Она действительно удивительно хороша собой. Петербург очарован баронессой Крюденер. О ее появлении в столице мы узнаем из письма поэта Вяземского, который в июле 1833 года описывает вечер у графини Бобринской: "...Была тут приезжая саксонка, очень мила, молода, бела, стыдлива". А чуть позднее подсмеивается над Пушкиным, который, "краснея, поглядывал на Крюденершу и несколько увивался вокруг нее". И вот мнение Александры Петровны Дурново: "Крюденер действительно очень красива, такая прекрасная кожа, черты такие тонкие..."
Азалия Максимилиановна, как звали ее в России, блистала в свете, восхищала умом, образованностью. Она прекрасно разбиралась в литературе, была первой читательницей новых произведений как русских, так и европейских писателей. Ее дружбой дорожили. Именно Амалия познакомила Россию со стихами Тютчева, передав Пушкину его первые опыты. По словам Вяземского, тот "пришел от них в восторг". Стихи появились в "Современнике" под названием "Стихотворения, присланные из Германии".
Надо сказать, в течение всей жизни Амалия не оставляла Тютчева дружеским участием, оказывала ему услуги. Они были необходимы дипломату Тютчеву, обремененному большой семьей. Он принимал помощь баронессы, но сожалел, что подобные услуги могут испортить дружеские отношения. К Амалии это не относилось - она была щедра и деликатна.
В 1852 году умирает барон Крюденер. После нескольких лет вдовства Амалия выходит замуж за графа Адлерберга, генерал-губернатора Финляндии. Их встречи становятся совсем редкими.
В июне 1870 года Федор Иванович лечился в Карлсбаде. Здесь они встретились вновь и... "все былое в отжившем сердце ожило":
Я вспомнил время золотое
И сердцу стало так легко...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь,
И то же в вас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
Теплота этого чувства, очарование его первой возлюбленной согрели и последние месяцы жизни поэта. 31 марта 1873 года разбитый параличом Тютчев увидел Амалию... Нет, уважаемый читатель, это не видение умирающего. Амалия Максимилиановна, узнавшая о несчастье, приехала навестить поэта. Они молча смотрели друг на друга, слезы не мешали им видеть дорогие черты. На следующее утро Тютчев написал дочери дрожащей рукой: "Вчера я испытал минуту жгучего волнения вследствие моего свидания с графиней Адлерберг, моей доброй Амалией Крюденер, которая пожелала в последний раз повидать меня на этом свете и приезжала проститься со мной. В ее лице прошлое лучших моих лет явилось дать мне прощальный поцелуй".
15 июля 1873 года Тютчев скончался. Амалия пережила его на 15 лет. Кто знает, возможно, листая старый детский альбом, она не один раз перечитывала строки юного атташе:
Твой взор живет и будет жить во мне...
Вот такую историю вспомнила я в Мюнхене перед портретом из Галереи красоты.
15. Тургеневская девушка
Помню, в далеком 1957-м мы, абитуриентки филфака МГУ, готовились к очередному экзамену. Шум фестиваля мешал сосредоточиться и вносил смуту в наши души. "Почему бы тебе не постричься?" - раздумчиво спросила подруга. И добавила: "Теперь тургеневские девушки не в моде". При этом она подергивала меня за косу. Она же ощущала себя очень модной, потряхивая свеженькой шестимесячной. Мне нечего было возразить да, признаться, и желания не было. Этот эпизод я иногда вспоминаю, глядя на современных девочек, которые в большинстве своем и не имеют понятия, что это такое - "тургеневская девушка".
Только с возрастом пришло понимание, что тургеневская девушка - это состояние души, не зависящее ни от длины волос, ни от фасона юбки, ни от социальных преобразований. Удивительно точно это передал поэт Серебряного века Константин Бальмонт:
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали...
Вам кажется странной такая ассоциация? А вспомните описание последней встречи Лизы Калитиной с Лаврецким, самый драматичный момент их отношений. Она прошла мимо него "ровной, торопливо-смиренной походкой монахини - не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только ниже наклонила она свое исхудалое лицо - и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу".
А у Бальмонта:
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
"Тургеневская девушка" - это чисто российское понятие. Жертвенность, самоотречение. Их красота очищает и облагораживает. Это чувственно-романтические натуры, которые во имя долга укрощают свою плоть. Надо сказать, и современники неоднозначно встретили образ Лизы Калитиной. Но наш рассказ о другом.
Лиза Калитина имеет свой прототип - Александру Николаевну Бахметеву, урожденную Ховрину.
Шушу, как звали ее близкие, родилась в 1823 году в дворянской семье в Москве. Ее мать, пензенская помещица Мария Дмитриевна Ховрина, "имела славу женщины большого света, охотно отворявшей двери своей гостиной для замечательных людей времени". Это были братья Аксаковы, Гоголь, Станкевич, Белинский, Огарев, Герцен...
Прекрасное образование, блестящее знание литературы, семейные литературные вечера, исторические споры самых ярких представителей "западников" и "славянофилов" сформировали эстетические и нравственные принципы Александры Николаевны, определили "смысл жизни". А если к этому прибавить, что она была замечательной красавицей, то можно не сомневаться в словах Николая Станкевича: "Ее нельзя не любить, как доброе дитя".
Весной 1839 года Мария Дмитриевна Ховрина с двумя дочерьми, Александрой и младшей Лидией, отправляется в Италию. Там, в Риме, и встретились Иван Тургенев и Александра Ховрина.
Ивану Сергеевичу всего 21 год. Он влюблен в прелестную Шушеньку, он страдает, он весь в сомнениях. Вот его письмо-признание к Станкевичу.
"Так привык каждый день слышать голос Шушу, что теперь и грустно. Что еще страннее - так это то, что я почти никогда не говорил с ней более трех минут сряду, а так было приятно быть в одной комнате с ней... Хочется мне и колется... чтобы дать вам понять о моих ощущениях в отношении к Шушу, вот вам какие стишки я подмахнул:
Что тебя я не люблю
День и ночь себе твержу.
Что не любишь ты меня
С тихой грустью вижу я.
Что же я ищу с тоской?
Не любим ли кто тобой.
Отчего по целым дням
Предаюсь забытым снам?
Твой ли голос прозвенит
Сердце вспыхнет и дрожит.
Ты близка ли - я томлюсь
И встречать тебя боюсь,
И боюсь и привлечен...
Неужели я влюблен?.."
Станкевич вспоминает: "Тургенев вчера сказал нам, что видел во сне, будто женится на Шушеньке, но уверял, что он боялся этого брака..." В этих словах весь Тургенев. Он будет бояться всю жизнь.
Александра Николаевна не ответила взаимностью. Ее внимание было отдано Станкевичу. Они вместе читали Шиллера, играли в четыре руки на фортепиано. Тургенев более не тешил себя иллюзиями. Он сидел в гостиной, всматривался в Шушу, рисовал ее. Потом черты Александры Николаевны мы увидим в образе Лизы Калитиной, ей же он переадресует стихи, посвященные Шушу:
Луна плывет над дремлющей землею
Меж бледных туч,
Но движет с вышины волной морскою
Волшебный луч.
Моей души тебя признало море
Своей луной,
И движется и в радости и в горе
Тобой одной.
Тоской любви и трепетных стремлений
Душа полна;
И тяжко мне; но ты чужда сомнений
Как та луна.
Их судьбы разошлись. Александра Николаевна вышла замуж "за богатого артиллериста П. В. Бахметева, воспитавшегося под влиянием своих дядей Нащокиных". Как пишет И. Сухарев, для читателя начала ХХ века это определение было достаточным: богатство, удачливость, душевная щедрость и доброта...
Петр Владимирович занимался общественной деятельностью в Дмитровском уезде, где было их имение - сельцо Шихово. Много внимание уделял работе своей жены, в частности завел типографию для печатания книг для детей и в селе открыл школу для крестьян.
В 1857 году Александра Николаевна опубликовала первую книгу для народного и детского чтения. Она видела свою задачу в том, чтобы серьезное и историческое чтение было доступно для детей "простого народа". Уверена, что и современным школьникам было бы полезно и интересно читать рассказы Бахметевой: "Как освободилась Русь из-под татарского игра в 1480 году", "Начало христианства в России и крещение Руси при великом князе Владимире", "Притчи Господни" и многие другие. В наше время вышло репринтное издание книги Бахметевой "Жития святых".
Александра Николаевна Бахметева скончалась в 1901 году и похоронена в Москве.
Известно, какой популярностью пользовалась в начале века певица Варя Панина. Особенно любили в ее исполнении один цыганский романс, в котором ее голос особенно завораживал слушателя:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые...
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные, страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые,
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Думаю, для некоторых было откровением узнать, что эти слова написал Иван Сергеевич Тургенев в 1843 году и посвящены они Татьяне Бакуниной. О разлуке с ней плакало сердце писателя.
С Михаилом Бакуниным Иван Сергеевич познакомился в Берлине в 1838 году. "Оба,- вспоминает современник,- были восторженные приверженцы гегелевской философии, казавшейся нам в то время ключом к познанию мира..." Друзья неразлучны: "Заняты целый день лекциями и домашними занятиями, а вечером обыкновенно отправляемся к Вареньке. Довольно часто слушаем вместе симфонии, квартеты и оратории..."
Варенька - сестра Михаила Бакунина - жила в Европе. Она искренне относилась к Тургеневу и писала сестрам в Россию: "Чистая, светлая, нежная душа". Поэтому неудивительно, что, вернувшись в 1841 году домой, Тургенев поспешил в Прямухино к сестрам Михаила и Варвары.
Если вам придется побывать в современном Прямухине Тверской губернии, вы увидите печальные развалины некогда прекрасной усадьбы Бакуниных. Ее хозяин, Александр Михайлович Бакунин, окончил Падуанский университет, служил в русском посольстве в Неаполе. Он состоял членом литературного кружа Державина, дружил с писателем Капнистом, декабристами Муравьевыми, на кузине которых Варваре Муравьевой был женат.
Так и хочется написать "семья была большая и дружная", но главное любящая. "Вы редко бранили нас и, кажется, ни разу не наказывали нас,напишет отцу знаменитый Михаил Бакунин, анархист и бунтарь.- Я помню, с какой любовью, с какой снисходительностью и с каким горячим вниманием вы слушали нашу детскую болтовню". А детей было много: шесть сыновей и четыре дочери. Пятая, Софья, умерла во младенчестве. В год рождения очередного ребенка отец высаживал дерево, называя его именем родившегося. Так и росли они вместе...
О сестрах Бакуниных нынче редко кто вспоминает, а вот современники, знающие их, гостившие в Прямухине, признавались: "Бескорыстно любуешься этими девушками, как прекрасными созданиями, смотришь, слушаешь, хочешь схватить и навсегда при себе удержать эти ангельские лица, чтоб глядеть на них, когда тяжело на душе".
В эту семью и приезжает Тургенев. Там он знакомится с Татьяной Александровной Бакуниной. И влюбляется в нее.
Татьяне Александровне 25 лет. Она старше Тургенева, она уже сложившийся человек, со своими идеалами, взглядами. Знавший ее Белинский писал о ней: "Что за чудное, за прекрасное создание Татьяна Александровна... Эти глаза темно-голубые и глубокие, как море; этот взгляд внезапный, молниеносный, долгий, как вечность, по выражению Гоголя; это лицо кроткое, святое, на котором еще как-то не изгладились следы жарких молений к небу..."
Тургенев очарован, околдован этими глазами, этим кротким лицом. Он полностью попал под ее влияние, называет Татьяну Александровну своей вдохновительницей и музой: "Все, что я думаю и изобретаю, чудесным образом связано с Вами".
Бакунина не осталась равнодушной к этому чувству, ее сердце ответило взаимностью: "Такой счастливой я еще никогда, кажется, не была - я жила всею душой, всем сердцем моим, каждая жилка трепетала жизнью во мне, и все вокруг меня как будто вдруг преобразилось". Но вскоре она начинает понимать, что Тургенев - большой ребенок, которого надо наставлять, опекать. Более того - это эгоистичный ребенок; "вы давать не можете",замечает она в письме к Тургеневу. Но она любит, ее любовь жертвенна, всепрощающа: "Если б я могла окружить Вас всем, что жизнь заключает в себя прекрасного, великого, если б я могла..."
И тем не менее эгоизм Тургенева, его нерешительность, инфантильность начинают ее раздражать. "Иногда все внутри меня бунтует против Вас. И я готова разорвать эту связь, которая бы должна была унижать меня в моих собственных глазах. Я готова ненавидеть Вас за ту власть, которой я как будто невольно покорилась. Но один глубокий внутренний взгляд на Вас смиряет меня. Я не могу не верить в Вас... С тех пор как люблю Вас, у меня нет теперь ни гордости, ни самолюбия, ни страху. Я вся предалась судьбе моей".
И все-таки они расстались. В письме к брату Павлу Татьяна Александровна объясняет причину своего охлаждения: "...я хотела чувства более сердечного, того самого, которым он увлек меня сначала, которым прежде мне сам казался весь проникнут, которое говорило из каждого слова его первой записки ко мне". Расставание было трудным. "...Я почти все ночи плакала",- признавалась Татьяна.
В последнем письме к Бакуниной Тургенев пытался объяснить себя:
"Послушайте - клянусь Вам Богом, я говорю истину - я говорю, что думаю, что знаю: я никогда ни одной женщины не любил больше Вас - хотя не люблю и Вас полной и прочной любовью... Вы моя прекрасная сестра... Да, Вы владеете всею любовью моей души и если б я мог сам себя высказать перед Вами - мы бы не находились в таком тяжелом положении..." Татьяна хотела другой любви: "...я поняла, что любви истинной в нем не было, что все это было не более как фантазия разгоряченного воображения, в которой сердце не могло не принять участия".
Год спустя Тургенев написал стихотворение "В дороге", которое стали считать цыганским романсом:
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной
Многое вспомнишь родное, далекое,
Слушая ропот колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое.
Их пути разошлись. Татьяна Александровна все свое пламенное сердце отдала освободительному движению, стала соратником Михаила Бакунина. А Тургенев... Впереди его ждала встреча с Полиной Виардо.
16. "...А вино хохотало в бокале..."
(Надежда Львова)
Надежда Львова - поэтесса не просто забытая. Она неизвестна современному читателю. Ее имя, как правило, всплывает, когда вспоминают о Валерии Брюсове. Давайте исправим эту несправедливость, ибо Львова - яркая искорка в литературном ожерелье "поэтессы Серебряного века". И доверимся наконец Анне Ахматовой, которая считала, что "ее стихи, такие неумелые и трогательные... Им просто веришь, как человеку, который плачет".
Стихи Львовой плакали о любви, ревности, девичьем страдании.
Знаю я: ты вчера, в ресторане,
Опьяненный приветом огней,
Как во сне, как в бреду, как в тумане,
Наклонялся взволнованно к ней.
И она отдавалась - улыбкой,
И она побежденно ждала,
И казалась печальной, и гибкой,
И томящей,- как летняя мгла.
Золотая симфония света,
И блестящих волос, и вина,
Обжигала - как зов без ответа,
Как молчание вечного сна.
Но глазам, что молили и ждали,
Скрипки радостно бросили: "Нет!"
... А вино хохотало в бокале,
Золотое, как волосы Кэт.
Стихи Львовой - лирический дневник ее такой короткой и драматичной жизни. Но начнем свой рассказ все-таки с имени Валерия Брюсова, роковым образом определившего ее жизнь.
Брюсов и женщины - тема особая, трагическая. С одной стороны, в августе 1899 года он пишет гимн "Женщине":
Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
Ты - женщина, ты - ведьмовским напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.
Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!
А с другой - еще в 1896 году пророчествует:
Моя любовь - палящий полдень Явы,
Как сон разлит смертельный аромат,
Там ящеры, зрачки прикрыв, лежат,
Здесь по стволам свиваются удавы.
Зовет и предостерегает:
Идем: я здесь! Мы будем наслаждаться
Играть, блуждать, в венках из орхидей,
Тела сплетать, как пара жадных змей!
День проскользнет. Глаза твои смежатся.
То будет смерть.- И саваном лиан
Я обовью твой неподвижный стан.
Его любовь опалила не одну женщину, принесла много горя. А вернее сказать, его нелюбовь, ибо Брюсов любил только поэзию и себя в поэзии. Он был честен: "То будет смерть". Но женщины не хотели слышать, они как мотыльки летели на его пламя и сгорали в нем.
"Не Эрос им владеет,- утверждала Зинаида Гиппиус.- Ему нужна любовь всех, всех... И ни одна из них сама по себе, вместе с любовью как таковой, не нужна... Лишь средства, средства..." Иначе говоря, Брюсову женская любовь нужна как импульс к творчеству. Это, скажете вы, мнение женщины. Предоставим слово мужчине. Вот что писал Владислав Ходасевич: "Женщины брюсовских стихов похожи одна на другую как две капли воды: это потому, что он ни одной не любил, не отличал, не узнал. Возможно, что он действительно чтил любовь. Но любовниц своих не замечал.