Чтобы снять этот «блок», русским нужен небольшой обходной маневр. Достаточно отойти на шаг и сказать: хорошо, вы не хотите слышать о нашем праве на государство (вспомним процитированные в предыдущей главе выдержки из статьи президента о национальном вопросе[15]). Но как насчет нашего права на идентичность?
Применительно к коллективным общностям оно, по сути, равнозначно праву на жизнь, поскольку речь идет о возможности народа воспроизводить себя в поколениях с помощью тех или иных культурных текстов, формул лояльности, повседневных практик. «Таким правом, – фиксирует патриарх в своем выступлении на XVIII ВРНС, – безусловно, обладает и русский народ».
Это тезис одновременно банальный и революционный. Ведь в основу нашей национальной политики, унаследованной с советских времен, был заложен прямо противоположный ленинский принцип: «Большая нация обязана добровольно пожертвовать своими правами в интересах малых наций».
Основная повестка русского вопроса сегодня заключается не в приобретении каких-то особых прав, а в преодолении «заветов Ильича» в национальной политике, признании того, что большой народ, так же как средние и малые народы, имеет право заботиться о себе.
После серии масштабных дерусифицирующих экспериментов ХХ века нам необходима планомерная реабилитация русской идентичности. В частности, актуально создание механизмов лоббирования соответствующих этносоциальных, этнокультурных интересов на всех уровнях. Формы этой деятельности требуют отдельного разговора. Хорошо, что Собор по меньшей мере ставит эту проблему, заявляя о необходимости «разработки государственной программы, посвященной этнокультурному развитию русских»[16].
Какими должны быть приоритеты этой «реабилитирующей» политики идентичности? Вероятнее всего, она должна идти как раз по тем направлениям, на которых советской национальной политикой был нанесен основной удар. Перечислим некоторые из них.
1. Восстановление широкого культурно-языкового понятия «русскости». Советский дискурс «национальности», как уже было сказано, блокировал интегративный потенциал русской идентичности. Благодаря его воздействию в наши дни огромные массы носителей русского языка и культуры придерживаются фиктивных идентичностей, отсылающих к совершенно иным языковым и культурным традициям, к которым они де-факто не принадлежат, но «приписаны» по рождению. «В XIX веке старый принцип «русский тот, кто русской веры» стал заменяться принципом «русский тот, кто говорит по-русски», и это было частью общеевропейского процесса по формированию наций на основе языкового критерия. Это не было сменой прежних понятий, но лишь их секуляризацией: критерий языка межчеловеческого общения заменял критерий языка богослужения. Однако у русских этот процесс был прерван событиями 1917 года»[17]. Возвращение к широкому, культурно-языковому пониманию русской идентичности позволит существенно усилить ее гравитацию и снять табу на ее использование в качестве основы политической интеграции общества. На практике это должно означать целенаправленную и планомерную коррекцию понятийного аппарата национальной самоидентификации на уровне законодательства, системы образования, СМИ, системы демографического учета.
2. Актуализация классической (аристократической) культуры как эталона русского самосознания. Как уже было отмечено, псевдодеревенский самообраз, лежащий в основе современной русской идентичности, наравне с гибелью собственно русской сельской культуры делает русскую идентичность непривлекательной и анахроничной. Любое обращение к национальным истокам наталкивается на сниженные ассоциации с «квасным» и «лапотным» патриотизмом. Это способствует денационализации культурного сознания, распространению космополитических взглядов и негативному отношению к теме патриотизма. Культурный эталон русскости должен строиться на основе достижений русской высокой культуры XIX и XX веков. Необходимы специальные усилия в сфере культурной политики и политики памяти, чтобы вернуть русскую идентичность к ее аутентичному цивилизационному облику. Достойным примером такого рода усилий стала церемония открытия сочинской Олимпиады, где образ страны был раскрыт через образы русской городской культуры, с которой возникает желание идентифицироваться.
3. Восстановление общерусской идентичности восточных славян. Реставрация широкой русской идентичности на основе русского языка и высокой культуры сделает ее более привлекательной и применимой для «отпавших» ветвей русского народа. Полное восстановление утраченного единства на ментальном уровне, очевидно, невозможно – украинский и белорусский национальный проекты продвинулись достаточно далеко. Однако, как ни странно, сегодня сложились хорошие предпосылки для частичного возвратного движения в поле общерусской идентичности. По всей видимости, меньшая, но весьма значительная часть украинцев, отвергающая «украинство» в его галицийской модели, может оказаться вполне готова к восстановлению старой модели идентичности, в которой ее общерусский уровень нисколько не противоречил региональному и этнографическому («Новороссия», «Малороссия»). Но начать восстановление пространства общерусской идентичности, очевидно, следует с самой России. Агрессивный ревизионизм украинского проекта отчасти подпитывается узостью нашего собственного взгляда на свою историю и готовностью вынести за скобки значимый пласт собственного наследия. России пора озаботиться восстановлением того утраченного пласта национальной памяти, который связан с западнорусской историей (даже в период утраты политического единства – с монгольского нашествия и до присоединения к московской/петербургской России – население этих территорий сохраняло русское самоназвание и общую историческую память). Этим целям должны служить специальные грантовые программы для исследований в области отечественной истории, а также последующая разработка новых курсов школьных и вузовских программ по истории.
4. Нормализация регионального разнообразия русского народа. Возрождение и формирование новых региональных патриотизмов – процесс неизбежный. В его основе лежит ряд вполне легитимных запросов местного населения (включая культурные, деловые административно-политические элиты). Это и социально-экономические (например, заинтересованность в более активных инвестициях в регион со стороны Центра), и социально-культурные интересы (потребность в повышении престижа территории, краеведческий патриотизм, в целом потребность в идентичности как элементе социальных ролевых игр). Но у России не так уж много времени, чтобы взять процесс «пробуждения» региональных идентичностей под свой контроль, введя его рамки общерусского смыслового поля. Для этого необходимо, чтобы обновленная концепция «русского» учитывала реальное внутреннее многообразие русского народа, наличие разного уровня идентичностей (локальных, региональных, исторических), из которых складывается идентичность общерусская. Важна поддержка краеведческого движения и тенденции культурного брендирования территорий при обязательном включении в общерусский контекст. Особенности русских этнографических групп (субэтносов – казаков, поморов, сибирских старожильцев и т. п.) должны признаваться государством и получить право на развитие в рамках культурных проектов и инициатив в качестве дополнения к базовой этнической идентичности.
Все перечисленные направления русской политики идентичности, с одной стороны, требуют достаточно масштабных и целенаправленных усилий в духе «социальной инженерии», но с другой – представляют собой не произвольное «проектирование», а восстановление традиционного дискурса русской идентичности. Применительно к задачам формирования и трансформации идентичности часто говорят о «строительстве» наций (nation building), но в нашем случае это не строительство, а реставрация. Реставрация русского. Не уверен, что такая формулировка цели сулит более легкий путь (реставрировать часто сложнее, чем строить заново), зато наградой за успех станет ощущение подлинности. В конце концов, кто, как не читатели русской классики, способны оценить разницу между «новоделом» и возвращением в обретшее новую жизнь «родовое гнездо».
Учиться быть нацией[18]
«Пять причин быть русскими» – так называлась статья президента Института национальной стратегии Михаила Ремизова, которая была опубликована в журнале «Эксперт» в сентябре 2011 года[19]. Статья вызвала много откликов и широкую дискуссию. Что вполне объяснимо. Поскольку автор в противовес словам тогдашнего президента России Дмитрия Медведева о необходимости создания российской нации писал, в частности, о том, что по ходу этого строительства мы рискуем перестать быть русской нацией. С тех пор прошло два года. Поменялся и президент, и ситуация в стране несколько иная. Но статья по-прежнему актуальна. Тем более после известных событий в Западном Бирюлеве. В связи с этим, а также учитывая то обстоятельство, что 4 ноября в Москве и других городах России пройдет очередной «Русский марш», на который выйдут националисты, мы решили снова услышать мнение Михаила Ремизова о национальном вопросе.
Учиться быть нацией[18]
«Пять причин быть русскими» – так называлась статья президента Института национальной стратегии Михаила Ремизова, которая была опубликована в журнале «Эксперт» в сентябре 2011 года[19]. Статья вызвала много откликов и широкую дискуссию. Что вполне объяснимо. Поскольку автор в противовес словам тогдашнего президента России Дмитрия Медведева о необходимости создания российской нации писал, в частности, о том, что по ходу этого строительства мы рискуем перестать быть русской нацией. С тех пор прошло два года. Поменялся и президент, и ситуация в стране несколько иная. Но статья по-прежнему актуальна. Тем более после известных событий в Западном Бирюлеве. В связи с этим, а также учитывая то обстоятельство, что 4 ноября в Москве и других городах России пройдет очередной «Русский марш», на который выйдут националисты, мы решили снова услышать мнение Михаила Ремизова о национальном вопросе.
– Михаил Витальевич, после вашей публикации в «Эксперте» «Пять причин быть русскими» прошло два года. Вы лично видите какие-то изменения в национальном вопросе?
– Пожалуй, табу на обсуждение национальных проблем на уровне официальной большой политики снято. Выборы 2011 года прошли фактически полностью без этой темы. На президентских выборах 2012 года эта тема присутствовала, по крайней мере, в повестке главного кандидата. А на выборах мэра Москвы 2013 года тема миграционной политики, этнической преступности присутствовала уже у всех кандидатов. Практически все они позиционировали себя немножко националистами. В этом отношении мы наблюдаем эволюцию.
Но основная мысль упомянутой статьи состояла в том, что Российской Федерации (при уважении к сложившимся формам самоопределения других этносов) ничто не мешает быть государством русских. Если русских понимать достаточно широко – на основе общности культуры и языка. Этот аргумент на официальном уровне как не был принят раньше, так не принят и сейчас. Об этом свидетельствуют и программные документы: концепция миграционной политики до 2025 года, стратегия национальной политики, федеральная целевая программа «Укрепление единства российской нации». В них нет целей, связанных с национальным развитием русского народа, сохранением этнокультурного баланса и сохранением России как страны с преобладающим влиянием русской культуры. Такие задачи считаются политически некорректными. Хотя, например, в недавно принятой национальной стратегии Татарстана прямо говорится о том, что один из ее приоритетов – всестороннее развитие татарского народа и укрепление Республики Татарстан как исторически сложившейся формы ее государственности. Да, где-то в официальных российских документах присутствует формулировка об особой исторической роли русского народа. Но нужны не декларации, нужно целеполагание. То есть четкая фокусировка целей и задач государственной политики на развитии русских как нации. В этом суть национального государства, и сегодня этого нет.
Я не думаю, что здесь что-то изменится в обозримое время. Но это не значит, что ничего нельзя сделать.
Допустим, государство считает русскую нацию просто одной из 180 этнических групп страны, от которых оно равноудалено. Но оно не может запретить этой нации воспроизводить, реализовывать свою идентичность. У большого народа тоже есть право на идентичность, как и у малых.
Ведь в этом нет никакого ущемления других, если вы просто пытаетесь остаться собой, начинаете задумываться и заботиться о собственных интересах. Все это должно происходить на уровне общественных пространств, общественных политик. Если будет получаться, то и государственная политика рано или поздно приложится.
– На последнем Валдайском форуме Владимир Путин говорил как раз о необходимости поиска новой стратегии национальной идентичности и на ее основе пресловутой национальной идеи. По словам президента, мы ушли от советской идеологии более 20 лет назад, а до сих пор не можем понять: кто мы теперь, кем хотим быть. У вас есть ответы на эти вопросы?
– На мой взгляд, главный секрет национальной идеи состоит в том, что ее не надо искать. Если государство ищет национальную идею – это признак нездорового состояния власти. Точно так же, если человек находится в поисках собственного достоинства, скорее всего, он им не обладает. Надо просто понять, что национальная идея у нас уже есть, и она состоит в том, чтобы быть нацией. Нация – универсальная ценность Нового времени. Быть нацией – значит быть суверенным, солидарным, культурно однородным сообществом, основанным на правовом равенстве граждан и демократической модели власти. Пять позиций. За каждой из них – своя стратегия, которая требует серьезной, масштабной, последовательной и планомерной работы. Очень непростой в нынешних обстоятельствах места и времени, но вполне понятной. Выполнение этих задач, мне кажется, и будет ответом на вопросы: кто мы и чего хотим.
– Выходит, наверху этого не понимают. Некому подсказать?
– Может быть, это слишком просто, чтобы быть интересным. На самом деле здесь есть некая порочная традиция камланий вокруг «русской идеи», сформированная еще русской философией. И когда политики обращаются к этой тематике, они сразу попадают в некий давно очерченный порочный круг.
– На Валдае президент также заявил: националисты должны вспомнить, что Россия формировалась как многонациональное государство с первых своих шагов, и, начиная эксплуатировать тему русского или любого другого национализма, мы начинаем уничтожать самих себя. Вы разделяете эту точку зрения?
– Я не разделяю эту точку зрения. Формирование России в смысле ее национальной модели совсем не так уникально, как многим кажется. Да, это большое пространство, где соприкасается много народов. Но единственное, что связывает все эти народы между собой, объединяет их в какую-то целостность, – то, что все они в той или иной степени подверглись воздействию русской культуры. То есть были хотя бы отчасти русифицированы. Если эта гравитация работает дальше, мы сохраняемся как целостность, если она выключается, мы распадаемся.
Вообще, процессы ассимиляции, поглощения, абсорбции были очень активны при формировании русского этноса. Как и все крупные народы, он сформирован в существенной мере благодаря ассимиляции. Но при этом большинство российских народов сохранили собственную историческую память и будут сохранять ее в дальнейшем. Время массированных ассимиляций – а это часть XIX и почти весь XX век, – по всей видимости, миновало. Исходя из того, что все этносы на территории России будут сохранять свою идентичность, они будут иметь и свою форму национализма. Я имею в виду в данном случае национализм в нейтральном ключе – как определенную политику идентичности. Явная формула интеграции, которая вырисовывается, – это не поиск общего знаменателя, некой усредненной идентичности, а своего рода «интер-национализм» через дефис, как диалог между национализмами российских народов с акцентом на поиск разумных аргументов в пользу того, чтобы жить вместе и искать взаимоприемлемый модус вивенди. Но для того чтобы этот диалог был возможен, необходим национализм – опять же в нейтральном смысле, в смысле стратегии национальной идентичности – самого большого народа, вокруг которого формировалось государство.
Что же касается попытки склеить все это в рамках исторической общности «россиян», то пока из этого получается либо «холодная манная каша», которой никого не накормишь (и здесь вспоминаются словесные ритуалы позднесоветской эпохи, под спудом которых, как выяснилось, уже тогда бурлила энергия будущих кровавых конфликтов), либо откровенная взрывная смесь. Пример – спортивный патриотизм, который, будучи главной надеждой «российского проекта», становится ареной взаимной ненависти для разных частей страны. Можно вспомнить многочисленные и по сути регулярные случаи освистывания российского гимна или минут молчания по жертвам терактов со стороны болельщиков «кавказских» команд и спортсменов. В этом же ряду – громкая неудача конкурса «Россия 10», который как раз и был попыткой стилизовать образ страны как некий мультикультуралистский букет.
– Очевидно, что в последнее время (и это наглядно продемонстрировали события в Бирюлеве) происходят тектонические движения на национальной почве. Как бы вы оценили эти процессы?
– События в Бирюлеве, Пугачеве и многие другие аналогичные ситуации говорят о наличии спонтанной, иммунной реакции общества на процессы иммиграции, нового переселения народов. Общество стихийно сопротивляется так называемой обратной колонизации, когда периферийные народы прежней империи переходят в контрнаступление и в своеобразной форме колонизируют старую метрополию. Клановая экономика, этническая преступность и массовая миграция – части этого процесса.