Видимо, за время своего пребывания в Храмлаге они успевали так проникнуться идеями и идеалами масонства, что добровольно примыкали к этому движению.
Но здесь возникает серьезная проблема достоверности нарратива. Не только историку, а любому нормальному человеку, представляющему, что такое российский уголовник, трудно понять, какая сила могла превратить его в масона за такой кратчайший срок.
Заслуга Голгофского именно в том, что он предложил этому феномену объяснение.
Такой сложный ритуал, – пишет он, – как возведение Храма Соломона (в значении оккультного объекта), содержит, по всей видимости, две фазы, которые мы можем назвать «грубой» и «тонкой» настройкой. Воспользуемся оптической аналогией. Если у вас в руках бинокль, сначала вы крутите центральное колесико, меняя фокусное расстояние всей системы – и делаете четкой левую половинку изображения. А потом, для окончательной резкости, вращаете правый окуляр, чтобы сделать отчетливой и правую половинку тоже…
Отметим, что Голгофский здесь не фантазирует, а обобщает в форме понятного сравнения свою огромную работу по исследованию деятельности северного масонства – сам он хорошо понимает, что такое «возведение Храма».
Цитируем дальше:
Анализируя сохранившиеся свидетельства, можно сделать вывод, что «грубая настройка» Портала была завершена к началу тридцатых годов – и уже с этого времени Храм позволял демонстрировать неофитам необъяснимые манифестации.
Их довольно было для того, чтобы пробудить веру в чудесное в необразованных и грубых людях, прибывавших в Храмлаг вместе с последними масонами. Но эти оккультные феномены еще нельзя было назвать Богоявлением или откровением в строгом библейском смысле. Скорее, это были проблески сверхъестественного, лишенные пока четких культурных и религиозных коннотаций; уже волшебство – но еще не чудо…
* * *Итак, по мнению Гологофского, к началу тридцатых годов собранный в Храмлаге объект уже работал, но генерировал еще не феномены высокой божественной природы, которых масоны ожидали от своего Magnum Opus, а, скорее, то, что мы назвали бы сегодня «полтергейстом» или «паранормальными эффектами».
Мы говорили, что древние храмы были Порталами, позволявшими Божеству проявляться на земле. Но они взывали к разным богам – и самые разные боги появлялись перед взыскующими их людьми. Очевидно, что форма, принимаемая Божественным Принципом, в каждом случае диктуется особенностями самого Портала.
Вот как об этом пишет сам Голгофский:
Если природа Высшего – звук, а Храм – нечто вроде лютни, то, в зависимости от длины струны, устройства резонатора, взятой ноты и прочих условий, мы услышим разные мелодии, хотя все они будут Божественным Гласом. Но если мы попытаемся воспроизвести забытую века назад музыку, одновременно восстанавливая играющий ее инструмент, музыка сперва может получиться похожей на какофонию…
Помните этого «бородатого белого козла» из воспоминаний Соколова-Микитова? На зеленом пригорке? Как мы знаем, черный козел – распространенный символ темной силы, сатанизма и ада. Именно в такой форме дьявол являлся своим адептам (так изображали Бафомета, которому якобы поклонялись храмовники). Но масоны правого пути всегда взывали к противоположной силе, светлой и благой.
Видимо, сама задача на каком-то этапе была символически сформулирована обитателями Храмлага «от противного» (и не вполне корректно – потому что «Бога» нельзя определить как «хорошего дьявола»). Отсюда и такой результат их первых опытов.
Архивы НКВД свидетельствуют, что в самом начале тридцатых годов белые козлы появились в Храмлаге в таком изобилии, что надолго обеспечили колонистов пищей. Но потом козлятина исчезла: опыты продолжались.
Вместо козлятины у колонистов вскоре появились хлеб и вино – и с тех пор они постоянно упоминаются в донесениях, в том числе и во время войны. Очевидно, что хлеб (вернее, муку) еще могли доставлять с Большой Земли. Но кто стал бы возить на Новую Землю вино в 1943 году?
Голгофский делает вывод, что одна из библейских метафор была каким-то образом реализована вольными каменщиками буквально – близость несфокусированного, но уже работающего Портала позволяла либо превращать в хлеб и вино камни и воду, либо преломлять хлеба и разливать вино таким образом, что их становилось все больше и больше (в пользу этой версии говорит несколько раз повторяющееся в донесениях слово «кагор» – возможно, все началось с одной случайно попавшей в Храмлаг бутылки).
Очевидно, – пишет Голгофский, – с каждой партией, прибывавшей в Храмлаг, происходило следующее: уголовники становились свидетелями чего-то настолько поразительного, что все их прежние представления рушились; обращение в новую масонскую веру было мгновенным и искренним. Старые масоны, доживающие свой цинготный век, успевали кое-как объяснить новой смене смысл происходящего – скорей всего, в предельно упрощенной и адаптированной для уголовного сознания форме… Затем новая смена «масонов» передавала полученное таким образом знание смене новейшей. Новейшая – следующей за ней, и так много раз. Инициация эта, вероятно, становилась из года в год все более куцей и искаженной, даже нелепой – но она работала, и тонкая настройка Храма продолжалась…
Из этого следует неожиданный и жуткий вывод.
Обычно, – продолжает Голгофский, – «поколением» называют группу людей, одновременно входящих в жизнь и разделяющих общий культурный и житейский опыт. В хронологическом смысле это период от десяти до тридцати лет. Историю движет диалектический конфликт поколений – то, что не смогло сделать одно, доделывает другое… Поколения как бы передают друг другу эстафету прогресса – но и сама эстафетная палочка эволюционирует при каждом акте передачи, так что самовар становится электрическим чайником, гусиное перо – авторучкой и так далее. Во времена великих войн и бедствий эволюционный процесс сильно ускоряется – достаточно посмотреть, как изменилась авиация всего за пять лет Второй мировой – началось с пузатых бипланов, а кончилось реактивными истребителями…
Нечто похожее, по мысли Голгофского, происходило и в Храмлаге, только время оказалось здесь сжатым гораздо сильнее. Зэки оставались в живых в среднем три года; именно таким был смысл слова «поколение» применительно к быстро мутирующему оазису масонской культуры.
Три года вместо тридцати: получается, что под таинственной сенью шатра-цеппелина история разгоняется в десять раз. Допустим, последний петербургский масон умер в Храмлаге в начале тридцатых. Сам лагерь просуществовал до начала шестидесятых. За эти тридцать лет в страшнейших условиях северного ада сменилось десять условных поколений вновь инициированных «масонов» – что эквивалентно тремстам годам напряженного оккультного поиска в благополучное время.
Отметим, что, по Голгофскому, так выглядит и общая модель российского развития от Петра до наших дней: ускорить историю в гулаговской шарашке, локально разгоняя время за счет причиняемого людям предельного страдания.
Матерящийся мужик ложится костьми в фундамент северной Венеции, голодные строители города-сада жуют подмокший хлеб под телегой, Королев в ватнике сидит за колючкой и смотрит в звездное небо, начальник пиар-отдела, проклиная падающий рубль, устраивается официантом в пирожковую «Солнечный удар»…
Но в случае с масонами этот принцип был доведен чекистами до апогея.
* * *Итак, северный оазис масонской культуры быстро и непредсказуемо мутировал. Но работа по настройке Храма все время продолжалась несмотря ни на что. В чем же она заключалась?
Можно предположить, что «масоны» решали некую задачу из области комбинаторики: как образно выражается Голгофский, они пытались открыть сейф, выставляя новый шифр, а затем дергая ручку. Для этого не нужны были высокие интеллектуальные способности, и вчерашние уголовники вполне способны были выполнять эту работу.
Роль нового шифра, скорей всего, играла очередная конфигурация оккультных объектов, алхимических элементов и мистических символов (подобно Сен-Ив д’Альвейдеру, масоны Храмлага меняли их значение, взаимное расположение и ориентацию по сторонам света). Некие ритуалы, совершаемые вслед за этим, проверяли, не откроется ли в результате дверь.
Вот одна из наиболее вероятных версий того, что Голгофский называет «тонкой настройкой». Он задается вопросом – что должно находиться в самом центре Храма Соломона, если не сокровенное Имя Бога?
Не оно ли и есть тайный ключ к Иезекиилю?
Один такой ключ – тетраграмматон «Йод-Хе-Вау-Хе»:
Один такой ключ – тетраграмматон «Йод-Хе-Вау-Хе»:
יהוה
Он известен с глубокой древности. Но именно его широкая известность, скорей всего, и сделала его неактуальным. Как поступит хозяин двери, узнав, что ключ от нее есть у каждого встречного? Скорее всего, сменит замок. Тем более что сам смысл этого тетраграмматона указывает на то, что он может стать чем угодно.
Предположим – исключительно в целях умственного эксперимента, – что новый замок окажется той же самой модели, и ключ к нему будет отличаться лишь иным расположением бороздок, то есть это будет другой тетраграмматон «Алеф-Бет»[30].
Общее количество возможных Имен можно посчитать по формуле:
G = (n+k-1)!/k! (n-1)!Где «n» – число букв алфавита, «k» – число знаков в слове. Число возможных сочетаний по четыре из двадцати двух знаков «Алеф-Бет» (с возможными повторениями, так как в исходном тетраграмматоне они есть) – 12 650 (если, конечно, Голгофский не ошибся в расчетах – он не математик, а философ и хочет только показать, что число таких комбинаций весьма велико).
Теперь представим, что с каждым из возможных Имен проделывается весь спектр обычных масонских ритуалов, связанных с тетраграмматоном (в дополнение к этому у каменщиков Храмлага могли быть и собственные подходы). Если на каждый тетраграмматон будет потрачено по одному дню, на всю работу уйдет тридцать пять лет… Понятно, что подобный поиск может продолжаться очень и очень долго.
Впрочем, все это лишь предположения. У нас нет точных сведений, что именно происходило в шатре-цеппелине – и мы, скорей всего, не узнаем деталей никогда.
Но благодаря архивной работе Голгофского мы можем представить, как выглядела передача оккультного знания между поколениями вчерашних уголовников, ставших новым советским «масонством».
Предоставим слово самому историку:
Поколения северных масонов сменялись с такой феерической быстротой, что возникала необходимость как-то записывать инструкции по Великому Деланию. Письменных принадлежностей у зэков по лагерным правилам не имелось (если, конечно, они не были информаторами НКВД).
Из накладных, однако, мы помним, что у заключенных были татуировочные иглы, завозившиеся в Храмлаг вместе с необходимой для опытов мистической атрибутикой. Советская власть, боявшаяся письменного слова, терпимо относилась к воровским наколкам.
Оставался единственный известный вчерашним уголовникам путь – наколки. По мере прогресса оккультных опытов в татуировках фиксировались важнейшие постижения, сделанные очередной сменой каменщиков – на масонском языке их называли «вехами» или «ландмарками». Теперь сопоставим это с описанием внутренней части Храмлага в донесении Мафусаила.
Напрашивается жутковатый вывод.
Масонская газета «Под Вой Пурги», выходившая в Храмлаге с 1928 по 1960 (?) была на самом деле не рукописной, а тоже татуированной. В ней не было бытовых новостей, а только информация о ходе Великого Делания, которую необходимо было сохранить и сделать общим достоянием. Ее накалывали на спину специально отобранному масону, так называемому «доходяге», чьей задачей было лично дойти до каждого брата и заставить его прочесть эти письмена… Иногда таких доходяг было сразу несколько, и они складывались в своего рода живой многотомник.
Нашему изнеженному веку это может показаться жестоким и диким – но тогда было совсем другое время. Когда доходяги умирали, кожу с их спины сдирали и вешали на главной аллее Храмлага: именно об этом обычае упоминает в своем донесении Мафусаил. Таким образом возникла как бы пергаментная библиотека – письмена и чертежи, доступные всем братьям в любое время, – где подробно фиксировался достигнутый в ходе Великого Делания прогресс. Рядовые масоны Храмлага, конечно, тоже делали себе татуировки, в символической форме воплощавшие открывшееся им тайное знание – но такие письмена чаще всего умирали вместе с ними…
* * *Что происходило в Храмлаге после войны?
К сожалению, точно ответить на этот вопрос невозможно – как пишет Голгофский, «оптика кончается где-то к середине пятидесятых».
Однако связано это не с тем, что Храмлаг пришел в упадок. Причина была прямо обратной: масоны постепенно приближались к завершению своего Magnum Opus, и их оккультное могущество росло. Они стали отчетливо видеть внедренных в свою среду провокаторов и доносчиков. Но масоны не тратили сил на борьбу с ними – агенты переходили на сторону вольных каменщиков сами, как это сделал Мафусаил. Донесения изредка еще поступают на Лубянку, но они малосодержательны и туманны.
Голгофский делает несколько смелых догадок и апроксимаций, позволяющих соединить разрозненные свидетельства в общую картину:
Сразу в нескольких донесениях отмечается, что к началу пятидесятых годов масоны Храмлага «ушли в полное отрицалово». В этих словах, видимо, и скрыт ключ. Мы говорили, что древние Порталы придавали Богу самые разные формы, обусловленные верованиями и культурой возводившего Храм племени. Но именно здесь таилась ограниченность старых путей. Племенной бог никак не мог быть Богом с большой буквы, единым и универсальным Абсолютом. Он мог быть только его маской.
Масонам Храмлага удалось в конце концов избежать этого тупика, приблизившись к Абсолюту через апофазу. «Отрицалово», о котором говорят архивы, заключалось в их нежелании придавать Богу определенную форму или описывать его через утверждения. Классическая апофаза оперирует именно отрицаниями: Бог не то, не то и не это. «Полное отрицалово» означает, что храмлаговский портал транслировал Бога не как нечто явленное, чувственное и зримое, а как трансценденцию: абсолютно неощутимое Присутствие и полностью неизъяснимый Принцип…
Скажем честно, что некоторые построения и выводы Голгофского из этой части книги кажутся нам чрезмерными. Временами он делает шаг в сторону от научного анализа, и весьма широкий шаг. Поэтому раздел его труда, посвященный «Второму Пришествию», отдает недостоверностью: это какая-то смесь восторженного оккультизма и второразрядной фантастики.
К счастью, эта глава невелика – и состоит в основном из предположений; правда, даже самые шаткие из них Голгофский старается опереть на факты. Им было собрано большое количество сообщений о чудесах и необъяснимых происшествиях на Новой Земле рубежа пятидесятых и шестидесятых. Вот некоторые:
В 1958 году к Белюшиной Губе вышел олень с распустившимся на рогах розовым кустом.
В 1959 году над старым медеплавильным заводом два раза выпадал дождь из драгоценных камней (несколько рубинов и изумрудов хранились в архиве МВД, но были украдены в девяностые).
В 1960 году на Новой Земле видели небывалых птиц, похожих по описанию на мифологических китайских фениксов.
Ненцы рассказывали о музыке, которая сама собой звучит среди ночных снегов, об апельсиновых и клубничных полянах, невозможных в этой климатической зоне, о женщинах с далеких звезд, приходящих к ним в сны…
Главная мысль Голгофского такова: именно из-за абстрактного апофатического подхода к Великому Деланию «философский камень», полученный масонами Новой Земли, оказался универсальным. Присуствие и Принцип, проведенные ими в мир после того, как им удалось открыть дверь тайны, не имели четкой пространственной или культурной привязки. Нельзя было сказать, что эффект проявился исключительно на Новой Земле. Воздействие Храма затрагивало всю планету. Мир в те дни испытывал какой-то особый счастливый подъем, полный надежды и света… Он ощущался всеми, кому выпало жить в то время. Менялось все – даже Советский Союз постепенно переставал быть мрачным Мордором.
В общем, начинались шестидесятые.
С 1960 года лубянские провокаторы уже не могли по своей воле попасть в Храмлаг, – пишет Голгофский. – Он будто исчез. Дорога, которая вела туда прежде, делала петлю в ледяной пустыне – и кончалась среди необитаемых скал. Озеро Горячее тоже куда-то пропало – даже геологи не могли его обнаружить. Но сами масоны никуда не делись – они по-прежнему обменивали добываемые ими шкуры морского зверя на необходимые припасы. Они, однако, избегали контактов с официальными лицами – и общались только с ненцами, которые относились к ним как к сверхъестественным духам…
В МГБ и Политбюро уже догадывались, что речь идет не более и не менее как о Втором Пришествии – тем более непобедимом, что оно не было персонифицировано в конкретной богочеловеческой фигуре, которую можно было бы распять или хотя бы запереть в камере.
Пришествие уже началось: через открытый вольными каменщиками Портал проходили тончайшие вибрации любви и света – и становились семенами нового. Это из них вскоре вырастут хиппи и психоделическая революция, «Битлз», «Пинк Флойд» и проповедь безусловной беспричинной любви… Люди не хотели больше убивать себе подобных и смеялись над теми, кто заставлял их это делать, ссылаясь на свою «идеологию».