Последняя версия, красочно нарисованная воображением, развеселила Вадима, и он, расслабившись, откинулся на спинку сиденья – скоро так или иначе все выяснится. Машина быстро летела по окружной трассе. Жаркий июльский воздух, врывающийся в открытые окна, веял полынью, чебрецом и еще чем-то неуловимо знакомым с детства, но забытым – очень терпким, степным...
Вернувшись в мыслях к недавнему «гостеприимному» отдыху у Леши-Верблюда, Вадим обратился к майору:
– Прошу прощения, как вас зовут?
– Игорь Павлович. Можно просто Игорь.
– Игорь, для личной информации, не подскажете, чем в городе знаменит гражданин, носящий в определенных кругах кличку Камил?
– Подскажу. Камил, он же Свиридов Алексей Евгеньевич, один из центровых, практически – лидер криминальной группировки, проходящей под названием «фабричная», по имени района, где она формировалась. Бывший спортсмен, судим по статье «хулиганство», отбыл срок. Руководит боевым крылом ОПГ, фактически – ядром организации, состоящим в основной массе из таких же бывших спортсменов. Всегда, а наиболее ярко – в начальный период деятельности, в первой половине девяностых, эта группировка отличалась особой жестокостью и цинизмом. Ходила такая поговорка, что, когда «камиловцы» приезжали на разборки, они сначала всех мочили, а уже потом начинали вникать в суть дела. А так как разбираться было уже не с кем, то правда, естественно, всегда была на их стороне.
– Интересная специфика, – усмехнулся Вадим.
– Очень интересная... «Камиловцам» приписывают большое количество убийств, в том числе и громких заказных, однако доказать это практически невозможно. Слишком уж качественно, даже профессионально они были подготовлены и исполнены. Вторая половина девяностых для «фабричных» прошла под флагом ухода от беспредела в легальный бизнес. Сегодня под их контролем находится порядка восьмидесяти процентов рынка реализации нефтепродуктов, вся дилерская сеть продажи автомобилей, два крупнейших торговых центра, а уж мелких базаров, магазинов и ларьков – так это без счета. Основное направление деятельности в настоящее время – передел собственности в сфере предприятий пищевой и перерабатывающей промышленности. Это по хозяйственным делам. Помимо этого заметна активизация «фабричных» в местной политической жизни: внедрение своих кандидатов в выборные органы города и области, а также на более или менее значимые руководящие административные посты.
– Это мы уже проходили: слияние криминала с властью, – усмехнулся Вадим. – Очень знакомо по другим, более высоким сферам. Коррумпированные чиновники, распоясавшиеся олигархи, лоббирование интересов в органах власти, легализация теневых капиталов... И до глубинки этот процесс докатился.
– Совершенно верно, – серьезно подтвердил майор.
– И почему вы все знаете и не препятствуете?
– Почему? – свирепо зыркнул на Вадима глазами Игорь. – Могу задать похожий вопрос немного из другой области, возможно, близкой тебе, и сам на него ответить. Каким таким сверхъестественным способом в Первомайском Радуев сумел ускользнуть из тройного кольца блокады? Ответ: потому что команду «фас» не дали, а наоборот, расчистили ма-а-хонький такой коридорчик. А не поступило команды по одной простой причине – это кому-то, стоящему у руля, было выгодно. В детали, имена и факты, надеюсь, углубляться не будем?
– Не стоит, – пробурчал Вадим и отвернулся к окну. – Значит, говоришь, «камиловцы» самая жестокая и циничная боевая группа, ядро «фабричных»? – задумчиво спросил он через некоторое время.
– Именно так, – подтвердил Игорь. – И если верны наши данные, это идет от самого Камила. Причем жестокость его на уровне патологии. И еще один не совсем понятный факт: ни он сам, ни его окружение не имели и не имеют достойной аналитической и оперативной базы для разработки финансовых, хозяйственных, политических да и серьезных криминальных акций, однако блестяще осуществляют многоходовые операции с далеко идущими стратегическими целями.
Создается впечатление, что сценарии пишутся для них очень грамотной и талантливой рукой, но автор прячется в тени и, возможно, даже не у нас, а где-то на стороне. Были наметки, что след ведет в Москву – связаны они по экономическим делам со столицей, но разобраться в этом сложно, а точнее – не дают. По просьбе руководства отдела по борьбе с оргпреступностью мы начали разработку, но сверху пришло распоряжение отставить эту работу как неспецифическую. Оказывается, в службу поступил запрос из Комитета по законности и соблюдению конституционного порядка Государственной думы о правомочности нашей деятельности. Вот так-то! Напомнили, что сейчас не тридцать седьмой год и наша основная задача – нещадная борьба с ворогом внешним, а не с демократическими преобразованиями и их активными проводниками в нашем свободном обществе.
– Тяжело в деревне без нагана! – посочувствовал майору Вадим.
– Куда уж тяжелее, – обреченно вздохнул тот. – Правда, сейчас появилась одна тема, которую поневоле выносят на уровень национальной безопасности: наркотики. Есть некоторые предположения, что эта сфера деятельности наших «фабричных» тоже стороной не обошла, – сообщил Игорь и, отвернувшись к окну, замолчал.
Приземистый «Ан-26» с прогретыми моторами уже ждал их на рулежной полосе. Техник, нетерпеливо дефилирующий по бетонке, помог подняться в самолет выскочившему из «Волги» Вадиму, залез сам, затащил в грузовой салон трап и захлопнул дверь. Из пилотской кабины выглянул летчик, мельком глянул на пассажира и крикнул сквозь шум двигателей:
– Ну что, все в сборе? Тогда покатили...
Моторы загудели сильнее, вибрация усилилась, и самолет, плавно снявшись с якоря, начал двигаться. Через несколько минут они уже были в воздухе. Техник подошел к Вадиму, устроившемуся на жесткой металлической скамье.
– Все нормально? – спросил он.
– Да, отлично. Когда прибудем в Жуковский?
– Примерно через час сорок минут. Если только не завернут на запасной.
– А что, и такое может быть? – с тревогой спросил Вадим.
– Запросто. Передали, на Москву мощный грозовой фронт идет. Если бы вы опоздали минут на пять, мы бы ждать больше не стали, улетели, чтобы успеть до циклона. И так уже месяц с лишним болтаемся. Летали в Анадырь, а там по трассе с погодой ужас что творится. На каждом аэродроме минимум дней по пять сидели, окна в облачности выжидали. Да еще за всякими попутными грузами зигзагами гоняли. Сейчас до дома уже рукой подать, а когда оно рядом, свербит, хочется побыстрее. Если что нужно, позовите, я в пилотской кабине буду. Захочется курить, окурки тушите вон в той банке.
Техник покачал стропу, проверяя крепление большого ящика, мельком глянул на остальные и, махнув рукой, зашагал в нос самолета.
На полпути вошли в густую облачность. За иллюминатором тянулся белесый туман. Самолет начало потряхивать и изредка кидать в воздушные ямы.
Вадим полез в сумку за сигаретами и наткнулся рукой на завернутый в тряпицу предмет, переданный ему на прощание дядей Иваном. Вытащив таинственный подарок, он развернул холстину и от неожиданности обомлел. На ладони лежал массивный желтый, явно золотой портсигар, сверкающий затейливым вензелем и расцвеченный мелкими разноцветными, по виду – драгоценными – камешками.
– Ничего себе подарочек. Что там дядя говорил: дедушка ему передал, а он мне? Это что же выходит – семейная реликвия? С какого переляку у нас в семье такие безделушки хранятся? – удивленно пробормотал Вадим.
Он осторожно нажал на маленькую кнопочку сбоку, и портсигар, мелодично заиграв «Боже, царя храни», открылся. На внутренней стороне крышки красивой вязью было что-то выгравировано. С трудом разбирая мелкие, раскудрявленные завитушками слова с ятями, изумленный Вадим прочитал дарственную надпись, увенчанную двуглавым орлом:
«Штабс-капитану лейб-гвардии Измайловского полка Андрею Беклемишеву за мужество и безмерную храбрость во славу Отечества Российского».
Ниже четкая подпись: «Его Императорское Величество царь Александр Третий» и под ней такой же, как на крышке сверху, витиеватый вензель, в котором теперь, уже зная, можно было разобрать разлаписто-ветвистую букву "А", перечерченную тремя полосками.
«Однако!.. – присвистнул растерянный Вадим. – Прямо какой-то граф Монте-Кристо с тайной аббата Фариа. Что же получается, я потомок этого самого штабс-капитана Андрея Беклемишева? Насколько помнится, в лейб-гвардии служили только дворяне и, как правило, не мелкопоместные. Выходит, мы голубых кровей? Вот уж чего не ожидали-с. И звание солидное – гвардейский штабс-капитан. Это где-то на уровне армейского подполковника, по седьмому классу в табели о рангах. Выше, полковниками, в лейб-гвардии были, если память не изменяет, члены императорской фамилии. Однако!.. А кем он мне может приходиться? Прадедом? Нет, по времени больше на прапрадеда тянет. И у дедушки отчество было Владимирович, следовательно, прадед звался Владимиром Андреевичем. Покопаться бы в архивах, может, остались какие-то сведения о предках. Дальше дедушки никого же не знаю. Социализм выровнял народ под одну гребенку по классовой справедливости и превратил всех в Иванов, не помнящих родства».
Вадим захлопнул портсигар, полюбовался его сверкающими камнями, удивленно покачал головой и, бережно завернув в холстину, аккуратно уложил на дно сумки.
«Что-то для одного дня сюрпризов многовато, – подумал он. – Сначала встреча с Верблюдом, потом портсигар. А впереди еще ждет тайна трех пятерок. Как бы перебора не случилось».
Усмехнувшись, Вадим промурлыкал под нос, чуть изменив слова, стилизованный жгучий романс: «Подайте патроны, поручик Голицын, корнет Беклемишев, надеть ордена...»
Глава 4 На пленэр
Самолет стало сильно трясти и бросать из стороны в сторону, вибрация усилилась. У Вадима было чувство, что он слышит, как жалобно и натужно скрипит фюзеляж. За иллюминатором сгустился полумрак, изредка прорезаемый далекими всполохами грозы. Минут через десять машина стала снижаться – резко, как будто падать. Они вырвались из тучи и неожиданно близкая земля, расчерченная полосами лесопосадок и зелеными квадратами полей, уплывающими в пелену дождя, стремительно надвигалась, убыстряя свой бег в круглом экране иллюминатора.
Из крутого пикирования самолет на совсем короткое время перешел в горизонтальный полет и, раз, второй ударившись шасси о бетон, громко взревев напоследок двигателями, побежал, теряя скорость, по взлетно-посадочной полосе, густо омываемой ливнем. Сквозь мощные струи дождя едва-едва просматривались недалекие деревья за оградой аэродрома, гнущиеся под сильными порывами ветра.
Техник, довольно улыбаясь, вышел из пилотской кабины и спросил у Вадима:
– Как самочувствие? Нормально? Вот и отлично. Едва через грозу пробились. Нас уже хотели разворачивать на Рязань. Хорошо, что на вышке ребята знакомые попались, дали добро на посадку. Заводили напрямую – если бы ушли на коробочку над аэродромом, то могли не успеть.
В подтверждение его слов салон озарила ярким светом близкая молния, и оглушительный грохот грома, казалось, встряхнул дюралевый фюзеляж самолета.
– Я же говорил, вовремя прорвались, – показал пальцем за борт техник. – И еще с вышки передали, что вас уже ждут.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил Вадим. – Незабываемый полет, особенно в финальной части.
– Наш командир еще не такое может, – махнул головой в сторону кабины техник. – Однажды в Тикси вслепую садились. Попали в снежный заряд с ураганными порывами бокового ветра. До запасного дотянуть горючего уже не хватало. На полосе с трудом удержались – юзом шли. А наутро аэродромщики самолет едва откопали, сугроб до самой кабины намело. Петрович у нас молодец – две Красные Звезды за Афганистан имеет.
Самолет качнуло, он остановился, и двигатели, плавно снизив обороты, затихли. Стал слышен глухой монотонный шум бьющего по корпусу дождя. Техник открыл люк, и в салон ворвался прохладный воздух, наполненный свежестью и озоном.
– А это, наверное, вас встречают: карета подана, – сказал он и стал выталкивать наружу трап.
Вадим, подхватив сумку, подошел к двери и увидел рядом с самолетом белую «Ниву» со знакомыми номерами. Пожав на прощание руку технику, он сбежал вниз, в несколько прыжков добрался до автомобиля и, раскрыв дверку, плюхнулся на сиденье рядом с Самсоном. Быстрота передвижения не спасла его от падающего сплошной стеной дождя, и на чисто вымытые коврики с туфель потекла вода.
– Поаккуратнее, замочишь мне все, – пробурчал Самсон, всегда ревниво относившийся к чистоте и порядку в своей машине. – Привет, Викинг! Как отдохнул?
– Привет! Отдыхать всегда хорошо. Что у вас с погодой творится? «И разверзлись хляби небесные!» Два часа назад на солнышке нежился, тут на тебе: буря, гром.
– Дня три собиралась непогода и вот наконец разродилась. Я завтра с Настеной в зоопарк хотел пойти, давно обещал, но, видно, не судьба. А тут еще этот вызов... Дед дал неделю отгулов, а сегодня срочно выдернул тебя встречать. Что случилось-то? Вроде еще рано на службу выходить?
Вадим в изумлении воззрился на Самсона:
– Понятия не имею. Я думал, от тебя услышу, зачем меня вытащили, а ты, смотрю, сам ничего не ведаешь?
– Откуда? Утром часов в десять позвонила секретарь Галина и передала распоряжение Деда: из отпуска я отозван, должен встретить тебя и доставить на квартиру в Сокольниках – знаешь нашу точку. Пока разобрались, где тебя ловить, полдня прошло.
– А пятерки тебе не передавали? Мне какой-то странный сигнал пришел: три пятерки.
– Нет, Галина сообщила только устное распоряжение Олега Петровича и все. Никаких пятерок... Эх, хорошо бы все твоей встречей и закончилось. Так я хотел с Настеной позаниматься, а то месяцами малышку не вижу.
Настя – любимое и позднее шестилетнее чадо Самсона, была предметом его гордости и обожания. Женившись уже к сорока годам, когда перешел на инструкторскую работу, Толя, как было его настоящее имя, боготворил миниатюрную и хрупкую жену, казавшуюся рядом с мощным мужем эфемерно-воздушным невесомым созданием, и не мог надышаться на дочурку.
Вряд ли человек, близко не знающий Самсона, сумел бы догадаться, что эта глыба, с лицом пьющего сантехника и хриплым басом, может проявлять такую глубокую нежность и заботу о близких. И сомнительно, поверил бы посторонний, глядя на его огромные ладони, размерами мало уступающие лопате, заскорузлые с виду пальцы, что Толя не только профессионал-боец и подрывник, а еще и великолепный специалист в области радиоэлектроники и компьютерной техники. И эти толстые неуклюжие пальцы-сардельки на деле умели тщательно и нежно выполнять сверхчувствительную работу, под стать микрохирургу, с которой редко кто мог справиться.
Правда, сам Толя любил играть роль несколько туповатого и ограниченного мужлана, в пику своему лучшему другу Доктору, изображавшему из себя тонкого возвышенного интеллектуала, каким вряд ли являлся на самом деле.
– Так, значит, говоришь, три пятерки... Очень странно! – задумчиво сказал Самсон. – Если дело касается тебя лично, зачем тогда Дед выдернул меня? Странно! Да бог с ними, этими пятерками, приедем на место, все узнаем. Кстати, в следующую субботу у Насти день рождения, приглашаю тебя на него. Андрюхе-Доктору передал, Сережка-Мао с Маринкой будут, ты тоже знаешь, – перечислил гостей Самсон. – Слушай, Вадим, может, и Деда пригласить? Как-никак юбилей у Настены.
– Какой такой юбилей? Насте же шесть лет исполняется.
– Ну правильно! Она в этом году в школу идет, следовательно, переломный год, значительный.
– Сам ты переломный, – засмеялся Вадим. – Совсем умом от любви к дочке поехал. Не обижайся, шучу. А Олега Петровича пригласи обязательно, ему приятно будет.
На въезде в Москву ливень, с которым коротенькие «нивовские» щетки, натужно ползая по лобовому стеклу, справлялись с трудом, стал стихать, и, когда они свернули со Стромынки и подъехали к ничем не примечательному девятиэтажному жилому дому, дождь прекратился вовсе. Сквозь мрачно плывущие тучи стало потихоньку пробиваться солнце. Самсон аккуратно припарковался к стоящей на площадке у подъезда санитарной «Газели» и заглушил двигатель.
– Ну пошли, отпускник, сдам тебя с рук на руки. Главное, чтобы Деда не было, иначе он обязательно мне какое-нибудь дело найдет, и тогда пропали отгулы. У него же как у хорошего старшины: если солдат не пашет в поте лица, значит, склонен к нарушению воинской дисциплины.
Они позвонили в ничем не примечательную металлическую дверь. Открыл Доктор.
– Богатым, Андрей, будешь, недавно о тебе вспоминали, – улыбнувшись, пробасил Самсон, но, оглядев чересчур хмурое лицо друга, тревожно спросил: – Что случилось? Почему нас так резко сорвали?
– Проходите, Олег Петрович вас ждет. Он все объяснит, – сухо сказал Андрей и шагнул из прихожей в комнату.
В большом зале кроме Деда, внимательно изучавшего какие-то бумаги, за столиком у окна сидел начальник аналитического центра их отдела Коля Серов, а из смежной комнаты доносился активный стук по клавиатуре компьютера и характерное жужжание работающего принтера.
– Садитесь, – коротко кинул прибывшим Олег Петрович и углубился в чтение.
Серов подошел к нему, положил на стол еще пару листов с текстом и карандашом отчертил на них несколько абзацев. Дед быстро пробежал выделенное Колей, одобрительно кивнул и поднял глаза на примостившихся паиньками на диване подчиненных. Его взгляд поверх сдвинутых на кончик носа очков, мельком пробежав по Самсону, остановился на Вадиме.
– Как твое здоровье? – осведомился он.
– В порядке. Восстановился практически полностью! – бодро отрапортовал Вадим. – Спасибо физзарядке...
– А как настроение?
– Отличное.
– Молодец! Вот его я тебе сейчас и испорчу, – загадочно и многообещающе покачал головой Дед.
– Третья пятерка? – вопросительно поднял брови Вадим. – В чем же я провинился? Какая опасность подстерегает меня в темной подворотне?
– Не ерничай! – нахмурился Олег Петрович. – Опасность подстерегает, да только не тебя, балбеса, а другого человека. И, насколько я понимаю своим старческим умом, далеко не безразличного тебе. И не только его, но и самое дорогое, что у него может быть.