Но что я могла поделать, если постоянно ждала звонка от Данилы? Но он больше не звонил. А самой набрать его номер мне действительно не позволяла гордость. Еще и страх. Панический страх, что я застану его не одного, а с очередной пассией, которая звонко рассмеется мне в трубку.
От грустных мыслей отвлекал приближающийся праздник Первого сентября, перед которым мы с подругой крутились, словно ужаленные роем пчел сластены. И, как оказалось, не зря. Наша Анжелика была самой красивой на своей первой торжественной линейке. Она стояла в шеренге первоклашек, выделяясь огромными белыми бантами и белыми колготками, строгий синий (именно королевский синий, мы так долго его искали) костюмчик выгодно оттенял синеву восхищенных действом глаз и создавал образ примерной школьницы, какой она должна была стать. И небольшой синий рюкзак за худыми девичьими плечиками мы выбирали с особой тщательностью, следуя советам ортопедов и детских врачей. Теперь-то я знала, что рюкзак, повешенный на плечи школьника, ни в коем случае не должен опускаться ниже талии ребенка. И еще я знала…Да, я узнала много чего нового, что могла бы с успехом использовать для собственного малыша.
Лина стояла рядом со мной в толпе трогательно-восторженных родителей и время от времени выпускала на волю скупую женскую слезу. Слеза скатывалась по дорожке из растекшегося тонального крема и исчезала в области подбородка. Я достала из сумки упаковку одноразовых платков, которые теперь постоянно носила с собой, и протянула ей. Лина благодарно всхлипнула и принялась вытирать потекший макияж, попутно протягивая и мне салфетки. Надо же, я и не заметила, что сама плачу.
– Время-то как летит, – глубокомысленно заметил кто-то из нашей толпы. – Вчера еще под стол пешком ходила.
– Ох, у меня на следующий год еще один пойдет. Интересно, учебники те же можно оставить или придется новые покупать?
– Олег хочет второго ребенка, – прошептала мне на ухо растрогавшаяся Капитолина.
– Что? – обомлела я. – Вы помирились?!
– Еще чего, – фыркнула она. – Это он выдвинул целую теорию. По ней, каждая семья доходит до определенной пиковой точки, когда подрастают дети, а чувственный потенциал, особенно у мужчин, остается все еще неизрасходованным. И тогда они или заводят второго ребенка, или щенка, или любовницу.
– Да ты что. – Я задумалась над чувственным потенциалом Данилы.
– Я была против второго ребенка и щенка, так что ему, как он сам признался, пришлось завести любовницу.
– Гад.
– Да, он такой, – согласилась подруга. – Но такой притягательный. Я отсюда чувствую его флюиды.
В мою голову закрались сомнения. Я внимательно проследила за косыми взглядами Капитолины и обнаружила стоявшего в стороне от нас Олега. Ну, конечно! Не мог же отец не прийти к ребенку в такой день! Рядом с ним стояла подтянутая дама в сером костюме и серой шляпке. Этакий городской шик.
– Кто с ним? Мымра? – прошептала я.
– Ты что, – поморщилась Лина, – с мымрой он давно расстался, еще на прошлой неделе. Это моя свекровь.
– Хорошо выглядит, – пришлось признать мне.
– А то, – хмыкнула Лина, – она подпитывается нашими ссорами.
– А когда он тебе сказал про второго ребенка?! – не унималась я.
– Вчера, когда вы с Анжеликой пекли блины.
– Но ты же сказала, что пойдешь за мукой! Ты же сказала, что не можешь спать спокойно, когда у тебя в запасе нет блинной муки. А мы ее всю израсходовали.
– Эля, – вздохнула подруга, – порой ты кажешься мне такой наивной, что я боюсь за твое дальнейшее существование в социуме.
– Неплохо я существую, неплохо, – пробурчала я и принялась любоваться счастливой Анжеликой.
Но любовалась недолго, потому что торжественная часть благополучно завершилась, и детей повели в помещение школы, отсекая их от родителей. Я послала ребенку воздушный поцелуй и взяла Лину под локоть.
– Куда ты меня тащиш-ш-ш-шь? – яростно прошипела подруга.
– К мужу и свекрови, – ответила я.
– Официально, – прошептала Лина, – мы еще не помирились, только переспали. Так сказать, вспомнили былое и проверили, можем ли начать все заново.
– Что?! И я узнаю об этом случайно? Ну и как?
– Решили, что можем. Но не сейчас.
Лина резко развернулась в другую сторону от родственников и повела меня к машине.
– Поедем куда-нибудь развеемся, я на всю первую половину дня отпросилась с работы.
Да, первую половину дня первого сентября в нашем городе сложно было застать кого-либо на рабочем месте. Отпрашивались все кто мог, и чаще всего их отпускали. В офисах и конторах оставались одни начальники, и те под общий шумок умудрялись сбегать на час-другой на торжественные линейки. Вот и у нас в агентстве сегодня утром никого не было: Артем повел в элитную школу своих близнецов, я отправилась с Капитолиной, Лиля поехала провожать в шестой класс свою племянницу. В последнее время у нее не слишком гладко складывались отношения с Сержем. Как клиент, он получил от нас то, что хотел, и теперь в агентстве появлялся редко, предпочитая вообще туда не заходить. Тот печальный инцидент с разбитой скулой сделал нас с ним едва знакомыми. Разумеется, никаких процентов от сделки я не получила, но об этом не печалилась. Работы хватало и без господина Басова.
– Да, о, очень приятно…
Я вела машину по улицам, утыканным сотрудниками дорожно-постовой службы, а Лина разговаривала по телефону. Отчего так много сотрудников автоинспекции в городе именно первого сентября? Разве в другие дни школьники не переходят проезжую часть в неположенных местах? Разве в другие дни автолюбители не игнорируют пешеходные переходы? По мне – так нечего заниматься очковтирательством и показухой. Пусть поставят возле каждой школы по посту ДПС…
– Спасибо, Нонна Викторовна! Хорошо, я обязательно передам.
– Что ты передашь?! Кому что передашь?! – я чуть не врезалась в одного из блюстителей порядка. Мне повезло, что в этот момент, грозившей его жизни, он отвернулся.
– Да, ты правильно поняла, – сказала Лина, пряча телефон обратно в сумку. – Звонила твоя свекровь. Она поздравила меня, называя меня Ли-и-иной, и Анжелику с праздником и пожелала нам терпения и блестящих результатов.
– И? – не терпелось мне.
– И просила передать тебе привет.
– Мило, – вздохнула я. – Мило, что она вообще об Анжелике вспомнила.
– Более чем странно, – прищурилась подруга. – Странно то, что она еще сказала.
– Из тебя все сегодня приходится вытягивать клещами, – разозлилась я.
– Нонна сказала, что очень сожалеет, что у нее все еще нет внуков.
– Смешно, – хмыкнула я, – она всегда говорила, что Даниле сначала нужно получить степень. Лин, а про Данилу она ничего не говорила?
– Ничего. Даже имени его не упомянула.
– Ну и ладно, это я так спросила, между прочим.
– Эль, давай остановимся возле аптеки! Я хочу купить тест на беременность.
– Лин, но у вас же было совсем недавно…
– А вдруг? Я посчитала, вчера должны были пойти месячные, но не пошли.
– Лин, – прошептала я, пораженная внезапной догадкой, – Линка! Купи два теста.
– Ты что?! Тоже?!
– Что значит тоже, – нахмурилась я, – это так, на всякий случай.
Я припарковалась возле аптеки, куда Лина потопала одна, и занялась поисками какого-нибудь календаря. Все последнее время я была занята своим душевным состоянием и мало обращала внимание на физическое. А оно, тем не менее, дало сбой. А я этот сбой даже не заметила! Нонна сказала бы, потому что я плохая хозяйка. Прилежная хозяйка задумалась бы над тем, отчего почти два месяца подряд не покупает себе прокладок. От того, что в них нет надобности. Как лежала в ванной одна упаковка, так и лежит нетронутой. Мама дорогая, что все это могло значить?! Неужели я беременна?! Я беременна от Данилы? Если это будет не так, повешусь.
– Держи, – вернулась Лина и протянула мне упаковку. – Куда поедем: к тебе или ко мне?
– Ты же в кафешке хотела посидеть, – вяло напомнила я, стараясь оттянуть этот страшный момент.
– Передумала, – многозначительно посмотрела на меня подруга. – Такие сведения мы должны получить незамедлительно! Чувствую, что в вашей семейной жизни тоже наступил пиковый момент. А поцелуй с Сержем послужил толчком. Вам надо было завести собаку. Да что теперь говорить? Если ты в этом уверена…
– Ни в чем я, Лина, не уверена.
Мы поехали к Капитолине домой потому, что Анжелику нужно было забирать из школы уже через пару часов. Первый день первоклассника был коротким, хоть и очень насыщенным.
Обратно я возвращалась, подкинув подругу за дочкой в школу, в полной прострации. Тест показал, что я беременна. Лина – нет. Но она не расстроилась, разумно предположив, что им с Олегом придется встретиться еще раз, чтобы добиться положительного результата. Ее это радовало. Меня мое новое состояние тоже. Хотя чисто внешне во мне ничего не изменилось. Ничегошеньки. Я прислушалась к своему организму, он молчал и вел себя как обычно. Лина сказала, что, прежде чем принять окончательное решение, я должна хорошенько подумать. Процент того, что я останусь матерью-одиночкой, был все еще достаточно высок. А уж кто, как не Лина, знала, что такое одной воспитывать ребенка! Она сказала это таким проникновенным тоном, что я не стала возражать, напоминая подруге, что до шести лет Анжелику она воспитывала с Олегом. После шести – большей частью со мной. Ну да ладно. Ей лучше знать проблемы неполной семьи. Пока одна, я просто одна, а когда родится ребенок, то стану «неполной семьей».
Первым порывом было позвонить Даниле и сообщить ему эту новость. Но я не была уверена в том, что он на нее как-то положительно отреагирует. Еще подумает, что я его шантажирую, чтобы он вернулся. Нет, Даниле я не позвоню. Лина уже сказала мне все, что думает по этому поводу, и предложила купить еще один тест, дающий стопроцентную уверенность. Я остановилась у той же аптеки и сходила за тестом. Наверняка, аптекарша подумала, что в городе первого сентября внезапно пошла эпидемия желающих обзавестись собственными школьниками. Она была недалека от истины. Да, я тоже хотела бы, как подруга сегодня, вести свою девочку с огромными белыми бантами в школу.
Тест и на этот раз показал положительный результат. Я сидела в кресле возле телефона и раздумывала, с кем поделиться своей радостью. Мне хотелось это сделать с тем человеком, который разделит ее и посоветует что-то обнадеживающее. Это не Данила, ему боюсь говорить. Пусть не думает, что я стараюсь заманить его обратно в брачные силки. Разумеется, это не Нонна. Лина уже знает, она выразила свое двоякое мнение. Остается мама. Моя родная мама, с которой я не часто вижусь и редко общаюсь.
Все началось после того, как она второй раз вышла замуж. Новый избранник оказался свободным художником с творческой душой и пессимистичным настроем, это всякий раз отражалось в его картинах, которые никто не стремился покупать и вешать себе на стены. Но Костику повезло, пришла мода на готику, и его творчество произвело настоящий фурор. Немало этому поспособствовала мама, отдававшая ему всю себя. Ему и только ему. По ее мнению, я была уже большой девочкой и могла о себе позаботиться сама. А ее молодой тридцатилетний муж все еще оставался талантливым ребенком, нуждающимся в неусыпном уходе. Я не стала перечить и возмущаться, мы с мамой никогда не были особенно близки. Но я хорошо помню тот день, когда она меня провожала в школу. Были и не очень хорошие воспоминания, но у кого их нет?
Мы перезванивались регулярно, раз в месяц. Мама уже знала, что теперь я живу одна, и вот сегодня я решила обрадовать ее очередной новостью. Сообщать с бухты-барахты, что она через семь месяцев станет бабушкой, нужно было в домашней обстановке, чтобы под рукой была валерьянка и не было Костика. Я позвонила, мама благодушно сообщила, что Костика не будет с трех до пяти, и я могу приехать с ней повидаться.
Она все еще жила в большой трехкомнатной квартире массовой застройки времен развитого социализма: кухня – шесть квадратных метров, комнаты по двенадцать и четырнадцать. Я не понимала, почему Костик не старается улучшить их жилище, материально он, по маминым словам, был теперь вполне обеспечен. Мама говорила что-то про хороших соседей, про то, что в ее возрасте (48 лет, они с Нонной ровесницы) уже нельзя менять районную поликлинику, что Костик купил себе квартиру для студии, это очень хорошо потому, что теперь у них больше не пахнет скипидаром и красками. Она много чего говорила. Я решила, что мама счастлива, и пусть живет так, как им с молодым мужем хочется, не мое это дело.
Сегодня дело было мое, и я хотела посоветоваться с мамой.
Она встретила меня в роскошном шелковом халате с сигаретой в зубах. Ее проницательный взгляд сразу уловил подъем в моем настроении. До этого мы встречались в моей любимой «Лакомке», я рассказывала, почему от меня ушел Данила. Надо признаться, мама всецело приняла мою сторону.
– Какой-то невинный поцелуй, – возмущалась она тогда, – а столько шума!
Меня тогда позабавила мысль о том, что же тогда собой представляет виноватый поцелуй.
– Привет, дочь, – пробасила мама грудным голосом, – целоваться не будем, у тебя губы накрашены.
С утра наведя лоск и немыслимую красоту, она не любила, когда я пачкала ее губной помадой.
– Что-то случилось? – поинтересовалась мама, идя следом за мной и попыхивая сигаретой.
– Мама, разве Костик разрешил тебе курить? – спросила я, оттягивая момент признания.
– Ха, – хмыкнула мама, поправляя роскошный бюст, – как же, от него дождешься. Я скажу, что это ты приходила и курила.
– Спасибо, мама.
– На здоровье, дочь. У тебя что-то со здоровьем?! Тогда ты пошла в отца.
– В некотором смысле, – нахмурилась я, разглядывая заставленную новыми шедеврами отчима гостиную.
– Как ты их находишь? – восхищенно поинтересовалась мама, останавливаясь с замиранием сердца перед полотнами великого, с ее точки зрения, художника всех времен и народов.
Меня смутили эти черно-серо-кроваво-красные мазки, намекающие на человеческие силуэты, башни замков и чудовищ с перепончатыми крыльями. Я бы такую удручающую мазню на свои стены не повесила. Но маме почти не соврала.
– Впечатляет. Очень экспрессивно.
– Даже ты это оценила! – обрадовалась мама, занижая мою самооценку в этой области творчества ниже плинтуса. – Все проданы, – она мне подмигнула. – Что я говорила?!
– А что ты говорила?
– Я говорила, что сделаю из Константина Мастера! И я его сделала.
– Да, он твоя Галатея, – хмыкнула я.
– Не смешно, – отрезала мама, подталкивая меня в сторону кухни. – Пошли пить кофе. Тебе покрепче? – поинтересовалась она, заправляя кофеварку. Я отрицательно помотала головой. – Все-таки проблемы со здоровьем! Нет? Тогда зубы? Желтый налет у курильщиков и кофеманов отлично убирается. Нет, моя дорогая, не зубной пастой, а умелыми руками стоматологов. Взгляни внимательней! – она вытащила сигарету изо рта и широко улыбнулась белоснежными зубами. – Хочешь, я запишу тебя к своему специалисту?
– Мам, не в этом дело, – отрицательно покачала головой я.
– А в чем?
– Тебе ничего не подсказывает материнское чутье?
Мама окинула меня беглым взглядом и задержалась на лице.
– Ты беременна.
– Как ты догадалась?! – изумилась я. Вот что значит материнское чутье!
– У тебя физиономия опухла, – мама пожала плечами, – и мы встретились раньше обычного. Для того чтобы мы встретились, тебе нужна была очень веская причина.
Мне стало ее жаль. И не такая она вовсе бесчувственная женщина, какой я привыкла считать ее с детства. И весь холод ее напускной. И мы вообще самые близкие люди на свете.
– Мамочка, – всхлипнула я и кинулась ей в объятия.
– Не испачкай халат помадой, – поморщилась она, прижимая меня к себе и нежно хлопая по спине. – Беременные все такие сентиментальные. Какой срок?
– Небольшой.
– Тогда все еще можно поправить. Я запишу тебя к своему гинекологу.
– Что?! – я отстранилась и посмотрела ей в лицо, все еще хранящее отблеск молодости и красоты.
– Ты собираешься стать матерью-одиночкой? – ухоженные ниточки бровей мамы взлетели высоко на лоб.
– Я собираюсь родить ребенка Данилы!
– Он об этом знает?
– Нет, – призналась я. – Боюсь ему говорить.
– Правильно, еще подумает, что этим ребенком ты хочешь его вернуть. А ты хочешь его вернуть?
Я кивнула.
– Ну и дура! – фыркнула мама. – Он мне никогда не нравился! Заумный флегматик. И Нонна у него, скажу я тебе, дочь, та еще стерва.
– А то не знаю, – вздохнула я.
– Так подумай, прежде чем исковеркать свою жизнь.
Разве можно рождением ребенка исковеркать себе жизнь?
Мы пили кофе молча. Говорить больше не хотелось ни мне, ни маме.
Она высказала свою точку зрения: без Данилы рожать мне нельзя. Это скажется на карьере. Кто станет с ребенком возиться, мне ведь понадобится торчать не дома, а в офисе, и зарабатывать себе и ему на хлеб? На маму рассчитывать я не могу, есть женщины, предназначенные судьбой и рождением исключительно для любви, а не для сидения с внуками. На приходящую няню тоже надежд никаких, не так много я зарабатываю. У моей лучшей подруги сидеть с чужими детьми возможности тоже нет, она сама мать-одиночка. Куда я дену ребенка? Привяжу себе за спину и начну с ним горбатиться, как это делали крестьянки времен крепостного права? Мама расписала мне полную картину моего безрадостного существования, если я рожу ребенка.
Мы пили кофе. И почему-то я думала, что зря приехала сюда. Это храм искусства Одного Мастера, дом Великой любви, и в нем не нашлось места моему будущему ребенку. Может, так и есть. Может, есть женщины, предназначенные исключительно для того, чтобы любить мужчин и быть любимыми мужчинами. Однако звание бабушки никто не отменял. Ведь когда уйдет любовь в образе молодого мужа и придет немощь, останутся лишь дети и внуки. Внуки, которые не знали, что такое слово «бабушка», а знали только странную женщину, требующую называть ее только по имени, и приходящую к ним на день рождения, чтобы сунуть в руки шоколадку и снова пропасть на целый год. Будут ли они любить ее и заботиться о ней в старости? Фактически она им станет чужая. А они ей стали чужими с момента рождения.
Мы пили кофе. И молчали. И молчали. И молчали… И мне было безумно жаль мою маму. И мне почему-то казалось, что я гораздо мудрее нее. И могу любить не только самого лучшего мужчину на свете, но и своего ребенка, и детей его детей, если они будут. А они будут потому, что я, не смотря ни на что, все еще хочу родить сына или дочку от Данилы. И пусть он об этом не узнает, мне все равно.