«Интересное кино вырисовывается», – подумал он и, озаренный догадкой, начал проверять все ящики подряд. Работал он как заведенный, забыв про чай и курево. На это у него ушло почти пять часов. Если кто увидел это со стороны, решил бы, что мужик просто сошел с ума. Двигает тяжеленные ящики, открывает их, рассматривает содержимое, снова, надрываясь, ставит на место. Только вытрет пот со лба носовым платком, запишет что-то в блокнотик и снова, задыхаясь и матерясь, продолжает это странное дело. Откуда только силы?
Но это был своего рода азарт. Инстинкт настоящего хозяина, у которого всю сознательную жизнь все было учтено и разложено по своим местам. По коробочкам, по полочкам, по пакетикам. Не зря он носил прозвище Миша-футляр. И он сейчас понял, что тут произошла крупная подмена. Воровство почти на миллион рублей. В ящиках с одинаковой маркировкой «Уральский металлургический завод, 1976 г.» была разная продукция. Мелом же на каждом написано «проволока сталь». Но в одних титан, а в других действительно сталь. Только год выпуска, возможно, совпадает. Сталь-то совсем дрянная. Ничего не стоит. Такого быть не должно. Он даже не поленился взвесить дорогую титановую проволоку на весах, что стояли при входе на склад. Родин зацепил за боковую ручку длинным крюком и поволок ящик к весам. Выяснил, что каждая партия из фирменного ящика весит тридцать килограммов. Так он проделал с двумя партиями, чтобы уж наверняка. Взвесил таким же образом и стальную проволоку. Тоже дважды. Тут уже двадцать кило, но бухт по количеству столько же, поскольку удельный вес металлов разный.
Во втором часу ночи он вернулся к своему столу, включил чайник, закурил, открыл блокнотик со своими записями и начал подсчет. В итоге вышло, что титановой проволоки осталось всего десять ящиков из сорока. В тридцати же находился чермет. Как школяр, решающий простейшую арифметическую задачу, Михаил наконец обвел карандашом полученный результат и присвистнул: «Если я правильно понял ситуацию, то украли… добра на девятьсот тысяч. Если верить Василичу, что стоимость данного изделия по тысяче за килограмм. Осталось вынести остальное. Аккурат еще на триста. Итого: один миллион двести тысяч рублей. Но это я еще листы не проверил, которые числятся как кровельное железо. Только это уж в следующую смену».
Разумеется, тягать снова тяжелые ящики он был не в состоянии. Тело с непривычки ныло так, что хотелось принять горизонтальное положение и забыться сном. Выпив чаю, он так и сделал. Пошел туда, где был деревянный настил, кинул на него куртку и лег. Прямо как тогда, в обезьяннике, на простой деревянной лавке. Жестко, но спать можно. Если никто не мешает.
* * *В ту ночь Родин практически не спал. Так, дремал, отвернувшись лицом к стене. А потому сразу почувствовал, как чья-то рука стала нагло пробираться в задний карман его штанов. Он резко вскочил и саданул в лицо рыжебородого бомжа. Тот упал навзничь, не издав ни звука. Тут же подскочил второй, что был в рваной куртке. Но не нападать на обидчика, а поднимать товарища. Все происходило в полнейшей тишине, чтобы не привлечь внимания со стороны правоохранительных органов в лице толстопузого дежурного. Иначе всем достанется. Бомжи это знали.
– Ну ты и гнида, – тихо прошепелявил рыжебородый, потирая скулу. – Ну, дай, что ль, курить, сил нет.
– Правда, мужик, угости. Чё там, свои люди, – взмолился «рваный», заботливо усаживая рыжебородого на лавку.
– Никогда вы мне своими не будете, – мрачно буркнул Михаил, но сигарет дал.
Как говорится, никогда не говори «никогда». Родин и предположить не мог, как потом все обернется.
Утром бомжей выпустили, а Михаил, хоть и потребовал от дежурного милиционера объяснить происходящее, остался без внимания. Но к обеду, который ему никто не удосужился дать, равно как и завтрак, пришла Галочка. Дежурный подвел ее к решетке, за которой томился пленник, и, сказав, что у нее есть десять минут, удалился. На появление жены Родин практически не прореагировал. Во всяком случае, внешне он оставался спокоен. Лишь искоса глянул на нее и снова уставился в пол, продолжая сидеть на жесткой деревянной лавке.
– Миша, – тихо позвала Галочка. – Ты как?
Ему очень хотелось ответить: «Превосходно», но он промолчал.
– Миша, я все знаю. Ну, зачем ты так? Валер… капитан Самойленко написал на тебя заявление. Миша, это срок! Ну что ты молчишь?
Галочка не знала, как сейчас себя вести. Она лишь знала, что надо спасать мужа. Отца своих детей. Но какой ценой? Валерий поставил ей определенное условие:
– Вот что, девочка моя, твой идиот напал на меня. Неожиданно. Можно сказать, из-за угла. Я ничего не успел сделать. Я, конечно, понимаю его как рогоносца, но так тоже нельзя. И я хочу его посадить. Да! Не надо, пожалуйста, охать. Послушай меня внимательно. Он уже не человек, который может нормально содержать семью. Нет, нет, не возражай мне сейчас, а слушай. Рано или поздно он сопьется. Уж я‑то повидал таких списанных из армии вояк. В лучшем случае он так и будет работать сторожем в магазине. Образования-то у него нет, кроме прапорских курсов. Правильно? А я – кадровый офицер. Я на хорошем счету. У меня идет карьерный рост. Но не это главное. Главное, я тебя люблю. И твоих детей приму, как родных. А что даст им он? Тем более что у него теперь будет срок. Уж я‑то, при моих связях в этом городе, расстараюсь. Но у меня есть к тебе предложение. Пока он сидит в обезьяннике. Заявлению я еще не дал хода. Но дам, если сейчас откажешься принять это предложение. За тебя стану бороться до конца. Надо быть дураком, чтобы не воспользоваться таким подходящим моментом. Ты согласна?
Галочка, с ужасом слушая его монолог, не сразу поняла, на что должна согласиться. То ли это уже прозвучало предложение выйти за него замуж, то ли предстоит услышать нечто другое? Но что именно, она боялась спросить. Она молчала, прислонившись к стене в коридоре, и смотрела в глаза Самойленко, как завороженный кролик на удава. И понимала, что приперта к этой стене реально.
– Так ты согласна? – повторил капитан свой вопрос, беря ее за плечи, словно пытаясь встряхнуть ото сна.
– На что? – прошептала она.
– Я забираю свое заявление, а ты подаешь свое.
– В смысле?
– В смысле на развод. А потом мы подаем еще одно. В смысле в ЗАГС, – довольно ощерился он акульей улыбкой.
– Погоди, Валера… я… – попыталась возразить Галина, отстраняя его руки. – Так нельзя. Надо…
– Ничего не надо, – притянул к себе женщину Самойленко. – Ты ведь сама говорила, что без ума от меня. Так чего тянуть? Я развелся. Твой – конченый человек. Что еще надо? Какие аргументы?
«Да, я была безумна, когда связалась с тобой, – подумала про себя Галина. – Воистину, если Бог захочет наказать человека, он лишит его разума. Что ж, за все надо платить. Если сейчас не принять предложение Самойленко, никто от этого не выиграет. Михаил сядет, я останусь без средств к существованию, или мне придется искать работу. Но самое главное – что скажет муж? Мы ведь так и не поговорили с ним. А может, он первый хочет со мной развестись? И что тогда? Мои жертвы будут напрасны? Нет, сперва надо увидеть его, поговорить, а уж потом делать выводы», – решила она, а вслух сказала:
– Валера, давай не будем торопить события. Так дела не решаются.
– Что ж, давай. Пусть Родин посидит еще в обезьяннике. Месяцок. Или два? Сколько тебе надо времени? А уж потом его переведут в следственный изолятор. Ну, это, конечно, как ты решишь. А могут и отпустить. Хоть сегодня.
– А я могу его сейчас увидеть? – попросила она, словно у палача последнее желание. – Мне это очень важно.
– Хорошо. Я договорюсь, чтоб тебя пропустили. Прямо сейчас?
– Да.
– Но я надеюсь, ты примешь правильное решение? – с надеждой заглянул Валерий ей в глаза.
– Я тоже надеюсь. Можно одеваться? – спросила она почти по-военному.
– Лучше, конечно, раздеваться, – пошутил он. – Ладно, я жду тебя у подъезда. Отвезу на машине.
Когда за Самойленко закрылась дверь, Галочка так и осела на пол. Ей нужно было сделать правильный выбор, о котором она не должна пожалеть за всю оставшуюся жизнь. Но так второпях! Это было выше ее разума. Однако соответствовало женским инстинктам. Инстинктам матери двоих детей. С одной стороны, Валерий был прав. Но как же любовь? А любит ли она Михаила? Ведь все-таки изменяла ему. Значит… А что это значит? Привычка? Нет, она не могла в данный момент ответить себе на столько вопросов. Слишком мало у нее времени для четкого осознания стремительных событий. «Будь что будет», – подумала она и пошла собираться.
И вот теперь, стоя чуть поодаль от решетки, Галина ждала, что ответит ей муж. Но он молчит. Что это значит? Мало времени. Мало. Пора.
И вот теперь, стоя чуть поодаль от решетки, Галина ждала, что ответит ей муж. Но он молчит. Что это значит? Мало времени. Мало. Пора.
– Миша, ну скажи хоть что-нибудь! – крикнула Галочка, не в силах сдерживать эмоции.
Михаил перевел на нее тяжелый взгляд:
– Что ты хочешь услышать?
– Я хочу знать, как у нас с тобой… Что теперь с нами будет? – пролепетала она и замерла в ожидании ответа.
– Ну, со мной все понятно. У меня срок впереди. А что будешь делать ты, меня больше не волнует. Живи как знаешь. Еще вопросы есть?
– Нет, я не об этом. Я вообще о нас. У нас по-прежнему семья? Ты, я, дети. Неважно, что будет дальше.
Михаил с минуту молчал, взвешивая «за» и «против». Он понимал, что от его ответа мало что может измениться в их отношениях. Он уже никогда не сможет забыть и принять то, что случилось. Так лучше уж сразу отрубить, чем травить друг друга всю оставшуюся жизнь. Да и какая у них теперь жизнь? Он – за решеткой, она наверняка снова будет путаться с капитаном. Если уж при нем, рядом, так что говорить, когда он будет в местах не столь отдаленных. На свиданки ездить? Сухари присылать с шерстяными носками?
– А дальше ничего не будет, – мрачно изрек Родин и снова стал смотреть в пол.
– В смысле? – с некоторым вызовом в голосе спросила Галочка.
– Никакой семьи у нас больше нет. Так понятно? – буркнул он.
– Ты хорошо подумал? – все тем же тоном обратилась она к нему, подойдя ближе к решетке.
– У меня было время.
И стало ей так обидно от этих слов. Она ведь сейчас в роли жертвы. А он, вместо того чтобы защитить свою женщину, гонит ее. Даже не смотрит в ее сторону, будто она пустое место. А вот Валерий любит. По-настоящему.
Вон как борется за нее. И ждет там, у крыльца. Ждет ее решения, волнуясь и переживая за исход ее переговоров с супругом. В конце-то концов, если Михаил не хочет ее прощать, то хотя бы будет на свободе. Она ему поможет. Это теперь в ее власти. Стоит только дать команду Самойленко.
– Что ж, тогда у меня больше нет вопросов. Хотя… Еще один. Ты о детях подумал? – твердо спросила Галина.
– Хватит и того, что о них подумала ты, – резко ответил Михаил, просверлив ее взглядом. – А теперь иди, видеть тебя не могу!
Галина театрально вздохнула и побрела прочь.
А через полтора часа Родина выпустили, не сказав ничего, кроме как: «Свободен. На выход». Поначалу он так и не понял, что это значит. Спустившись с крыльца, вдохнул свежий воздух, мгновение порадовался небу, затянутому серыми тучами, но тут же окунулся в мрачные, как это небо, мысли. А куда ему теперь идти? Домой?!
* * *Полежав некоторое время на деревянном настиле, даже немного вздремнув, Михаил почувствовал себя отдохнувшим. Перестала ныть спина от тяжелой физической работы, расслабились мышцы, просохла от пота фланелевая рубашка. Даже зябко становится. Надо бы куртку надеть.
Он вернулся к столу и снова включил чайник, вставил в мундштук «Астру», закурил и вновь углубился в свои подсчеты. «Один миллион двести тысяч рублей, если вся партия была с титаном. Не считая прокатных листов! Знать бы поточнее, чего сколько стоит. Попросить, что ли, Марину полазить в Интернете. Или самому попробовать. Ну что я, как отсталый, – размышлял Родин, – совсем выпал из современной жизни. – А может, у Елены Алексеевны спросить, как числится эта проволока и кровельное железо. И есть ли они вообще у них на учете?»
Скоротав время до конца вахты за чаем и решением поставленных задач, Родин открыл дверь и впустил кладовщицу. Она, как и в прошлые разы, пришла чуть раньше восьми.
– Привет, Миша! Как ночь прошла? Без происшествий? – кинула она на ходу, приближаясь к своему кабинету.
– Все нормально, Елена Алексеевна. А как ваше настроение? – вежливо поинтересовался Родин, идя вслед за женщиной. Он уж хотел было задать интересующий его вопрос, но она прервала его:
– Отлично! Да, вот что, ты же у нас новенький. Тебе Вячеслав Николаевич говорил, что мы тоже посменно работаем? Кладовщицы, я имею в виду.
– Директор? Нет, не говорил.
– Я так и думала, что забудет. Ты ведь послезавтра выходишь? Так вот, вместо меня тут будет Надежда Петровна. Рыженькая такая. Пухленькая. Ну, не такая, как я, похудее, – засмеялась Елена Алексеевна. – Она тоже неделю отработает с восьми до восьми, а потом опять я. Понял?
– Так точно, – по привычке ответил Михаил и передумал задавать свой вопрос, решив повременить.
Вечером с работы позвонила Марина. Михаил уже не спал. Готовил ей ужин.
– Привет. Ты проснулся? Как дела? – защебетала она в трубку.
– Нормально. Вот курицу тебе жарю.
– Ой, у меня уже слюнки потекли. Ты у меня умница. Слушай, я тут немного задержусь. Дела кое-какие. Ты покушай без меня. Не жди. Буду часов в десять. Ну, в крайнем случае в одиннадцать. Хорошо? Ты не обидишься?
– Ладно. Давай. Жду, – спокойно отреагировал он, даже не поинтересовавшись, какие такие дела могут у нее быть так поздно.
– Все, целую. Пока. – И она разъединила связь.
Михаил дожарил курицу, отварил вермишель, поужинал наспех, вымыл за собой тарелку, накрыл кухонным полотенцем сковороду и кастрюлю, что стояли на плите, как всегда это делала его бабушка, покурил, выдувая дым в окно, и пошел в комнату, где стоял компьютер Марины. Некоторое время постоял возле него в нерешительности, но все же включил. Он видел, как это делает Марина, она даже пыталась его учить работать с умной машиной, но он тогда не очень этим интересовался. Теперь пришло время вспомнить урок. И поскольку память у него была феноменальная, ему это быстро удалось. Тыкая одним пальцем по клавиатуре, он умудрился войти в Интернет, затем вписал в нужную строку свой вопрос, и через несколько секунд перед его глазами появились голубые столбцы. В каждом было что-то про титан. Но слишком много, глаза разбегаются, что выбрать. Михаил неловко подвигал мышью, стрелка на экране хаотично заплясала. Он чертыхнулся и вернулся на исходную позицию. Теперь дополнил в строку слово «цена». Снова появились голубые столбцы.
– Ага, – вслух произнес он. – То, что надо, – и, с трудом наведя стрелку на нужную строку, щелкнул мышкой.
Перечитав все, что ему предлагалось, он не мог поверить своим глазам. На рынке сбыта проволока из этого металла предлагалась за две тысячи девятьсот рублей за килограмм! Именно этот диаметр. Меньший диаметр шел чуть дешевле. Листы же из титана, такого же размера, что хранились на складе, поставщики предлагали по тысяча триста. Михаил не знал, как в компьютере выйти на калькулятор, а потому просто сделал расчеты в своем блокноте и присвистнул: в настоящий момент оставшиеся десять ящиков с проволокой стоят восемьсот семьдесят тысяч. Если в остальных тридцати была подмена, то плюс два миллиона шестьсот десять тысяч. Итого: три миллиона четыреста восемьдесят. Плюс листы. Пока неизвестно сколько, но если столько же по килограммам, то прибавим еще миллион пятьсот шестьдесят тысяч. В общей сложности получаем пять миллионов сорок тысяч рублей. Превосходно!
Он выключил компьютер и пошел на кухню курить. Пальцы его слегка подрагивали. Но не от невроза. Опять же из-за инстинкта. Так мелко дрожит тело охотничьей собаки, когда она делает стойку на дичь. «Так, спокойно, – сказал он сам себе, выпуская дым в приоткрытую створку окна, – еще ничего не известно. Надо дождаться результатов от Сольникова. Станется еще так, что это никакой не титан. Кстати, завтра уже можно ему позвонить. Или прямо сейчас?»
Родин глянул на часы, что висели над столом. Было уже девять вечера. «Еще не поздно», – подумал он и набрал номер Сольникова.
– Слушаю, – быстро ответил тот.
– Привет, Паша. Это Родин, – представился Михаил, сомневаясь, что бывший одноклассник вписал его имя в свой телефон.
– Понял. Привет.
– Паш, извини, что поздно. Там результат еще не готов?
– А… А! Этот, – едва вспомнил Сольников. – Нет пока. Но я отдал девчонкам. Ты не волнуйся. Сделают все в лучшем виде. Ты завтра позвони. О’кей? Я им с утра напомню. А тебе просто на словах ответ дать? А то если официально, то надо оплату анализа делать. Через кассу, и все такое. Формальности, в общем, соблюсти.
– Да нет, так сойдет. Главное, чтобы точно было.
– Ну, понял. Завтра звони, Мишаня. Ага?
– Спасибо. Спокойной ночи.
– И тебе. Пока.
Будучи немного разочарованным, Михаил пошел в комнату и включил телевизор. А вспомнит ли Сольников завтра о его просьбе? Может, он вообще уже потерял этот кусочек. И где Марина, подумал он наконец о хозяйке дома, пространно глядя в экран, где диктор вещал последние новости.
Марина вернулась в половине двенадцатого. От нее пахнуло алкоголем и, как показалось Михаилу, резким мужским парфюмом, когда она прильнула к нему щекой: