— А то как же?
Терри задумчиво глядела на него. Он ей всегда нравился. Она испытывала к нему материнские чувства. Кроме того, он надежен. Брак с ним — далеко не худший удел. Она обретет мирную гавань, укроется от бури. Может быть, судьба и припасла для нее тихий, лишенный романтики союз, основанный на дружбе.
И еще одно — она уедет из замка, в широкий мир. Там легче забыть. «Больше не могу!» — думала она, представляя одинокую жизнь в этой ловушке, где все напоминает о нем. Собственно говоря, ей предложили бежать из темницы.
— Если вас беспокоят деньги, все в порядке, — продолжал Стэнвуд. — Когда отец узнает, что я женюсь на вас, он мигом раскошелится.
— Какие деньги! — сказала Терри. — Я о вас беспокоюсь. Зачем это вам? Будете жалеть.
— Вы не будете — и я не буду.
— Это точно?
— Еще как! А что такого?
— Понимаете, я боюсь, что не разлюблю Майка.
— А я — Эйлин, чтоб ей пусто было. Ну и что? Любовь, видите ли! Одно мучение. Посмотрите на этих, влюбленных. Месяца два держатся за руки, пылинки друг с друга сдувают, и глядишь — они в суде, разводятся. Любовь! Ха-ха! Да я ее даром не хочу.
— Вам больше нравится дружба?
— Естественно. Крепче как-то.
— В этом что-то есть…
— А мы с вами всегда ладили. Как в этой песенке: «Тамтам, та-ра-рам, у меня хороший друг».
Терри вздохнула.
— Что ж, Стэнвуд, я согласна.
— По рукам?
— По рукам.
— Можно, я вас поцелую?
Он клюнул ее в щеку. Они помолчали, не зная, о чем говорить. Однако и ей, и ему было полегче, когда явился пятый граф.
Ров, как обычно, усугубил его тоску. Вид у него был такой, что дочь немедленно сообщила:
— Спинк уволен, Шорти.
Слова эти и впрямь оживили его на минутку, но эффект их быстро прошел. «Ну и что? — подумал лорд. — Денег все равно нету».
— А мы со Стэнвудом обручились, — добавила она же. Пятый граф сжал голову руками. Опять эта неразбериха!
— Со Стэнвудом?
— Да.
— Не с Кардинелом?
— Нет.
— Значит, ты и Стэнвуд?
— Вот именно.
Лорд Шортлендс наконец понял.
— Желаю счастья, — сказал он. — Мой мальчик, вы уж ее не обижайте! Кстати, вы не можете дать мне двести фунтов?
Стэнвуд очень удивился.
— Конечно, — ответил он.
— Мой дорогой! Спасибо!
— То есть, конечно, не могу.
— Не можете?
— У меня их нет. Отец послал мне тысячу долларов, но я почти все истратил. Подождите немного, пока я снова получу.
— А… сколько мне ждать? Стэнвуд подумал.
— Примерно месяц.
— Месяц?
Если в замке нет Спинка с его роковыми чарами, это совсем небольшой срок, подумал пэр.
— Месяц?
— Может, и поменьше.
— Это замечательно, мой мальчик!
Лорд Шортлендс закрыл глаза, как бы погрузившись в молитву. Когда он их открыл, он увидел Спинка.
— Вас вызывает Нью-Йорк, сэр, — сказал тот.
— Нью-Йорк? — переспросил Стэнвуд.
— Да, сэр.
— Не иначе как отец!
С этими словами он выбежал из холла.
— Слышал, вы нас покидаете, Спинк?
— Да, милорд.
— Какая жалость.
— Весьма признателен, милорд. Я тоже сожалею, что ухожу из замка. Мне посчастливилось провести здесь много незабываемых часов.
— Завели друзей?
— Да, милорд.
— Будете по ним скучать?
— Да, милорд. Но есть и утешение.
— А?
— Мне повезло на скачках, милорд. Сегодня, в половине четвертого, победил мой фаворит. Ставка — сто к восьми.
Челюсть у графа медленно отвисла, словно ее тянула невидимая рука.
— Сколько вы поставили? — почтительно прошептал он.
— Пятьдесят фунтов, милорд.
— Пятьдесят фунтов? Постойте, постойте! Сто к восьми…
— Да, милорд. Я рискнул всеми сбережениями.
Мервин Спинк удалился, но граф этого не заметил, поскольку стоял у стола и что-то подсчитывал.
Потом он обратил к собравшимся посеревшее лицо.
— Шестьсот двадцать пять! Этот змий получил шестьсот с лишним фунтов! Я говорил, что он себя еще покажет! — граф отер мокрый лоб. — Пойду-ка я прилягу, — добавил он. — В библиотеке. Адела не подумает, что я там. Если что, вы меня не видели.
Он вышел. Минуты через две раздался веселый свист, и вошел Майк.
Глава XXII
Сразу стало ясно, что он доволен собой. Свист намекал на это, манера — утверждала. Он источал bien etre,[31] и самая мысль о том, что этот король мотыльков чем-то доволен, глубоко оскорбила Терри. Она посмотрела на него, как Снежная королева. Так и казалось, что у ее висков образуются сосульки.
Однако он этого не заметил, поскольку поцеловал ее, мало того — приподнял и опустил в кресло. По-видимому, он полагал, что она ему рада.
— Мой ангел! — сказал он. — Мой херувим! Мой серафим! Как мы давно не виделись! А ты все такая же, не постарела.
Терри не отвечала. Что тут скажешь?
— Глаз заметила? — спросил он.
Терри как можно холодней посмотрела на глаз. Синяка под ним не было.
— Зашел в косметический кабинет, — пояснил он. — Ради тебя. Огастес сказал, что девушки не любят фонарей под глазом, а он такие вещи знает. Кстати, у меня новости. Где Шорти?
— Наверху, в библиотеке.
— Сейчас он будет прыгать, как холмы.[32] Огастес согласен! Терри его не поняла, что и показала, холодно подняв брови.
— Да, Огастес снова в деле, — продолжал Майк. — Начнет с того, где остановился. Я разыскал его с утра и уговорил. Поначалу он был довольно сдержан. Но я указал на то, что он сам довел меня до ручки, и попросил взглянуть на предмет либеральнее, шире. В конце концов он отмяк и сообщил, что если я зайду за инструментами на Севен Дайлз, остальное он сделает. «Передайте, — сказал он, — что Гасу нужны отмычки». Я, конечно, зашел, этот тип оказался очень милым, только глазки слишком близко к носу, — так вот, я зашел, передал, а совсем недавно вручил инструмент по назначению. Твоя сестра Адела, несомненно, в саду, морит несчастных улиток, а Дезборо Топпинг — у себя, держит в горячей воде больную ногу. Словом, берег свободен. Если Шорти в библиотеке, он горячо приветствует Огастеса, понимая, как поймешь и ты, что счастье близко. Огастес обещал управиться за пять минут.
Майк завершил рассказ. И менее внимательный человек подметил бы, что Терри не рада.
— Не вижу девичьего восторга, — сказал он.
— О, я счастлива!
— Тогда почему ты не визжишь? Какой тут, однако, странный запах!
Терри усмехнулась.
— Вероятно, — сказала она, — вы не заметили, что он исходит от вас.
— От меня? А ведь верно! Ай-я-яй!..
Терри удивила такая реакция. Казалось бы, он должен сгореть со стыда. Неужели его ничем не пробьешь?
— Ничего странного, — горько прибавила она. — Хороший был ланч?
— При чем тут ланч? Мы говорим о запахе.
Терри закусила губу, чтобы та не дрожала. Лучше умереть страшной смертью, думала она, чем расплакаться.
— Какой такой ланч? — настаивал Майк.
— Я случайно видела, как вы входите в отель.
— Не знал, что ты была в Лондоне.
— Была.
— И заходила в «Баррибо»?
— Нет. Стояла у входа.
— И увидела меня?
— Да, увидела.
— Значит, — обрадовался Майк, — ты подстерегла мой звездный час?
— Что-что?
— Я уломал Стокершу. Контракт на пять лет. Добрая старая фирма будет платить ей не так уж много. Если она попробует вырваться, ее растерзают дикие юристы. Это сделал я, Кардинел. Здорово, а? Здорово, здорово, здорово!
Терри охнула. Сердце ее, судя по всему — омертвевшее, тем не менее часто забилось. В руинах души зазвучала небесная музыка, хотя разум подозревал, что леди Тереза Кобболд сделала глупость.
— О, Майк! — воскликнула она.
— Надо было тебе сказать, что босс прислал мне телеграмму, — продолжал он. — Перед отъездом Стокерша порвала с нами отношения. Он просил меня найти ее и умаслить. Вчера я угостил ее за счет фирмы так, что она закачалась на тонких каблуках, сегодня закрепил результаты. И не зря, мой ангел, не зря. Понимаешь, она очень упрямая. Много раз мне хотелось дать ей по башке бутылкой, но я добился победы. Одного не понимаю, почему ты не скачешь? Что с тобой?
Терри испытывала странные чувства. Должно быть, под воздействием музыки сердце ее кружилось в медленном танце.
— Это все правда? — проверила она.
— Ты о чем?
— Вы встречались по делу?
— Конечно.
— О, Майк!
— Правильно, восторгайся. Я превзошел самого себя. Чего я только не делал — шептал комплименты, невзначай трогал руку, улыбался, смотрел таким это взглядом…
Терри смущенно засмеялась.
— Взгляд я видела.
Терри смущенно засмеялась.
— Взгляд я видела.
— Да? Надеюсь, тебе не пришло в голову…
— Пришло. Ты же ничего не сказал.
— Кардинелы слов не тратят. Они действуют.
— Уехал рано утром…
— Не так уж рано, в 9.45. И честно, заметь, не скрываясь. Вышел из замка, расправив грудь, помахивая тростью. Значит, ты решила, что я ловелас?
— Да. Порхающий с цветка на цветок.
— Ловеласы это делают?
— Конечно. Они очень похожи на мотыльков. И не смотри на меня, как Артур на Гвиневеру![33]
— Я смотрю не с упреком, а с болью. Могла бы знать, что кроме тебя я никого не люблю. И вообще, только полный дурак станет порхать, если он с тобой помолвлен. Ты смотрелась когда-нибудь в зеркало?
— Но ты на нее так глядел!..
— Думая, заметь, о контракте.
— Любой ошибся бы. Даже Стэнвуд…
— При чем тут он?
— Он тоже видел.
— Вот это да! Что же он подумал?
— Самое худшее. Собирался написать ей письмо, называя вавилонской блудницей.
— Откуда он знает про эту блудницу?
— От Огастеса. А потом он сделал мне предложение.
— Что?!
— Предложение. Я согласилась. Майк задрожал.
— Согласилась?
— Хотела тебе показать…
— Если Шорти пожалеет три гинеи, я сам раскошелюсь на психиатра. Какие предложения? Ты выходишь за меня.
— Да, за тебя.
— Это ясно?
— Ясно.
— Нет, что за легкомыслие! Играет, видите ли, сердцами. Теперь мне придется огорчить старого друга.
— Ты ему скажешь?
— Естественно.
— О, Майк, как благородно! Я бы не смогла.
— Где этот злодей?
— Звонит отцу, в Нью-Йорк.
— А теперь я тебя утешу. Он не будет очень страдать. К концу, когда мы все обговорили, я стал работать на него. Она согласится, как только он попросит. Надо было раньше сказать.
— Да, надо.
— Грешен, люблю нагнать страха. Но Бог с ним, со Стэн-вудом. Его любовные дела нас, в сущности, не касаются. Перейдем к нашим.
— Перейдем.
— Поженимся как можно скорей, а?
— Если хочешь.
— Вот это разговор! Хочу. Только время теряем! Мне уезжать на той неделе.
— Голливудские девицы будут очень рады.
— Там есть девицы?
— Стэнвуд говорит, есть.
— Не замечал.
— А если они закричат: «Майк, наш дорогой!»?
— Обращусь в полицию. Да, так я говорил, поскорей поженимся. Запросто, в регистратуре.
— На Бик-стрит?
— Или на Грик-стрит, не важно. Только не спутай, как невеста Огастеса. А! — сказал Майк, услышав тяжелые шаги. — Ватсон, вот и наш клиент.
Глава XXIII
Сразу было ясно, что разговор по телефону дал свои плоды. Глаза у Стэнвуда сияли, волосы стояли дыбом в тех местах, где он ерошил их от волнения, сам он походил на Пробуждение Души,[34] насколько это возможно. Представьте гиппопотама, узнавшего, что гиппопотамша отвечает на его пылкую любовь, и вы увидите Кобболда-младшего в счастливейшей час его жизни.
— С-с-с… — зашипел он, и Майк, призывая к порядку, стукнул кулаком по столику.
— Сплюнь, — посоветовал он.
Стэнвуд не сплюнул, а сглотнул раза два-три и овладел своими чувствами.
— Сейчас я говорил с Эйлин, — сообщил он.
— Ты хочешь сказать, с отцом.
— Нет, я хочу сказать «с Эйлин». Поговорив с ним, я позвонил ей. Она за меня выйдет.
— Выйдет?
— Да.
Майк нахмурился.
— Постой, постой…
— Ждать не могу, — возразил Стэнвуд. — Надо снова нанять эту машину.
— Однако, — возразил и Майк, — постой минутку. Значит, ты женишься на Эйлин?
— Да.
— А я слышал, ты женишься на Терри.
— Ой, забыл! — спохватился Стэнвуд. — Как же это я? Он немного подумал.
— Да-а… Терри, вы не против?
— Нет-нет.
— Ну и слава Богу.
— Хорошо, что вы все уладили, — заметил Майк. — Потому что Терри выйдет за меня. Не хватало, чтобы ты явился в регистратуру и сказал: «Запрещаю».
— За тебя?!
— Да.
— После того, как…
— Майк мне все объяснил, — сообщила Терри. Стэнвуд подозрительно взглянул на друга. Если он это смог объяснить, для него поистине нет предела.
— Он чист, как снег, — прибавила Терри.
— Чище, — поправил Майк. — Твои подозрения, мой милый, совершенно необоснованны. Спроси свою Эйлин, когда вы встретитесь, и она тебе скажет, что я вел с ней чисто деловые переговоры, не имеющие никакого отношения к так называемому сексу. Между мной и твоей пассией ничего не было и не будет. Если хочешь знать, она мне даром не нужна. Я бы ее и шестом не коснулся.
Стэнвуд обиделся, а Терри спросила, не грубы ли такие метафоры. Майк немного подумал.
— Прости, — сказал он. — Хорошо, коснулся бы, но если шест очень длинный.
— Спасибо, старик.
— Не за что.
— Ну, все в порядке, — обрадовалась Терри.
— Приятно, — заметил Майк, — видеть счастливую любовь.
— Молодец она, — одобрила Терри. — Согласилась, хотя денег у вас нет.
— Денег? — удивился Стэнвуд. — Есть, есть. Забыл вам сказать. Этот очкарик сообщил отцу, что я женюсь на вас, и тот сразу выделил мне сто пятьдесят тысяч. Потому он и звонил.
С этими словами Стэнвуд нырнул в дверь, чтобы поскорей нанять машину.
— Да!.. — сказала Терри, и Майк признал, что больше тут ничего не скажешь.
— Надеюсь, он будет счастлив, — неуверенно прибавила она.
— Еще как, — заверил Майк, — хотя и не в том духе, что мы. Она вообще-то ничего. Любит поговорить о своем последнем фильме, но ему это нравится.
— Духи у нее противные.
— Ему нравятся и они, он мне сам говорил.
— А как насчет верности? Порхать она не будет?
— Да что ты! Тихая, домашняя женщина. Любит читать, в интервью это особенно подчеркивается, любит и стряпать, подвязав простой ситцевый передник.
— Я бы очень хотела, чтобы Стэнвуд был счастлив.
— Не беспокойся, они созданы друг для друга. Оба — чистая слоновая кость, с головы до пяток. А, вот и Шорти!
Как и Стэнвуд, граф ожил, обретя редкостное сходство с «Пробуждением Души». Терри вопросительно взглянула на Майка.
— Скажем ему сразу или сначала подготовим?
— Я думаю, сразу.
— Хорошо. Рада тебе представить…
— Нет, лучше: «Разреши…»
— Намного лучше. Так вот, разреши тебе представить моего жениха, мистера Кардинела.
Граф растерялся, ощущая, что это все-таки слишком.
— Жениха? — переспросил он.
— Да.
— Кардинела?
— Да.
— А не Стэнвуда?
— Нет.
— Значит, Кардинела?
— Да.
— Господи! — пробормотал пэр, отирая лоб рукой.
— Понимаете, любезный Шорти, — пояснил Майк, — дела немного запутались, но нам удалось их распутать. Были и ошибки, и недоразумения, очень похожие на те, что описаны в «Преданном Перси» (том второй). Вероятно, вы читали этот роман, а может быть, не читали. Сейчас все распуталось, повторю, так что готовьте старый добрый цилиндр, предстоит свадьба. Колокола деревенской церкви, точней — небольшой регистратуры, скоро издадут свой веселый звон. Огастеса не видели?
Лорд Шортлендс снова уподобился «Пробуждению Души». После того что случилось прошлой ночью, он не думал, что имя Ворра усладит ему когда-нибудь слух, но теперь питал к нему искреннее уважение.
— Как не видеть! Только что расстались.
— Вы не хотели подождать?
— Он не разрешил. Ему это действует на нервы. Очень чувствительный человек. Я сказал ему, что иду сюда.
— Значит, с минуты на минуту. А, вот и он!
Огастес вошел, словно актер, ожидающий аплодисментов. Приняли его прекрасно.
— Мистер Ворр! — воскликнула Терри.
— Ну, как? — воскликнул лорд Шортлендс.
— Порядок, дорогуша, — отвечал он. — Всем привет! Значит, порядок. Но…
Неожиданное вмешательство заставило Майка замолчать. В дверях возникла леди Адела.
На ней были садовые перчатки. В руках она держала ножницы. Завидев отца, она бросила на него взор, который бросает тигрица, прежде чем прыгнуть на козленка, которому выпало стать ей ужином. Праведный гнев возрастал в ней с половины десятого, и она, несомненно, собиралась спустить пары.
— А! — сказала она. — Мне надо с тобой поговорить. Наедине, — прибавила леди, оглядев помещение.
Огастес был учтив, как всегда. Социальное чутье его еще не подводило, а кроме того, он собирался подслушивать у дверей.
— Убраться нам, дорогуша? — благодушно спросил он. — Это можно.
Леди Аделу никто не называл «дорогушей», и она брезгливо подняла брови.
— Кто вы такой?
— Фамилия — Ворр, дорогуша. Огастес Ворр.
— Камердинер Стэнвуда, — пояснила Терри.