– За что?
– За такие вечеринки? Только за то, чтобы появлялась!
– Не знаю.
– И я не знаю, – признался он. – Но говорят, с ума сойти, сколько платят.
– Наверное, много, – согласился я.
Он посмотрел на дверь ванной.
– Не против, если приму душ? День был жаркий.
– Валяй, – сказал я. – Шампунь, гель для душа там на полке.
Дверь за ним прикрылась, мы ж пока с нормальной ориентацией, хотя замок не щелкнул, я услышал шум льющейся воды, а пальцы мои, подрагивающие в нетерпении, словно наркоманьи, уже срывали пленку с длинного бумажного рулона.
Карта Марса развернулась во всей страшной красе: мертвые красные пески, камни и валуны странной формы, на Земле таких нет, над странно близким горизонтом – жутковатое небо с тусклыми звездами, хотя это день, марсианский день…
Снято последним спутником с такой четкостью, что уже нет сомнений: высадятся в намеченном две тысячи двадцатом году, обязательно высадятся. А то и раньше, чтобы опередить русских и китайцев. Для того и такие подробные карты, уже ищут местечко для научного городка…
Место на стене отыскалось между лунной картой и великолепным снимком Юпитера. Дальше сразу три фото Сатурна, не самые лучшие, но крутые и новейшие спутники к нему еще не добрались.
Я все еще стоял перед картой, когда Шурик вышел из ванной, обнаженный до пояса, капельки воды блестят на ресницах. На ходу бурно тряс кистями рук, засунув указательные пальцы в уши, морда сморщилась в наслаждении, а я впервые за долгое время рассмотрел, что у него выпирающий животик: нежный, из белого сала, мощные валики отложились на боках, раздувая талию.
– Хорошая штука, – сообщил он, – этот душ. Только жаль, что в этих проклятых метрах не по двести сантиметров! А то бы ванна поместилась.
– Да ладно, – сказал я вяло. – Меня устраивает.
Он оглянулся на открытую дверь, там синеватый свет и мягко жужжит аппаратура, освежая, очищая и деактивируя.
– А может, демонтировать? И поставить ванну?
Я удивился:
– Зачем?
– Чудак, – сказал он покровительственно. – Полежать в теплой водице, побалдеть… разве не здорово? А в твоей коробке помылся и – на выход. Больше делать нечего. Даже сесть негде.
– Нет, – сказал я.
– Денег жалко? – догадался он. Добавил покровительственно: – Я подброшу в долг. Никаких процентов! А отдашь, когда сможешь.
Я покачал головой:
– Шурик, ну чего вдруг? Это ж не та ванна, что устанавливают изначально. Я брал пустую квартиру. И душ установил сам.
Он изумился.
– Ты что? У тебя был выбор: установить ванну или душ, а ты выбрал душ?
– Да.
– Ну ты урод, – сообщил он с глубоким удовлетворением. – Душ – это для тела, а корытце – для балдежа. Да и с девочкой можно полежать, побаловаться. А у тебя что: помылись и сразу в постель? Нет в тебе романтики.
– Нет, – согласился я.
– А что вдруг?
– Да сломалось что-то. Во мне.
Он гулко хохотнул:
– Знаю, так бывает. На меня тоже пару раз накатывало. Здесь главное – не поддаваться! Будь стойким. Как только начнет такое приближаться…
– Какое? – спросил я с интересом.
Он отмахнулся с полным пренебрежением, но глаза оставались серьезными.
– Ну, мерехлюндии, сам знаешь. Надо сразу винца, и тут же звонить телкам. А нет свободных, беги на улицу, даже если ночь, хватай любую, пусть и ноги колесом, а морда ящиком!.. Это же лекарство, а лекарству можно быть и противным. Главное – держать себя все время занятым, понял? Вон Тюпавин в таких случаях просто напивается, но это недостойно мужчины! Как думаешь? Ты ж не пьешь, хоть у тебя всегда полно всякого.
Я указал на фен, Шурик отошел с ним к зеркалу, шнур позволяет, я вышел на балкон. Небо уже темное, чужое, а на нем, как на дорогом бархате, ослепительно блещет, красуясь богатством, драгоценное колье Медведицы. Как редкий алмаз горит Полярная звезда, а через всю черноту протянулась белая полоса Млечного Пути, который у южных соседей называется Чумацким Шляхом, а у северных – Серебром Дракона.
Значит, и Шурик, мелькнула мысль. Ссылается на Тюпавина, тот тоже… Даже выработали защитные меры. Но что-то не хочется глушить себя ни вином, ни бабами, ни наркотой. Пусть даже тоска по недостижимому будет все острее. Я согласен смотреть на этот черный бархат с недоступными мирами и сладко тосковать…
За спиной зашлепали ступни, Шурик появился в дверном проеме.
– Че-нить клевое?
– Вчера и звезд не было, – объяснил я, – одна луна, а сегодня откуда их столько набралось?
Он посмотрел по сторонам:
– Кого?
– Звезд, – повторил я.
Он снова посмотрел на соседние балконы, не сразу догадался задрать голову. Звонко хрустнули шейные позвонки, он поморщился, зачем-то подвигал нижней челюстью.
– На фиг тебе звезды? Я думал, поп-звезду какую увидел! Говорят, Аня Межелайтис живет где-то близко.
– В самом деле? – спросил я вяло. – Автограф возьму…
– Она в темных очках ходит, чтоб не узнали.
– Но Тюпавин как-то же взял?
– А на каком месте она у него расписалась, догадываешься?
Я сказал вяло:
– Зная Тюпавина, догадаться не трудно.
– Вот-вот! Потому и расписалась, что прикол. Такое сразу в газеты попадает. А ты ж ей блокнотик протянешь, валаамская девственница!.. Так, Славка, на фиг тебе звезды? Гороскопы вон на каждом углу!
– Люблю звезды, – вздохнул я.
Он посмотрел с подозрением.
– Я тоже люблю. Особенно – Аню Межелайтис. Она всегда без трусов поет и обязательно подходит к самому краю! Я один раз такие снимки нащелкал снизу, закачаешься! Всю ванну обклеил. А ты какие звезды любишь?
– Настоящие, – ответил я нехотя.
– Я тоже предпочитаю настоящие, – заявил он гордо. – Вот Аня Межелайтис – настоящая! А еще группа «Без комплексов», там классные девчонки. И поют, и пляшут, и сиськи здоровенные… Всем дают щупать. Я один раз излапал всех троих, так потом, веришь, неделю у меня поднимался сразу, только вспомню!.. Ну все, Славик, я готов. Пошли!
– Куда? – удивился я.
– В клуб, – объяснил он терпеливо. – Тебе клево, в соседнем квартале, а я с другого конца города пер, в двух пробках постоял. Пошли, Аня вот-вот подъедет!
– Давай на нее с балкона посмотрим? – предложил я.
– А ты знаешь, с какой стороны она пойдет?
– Нет.
– И я не знаю. К тому же она сразу из подъезда в машину с бодигардами! Пойдем, надо успеть раньше, она всегда появляется с таким шиком…
Глава 13
Я поупирался, но моя беда в том, что всегда уступаю напору, и сейчас покорно влез в машину Шурика, а тот похохатывал всю дорогу, рассказывал случаи, вспоминал других звезд, но те слабее, а хваленая Русдая вообще перестает пользоваться вниманием, потому что выступает всегда в трусиках, а сиськи ни разу не показала даже нечаянно. Какой интерес ходить к такой на концерт, а ее песни всегда можно скачать на халяву, Инет велик…
Острая мысль кольнула мозг: Шурик в самом деле никогда не смотрит в небо! И Люша не смотрит. И Константин не смотрит. Как и Тюпавин, Демьян… вообще никто из моих друзей, да что там – из приятелей даже никогда не смотрит в небо, можно пропустить на заплеванном тротуаре блеснувшую монету, упустить шанс, не заметить и не проводить взглядом вот такие сиськи или вот такенную жопу, сразу представляя, как ими воспользуешься.
А Габриэлла, послышался ехидный голос, смотрит на небо? Или выбрала удобную профессию, чтоб вдали от людской суеты, своеобразный аристократизм или эскапизм, трактуй, как удобнее?
Не трожь, сказал я внутреннему голосу угрюмо, а то изничтожу. Габриэлла – святое.
– Почему? – спросил внутренний голос. – Почему святое?
– Потому, – ответил я зло. – Что-то должно быть святым.
Переступая порог клуба, смутно удивился: на какой хрен пришел. Еще пару дней тому клялся себе, что не загляну в подобные места хотя бы с месяц, но с порога умело подобранная какой-то сволочью грохочущая музыка вошла в резонанс с чем-то во мне, мои бедра начали покачиваться, как у шлюхи, плечи задвигались. Шурик потащил к столикам, хорошо бы что-то сожрать сперва, но мои глаза с быстро краснеющими белками уже шарили по плотной толпе танцующих.
– Ты так жрать хочешь? У меня мог бы перекусить!
– И пропустить Аню Межелайтис?.. А, вон она!
Вспыхнул свет, все прожекторы повернулись ко входу и поймали в широкое перекрестье прицела женскую фигурку. Я отсюда не рассмотрел эту Аню, Лариска о ней только и трещит, народ неистовствует, телохранители оттесняют фанатов, а сама Аня, раскланиваясь и ослепительно улыбаясь, прошла быстро к будочке диджея.
Вскоре оттуда объявили, что сегодня она будет просто помощницей, постарается выбрать для нас самые лучшие мелодии.
Шурик уже распорядился насчет ужина, но не успели взять вилки в руки, как он заприметил двух девчонок, «как раз под нас, Славик», заорал, перекрикивая музыку, они даже не оглянулись.
– Ладно, – рассудил он, – тогда сперва пожрем и выпьем! Я даже не знаю, что лучше: трахнуть прекрасную незнакомку в анус или же съесть хорошо прожаренную телячью отбивную?
Он быстро сделал заказ, но телячью отбивную не заказал, зато три вида раков, мидии и еще какую-то хрень, от которой якобы повышается эта самая мужская сила.
Минут через десять перед нами появились раки, Шурик забыл обо всех женщинах мира: раков он не ел, а жрал, хотя я никогда не понимал этой страсти, предпочитаю большой хорошо прожаренный бифштекс. Рака же нужно сперва разломить, отделить головогрудь от хвоста, а уже потом отламывать защитные рачьи латы и высвобождать для пожирания нежное белое мясо, по своей малости похожее на белого червяка.
Еще можно разгрызать и высасывать мозг из рачьих клешней, это совсем уж малость, меньше капельки, но с каким азартом грызут, хрустят, чавкают, глаза горят первобытной страстью… Может, все дело в этом, что это инстинктивное напоминание о миллионолетней привычке пещерных людей?
Тот же атавизм, что заставляет вполне благополучного и небедного человека покупать ружжо и неделями бегать за бедным зайцем или выслеживать уток, хотя с его жалованьем может скупить всех уток области?
Шурик перехватил мой взгляд, широко улыбнулся и сказал сквозь треск рачьего панциря:
– А тебе что, худой рак попался?.. Возьми вот этого, это рачиха!.. Смотри, икра еще цела…
Я виновато улыбнулся, нельзя выпадать из компании, начал ломать хитиновые доспехи, отрывать клешни, совершать все нужные действа и даже делал вид, что все это не просто нравится, что я в восторге, что это мой мир и что я кайфую.
На моем блюде растет гора рачьих панцирей, хоть и не так быстро, как у Шурика, но быстрее, чем у соседа за столиком. Бедолага пока еще не наловчился их разделывать, но старается, глаза горят, и вообще старается поскорее начинать ощущать кайф, чтобы как все люди.
А что я, мелькнуло у меня. Почему все никак не начну ощущать первобытную радость? Я же вроде бы из такого же мяса, таких же костей и жил…
Когда от раков остались одни панцири, Шурик довольно рыгнул и сказал бодро:
– Славик, сейчас увидишь, насколько я был бы хорош в роли дипломата.
– Да ладно тебе, дипломат…
Он вскочил и догнал двух девчонок, те вклинились в толпу. Шурик не успел заговорить с ними, как обе начали танцевать. Он тут же завертелся возле них, танцует в самом деле здорово, о чем говорили, конечно, я не слышал, но девчонки, одна блондинка, другая рыженькая, к моему удивлению, прервали танец и пошли за ним.
Все трое улыбались до ушей, Шурик заявил с ходу:
– Это мой лучший друг, Славик, компьютерный гений, холостой и хорошо зарабатывающий!
Я помахал рукой:
– Все брешет. Девочки, вам что заказать?
– Мне пепси, – сказала блондинка.
– Мне мороженое, – сообщила рыженькая. – Жарко…
Молоденькие, явно школьницы, но уже с тем жадным блеском в глазах, когда видят столько всего, и все им отныне доступно, можно хватать и пользоваться, никаких осточертевших родительских запретов…
– Вы классные девчонки, – сообщил Шурик убежденно, – я как увидел вас, так сразу сказал Славе: вон смотри, самые классные девчонки в этом клубе! И Славик сразу понял, что я говорю про вас двоих… Правда, Слава?
– Точно, – подтвердил я. – Сразу видно, что вы девчонки смелые и самостоятельные.
Обе разом засмеялись, блондинка сказала игриво:
– Это верно, мы – девочки без комплексов. А вы?
Шурик довольно гоготнул и сказал бодро:
– Мы тоже, только мы не девочки!
Обе снова захохотали, рыженькая протянула руку:
– Меня зовут Лиза.
Рукопожатие ее было дружеским и крепким. Вторая девочка протянула руку несколько жеманно:
– Валя.
Шурик сказал с укором:
– Ну вот, еще и не потрахались, а уже познакомились… Непорядок!
Снова все засмеялись, я тоже улыбался изо всех сил, а Шурик продолжил с подъемом:
– У меня машина просторная, можно начать с нее.
Лиза наморщила нос.
– В машине… как-то банально. Мы вообще-то предпочитаем экстремальный секс. А вы?
– Мы любой, – ответил Шурик с подъемом. – А экстремальный – это когда вам морды бьют?
– Как смешно, – сказала Лиза с неудовольствием, но тут же засмеялась: – Но вообще-то прикольно, надо запомнить. Экстремальный – это когда опасно… Например, на эскалаторе.
Шурик сказал нерешительно:
– Точно морду побьют. Недавно кончился матч между «Спартаком» и «Торпедо», часа три будут переть, как слоны… И без экстремального все равно побьют! А дожидаться ночи… чтоб на эскалаторе пусто…
Лиза сказала с вызовом:
– И что, боитесь?
Шурик ответил честно:
– Да нам бы такой экстремальный, чтобы для этого не лезть на Эверест. Сейчас час пик, и без всякого секса затопчут! До ночи ждать долго… А чем сейчас будем заниматься? Вы хоть сиськи покажите!
Лиза хихикнула, с готовностью задрала майку. Груди крепкие, как очерченные циркулем, еще не отвисшие, хотя достаточно крупные, чтобы вот так хвастливо задирать и дразниться. В сосках блестят колечки пирсинга. У меня болезненно холодеет внутри, когда я представляю, как это больно, когда вот так прокалывают… но у меня здоровые реакции, а эти, с пирсингом, все мазохисты…
Валя подняла маечку чуть стеснительнее. Ее грудь мельче, зато алые кружки кажутся совсем детскими, а кончики уже вздулись, похожие на поспевшие ягоды земляники.
– Класс, – опередил Шурик с видом знатока. – Славик, правда класс?
– Класс, – подтвердил я.
– Класс, – повторил Шурик, девчонки, хихикнув, опустили маечки. – Классные сиськи. Ну что, рискнем, экстремалы?
Трахались на движущемся эскалаторе. В первый раз не успели, у меня эрекция появилась, когда опустились в самый низ. Пришлось, придерживая штаны, перебегать на ленту, ползущую вверх. Лиза довольно повизгивала, глаза горят, у нее сразу пошли оргазмы, меня же отвлекало все на свете, даже фонари, равномерно проплывающие вниз. К тому же на противоположной ленте опускается группа подростков, сразу заулюлюкали, кто насмешливо, кто одобрительно.
К концу ленты я ощутил, что уже близко, но не успел: пришлось все так же, придерживая брюки, перебежать на соседнюю, что идет вниз. Лизе проще, а мне со спущенными штанами бегать, что решать в уме квадратные уравнения. Оказавшись на ленте, я вздохнул с облегчением и поклялся, что сейчас все закончу и больше никогда ни с чем экстремальным связываться не буду. До чего же нам, мужчинам, хреново: не можем имитировать оргазм, как сплошь и рядом делают расчетливые женщины!
Как назло, повалил народ. Оказалось, судя по репликам, закончился спектакль, они всегда заканчиваются в полночь или близко к этому, и зрители спешат успеть к закрытию метро. Лиза радостно хихикала, когда эскалатор начал заполняться народом, самые нетерпеливые бегут по ступенькам, мне пришлось прижать ее к стенке. Рядом Валя старается упираться руками в движущийся с нами поручень, чтобы не тереться о стенку, она снова начала постанывать и вскрикивать, Шурик радостно заухал, как филин. Я страшился, что народ начнет останавливаться и давать советы, но театраломаны обращали на нас не больше внимания, чем на сцепившихся в коитусе бродячих собак, что иногда забредают в метро погреться.
А мы, перебежав на эскалатор, что подает ступеньки наверх, наконец-то выбрались на улицу.
Шурик раскинул руки и захохотал счастливо:
– Надо гулять, пока есть чем гулять!
– Работа облагораживает человека, – засмеялась Лиза, – а безработье делает его счастливым, верно?
Валя сказала заученно, словно читала со сцены:
– Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно, а было мучительно приятно…
– А как было? – спросил Шурик деловито.
Она потупила глазки.
– Ну вообще-то… вообще-то…
– Не тяни, удавлю!
– Было приятно, было, – согласилась она, не удержалась и расхохоталась. – На эскалаторе именно это, ну, мучительно приятно!
Шурик сказал таинственным голосом:
– У меня стоит вопрос, а у вас не чешется ответ?
Лиза засмеялась громче:
– Свингернемся?
Она посмотрела на меня, я кивнул с натянутой улыбкой. Различаются лишь два вида секса: застенчивый и безобразный, а мы вроде бы не такие уж и застенчивые.
– Что хочет женщина, того хочет бог!
– Истинно, – подтвердила Лиза. – А мы такие женщины, такие женщины…
Шмакодявка ты еще, а не женщина, подумал я, но смолчал. Спорить можно о книгах или политике, но когда предлагают выпить, потрахаться, украсть или насрать в лифте, то отказываться как-то боязно: как бы не приняли за труса, импотента или берегущего свою поганенькую жизнь от болезней – все равно помрем, так чего уж там мелочиться…
Валя повернулась ко мне с застенчивой улыбкой примерной девочки из хорошей семьи. Ее тонкие и уже умелые пальцы бестрепетно нащупали застежку «молнию» на моих джинсах и потянули вниз. На губах заиграла улыбка уже хитренькая, подняла на меня взгляд заблестевших глаз, то ли принимает экстази, то ли разожгла в себе нимфоманку, мне стало не по себе, но отступать поздно, все мы в таких делах страшимся опозориться больше, чем на госэкзамене в универе или перед директором фирмы на переаттестации.