Шеррилин Кеньон РОЖДЕСТВО ТЕМНОГО ОХОТНИКА серия: "Темные Охотники"
Пролог
Рожденный в семье нищих ирландских иммигрантов в начале века, Джеймс Кэмерон Патрик Галлахер появился на свет обиженным на весь мир.
Эта обида усугублялась тем, что рожден он был в подсобке мастерской, которую давно следовало прикрыть, нервной запуганной женщиной, вынужденной вернуться к работе спустя несколько часов после того, как она вытолкнула его в руки алкоголика-отца. Отца, в лучшем случае равнодушного к сыну, и жестокого в худшем.
С момента своего самого первого крика Джейми посвятил жизнь борьбе за уважение. Войне против нищеты, преследовавшей его, пока он рос в ирландских трущобах Нью-Йорка.
В пятнадцать он нашел выход.
Шел 1916, и в жизни Джейми произошли два важных события. Его отец умер, подскользнувшись и свалившись в реку по пути домой после трехдневного запоя. Две недели спустя Джейми взял на работу известный гангстер Алли Малоун, и Галлахер получил возможность поддерживать мать и восьмерых младших братьев и сестер. Жестокий и дерзкий, Алли показал мальчишке такой способ зарабатывать деньги, который заставлял колени его бедной матери ныть от бесчисленных молитв, произнесенных за сына.
Но Джейми это вполне устраивало. Новый стиль жизни позволял покупать матери шелковые подушечки под уставшие колени, а вместо старых дешевых деревянных четок, она теперь перебирала золото и слоновую кость.
Именно четки она швырнула ему в лицо, узнав настоящую правду о сыне: Джейми не был бедным невинным парнем, которого заманили, чтобы использовать в своих целях. К двадцати годам, он сам был жестоким гангстером, с которым все вынуждены были считаться.
Отвергнутый матерью, он дал своему младшему брату приличную работу, чтобы Райан смог позаботится о семье, не посвящая мать в то, что именно нелегальные доходы Джейми кормили их всех.
Джейми научился закрывать свое сердце, не заботиться ни о ком и ни о чем. Он стал Галлахером. Человеком, у которого другого имени не было. Человеком, который никого не подпускал близко, никому не давал возможности себя узнать. Он был холоден, как лед, и тверд, как камень.
До того дня, когда Розали вошла в его жизнь и разбила гранитную оболочку Галлахера. Дочь португальских иммигрантов, она возвращалась домой с мессы.
Джейми налетел на нее, боясь не успеть перехватить партнера по «бизнесу», о котором нужно было позаботиться.
Это был холодный зимний вечер, и снег засыпал город. 11 февраля 1924 – дата осталась выжженой в сердце Галлахера и его душе навечно. В то самое мгновение, когда Розали подняла на него карие глаза, все его тело охватило огнем. Впервые за многие годы Галлахер почувствовал что-то помимо холодной слепой ненависти.
¬¬– Мне так жаль, – прошептала она со своим экзотическим акцентом, отряхивая его дорогой, сшитый на заказ костюм. – Я не заметила вас из-за снега.
– Это моя вина, – поспешил заверить Джейми. Несомненно, любой другой мужчина в его ситуации ударил бы ее или осыпал проклятиями. Эта мысль вызвала в нем волну непонятной ярости.
Они были совершенно не знакомы, и все же его охватывало собственническое чувство по отношению к ней. Чувство уважения. Две вещи, которые Галлахер никогда не испытывал к женщине, которая не входила бы в его семью.
– Розали! – Вскрикнула мать девушки, обернувшись на замешкавшуюся дочь. – Тебе нельзя говорить с такими мужчинами. Сколько раз я должна тебе это повторять. – Она схватила Розали за руку и одарила его умоляющей, подобострастной улыбкой. – Простите мою дочь, сеньор. Она молода и глупа.
– Все в порядке, сеньора, – быстро ответил он. И встретил взгляд распахнутых глаз Розали. Она действительно была красива. Черные волосы, заплетенные в косы, обвивали голову. Они открылись его взору, когда церковная накидка девушки сползла от столкновения. Темно-карие глаза были чисты. Невинны. Совершенно неиспорчены кровавой жестокостью, составляющей всю жизнь Джейми. Более того, ее глаза были добрыми.
Он не хотел, чтобы что-то омрачило их. Сделало жесткими и холодными. Горькими.
Как его собственные.
– Могу я получить разрешение ухаживать за вашей дочерью? – Эти слова вырвались прежде, чем Галлахер успел удержать их. На лице матери застыло выражение чистого ужаса. Белые ирландцы не ухаживают за португальскими женщинами. Общество не потерпит такой вещи.
– Нет, – резко ответила она, уводя свою дочь подальше от него.
Джейми мог бы смириться с этим «нет». Но не Галлахер.
Чтобы найти Розали ему пришлось потратить больше ста долларов на взятки, но она стоила каждого цента. Наплевав на ее родителей, своих партнеров и общество в целом, он сделал ее своей женой 17 Июня 1925 года.
Только Розали знала Джейми. А он умер, стараясь быть с ней рядом, когда она пыталась подарить миру его единственного ребенка, его сына.
Это тоже была холодная ночь. До его тридцать третьего дня рождения оставалось несколько дней. Галлахер знал, что власти преследуют его, знал, что в его окружении завелся крот, несмотря на то, что он пытался заняться легальным бизнесом.
Все это было неважно.
Он был нужен Розали и отказывался подвести ее.
Это решение стоило ему жизни и души.
Рождество
Семьдесят лет спустя.
Новый Орлеан.
Галлахер нахмурился, почувствовав покалывание в затылке. Много лет назад он выяснил, что это ощущение означает присутствие Даймонов поблизости. Он завернул свой изготовленный по спецзаказу Бугатти Атлантик Аэролит в боковую улочку и припарковался.
О да, ощущение осталось, и стало даже сильнее. Он вышел из машины и остановился, забирая вещи. За последние семьдесят лет он был в Новом Орлеане всего несколько раз и, несмотря на то, что город практически не изменился, у него заняло несколько минут, чтобы вспомнить расположение Французского квартала.
Лунный свет проходил сквозь кованые заборы и свисающие ветви деревьев, освещая старые кирпичные здания. Джейми слышал слабые звуки смеха и музыки, и шипение проезжающих машин. Он склонил голову, прислушиваясь в надежде, что узнает, где находятся Даймоны.
Раздался крик.
Поспешив на звук, он пробирался по задним улочкам, пока у одной из мусорных куч не нашел молодую женщину, окруженную четырьмя Даймонами. Пятый уже успел впиться клыками ей в шею.
В ярости Галлахер бросился на них. Они слаженно ответили на атаку, но это им не помогло. Пара хороших ударов, одно быстрое движение к груди и они стали частью истории.
Галлахер подбежал к женщине и присел рядом с ней. Он мягко развернул ее и обнаружил, что ей не больше двадцати. Он выругался, проклиная судьбу, которая свела ее с Даймонами.
К счастью девушка все еще была жива, хотя дыхание давалось ей с трудом. Джейми вытащил носовой платок с монограммой из кармана пальто и использовал его в качестве самодельной повязки поверх ужасной раны на шее.
Передвигаясь очень быстро, он отнес ее в свою машину, а затем поспешил к ближайшему отделению скорой помощи, где узнал, что персонал больницы не горит желанием принимать неизвестных женщин, которых привозят незнакомцы в окровавленной одежде.
Попросив Ника Готье поговорить по телефону с администратором госпиталя, и убедившись, что незнакомой девушке будет оказана помощь, Галлахер глубоко вздохнул.
Он болтался по больнице, чтобы убедится, что девушка будет жить. Джейми волновался и не мог усидеть на одном месте, пока персонал занимался пациенткой, поэтому бродил по коридорам. Больница была украшена к праздникам. Зеленые и красные гирлянды и пуансеттия делали стерильно белые стены теплее. Пара медсестер и молодых посетительниц призывно улыбнулись ему, проходя мимо. Но с другой стороны, так было всегда. При росте в шесть футов и четыре дюйма[1] с черными волосами и глазами, он обладал хорошо развитой мускулатурой и подтянутым телом. Парней такого типа дамы обычно замечают.
Он никогда не гордился этим. Галлахер принимал как данность, что женщинам нравится смотреть на него, и они частенько делают ему различные предложения. И, несмотря на то, что он практически поддался соблазну раз или два за эти десятилетия, он никогда не касался другой женщины.
Только не когда его жена еще жива. Галлахер мог нарушить все известные законы, но клятв он не нарушал никогда. Особенно клятв, данных тем, кого он любит. Даже после смерти Розали у него не было желания касаться другой женщины. Поэтому Галлахер просто вежливо кивнул им и прошел дальше.
Вскоре он оказался в педиатрическом отделении. В животе свернулся узел, когда он понял, куда попал. Однажды он надеялся добраться до больницы, чтобы увидеть сына.
Ему не удалось.
В дикой спешке он бездумно покинул офисное здание и пытался сесть в машину, когда понял, что окружен копами.
Галлахер, никогда прежде не уклонявшийся от драки, поднял руки. Ради Розали он был готов сдаться.
Они пристрелили его на улице, словно бешеное животное.
Не зная, как справится с воспоминаниями, Галлахер был готов развернуться и уйти, когда нечто странное привлекло его взгляд…
Он увидел необычного эльфа, одетого в красную рубашку Санты с очень короткой красной юбкой и красно-белыми гольфами, которые исчезали в паре шнурованных черных армейских ботинок. Она пела с группой детишек, голос ее в своей красоте мог бы посоперничать с хором ангелов. Девушка была высокой и пугающе привлекательной со странными красно-карими глазами, которые скорее всего были линзами, заостренными ушами и черными волосами с полосками красного.
Но больше всего Галлахера шокировал мужчина рядом с ней.
Ашерон Партенопайус. Славный лидер Темных Охотников сидел на полу, в окружении детей, играя на черной гитаре и подпевая женщине.
Галлахер был поражен этой сценой. Он знал Эша много лет, но никогда не видел его расслабленным. Обычно Ашерон окружал себя аурой холодности и смертельной опасности. Она предупреждала людей держаться на расстоянии, если они хотели жить.
Но это был не тот Эш, которого он видел сейчас. Человек на полу сам выглядел, как ребенок. Добрый и открытый. Глубокий голос Эша сливался с голосом эльфийки, когда они пели «Впусти немного любви в свое сердце» Джеки Десхана.
– Не каждый день такое увидишь, да? Два гота, устраивающие рождественскую вечеринку для больных детишек.
Галлахер обернулся и увидел рядом чернокожую женщину-доктора. Она выглядела уставшей, но радостной, наблюдая за Эшем и его эльфийской помощницей, развлекающими детей.
– Не то слово,– ответил Галлахер.
Доктор улыбнулась.
– Надо признать, я не сразу привыкла к такому, когда начала тут работать пару лет назад. Я думала, что это шутка, когда мне впервые рассказали о Готе-Хранителе и его детском фонде.
Галлахер приподнял бровь, услышав прозвище.
– Так он часто тут бывает?
– Каждые пару месяцев или около того. Он всегда приносит подарки для детей и персонала и играет с малышами.
Галлахер не был бы удивлен больше, даже если бы она сказала, что Эш каждый раз сжигает госпиталь до основания.
– Правда?
– Да. Мы думаем, что он, скорее всего, богатый ребенок, которому хочется творить добро. Самая удивительная штука в том, что дети становятся абсолютно спокойными и послушными, всякий раз, когда он приходит. У них снижается давление, и пока он здесь им не требуется обезболивающее. Когда он уходит, они спокойно спят часами. А лучше всего то, что у пациентов с раком наступает ремиссия на несколько недель после этого. Я не знаю, что такого есть в этом молодом человеке, но он действительно меняет их жизнь к лучшему.
Галлахер мог это понять. Каким бы пугающим не был Эш иногда, было в атланте что-то странно успокаивающее.
Как только Эш понял, что Галлахер здесь, на его лицо упала пелена. Юмор в глазах погас, а сам Эш заметно напрягся. Он снова стал мрачным лидером с девизом «пленных-не-берем», которого Галлахер хорошо знал.
Как только закончилась песня, Эш протянул гитару одному из старших детей и извинился. Он встал и покинул комнату в своей обычной свободной манере хищника. На его лице ничего нельзя было прочесть, когда он скрестил руки на груди и подошел к Галлахеру.
– Святой Эш – кто бы мог подумать?
Эш пропустил его комментарий мимо ушей.
– Что ты тут делаешь?
Галлахер пожал плечами:
– Просто проходил мимо.
Эш склонил голову:
– Мимо проходил? В последний раз, когда я проверял, Чикаго находился к северу от Батон Руж[2] , а не к югу.
– Знаю. Но раз уж я был так близко, то думал заглянуть в «Убежище» и пожелать всем счастливого рождества.
Эш прислушался к мыслям Галлахера и позволил чувствам мужчины проникнуть в себя. Жена Джейми умерла от старости прошлым летом и ее смерть сильно потрясла ирландца.
«Услышав» о ее смерти, Эш тут же отправился к Джейми лишь для того, чтобы узнать: Джейми нарушил Кодекс и навещал ее, пока она была в госпитале.
Эш решил закрыть глаза на это нарушение. Он мог не знать любви человеческого существа, но понимал тех, кому повезло ее иметь.
– Знаешь что? А почему бы тебе не остаться до Нового года, раз уж ты все равно здесь?
Джейми фыркнул:
– Мне не нужна твоя жалость.
– Это не жалость – это приказ. Поскольку Кириан отошел от дел, Талону может понадобиться помощь. В это время года ситуация ухудшается. Даймоны направляются на юг, туда, где теплее и люди выходят на улицы отмечать Новый год.
– Ты спятил или как?
Прежде чем Эш успел ответить, эльфийка вышла из палаты, прижимая к своему бедру малыша.
– Акри? – позвала она Эша странным певучим голосом. – Могу я его оставить себе? – Она потрепала пухлую ножку, выглядывающую из-под больничного халата. – Смотри, он – хорошая еда. Тут много жира.
Черноволосый малыш рассмеялся.
– Нет, Сими, – твердо ответил Эш. – Ты не можешь оставить ребенка себе. Его мама будет скучать.
Она надулась.
– Но он хочет домой с Сими. Он сам так сказал.
– Нет, Сими, – повторил Эш.
Она обиженно засопела:
– Нет, Сими, никакой еды. Бла-бла-бла. Твой папочка тоже такой зануда? – Спросила она у малыша.
– Не-а, – ответил он, вцепившись руками в один из ее красно-черных рожек.
Эш вздохнул.
– Сими, отнеси ребенка обратно.
Она подошла к нему ближе.
– Ладно, поцелуй меня и я пойду.
Эш выглядел так, словно ему было жутко неуютно, когда он взглянул на Галлахера, а потом снова на нее.
– Только не перед Охотником, Сими.
Она издала странный животный звук, глядя на Галлахера.
– Сими хочет поцелуй, акри. Я буду ждать сто лет. Ты знаешь, что я это могу.
Сказать, что Эш выглядел недовольным, было бы явным преуменьшением. Он наклонился и быстро поцеловал ее в бровь.
Она засветилась от гордости и ушла с малышом.
– Кто это? – спросил Галлахер, – Или лучше спросить – что это?
– Если коротко, то тебя это не касается. – Эш потер рукой лоб, как будто ему было больно. – Так на чем мы остановились?
– Я спросил, почему ты предоставляешь мне временные обязанности в Новом Орлеане?
– Потому что Талону может потребоваться помощь.
– Интересно мне знать, что сказал бы сам Талон?
– Он сказал бы не бесить меня.
Галлахер издал полусмешок:
– Ладно, тогда я воспользуюсь советом и приму твое предложение.
Эш наблюдал за девушкой в палате.
– Ты можешь остановиться у Пельтье в Убежище. А мне лучше пойти прямо сейчас, пока один из тех детишек не очутился на коробке с молоком[3].
Галлахер увидел, как Эш поспешил в палату, где отобрал у своей спутницы маленькую девочку и усадил ее в сторонку. Эльфийка, пританцовывая, двинулась к другому ребенку.
Пытаясь избавиться от ощущения странности, Галлахер встряхнул головой и направился к лифту, чтобы снова попасть на нижний этаж и узнать о состоянии его пациентки. Медсестра сказала ему, что с ней все будет в порядке. Галлахер вздохнул с облегчением.
Медсестра поднялась со стула и потрепала его по руке.
– Пройдите со мной, – сказала женщина, указывая головой позади себя, – Она хочет поблагодарить вас.
– Мне не нужна благодарность.
– Не стоит так. Благодарность нужна нам всем. Пойдемте.
Прежде чем он успел остановить себя, Галлахер позволил медсестре провести себя в маленькую палату скорой помощи со шторой вместо двери. Невысокая брюнетка сидела на кровати с огромной повязкой на шее. Большие зеленые глаза были слегка затуманены, но прояснились, как только она взглянула на него. Медсестра оставила их одних.
– Это вы спасли меня? – спросила она.
Чувствуя смущение, он кивнул.
Девушка теребила одеяло, которым была укрыта.
– Спасибо. Правда.
– Не за что. Я просто рад, что нашел вас вовремя.
– Да, я тоже.
Галлахер повернулся, чтобы уйти.
– Ладно, мне нужно…
Он замер на полуслове, когда симпатичная молодая женщина отодвинула занавески и вошла. Она была высока, что-то около пяти футов десяти дюймов[4] с черными волосами и голубыми глазами.
–Дженна! – воскликнула она, увидев подругу на кровати. – Слава богу, с тобой все в порядке. Леди на телефоне сказала, что на тебя напали. Глаза Дженны заполнились слезами.
– Я не знаю, что произошло. Я шла к машине, а потом больше ничего не помню. Если бы не он, я была бы мертва.
Девушка повернулась и замерла. Она глядела так, словно увидела призрака.
Галлахер пристально глядел на нее в ответ.