И папа сказал:
– В этом кресле за вечерним чаем будет сидеть тот, кто особенно отличится за день.
И тогда мама сказала:
– Я уже отличилась - обед приготовила!
И мы уселись за стол. Это был обед! На первое - свежая грибная лапша с вермишелью, на второе - свежая жареная рыба, а на третье - свежезаваренный чай с иголками и свежим черничным вареньем.
После обеда папа не дал нам отдохнуть, а усадил вокруг костра и устроил инструктаж по технике безопасности.
– Первое правило: ни в лес, ни в море поодиночке не ходить. Второе: куда бы ни шел - всегда в кармане должны быть спички и нож. Третье: в трудную минуту не паниковать, подумать и действовать. Четвертое: медведю всегда уступать дорогу…
И так далее. Даже про мокрую обувь не забыл - чтоб сразу же переобувались в сухое.
– … Змей за хвосты не хватать… Алексей, что я сказал?
Алешка так заслушался, что незаметно задремал. Он вскинул голову, поморгал и повторил:
– … Да… Прямо сейчас… Обязательно… Не беспокойся…
– А конкретно? - строго настоял папа.
– Ну… Змеям уступать дорогу… Медведей за хвост не таскать… И это… Спички и нож чтоб всегда сухие…
Мама хихикнула, а папа согласился:
– По существу, верно.
На том инструктаж и завершился. Но когда мама с Алешкой взяли котелок и отошли за черникой, папа добавил специально для меня:
– Вот что, Дима… Алешку - ни на шаг одного не отпускай. А я буду маму подстраховывать. - И повторил слова участкового. - Если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное, сразу сообщай мне.
– Ты думаешь, - взволновался я, - эти бандиты идут по нашему следу? И не отстанут от нас?
– Не знаю. - Папа задумчиво поворошил угли в костре. - Но нужно быть готовыми к борьбе. Жаль, что у нас только одно ружье.
Во как! Раньше: не смей прикасаться к ружью, а теперь…
– Завтра будешь учиться стрелять. Для охоты, - он многозначительно посмотрел на меня. Подумал. - И вот еще что: всегда поддерживай меня, если я что-нибудь странное предложу. Понял?
Я не понял, но кивнул. Чтобы не думал, что с дураком связался. Тем более, что его мужское доверие было мне очень приятно.
Свечерело. Но было светло - белые ночи.
Вернулась мама с черникой.
– А где Алешка? - равнодушно спросил папа.
– Там, - мама кивнула в сторону моря, - на вечерний океан любуется.
Папа мне подмигнул, и я, собрав грязную посуду, пошел к морю.
Алешка сидел на большом плоском камне, еще теплом от дневного солнца. Он пристально смотрел в белую даль, где вода совсем незаметно сливалась с небом, и казалось, острова висят прямо в воздухе. Отражаясь в зеркальном море, они были похожи на круглых ежей - ощетинились острыми верхушками елей, как иголками, во все стороны, и вверх и вниз. И чайки пролетают над ними и под ними.
– Пошли домой, - сказал я, покончив с посудой. - Холодно уже.
Мы вернулись в свой лагерь, который издалека светил нам костром сквозь гущу деревьев.
Папа лежал у огня на своей любимой телогрейке. Мама наводила порядок в палатке перед сном.
Алешка привалился к папиному боку. Задумался. Потом спросил:
– А кто такой Летучий голландец? Человек? Или летчик?
Папу только спроси. Потом не остановишь.
– Корабль, - сказал он. - Таинственный.
– Я так и думал. А он старинный?
– Очень, - усмехнулся папа. - Был в давние годы такой капитан. Звали его Берент Фогт…
– Я же говорил - человек, - поправился Алешка.
– Не спеши менять мнение… И он был капитаном красивого и быстроходного корабля…
– Ну, я же говорил - «Летучий голландец». А дальше?
– И вот однажды он завершал очередное плавание. И вдруг ночью вахтенный матрос увидел в море зарево. Это горело какое-то судно. Пламя охватило уже мачты и паруса, весь такелаж…
– Такелаж? - удивился Алешка.
– Ну, так называются все снасти парусного корабля. А ты что думал?
Алешка не смутился:
– Я думал, это когда женщина лицо раскрашивает.
– Макияж, - уточнила из палатки мама.
– «Джанетта поправляла такелаж», - процитировал Алешка. - Не так, что ли?
– Откуда ты знаешь? - удивился папа.
– Мне капитан МРБ пел. Вообще-то, - признался он, - не очень приличная песня. - И сразу же переложил руль на другой курс. - А дальше?
Папа поправил очки, раскурил загасшую трубку.
– В яростном свете огня было видно, как несчастные матросы пытаются спустить на воду уже тлеющие шлюпки, как, охваченные пламенем, они бросаются в отчаянье за борт, где становятся добычей кровожадных акул… Главный закон моря…
– … Подавать гудки в тумане, я знаю, - опять врезался Алешка.
– Главный закон моря, - строго поправил его папа, - всегда идти на помощь терпящему бедствие экипажу. Даже с риском для собственного корабля и команды… Но Берент Фогт очень спешил на родину - там ждала его любимая невеста. И он приказал - добавить парусов, сам стал к штурвалу и прошел мимо гибнущих людей, которые молили его о спасении…
– Не может быть! - ахнул Алешка. - Ну ему потом за это было! - злорадно добавил.
– Было! - улыбнулся папа. - Эта древняя легенда гласит, что боги, разгневанные таким бесчеловечным поступком капитана, сурово наказали его: осудили на вечные скитания по морям. И вот уже много-много лет бродит по волнам корабль-призрак - «Летучий голландец». И никогда не может пристать к берегу. По преданию, если он встречается кому-нибудь в море, особенно если удается разглядеть стоящего за штурвалом бородатого Берента Фогта в черном плаще, то эта встреча предвещает какую-нибудь опасность.
– А невеста? - спросила мама, высунув голову из палатки и хлопая себя по лбу - комара прибила.
– А невеста? Невеста долго ждала своего жениха. Каждый день она шла на берег и часами стояла на самом краю самой высокой скалы и смотрела в даль моря - не покажутся ли знакомые паруса… И ждала, ждала - пока не окаменела от горя. Говорят, в Голландии есть на берегу такой камень - очень похожий на застывшую в вечном ожидании женщину…
– Вот это да! - сказал Алешка.
А я подумал - неспроста он затеял этот разговор. Не зря приставал к папе с расспросами. Но зачем? Вообще-то, он любит перед сном немного побояться. Чтобы крепче спать.
Папа с мамой спустились к морю - полюбоваться полной луной. Как она отражается в уснувшей воде. Как бежит от острова к берегу лунная дорожка. И как она играет бликами, когда ночной ветерок поднимает легкую рябь.
Это все папа маме наобещал. Чтобы она не сбежала раньше времени домой. Или на северный берег южного моря.
А мы с Алешкой луну смотреть не пошли. Забрались в палатку и зажгли свечу в подсвечнике, который папа очень красиво сделал из консервной банки.
Алешка долго копался в своем рюкзачке, что-то там перекладывал, перепрятывал, потом дунул на свечу, вздохнул и сказал мрачно. По секрету.
– Я этого Голландца сегодня видел.
– Где? - опешил я.
– Ну в море, где еще?
Конечно, в море. Не в миске же с лапшой.
– А что же ты папе не сказал?
Алешка убедительно хмыкнул:
– Еще чего! Ему только скажи - он тут же маме доложит. А она сразу вещи начнет собирать. - Поворочался, устроился поуютнее. И мечтательно добавил: - А я не хочу уезжать. Мне здесь нравится… Звезд полно, и в море и в небе… Зубы два дня уже не чистил… И руки не мыл.
Он зевнул так, что у него зубы лязгнули. Нечищенные два дня.
– Не спи, - я толкнул Алешку в бок. - Рассказывай. Что ты видел?
– Видел, как лодка прошла…
– Какая лодка? Парусная?
– Нет… Похожая на «Чайку»… Только без названия… А на корме Голландец этот сидел… Точно, как папа рассказывал… В черном плаще и в черной бороде… И с ним еще кто-то…
– Подумаешь, - сказал я с облегчением, - рыбаки какие-то проплыли за черникой.
– Ага, - сквозь сон пробормотал Алешка. - Рыбаки с ружьем… И исчезли как привидение… До крайнего острова дошли и пропали…
Больше я от него ничего не смог добиться.
Вот он всегда так: напугает всех, а сам уснет.
Я еще подумал, подумал - и тоже уснул. В тревоге. А они там луной любуются…
Глава XI
В поход за золотом
Утром, когда мы умывались на берегу, я спросил у папы:
– А что это за крайний остров? Там что-нибудь интересное есть?
– Да ничего особенного, - папа передал мне полотенце. - А за ним еще один остров, поменьше. Волчий называется.
Вот так! Все ясно! Они нас все-таки выследили. Если бы лодка прошла между этими островами, Алешка бы ее снова увидел. Значит, эти рыбаки с ружьем спрятались где-то там и наблюдают за нами. Выбирают удобный момент.
Отдохнули, называется.
Но папе я ничего не сказал, Алешка прав: прикажет сматывать удочки. На северный берег.
– Надо бы как-нибудь сплавать туда, на этот островок, - деловито предложил я. - Ознакомиться.
– Конечно, сплаваем, - согласился папа.
– С ружьем, - уточнил я.
– Конечно, с ружьем. Там гуси могут быть.
Вот именно. Чернобородые. В плащах…
– С ружьем, - уточнил я.
– Конечно, с ружьем. Там гуси могут быть.
Вот именно. Чернобородые. В плащах…
– Когда за золотом пойдем? - поинтересовался Алешка за завтраком. - На разведку.
– Да хоть сейчас, - сказал папа, набивая трубку.
Я подумал: а как же бандиты? Ведь как только мы уйдем, они сразу же разграбят наш лагерь. А потом успокоился - зачем им наша гречка? Они лучше дождутся, когда мы самородок отыщем…
И мы стали собираться в поход.
А мама сказала, что она останется дома и приготовит хороший ужин, чтобы мы, усталые и голодные…
Но папа твердо ее перебил:
– Пойдешь с нами. Нечего от коллектива отделяться.
И я тут же добавил, вспомнив наш уговор:
– Если не пойдешь, мы тебя твоей доли лишим.
– Подумаешь, - сказала мама, которой очень хотелось, чтобы ее поуговаривали, - мне папиных жемчугов хватит.
Но тоже стала собираться. Как в театр: начала красить свой «такелаж», причесываться, свитер поменяла. А папа с усмешкой на нее поглядывал. Особенно, когда она свою вязаную шапочку набекрень сдвигала.
Наконец мы собрались и выступили в поход.
Сначала шли лесом, по компасу, на который папа все время поглядывал как на шпаргалку.
И было очень трудно. Земли здесь нет, одни камни, и деревья за них держатся из последних сил. А как задует ветер, они падают, и получается сплошной бурелом - лежат, задрав сучья и корни как рукастые чудовища, - попробуй продерись через них. Папа даже иногда топором дорогу прокладывал.
Некоторые стволы, которые уже давно упали, заросли черникой и всякими лишайниками - наступишь на него, и вся нога по колено проваливается в гнилую труху. И иногда злобно шипит внутри прогнившего ствола потревоженная гадюка. Мама при этом вздрагивает, а у Алешки глаза загораются. А папа на него бросает строгий напоминающий взгляд: змей и медведей за хвосты не таскать!
Потом, немного отдохнув, мы пошли по болоту. И стало еще труднее. Папа сказал: идти за ним по очереди, «след в след», ни на шаг не сворачивать. А никто и не собирался. Никому это болото не понравилось. За ноги хватает, чавкает, пузыри вонючие пускает. И небось дна у него нету. Изредка только попадаются кривые деревья, на которых путаными бородами висит серый мох.
Наконец болото кончилось и мы ступили на твердую землю. Вернее, на каменную подошву бескрайней скалы.
Здесь папа объявил привал, разыскал невдалеке лужицу, из которой мы набрали воды для чая, и сели его пить с сухарями и кусочками засохшего еще в поезде сыра.
– Недалеко уже, - сказал папа, отставляя пустую кружку. - Сейчас в горку поднимемся, а там рукой подать.
– А чего сидим тогда? - нетерпеливо возмутился Алешка.
– Сил набираемся, - вздохнула мама, - перед восхождением.
И с тоской по южным морям посмотрела на скалу. Она круто уходила вверх, вся из одного сплошного камня. И на ней почти ничего не росло, только в трещинах курчавился бедный неприхотливый лишайник.
Алешка сидел, прислонившись к папиному плечу, и вслух, загибая пальцы, прикидывал, на что он потратит золото. Прямо завтра. Обязательно.
– Не хватит, - безжалостно сказал папа, когда Алешка закончил свой перечень и, разглядывая по очереди сжатые кулаки (видно, жалел, что пальцев на руках всего десять), припоминал, что бы еще прикупить.
– На это все, - добавил папа, - никакого золота не хватит. И не мечтай.
Алешка с сожалением разогнул один палец.
– Ладно, - со вздохом уступил он немного, - теплоход с гудком все-таки куплю, а зажигалку тебе - в другой раз. Потерпишь. До следующего клада.
И встал решительно:
– Пошли. А то нас еще обгонят. Кепки в майках. Голландцы всякие.
Я украдкой оглянулся на болото. Там было тихо и пустынно. Только снова защебетали напуганные нами мелкие птицы.
Надеюсь, след наш затерялся. В лесной и болотной глуши.
А если нет? А если проверить?
И я наклонился и стал сдергивать с ноги сапог:
– Идите, я вас догоню - шнурок порвался.
– Ладно, - сказал папа, - поднимайся за нами на вершину, вот к той березке. Мы тебя там подождем.
И не подумал: а какие же на сапогах бывают шнурки?…
А может, подумал, да не сказал?…
Мое семейство, сопя и вздыхая, полезло в гору. Как железнодорожный состав. Папа локомотивом, маму за руку тянет, а она - Алешку.
А я еще подергал сапог для виду и шмыгнул за поваленное дерево. Улегся, высунул из-за него голову и стал наблюдать.
Сначала все было спокойно.
Потом вдруг испуганно, предупреждая друг друга об опасности, вскрикнули и замолкли птицы. Вспорхнули и разлетелись. Я еще ниже пригнул голову. Еще сильнее затаился. Даже дышать забыл.
Потом выбежала из-за дерева серая собака, оглянулась и скрылась за дальними кочками. А за ней протрусили еще две, тоже озираясь, насторожив уши и низко опустив носы.
Потом дрогнуло дальнее деревце, будто кто-то задел его плечом. И послышались тихие голоса. Ругательные. А вместе с ними - чавканье шагов по болотной жиже.
И появились вдали две фигуры, бредущие друг за другом по нашему следу. Впереди шел тот самый Филин (в кепке и майке, а на самом деле - в телогрейке и сапогах), а за ним бородатый Голландец в черном старинном плаще.
Я перевел дыхание и приготовился рвануть наверх, к папе и его надежному ружью.
И тут послышался его дальний оклик:
– Дима!
Голландец вздрогнул от неожиданности, оступился, ахнул и рухнул по пояс в трясину. Филин обернулся и бросился ему на помощь. Когда они сцепились руками и Филин стал тянуть Голландца из болота, тот уже оказался затянутым почти по грудь. За секунды.
Меня так и подмывало выскочить из укрытия, осторожно подбежать к ним и чуточку помочь Филину. Толкнуть его в спину.
Но, конечно, я не совершил этого полезного, но некрасивого поступка. Не так воспитан. Хотя он избавил бы нас от многих опасностей.
Да я бы и не успел - Филин уже вытянул Голландца на тропу вместе с его старинным плащом, который оказался старым байковым одеялом, накинутым на плечи.
Они оба стали ругаться. Соскабливать с себя вонючую болотную грязь.
– Дима! - снова послышался с горы уже встревоженный папин зов.
Бандиты резко обернулись и, не сговариваясь, скрылись в лесу.
Я подождал немного и отозвался. И полез в гору.
Папа встретил меня на полпути.
– Что случилось? - тревожно спросил он.
Я все рассказал ему.
Папа помрачнел, поправил ружье на плече.
– Ладно, разберемся. Пошли к нашим, они волнуются.
– А собаки? - спросил я. - Они чьи? Ихние?
Папа улыбнулся. Моей наивности: дитя асфальта, хвойная куропатка.
– Собаки? - переспросил он. - Откуда же здесь собаки? Это волки, Дима. Настоящие. Но сейчас они не опасны.
Ага, подумал я, сейчас совсем другие волки опасны.
И мы полезли в гору.
Глава XII
Злая ведьма Лоухи
На плоской вершине скалы, нагретой солнцем, мечтали мама и Алешка. Смотрели на море, как оно раскинулось вдали. Широкое, неподвижное, застывшее. Будто тоже лениво грелось под солнцем.
Море было такое спокойное и красивое, что не верилось, будто оно может быть грозным и суровым. Будто оно может вздыбиться холодными и пенистыми волнами и броситься на берег.
Оно было - как накрытый белой скатертью стол. И на нем тарелками и чашками расположились острова. Тоже дремали под солнцем.
Один остров мне особенно понравился. Он был похож на разрушенный веками замок.
Папа сказал, что это остров Дикой. И вроде бы на нем сохранились руины старинного монастыря. Можно будет сплавать, посмотреть.
– В руинах змеи водятся, - размечтался без меры Алешка. - Гадюки. Шипучие.
– Тебе их здесь мало? - обиделась мама.
– Здесь папа мешает, - сознался Алешка. - А то бы я их, знаешь, сколько наловил? Целую палатку!
Мама вздрогнула и побледнела. И встала:
– Пошли уж лучше за золотом.
Лешка неохотно поднялся. Он начал уставать, но уж больно ему теплоход с гудком хотелось.
Вскоре на нашем пути стали попадаться завалы красивых раздробленных камней и среди них какие-то черные плоские куски.
Папа поднял один и сказал:
– Это слюда, - и в его руках камень расслоился на тонкие прозрачные пластинки.
Алешка их тут же подобрал.
А папа опять полез на груду кварцита и стал там копаться. Наконец, довольный, спустился к нам и с гордостью протянул маме громадный булыжник. Красивый такой - желтый, с черными прожилками.
– Это что, твой обещанный жемчуг? - усмехнулась мама.
– Приглядись.
Мы пригляделись. Камень как камень. Только сбоку у него торчала какая-то темно-красная бородавка. Папа сковырнул ее кончиком ножа, и в мамину ладонь упал граненый камешек.
– Рубин, - самодовольно сказал папа.
– Он бесценный? - воспрял духом Алешка.
Мама улыбнулась и положила камешек в карман.
– Ого себе! - сказал Алешка. - Вот так страна - Белое море. Драгоценности под ногами валяются. Жемчуга! Рубины! Пошли скорей.