— Все будет подстроено именно таким образом, будто это ты организовал мое убийство, — угрюмо продолжал Покровский. — Сначала дело будет выглядеть типичным «глухарем». А потом вдруг объявятся свидетели, которые расскажут про человека, околачивавшегося около места преступления. Его обнаружат мертвым, а при нем найдут документы. — Покровский красноречиво перевел взгляд на Маркелова и глухо добавил: — Он окажется сотрудником службы безопасности из твоей компании. Не веришь? — воскликнул Покровский. — Да я сам лично читал! Существует утвержденный оперативный план!
Самое скверное заключалось в том, что все это могло оказаться правдой, — органы способны и не на такие вещи. Уж не на это ли намекал Назаров?
— Как тебе удалось получить этот план?
Покровский отмахнулся:
— Не будем об этом. У меня свои источники. А хочешь, я тебе скажу, как должны разворачиваться события дальше?
Прищур холодных глаз будто бы прожигал насквозь, Маркелов увидел, как Беляев невольно поежился.
— Скажи.
— Потом придет твой черед! — с какой-то мстительностью бросил Покровский.
— Что ты имеешь в виду? — сухо спросил Беляев.
За время работы в «Российском ковчеге» Маркелов сумел не только притереться к хозяину, но и близко узнать его. Зрачки Беляева собрались в едва различимые точки. Спокойствие давалось ему нелегко.
— Разумеется, моя служба безопасности не может оставить мое убийство безнаказанным. И тебя уберут… Я так думаю, что сделают это, скорее всего, те же люди, из конторы, у них большие возможности.
Беляев бросил взгляд на Маркелова, неподвижно застывшего за соседним столом, и спросил:
— Каким же образом… если меня хорошо охраняют?
— Не обольщайся. Ты прекрасно знаешь, что убрать можно любого. Даже первого человека страны. — Помолчав, он добавил: — Только подобная операция стоит весьма дорого. А потом о каждом твоем шаге известно, у тебя в конторе «крот».
— Ты тоже читал об этом в оперативных отчетах?
— Да.
— И ты можешь сказать его имя?
Покровский отрицательно покачал головой:
— Имени не знаю, но его кличка Блондин.
— Хм…
— Не забывай, они крепко держат нас на крючке. Наверняка у тебя в сейфе тоже были секретные документы, и ты предпочел бы, чтобы их никто не видел. Я совсем не удивлюсь, если завтра к нам заявится некий человек и скажет: «А не свалить ли вам, ребята, в сторону, если не хотите, чтобы вами занялись плотненько!» Так что ты скажешь?
Маркелов не помнил случая, чтобы Беляев во время переговоров сразу давал утвердительный ответ. Все его поступки были всегда на редкость выверены и точны, как лезвие хирургического ножа. То же самое случилось и на этот раз.
— Мне надо подумать, — глухо ответил Беляев.
Покровский поднялся, давая понять, что разговор закончен.
— Думай побыстрее, времени у нас в обрез. — И, кивнув на прощание, направился к двери. Следом, бросив на оставшихся внимательный взгляд, устремился Чанышев.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил генеральный, когда дверь захлопнулась.
— Сказать пока трудно, но, судя по тону, Покровский говорил искренне.
Маркелов не мог отделаться от ощущения, что в комнате происходит нечто особенное. Он не знал, откуда это чувство, скорее всего, сигнал был послан из информационного поля в подкорку, которая, запустив внутренние механизмы, чутко среагировала на потенциальную опасность. Ее нельзя было увидеть, пощупать руками, но она незримо присутствовала где-то рядом, заставляя непроизвольно сокращаться мышцы. Пальцы болезненно вцепились в подлокотники и не желали расставаться со своей добычей. Откуда подобная реакция? Может быть, рядом находится какое-нибудь взрывчатое вещество? «Нет, — тут же отверг Маркелов подобную мысль, — в этом случае подсознание мгновенно отреагировало бы на сигнал. Ничего не оставалось бы, как выскакивать из зала, закрывая голову руками. Здесь нечто другое. Но вот что? Думай, думай…»
Беляев выглядел совершенно безмятежным. Махнув рукой, он отреагировал:
— Ему не стоит верить. Несмотря на молодость, он хитрый лис! Вот что, проверь как следует все то, что он наговорил, может, в этом действительно что-нибудь есть.
Перед отъездом, разнервничавшись, Захар выкурил одну сигарету. И, как расплата за слабость, — притупленная интуиция. А ведь прежде ему достаточно было получить в подкорку единственный неясный сигнал, как сознание, тренированное на всякого рода опасности, мгновенно расшифровывало его, представляя ясную и отчетливую картину.
В правом кармане Маркелова лежал кусочек сахара. Сладкое он не любил, точнее, отвык от него, воспринимая как органический яд. При длительном употреблении оно не только отнимает годы, но и притупляет интуицию. Им можно воспользоваться, но только изредка, в этом случае наступает резкое обострение всех органов чувств.
Вытащив из кармана кусок рафинада, Захар положил его под язык, как делает сердечник с таблеткой валидола, и тотчас почувствовал, как капилляры, будто изголодавшись, жадно всосали в себя сладость, быстро распространяя ее по вегетативной системе.
Сигнал, полученный в подсознании, многократно усилился, Маркелов будто приобрел дополнительное видение.
Конечно, как же он не догадался сразу!
Через окна ресторана он видел, что Покровский уже садился в «Лексус», и Чанышев, угодливо распахнув дверцу, бросает короткие взгляды по сторонам. И когда Покровский устроился, он дал короткую отмашку левой рукой, разрешая машине выезжать за ворота.
Маркелов отчетливо ощущал, что Покровский здесь ни при чем. Тут что-то другое. Ага, вот оно в чем дело! Вскочив, Захар подошел к торшеру, стоящему в углу. Сигнал опасности поступил именно отсюда, но он еще не до конца разобрался с собственными ощущениями. Следовало целиком полагаться на подсознание, на ту первоначальную картину, что воспроизводил мозг. Но логика и жизненный опыт безжалостно размывали картинку, что выдавало ему подсознание, навязывая искаженное видение, искривленное дневными заботами и впечатлениями.
Нет, следует вернуться назад! Иначе и неясная картина может быть безвозвратно утрачена. Маркелов сделал три глубоких вдоха. Подкорка, наполненная кислородом, заработала на пределе, высветив в подсознании первоначальную картину. Теперь он знал, что искал, — небольшой цилиндрический предмет. Хотя и не видел его ни разу, но чувствовал, из какого материала должна быть изготовлена его оболочка. Именно она отправляла сигналы, которые теперь он словно видел воочию. Вот только излучаемые волны были не особенно четкие, а потому он никак не мог отыскать источник их излучения.
«Нужно говорить громко», — догадался Маркелов.
— Где?! — выкрикнул он, поворачиваясь во все стороны.
Беляев недоуменным взглядом посмотрел на начальника службы безопасности.
— О чем ты?
— Мне кажется, что он печется о собственных интересах, — так же громко сказал Маркелов.
И почувствовал, как невидимый источник, активизировавшись, стал испускать в пространство сильные волны. Натыкаясь на предметы, волны не разбивались о твердую поверхность, а обтекали их, уверенно проникали сквозь них.
— Ты так считаешь? — недоуменно таращился Беляев на начальника службы безопасности.
Захар, не обращая внимания на генерального, уверенно направлялся к источнику волн. Теперь он был убежден, что находится от него всего лишь на расстоянии двух метров. Но вот только где именно он скрывался: кожаный диван, торшер… Сигнал, полученный из подсознания, яркой вспышкой на мгновение высветил предмет. Рядом какие-то знаки, очень напоминающие магические. Потребовалось еще несколько секунд, чтобы разгадать — это всего лишь рисунки на обоях. Предмет находился за картиной! Сделав два шага, Маркелов уверенно сунул руку за картину и вытащил небольшой цилиндрический предмет.
Радиозакладка!
В свое время он сам не однажды устанавливал подобные штуки. Выглядели они по-разному, но большинство именно так, цилиндрические, часто имитировались под обыкновенные ручки. Подобные предметы не вызывают никаких подозрений, бросил во время переговоров на стол и пошел себе дальше, а хитроумная аппаратура между тем считывает всю информацию.
— Да! — громко сказал Маркелов, поднося палец к губам. — Я бы на вашем месте не стал этому верить.
Лицо Беляева вытянулось. Взяв протянутый ему цилиндр, он с интересом принялся его рассматривать. С одной стороны цилиндра виднелись три крохотных отверстия. Указав на них пальцем, он вопросительно посмотрел на Маркелова.
Захар молча прикрыл глаза. На лице Бориса Алексеевича изобразилась масса чувств — Маркелов увидел, что он был близок к тому, чтобы разломить предмет на две части. Благоразумие взяло верх. Аккуратно повертев его в руках, он бережно вернул цилиндр Маркелову.
Захар молча прикрыл глаза. На лице Бориса Алексеевича изобразилась масса чувств — Маркелов увидел, что он был близок к тому, чтобы разломить предмет на две части. Благоразумие взяло верх. Аккуратно повертев его в руках, он бережно вернул цилиндр Маркелову.
— Значит, по-твоему, я не должен ему доверять? — громче обычного спросил Беляев.
Маркелов взял цилиндр и положил его за картину.
— Вы же знаете, есть такая пословица «не верь единожды солгавшему». Я бы на вашем месте поостерегся.
— А тебе не показалось, что он был напуган? — умело подыгрывал Борис Алексеевич.
— Покровский всегда славился изощренным трюкачеством, так что ничего удивительного в этом нет.
Маркелов как бы случайно посмотрел в окно. На улице ничего настораживающего. Глупо было бы полагать, что из окон одной из машин, припарковавшихся неподалеку, будет торчать инерционная антенна.
— А что ты думаешь по поводу «крота» в нашей конторе?
— Борис Алексеевич, неужели вы думаете, что это может быть правдой? — голос Маркелова звучал почти возмущенно. — Вам же известно, с какой тщательностью мы подбираем людей! Прежде чем они попадают в нашу компанию, мы изучаем их рекомендации, справляемся о них по месту их прошлой работы, проверяем их прежние связи, выявляем на причастность к разведке, организованной преступности. Они проходят через целый комплекс проверки, прежде чем получают допуск к работе в нашей компании! Даже после того, как они устраиваются, мы все равно не прекращаем проверки. Ведь нередко бывает так, что иные связи выявляются позже. Вы же все это знаете, Борис Алексеевич!
— Я-то знаю, но все-таки чем черт не шутит! — с некоторым сомнением ответил Беляев. Он активно втянулся в игру, словно всю жизнь передавал дезинформацию. Большой человек даже в мелочах должен оставаться профессионалом. — Ведь могут же как-то проскочить!
— Это совершенно исключено. Нашу систему безопасности преодолеть трудно, вы ведь знаете, что у нас работают настоящие профессионалы. Волкодавы! — с заметной гордостью сказал Маркелов. Здесь он совершенно не лукавил. — Едва только по поводу кого-либо из сотрудников возникает хотя бы малейшее сомнение, он тотчас попадает в оперативную разработку. Проходит глубокий уровень проверки.
Сказанное тоже было правдой. Подобные меры предосторожности были не беспричинны. За время работы в «Российском ковчеге» было три таких случая. Легенды агентам составлялись профессионалами, а потому сразу выявить в них слабые места не удалось. Только после того, как они устроились в компанию и зашевелились, удалось выйти на агентурную сеть.
Беляев нервно забарабанил пальцами по столу. Свою роль он отыграл полностью. Сейчас впору опускать занавес. Конец первого акта.
— Хорошо. Проверь все как следует. Мне нужно ехать, — поднялся Беляев. — У меня очень ответственная встреча в Счетной палате.
Глава 25 ОПЕРАТИВНЫЙ КОНТАКТЕР
Маркелов не раз отмечал такую закономерность: стоит только рядовому сотруднику чаще других перешагивать порог кабинета первого лица компании, как происходит его внутренняя переоценка и он невольно начинает завышать свою значимость. Что тогда говорить о тех людях, в обязанности которых входят ежедневные контакты с руководством! В особом положении находится секретарь, чей долг следить за распорядком дня и за порядком на столе шефа. Так что секретарь в серьезной фирме весьма значительная фигура, именно он регулирует доступ к телу генерального директора и расположения секретаря добиваются даже заведующие отделами. В табели о рангах такой человек занимает весьма высокий статус, а потому даже на начальника службы безопасности секретарь посматривает с некоторым чувством превосходства. А если секретарь к тому же еще и женщина!
Женщины по своей природе не только привязчивы, но и чрезвычайно ревнивы. Маркелов не однажды ловил на себе изучающий взгляд Киры Губановой — секретаря Беляева. Взгляд этот не походил ни на один из тех, каким женщины наделяют понравившегося им мужчину. В данном случае присутствовало нечто иное. И только проанализировав ситуацию, он сделал для себя интересное открытие: Кира ревнует его к первому лицу компании. Однако!
Странно было, что она совсем не подпускает к себе мужиков (и это с ее-то внешними данными!), словно бережет себя для единственного. Маркелов не раз был свидетелем того, как мужички, лихо гарцуя перед ней, пытались заполучить ее благосклонность. Но, насколько ему было известно, они только напрасно отбивали себе копыта. Да и сам Маркелов, как известно, не преуспел в завоевании ее благосклонности.
Возможно, плановик Кудрявцев был из тех редких счастливчиков, кому все-таки удалось подержаться за ее талию. Теперь был черед Захара. Помня о прошлом неудачном ухаживании, метать понапрасну бисер Маркелов не желал. Следовало действовать наверняка. Выбрав время, когда Беляев отсутствовал, Маркелов вошел в приемную. Как известно, самая правдивая реакция — это первая. Маркелов невольно испытал удовольствие, когда брови Киры, слегка дрогнув, сошлись на переносице. Потребовалось две долгие секунды, прежде чем ее лицо приняло прежнее бесстрастное выражение. Маркелов невольно хмыкнул: «Не любите вы меня, государыня, а ведь нам с вами вместе предстоит работать».
Не сказав ни слова, Маркелов устроился на соседнем стуле, продолжая буравить Киру откровенным взглядом. Ресницы ее слегка дрогнули — спокойствие давалось ей нелегко. Есть весьма неплохая пословица: пускай женщина любит или ненавидит тебя, лишь бы никогда не оставалась равнодушной. Сейчас как раз тот самый случай. Интересно, какая из крайностей присутствует на этот раз?
— Как здоровье? — спросил Маркелов.
Подняв подбородок, Кира ответила с некоторым вызовом:
— А что, разве я плохо выгляжу?
Маркелов улыбнулся — эта женщина умела держать удар.
— Нет, Кира, выглядите вы просто потрясающе. Но вот я слышал, что у вас родственник часто болеет.
— Вот как, — пожала плечами девушка, — и кого же вы имеете в виду?
— Я говорю о вашем родном дяде… Его зовут дядя Ваня. Я не ошибаюсь?
Маркелов всегда считал, что женщины плохие разведчицы, — беда в том, что их неудержимо захлестывают эмоции. Им трудно справиться со своими переживаниями. Они легко бросаются из одной крайности в другую.
Маркелов ожидал увидеть на лице Киры смятение, бурный всплеск переживаний, надеялся, что ее лицо покроется смертельной бледностью или, наоборот, зальется краской смущения. Однако ожидания не оправдались — лицо ее не изменилось, только брови самую малость поднялись.
Маркелов невольно улыбнулся. Крепка! Затянувшееся молчание, похоже, ее ничуть не тяготило. Ничего такого, что свидетельствовало бы о панике или хотя бы о внутреннем смятении.
— Вот как, — наконец отозвалась Кира, — значит, вы с ним тоже знакомы. Не ожидала.
Холодный тон свидетельствовал, что она и дальше намерена держать его на дистанции. Губы Маркелова тронула кривая улыбка: «В царской России таких, как ты, называли „подошвами“. Вот только силенок у тебя маловато, чтобы тягаться с волкодавами».
— Признаюсь, я тоже не ожидал, — скупо улыбнулся Захар. — С дядей Ваней мы встретились не далее как вчера вечером и подняли за ваше здоровье чарку, — Маркелов внимательно посмотрел на нее. Разговор начинал слегка забавлять его.
Судя по тому, как держалась женщина, она уже давно перечеркнула свою прежнюю жизнь. Начала, как говорится, с чистого листа. И уж тем более не предполагала увидеть в роли вербовщика своего сослуживца и неудачливого воздыхателя.
Правый уголок ее рта приподнялся в презрительной усмешке, и Кира все тем же холодным тоном произнесла:
— Мне это очень лестно…
Губанова говорила медленно, слегка растягивая гласные, четко выговаривая при этом каждое слово. Всем своим видом она как бы утверждала: «Моя личность находится вне всяких подозрений». Близость к Беляеву позволяла ей завышать свою самооценку, следовательно, придется вносить в это кое-какие коррективы. Твердый холодный тон указывал на то, что воля к сопротивлению у Киры весьма незаурядна.
— С вашим… дядей мы очень много беседовали. Симпатичный мужик! Он рассказал мне о вас много занятного. Говорил, что вы девушка очень принципиальная, инициативная. — Руки Киры дрогнули, а затем сцепились в прочный замок — явный признак внутреннего напряжения. А Захар все тем же безмятежным голосом продолжал гладить ее по нервам: — Говорил, что вы любили писать сочинения. Отмечал, что почерк у вас ровный, красивый. Он хранит все ваши сочинения, и когда хочет поднять себе настроение, то перечитывает наиболее интересные из них.
Кира слегка отодвинулась от Маркелова и с явной враждебностью спросила: