттеснила подругу и зашла в комнату. – Извините, с вами все в порядке?
Ноль реакции.
– Чего это с ним? – прищурила внимательные глазоньки подружка. – Дмитрий Валентинович, вы нас слышите?
– Боюсь, что нет, – я подошла поближе к хозяину дома. – Похоже, он мертв.
– Да ладно, с чего ты взяла?
– У него глаза стеклянные, веки не моргают и он никак не реагирует на наше появление – достаточно?
Борясь с противоречивыми чувствами, я двумя пальцами коснулась его шеи и отдернула руку – кожа была мертвенно-холодной. Меня всю передернуло с ног до головы от отвращения.
– Да, Таечка, он мертв окончательно и бесповоротно.
– Да как он мог! – возмутилась Таечка, подскакивая поближе к телу, чтобы рассмотреть подробности. – Мы уже практически дело раскрутили, а он взял и помер! Как он мог так подло уйти от ответственности?! Негодяй!
– Тише ты, не шуми, имей хоть какое-то уважение к покойному, – я смотрела по сторонам, разглядывая обстановку.
– А он к нам уважение имел? Столько времени, столько сил! Чуть не отравил меня, поганец! А теперь сидит тут! В халате! Как ни в чем не бывало!
– Захлопни хлеборезку наконец! – рассердилась я. – Может, предложишь еще над трупом надругаться, чтоб не так обидно было?
На столе у окна красовался жидкокристаллический монитор и системный блок. Время от времени на системном блоке мигали индикаторы… или как там называются эти зелененькие и желтенькие огонечки, что навело меня на мысль о том, что компьютер не выключен. Подойдя к столу, я тронула мышку и монитор мгновенно вспыхнул. На экране возник вордовский документ с текстом. Пододвинув стул, я присела и погрузилась в чтение. Чтение оказалось более чем увлекательным – это было предсмертное послание Маршавина Д. В. человечеству. Покойный откровенно повествовал о своем выдающемся криминальном пути, о том, как пять лет назад ему впервые пришла в голову мысль о таком оригинальном способе убийства – Маршавин занял у своего знакомого денег на покупку квартиры и решил не отдавать. Убийство сошло с рук и дантисту пришла новая блистательная идея в его больную голову – стать киллером и работать под заказ. Маршавин не сомневался, что раскрыл «формулу идеального убийства», убийства чистого и гладкого, без улик и без свидетелей. Желающих воспользоваться его услугами долго дожидаться не пришлось и Дмитрий начал работать на группировку Михалыча, выполнял заказы, убирал неугодных граждан, параллельно Маршавин и сам иногда проявлял инициативу – брал деньги в долг и убирал кредитора. Опьянев от того, как просто и безнаказанно оказывается можно убивать людей, Дмитрий Валентинович не отказал себе в удовольствии отравить своего бывшего преподавателя по мединституту просто потому, что профессор, по его мнению, незаслуженно пил его кровь и неоднократно ставил под вопрос Маршавинское пребывание в Альма Матер. Завершалось чистосердечное признание тем, что Дмитрий глубоко раскаивался в содеянном, сетовал, что совсем сошел с ума, что боится сам себя, боится, что после убийства профессора начнет косить народ на право и налево просто ради удовольствия. Идти с повинной и садиться за решетку на всю оставшуюся жизнь он не желает, поэтому уходит из жизни добровольно, приняв смертельную дозу таблеток, растворенных в виски.
– Зашибись! – подытожила Тая, она стояла за моей спиной и тоже читала текст. – Ну, разве он не мерзавец после этого? Все расследование нам обос…
– Погоди, – я снова и снова просматривала текст, – погоди…
– Сен, я не хочу «годить», пошли отсюда, а? – Подругу так расстроило вероломное самоубийство Маршавина, что она едва не плакала от печали и злости.
– Ладно, – я оставила компьютер в покое, встала из-за стола и снова огляделась. Что я хотела найти, я и сама не знала. Осмотрела комнату и пошла в спальню.
– Ты куда?
– Сейчас, минуточку.
Симпатичная обстановка, без излишеств, видно, что мебель дорогая… немного небрежно заправленная двуспальная кровать… Хм, почему же покрывало так небрежно брошено, ведь кругом такой идеальный, прямо медицинский порядок? Взявшись за край, я аккуратно приподняла покрывало, посмотрела на смятые простыни, скомканные подушки…
– Сен, ты чего такое делаешь, а?
– Ничего особенного, – я отошла от кровати, – давай еще на кухню заглянем.
– Кофеварку хочешь забрать? Тогда я тоже что-нибудь прихвачу, ладно?
– Нет, я ничего не собираюсь забирать!
Зайдя на кухню, я открыла дверцу шкафчика под мойкой, вытащила мусорное ведро и заглянула внутрь. На самом дне лежали две пустых упаковки от таблеток. Двумя пальцами я вытащила одну, извлекла вкладыш из коробочки, бросила ее обратно и поставила ведро на место.
– Нашла что-нибудь интересное? – Тая наблюдала, как я убираю листок-вкладыш в сумку.
– Просто хочу узнать, каких таблеток он наелся.
– Мы не хотим сделать пару-тройку снимков?
– Зачем? Приедет следственная бригада и пускай снимают в свое удовольствие. Все, пойдем.
Посмотрев в дверной глазок и убедившись, что на лестничной площадке никого нет, мы тихонечко покинули жилище совестливого убийцы.
Домой добирались в сложном душевном состоянии и почему-то мысли позвонить Горбачеву даже не возникло. На подступах к дому я произнесла задумчиво:
– Давай какого-нибудь винища купим.
– Давай! – радостно поддержала инициативу Тая.
Денег хватило аккуратно на две бутылки «Каберне» и коробку замороженных котлет по-киевски. Забросив продукты и напитки домой, взяли Лаврентия и все вместе отправились на прогулку. Хоть и время было не урочным, но так уж получилось, что совместили дневной и вечерний променад. Школьный двор пустовал, ученики уже разошлись, собачники еще не появились, так что Лаврухе пришлось развлекаться в одиночестве, однако моего самодостаточного песлера это ничуть не расстроило. Я отпустила его с поводка и Лаврик бодро потрусил к ближайшим елкам. Проводив взглядом обожаемую «тумбочку на ножках», я полезла в сумку и достала листок-вкладыш, желая узнать, что же за таблетки такие избрал Маршавин для собственных проводов на тот свет.
– Что там написано? Читай вслух! – потребовала неугомонная подруга.
– Я эти медицинские термины и не выговорю… а, вот показания: артериальная гипертония различного генеза, гипертонический криз. Насколько могу понять, это препарат для снижения давления. Отпускается, кстати говоря, без рецепта.
– Выходит, это довольно безобидное лекарство? – Тая взяла вкладыш и принялась изучать его самостоятельно. – Зачем же ему понадобилось растворять в вискаре целую упаковку…
– Две упаковки.
– Тем более! Зачем понадобилось растворять целых две упаковки лекарства от давления, когда он мог бы просто хряпнуть капсулу цианида? К чему такие сложности?
Я промолчала, наблюдая за резвящимся Лаврентием, пес вовсю наслаждался природой, бегая по свежевыпавшему снегу.
Вернувшись домой, нажарили котлет, наварили вермишели, вскрыли бутылку «Каберне» и продолжили грузиться интеллектом.
– Может нужно позвонить кому-нибудь и настучать на тему трупа в квартире?
– Не надо, пускай посидит пока тихонько, – отодвинув в сторонку пустую тарелку, я закурила. – Тебе не показалось странным?
– Что именно? – Тая деловито подлила нам обеим еще винца.
– Что в своем покаянном послании Маршавин перечислил все свои жертвы, кроме одной?
– Кроме какой?
– Кроме тебя, тундра!
– Ах, да! – всплеснула руками тундра и едва не опрокинула со стола свой бокал. – Как это он про меня-то забыл?! Про меня почему не написал, свинья бессовестная?! Нет, ну вообще в людях ничего человеческого не осталось! Сена, ну что ты молчишь!
– Думаю, – я смотрела, как в соседних домах зажигаются окна. – Вчера, значит, Маршавин был бодр, полон сил и желания отправить к праотцам детективщицу, упорно сующую свой нос в чужой вопрос, и вдруг, ни с того ни с сего, его обуял приступ внезапного раскаяния и он срочно решил отравиться? И даже не подумал вписать имя своей последней жертвы…
– Ты к чему это клонишь? – Тайка нервно взлохматила челку и глотнула винца.
На кухню пришлепал Лаврентий поглядеть, чем это его мамочки занимаются. Он оглядел наш банкет, уселся рядом, положил голову мне на колени и вздохнул.