И все опять стало хорошо. Впереди прекрасное путешествие. Мы сидим вокруг ровного жаркого костра - у папы он получился очень деловой, добрый и уютный, - пьем чай с хвойными иглами, и все вокруг становится теплее и светлее. Опять выглянуло солнышко. И не пугал дальний опасный путь и суровая первозданная природа. Она нам стала очень нравиться.
Алешка отвалился от чая и без перерыва принялся за чернику - благо даже от костра для этого отходить не нужно было - только руку протяни: крупная, как виноград, черная и спелая, полная витаминов. Папа поднялся, прошел в глубь леса, побродил там и принес маме несколько желтых ягод морошки, прямо на длинных стеблях. Мама улыбнулась ему, а он опять похвастался:
– Это еще что! Я тебя тут в жемчуга одену! Дай только срок.
– Слыхали уже, - отмахнулась мама. - Пятнадцать лет.
Тогда папа посмотрел на часы и сказал:
– Пора. Завтра до полудня нам надо добраться до Лесозавода. В путь.
Мы вымыли котелки морской водой, залили костер и снова вышли в море.
И шли почти до вечера, пока не остановились на ночлег.
Первая наша походная ночевка тоже ознаменовалась событием. Вообще почти каждая ночь в путешествии была с приключениями…
– Здесь песчаное дно, - сказал папа, когда мы приставали к берегу. - Только сейчас прилив, и его не видно. Ночевать здесь будет не опасно.
И мы не стали возиться с палаткой, а, напившись чаю с гречневой кашей, улеглись прямо в лодке, в каюте. Папа плотно зашнуровал вход в нее, хотя был уверен, что на воде, при легком ветерке, комары нас не достанут. И мы залезли в спальные мешки и под одеяла. Мама загасила свечку, и стало тихо и темно. Так тихо, что был слышен легкий плеск волны в берег и шум сосен от ночного ветра.
Лодка тихонько моталась и покачивалась на якоре, который мы соорудили из обрывка железной цепи, собрав его в тяжелый комок. За бортом иногда что-то всплескивало, наверное, рыба…
Я открыл глаза от того, что папа вдруг сильно навалился на меня, а мама недовольно проворчала Лешке сквозь сон: «Ляг на место». Происходило что-то непонятное - казалось, что лодка не спеша начинает крениться и все сильнее и сильнее заваливается на борт. И я совсем проснулся в тревоге: мне почудилось, что под нашу лодку поднырнул кит и стал всплывать, и что наша лодка, наклоняясь все больше, вот-вот перевернется и скатится с его круглой мокрой спины.
Я хотел вскочить, но на мне ворочался и ворчал папа. А мама все сильнее воевала с Алешкой. Мы все спутались руками и ногами в какой-то клубок. Наконец мы окончательно проснулись и, барахтаясь, выбрались друг из-под друга. Папа раздернул полог - стало светло - и, выглянув наружу, удивленно присвистнул. Лешка тоже высунулся и тоже свистнул.
– А где же море? - удивленно спросил он.
– Ничего себе, - сказал папа и поскреб макушку. - Я полнолуние не учел, - и стал выбираться наружу.
Я - следом.
Картинка была еще та! Лодка лежала на суше, почти на борту. Море ушло чуть ли не до другого берега. Перед нами вместо воды расстилалось песчаное дно, покрытое кое-где камнями, обросшими мятыми водорослями.
– Полнолуние. Сильный отлив, - сокрушенно объяснил папа. - Как это я не учел?
– Не учел, - поджав губы, сказала мама. - Хорошо еще, что лодка совсем вверх дном не шлепнулась. Сидели бы мы сейчас под ней, как в бочке.
Алешка тут же выпрыгнул за борт и стал собирать морские звезды - их было очень много - и большие, с тарелку, и крохотные, с ноготок. При этом он визжал с таким восторгом, будто подбирал не звезды, а золотые монеты.
Папа ужасно расстроился своим промахом. И постарался его исправить. Выгнал нас из лодки, заставил перетащить вещи на берег и разбить временный лагерь. А сам, с моей помощью, поставил лодку на ровный киль. Это было не просто. Она легла одним бортом на камень, и мы долго ворочали ее, пока выправили. Но спустить ее на воду - и не мечтали. Лодка тяжелая, и протащить ее по влажному песку до воды нам было не под силу.
– Часа четыре ждать придется, - сказал папа, посмотрев на часы.
– Но море вернется? - озабоченно спросил Алешка. - Ты точно знаешь? Или опять что-нибудь не учел?
– Географию надо учить, - сердито ответил папа.
– И тебе тоже, - тихонько буркнул в сторону Алешка.
Папа его не услышал, а мама отвернулась и незаметно хихикнула.
Делать было нечего, и мы пошли на берег варить гречневую кашу. Одно время в Москве с ней были перебои, и мама всегда при случае покупала гречку про запас. И ее столько, наконец, скопилось, что, если бы не поход, нам пришлось бы ее складывать даже под кроватями. А здесь она пригодилась.
– Вот видишь, - назидательно сказал папа. - На юг бы ты ее не повезла.
– На юге я спала бы в своей постели…
– Под магнолиями, - уточнил Алешка. - И пауки бы на тебя сыпались.
– …На юге я спала бы в своей постели, и Лешка не колотил бы меня всю ночь грязными пятками по носу.
– Чевой-то они грязные? - обиделся Алешка. - Я после школы два раза ноги мыл!
Тем не менее позавтракали мы дружно и немного пошлялись по лесу. Папа не отходил от нас ни на шаг. «Здесь вам не парк, - говорил он, - если заблудитесь, то и с вертолетом вас не найти. И под ноги смотрите».
Алешка все-таки углядел змею и бросился ее догонять. Но папа успел его перехватить и загнал в лодку. Там Алешка и просидел «под домашним арестом» до самого отплытия.
Вода стала подступать незаметно, но быстро - дно было очень пологое - и скоро зажурчала около лодки и окружила ее, поднимаясь все выше и выше - и, наконец, лодка всплыла и потянулась за водой к берегу.
Папа велел мне выбрать якорь, оттолкнулся веслом и стал выгребать на глубину. Скоро мы попали в полосу ветра, поставили парус и легли курсом на Лесозавод.
Глава VI
Вот это новости!
Лесозавод, как рассказал нам по пути папа, это большой каменный остров среди моря. На нем поселок, где живут рабочие завода и их семьи. Здесь подготавливают лес к отправке и грузят его на лесовозы, которые приходят со всех концов света.
Жизнь в поселке суровая. Продукты и воду сюда доставляют морем. Но жители не унывают. Они плавают на другие острова и собирают там в большие заплечные короба чернику и грибы на зиму, ловят рыбу и…
– Пароход догоняет! - вдруг перебил его Алешка. Он сидел на корме, между папиных ног, и раскладывал собранные звезды по размеру.
Мы испуганно оглянулись, ожидая, что сейчас нас подомнет под себя какой-нибудь белоснежный океанский лайнер, и сначала ничего не заметили, а потом увидели, что за нами идет ободранная и заплатанная моторная лодка. На ее корме, у подвесного мотора, сидел какой-то отважный дед в зимней шапке. Он щурился от ветра и солнца. Мимо одной его щеки струилась задранная ветром борода, мимо другой - струя дыма из трубки, которая лихо торчала у деда в углу рта. Все вместе действительно было похоже на старый пароход-развалюху. Особенно когда дед начал обгонять нас и мы прочли на борту большую надпись: «Богатырь».
Дед поравнялся с нами, немного сбавил ход и пошел рядом.
– Слышь, морячки! - заорал он, не вынимая трубки изо рта. - Откуда идете?
– Из Москвы! - крикнул Алешка.
Дед открыл рот и выронил трубку:
– Будет врать-то! Далеко, однако, забрались. Не боязно?
– Однако, нет! - закричал в ответ Алешка. - У нас капитан бедовый! Дальше в море - меньше горя!
Дед засмеялся:
– И корабль у вас ладный. Однако без названия. Непорядок. Корабль должон быть с именем. Иначе в море удачи не будет!
Алешка на это не ответил. Только с многозначительным упреком глянул на папу.
Дед, снова засунув в рот трубку, помахал нам шапкой:
– Идите себе потихонечку. А я вас в порту встрену.
Его драный «Богатырь», дымя и шлепая по волне днищем, обошел нас и долго мелькал впереди облупленной кормой.
До Лесозавода было еще далеко - только-только вставали из моря длинные краны, похожие на тощих кривоногих пауков, - а уже здесь, в море, сильно запахло свежераспиленным лесом.
Через полчаса мы опасливо пробирались к причалу между буксирами с плотами и огромными, как многоэтажные дома, лесовозами. На них шла своя жизнь - гремели какие-то железки, лаяли собаки, взревывали гудки, сушилось на тросах между мачтами белье и вялилась рыба. Матросы, перевесившись через борт, махали нам руками и шапками, а один даже бросил Алешке апельсин. Он в ответ ахнул в железный борт веслом, и тот загудел, как пустая бочка, и с него густо посыпались в воду крупные хлопья старой краски и ржавчины. Матрос засмеялся. Папа свободной рукой дал Алешке подзатыльник.
Дед с «Богатыря» уже прыгал на причале, что-то кричал и показывал, где удобнее пристать к берегу. Шумный попался нам в море дед, шебутной. Если бы мы еще знали, какое развлечение он нам устроит…
Папа ослабил шкот, я спустил парус. Лодка шла по инерции, пока не стукнулась носом в пирс. Дед принял у меня швартовый конец, замотал его вокруг железной тумбы - кнехт называется, и мы сошли на берег.
Папа ослабил шкот, я спустил парус. Лодка шла по инерции, пока не стукнулась носом в пирс. Дед принял у меня швартовый конец, замотал его вокруг железной тумбы - кнехт называется, и мы сошли на берег.
– Дальше-то куда пойдете? - Дед обошел нас, каждому пожал руку своей шершавой ладонью и каждому назвался: - Акимыч! В Медвежью губу, не иначе? Ну, я вас там навещу. В гости приду. Угощенье готовьте. А пока побежал я: старуха заждалась.
– Какая? - испуганно спросил Алешка. - Лоухи?
Дед Акимыч сначала весело задребезжал «остатними» зубами: «Это верно, малый. У нас тут каждая старуха - ведьма», - а потом, оглядываясь, зашептал: «А моя - особенно, по вредности…»
В это время откуда-то появилась огромная бабка с палкой в руке. Дед увидел ее и умильно заорал:
– А моя особенная: добрая, умница! А хозяйка!… Да вот и она сама! - будто только что увидел подходившую старуху.
«Сама» без слов взяла деда железными пальцами за ухо и потащила по улице. Дед покорно и привычно тянулся за ней, хлопая большими сапогами и дымя трубкой.
– Сколько тебе говорить, старому дураку, чтоб не шлялся по морям, - сердито говорила старуха. И повернулась на ходу к нам, мгновенно сделала приветливое лицо: - Здравствуйте, добрые люди. Заходите в гости. Баньку протоплю. Отдохнете после моря.
– Ага, - сказал Акимыч, выворачивая голову из-под ее руки. - Рыбкой побалуемся… Чайку погоняем…
– Уши надерем, - в тон ему тихонько буркнул Алешка.
Старуха выпустила дедово ухо, поддала коленкой под зад, и дед шустро побежал впереди нее, как шкодливый козленок с бородой, которого загоняет хозяйка до дому.
Пока мы с папой наводили порядок в лодке, мама с Алешкой пошли в магазин, чтобы купить что-нибудь полезное. Или приятное. А к нам подошел новенький молоденький милиционер и вежливо отдал честь. Это был местный участковый инспектор. Папа показал ему все наши документы, особенно путевки для охоты.
– Ну что ж, все в порядке, - сказал милиционер. - Желаю хорошо отдохнуть… Только вот что… - он покосился на меня, и папа поспешил его успокоить - при нем, мол, можно, парень надежный. - Будьте осторожны в лесу, проявляйте бдительность и, если заметите что-нибудь необычное, постарайтесь сообщить мне.
– Уже заметили, - сказал папа. И рассказал о пропавшей карте и угнанной лодке. - Я попытался связаться с милицией, но у капитана МРБ испортилась рация.
– Она у него всегда портится. Когда надо, - загадочно сказал участковый. - Спасибо вам за сведения. Мы примем меры. А вы все-таки будьте осторожны в лесу.
– Конечно, - сказал папа. - Не беспокойтесь. Мы не новички.
– Не в этом дело, - вздохнул участковый. Помолчал, словно раздумывая, говорить или нет. - А дело в том, что несколько дней назад на одной из станций из вагонзака совершили побег четверо заключенных. Двоих уже задержали, а двое других где-то бродят по лесам. Один из них - очень опасный преступник. Другой - по фамилии Филин - местный, злостный браконьер. За что и осужден.
– Вы считаете, что этот Филин угнал лодку? И нашу карту?
– Судя по тому, что вы рассказали, это он. Теперь у них есть лодка. Кстати, и ружье. Правда, по нашим сведениям, без патронов…
– Какое ружье? - спокойно уточнил папа.
– Берданка. У сторожа магазина отобрали.
– Ну, к ней они патронов не достанут.
– Как знать, лучше быть готовым к худшему. Так что если вы с ними встретитесь, в бой не вступать, а найти возможность сообщить мне. Договорились?
– Договорились, - беззаботно сказал папа и повернулся ко мне. - Смотри, маме и Алешке не проболтайся.
Участковый как-то внимательно, с каким-то сомнением посмотрел на нас и добавил:
– А лучше всего - поживите пока здесь недельку-другую. Подергаете камбалу с причала, за черникой на ближний берег сплаваете, грибов соберете, кино нам привозят…
Папа поскреб макушку, сдвинув шляпу на нос, посмотрел на меня, представил, видимо, какой скандал закатит Лешка, и вежливо отклонил предложение.
– Видите ли, ребята столько лет ждали этого путешествия, и было бы жестоко…
– А не жестоко, - резко перебил его участковый, - подвергать их такой опасности?
– Ну, - сказал папа, - вы ее сильно преувеличиваете. Кому мы нужны? Что у нас брать?
– У вас? У вас есть все, в чем у них крайняя нужда: оружие, продукты, теплая одежда, топор… Неужели не понимаете? Ведь вы для них находка!
Я с замиранием сердца ждал папиного решения. И не разочаровался в нем.
– Нет, знаете ли, - мягко ответил он участковому. - Мы не станем менять наши планы. Но обещаю, что будем бдительны и осторожны. И если что - сразу дадим вам знать.
Участковый отдал нам честь, папа тоже приложил два пальца к шляпе, и мы расстались, довольные друг другом.
Потом мы снова спустились в лодку, чтобы продолжить приборку, и папа еще раз предупредил меня, чтобы я не проболтался о нашем разговоре с милиционером. И я видел, каким озабоченным он стал, сколько еще ему прибавилось ответственности за нас, и не приставал к нему с расспросами. Не жалеет ли он о том, что потащил нас в это путешествие? И если не жалеет сейчас, то не пожалеет ли позже?…
Проводить нас собралось все население поселка. Мужчины обещали хорошую погоду и давали папе советы, как лучше и быстрее добраться до Биологической станции:
– На Медвежий камень не иди, возля него сильно вода течет - может далеко в море снесть. Оставляй по праву руку и, как с его мордой сравняешься, сразу влево бери и прямо держи на южный берег, а посля - по краешку, по краешку. К берегу там не касайся - камня под водой много - как раз в отлив днище побьешь.
Женщины советов не давали, а, подперев щеки ладонями, жалостно смотрели на нас, особенно на Алешку. Потом одна, долго наблюдавшая, как Алешка распоряжается в лодке, признала: «А ничего - малец шустрый. Этот не пропадет и в море», - и все согласно закивали головами в платочках.
Переход нам предстоял действительно очень сложный. Не зря папа все время смотрел в карту. Мы должны были пересечь губу в самой широкой части, фактически выйти в открытое море. Потому что отсюда противоположный берег, где находилась Биостанция, мы разглядеть не могли - только чуть виднелось что-то вдали как длинное синее облако на поверхности моря.
Алешка тоже лез в карту, что-то соображал, а потом заявил:
– Подумаешь! Все ясно. Сначала вверх, а потом влево. Делов-то!
– На север, а потом на запад, - машинально поправил его папа.
Тут прибежал дед Акимыч с красным ухом и сказал:
– Чего там. Давайте я вас на буксире оттарабаню. Я энтот путь с закрытыми глазами знаю. Как свою горницу.
Тут все женщины завыли и стали отталкивать деда от причала и кричать нам:
– Не верьте ему! Или заблудится, или утопит всех! Уходите скорея!
Дед обиделся, но виду не показал и бросил Алешке сверток:
– Держи, малец, подарок от Акимыча!
И мы поплыли. Алешка долго стоял на корме и важно приветствовал провожающих, помахивая ладонью поднятой руки. Как член правительства. Потом неожиданная волна от буксира ударила лодку в борт, Лешка не удержался на ногах и плюхнулся маме на колени. Мама обхватила его руками, и они о чем-то пошептались, а потом стали разворачивать сверток. В нем оказалась настоящая морская тельняшка. Алешка взвизгнул и стал ее примерять. Прямо на куртку. Сначала я ему немного позавидовал, а потом, когда он натянул ее, успокоился: рукава висят ниже колен, а подол - ниже пяток.
– Ничего, - сказал папа. - Хорошая ночная рубашка…
Глава VII
В открытом море
Плыли мы очень долго. Даже немного надоело. И страшновато было. Особенно, когда за кормой исчезли силуэты кранов и растаял в белесой мгле сам остров, а впереди все так же далеко и недосягаемо синел противоположный берег.
Но я все время думал о древних мореплавателях, которые месяцами плыли неизвестно куда без папы и мамы и терпели всякие лишения, а потом их имена навсегда входили в историю мореплавания и великих открытий.
О чем думал Лешка, я не знаю, потому что он скоро уснул в своей длиннополой тельняшке на коленях у мамы. Она осторожно переложила его в каюту. Потом он безмятежно признался: «Я всегда так делаю. Если наступают неприятности, ложусь спать, а когда проснусь - уже все прошло». Хорошая философия.
К счастью, мы скоро проголодались от вольного ветра (и от страха тоже) и обо всем забыли, когда мама достала термос с чаем и сухари. Алешка, конечно, стал крошить сухари за борт для чаек, и, конечно, был наказан. Чайки налетели с голодными криками и кружили над нами, и падали в море, ловко выхватывая из воды сухарные крошки и роняя на палубу и парус свои тяжелые капли. И продолжалось все это безобразие, пока самая умелая и вредная из них не попала прямо в Лешкину кружку с чаем. В виде благодарности за угощение. Алешка обиделся, мама огорчилась и выплеснула чай за борт, а папа принял меры:
– Достань ружье, - сказал он мне, - и вытащи его из чехла.