— Ну мамочка, ну почему ты не хочешь?
— Я уже сказала: не хочу!
— Ну мамочка, ну ты ведь его еще не видела.
— Не видела и видеть не хочу. И не позволю превращать наш дом в зоопарк!
Второго марта Ирина мама вынула из почтового ящика открытку. На открытке была нарисована женщина в такой позе, как будто собирается мыть пол. Если долго смотреть, то выясняется, что женщина так сильно нагнулась потому, что перед нею стоит слишком маленькая девочка, которая протягивает ей пребольшущий букет.
Под рисунком подпись:
«Поздравляю с Восьмым марта».
А на обратной стороне написано:
«Дорогая Ира, поздравляю тебя с Международным женским днем. Будь здорова. Учись хорошо, а подарок я принесу тебе сам.
т. д. Толя».
«Очень странно», — подумала Ирина мама.
Когда Ира вернулась из школы, мама спросила:
— Ты можешь мне объяснить, что означает «тэ дэ»?
Ира посмотрела на кончик своего короткого носа и сказала как-то нараспев:
— А что та-акое?
Мама протянула ей открытку, Ира прыснула;
— Тэ дэ — это твой друг, понимаешь — сокращенно! Я ему тоже так пишу.
— А когда ты ему пишешь?
— В День танкиста, в День железнодорожника. В общем, когда бывает нужно, тогда и пишу.
Наступил вечер.
Ира готовила уроки. Мама вязала.
Около семи часов вечера кто-то постучался в дверь.
— Войдите, — сказала Ира и не подняла головы от тетрадки.
И он вошел. Он — Толя. И что-то живое энергично вырывалось из его рук. Что-то завернутое в кухонное полотенце.
Ирина мама встала и на всякий случай отошла от стола. Но Толя к столу не приближался. Стоя в дверях, он начал поздравительную речь.
Ирина мама немного побледнела, глядя, как что-то, гораздо большее, чем мышь или краб, копошится у Толи на руках.
А Толя говорил:
— Я желаю тебе в этом новом женском году исполнения всех-всех твоих замыслов и надежд.
Ирина мама слушала с большим напряжением — она не могла прервать мальчика, когда он говорит такие возвышенные слова.
— …и еще — я желаю тебе, чтобы ты всегда была впереди...
Это было уже слишком, но Толя и сам замолчал. Он подошел к столу и прямо на скатерть плюхнул свой неспокойный сверток.
Кухонное полотенце подпрыгнуло и — взорвалось. Все увидели невероятно сердитого зверька, который короткими передними лапками отшвыривал от себя полотенце. Делал он это, удобно сидя на задних лапах, вернее — на широком мягком задике.
Как только зверек освободился, сразу стал приводить себя в порядок: изящно и быстро умыл тупоносую, большеглазую мордочку, потом обеими лапками потер усы и за круглыми торчащими ушами. Потом начал оглаживаться. Пригладил блестящий рыжий мех на спинке и белую шерсть на пузе.
В его жестах было столько капризного и справедливого возмущения, что совестно делалось за Толю: зачем, на самом деле, надо было заворачивать его в полотенце?!
Ирина мама, обрадованная уже тем, что на столе не кошка и не гад, с неожиданным для себя интересом спросила:
— Кто это, это морская свинка?
— Ну что вы, — прямо спел, замирая от восторга, Толя, — какая же это свинка — это же хомячок!
— Ах, вот оно что! — сказала Ирина мама. — Значит, все-таки хомячок?!
— Ага, — наивно подтвердила Ира, — класс млекопитающих, отряд грызунов… в домашних условиях считается почти всеядным. .
— Скажите пожалуйста, какие познания...
А Толя сиял! Вся его выдержка кончилась. Он подошел вплотную к столу. Хомяк немедленно прервал свой туалет, поднялся во весь рост и, стоя на задних лапах, как начнет раскачиваться из стороны в сторону, как защелкает зубами.
— Се-ердится, — умилился Толя, — это он так сердится. А если его тронуть вот сюда, в спинку, — может подскочить... а теперь смотрите, что будет.
Из кармана брюк Толя вынул тоненькую, чисто вымытую морковку и подал ее хомяку. Тот сначала умоляюще протянул ручки, а когда дотянулся — не взял, а цапнул да еще так посмотрел, как будто хотел сказать: «Какого черта трогаешь мою морковку!»
Лапки у хомячка действительно похожи на руки — на каждой по четыре пальца, а вместо пятого, большого, бородавочка! Пользуется он ими очень ловко.
Выхватив у Толи морковку, хомяк не стал грызть как попало — он поднес ее к мордочке горизонтально, будто собрался играть на флейте.
Когда хомяк съел морковку, Ира дала ему кусочек булки. И булку он мгновенно съел. Тогда Толя дал ему комок ваты. Хомяк — цап — и за щеку. Еще комок, и опять — за щеку.
Ира протянула ему семечек. Он и семечки, зернышко по зернышку, запихнул за щеки. Через некоторое время хомяк стал похож на пожилого толстяка, которому хочется спать. А ребята наперегонки угощали его.
— Что вы делаете! — закричала вдруг Ирина мама. — Вы с ума сошли, он заболеет, он просто лопнет!
— Ну что вы? Он же прячет все в защечные мешки. Вот, смотрите! — И Толя, отломив серу, дал хомяку спичку.
Зверек отправил ее туда же. В ожидании еще какого-нибудь угощения стал усатой мордочкой нетерпеливо щупать воздух. Но как? С какой быстротой! Поверить было трудно, что там в носу у него нет никакого моторчика,
Когда убедился, что ничего больше не получит, опять стал умываться. Теперь он мыл только морду. Мыл ее подробно и толково.
Очень долго хомяк занимался своим лицом, потом еще раз прошелся по животу и грудке. И спинку не забыл! И все остальное.
Такая забота о собственной шкурке, такая опрятность окончательно покорили Ирину маму.
Толя, которого прямо разносило от восторга и гордости, ходил вокруг стола, сиял, вздыхал, наконец спросил:
— Правда, отличный экземпляр?
— Правда, — согласилась Ирина мама.
— Мы его назвали Хомкой — правда, хорошее имя?
Вот тут-то Ирина мама и поняла, что ее провели. Она сухо спросила:
— Когда же вы успели его назвать?
Толя одно лишь мгновение был в растерянности, потом сказал хладнокровно:
— Видите ли, мы с Ирой довольно часто играем в нашу любимую игру — придумываем имена разным животным. Недавно по улице бежала очень короткая собака, и мы назвали ее Кубик!
Ирина мама ничего больше не спрашивала.
Поздним вечером, когда ублаженный Хомка крепко спал в Иры-мамином кресле, на Иры-маминой шали, свернувшись в рыжий клубок по-кошачьи, мама долго смотрела на него, а потом сказала:
— Ты знаешь, Ирочка, у него должно быть свое постоянное место. Я даже знаю где. Вот здесь! А этажерку можно вообще ликвидировать..
Ира очень грустно взглянула на свою маму.
— Ты что, Ирочка? Тебе не нравится это место? По-моему, здесь ему будет хорошо.
— Еще неизвестно, где он будет жить, — мы ведь купили его пополам!
— Как это — «купили»?! — Ирина мама от удивления даже села.
— Как все — за деньги. Мне не хватало денег на целого хомячка, и тогда мы с Толей решили купить его пополам. А теперь он говорит, что постепенно вернет мне мою половину и заберет Хомку целиком!
— Ерунда какая-то… а что означали эти поздравления?
Ира фыркнула сперва, а потом, довольно точно подражая голосу своей мамы, крикнула:
— Никаких хомячков!
МУЗЫКАЛЬНЫЕ СПОСОБНОСТИ
…Толя сделался хозяином целого хомяка скорее, чем этого ждали. И пришел за ним теперь уже не с кухонным полотенцем — он принес клетку, похожую на дворец. Клетку ребята делали сами, а они-то хорошо знают, что такое хомяки из отряда грызунов. Клетка была сделана из металлических прутьев.
Толя вошел и поставил Хомкин дом у порога. Жестом, непостижимо ловким и быстрым, он просунул ладони под мышки зверьку, поднял, насладился его гневом, нежно прижал к себе и только потом впустил в клетку. Конечно, проверил дверцы, сказал «до свидания» и ушел.
Ире с мамой остались на память следы от Хомкиных зубов.
Этот симпатяга за короткое время успел обгрызть три ноги дубовому столу. Почти все углы у радиоприемника. И совершенно изуродовал одну лайковую перчатку Ириной мамы, но это все равно что две, потому что выкидывать надо пару!
Хомке простили все, и когда он был забран, то неизвестно даже, кто больше скучал. Потому что Ира теперь все время пропадала у Толи, а мама сидела дома совсем одна — и без Хомочки и без дочери.
Будь Ира похитрей, в эти дни она могла бы принести хоть сто ежей; она могла бы преспокойно привести домой живую козу, и мама ничего бы ей не сказала ни про хлев, ни про зоопарк!
Прошло много-много скучных дней — и вдруг… Ирина мама пришла домой не одна!!!
На груди у нее, в том месте, где всегда высовывался шарфик, из-под пальто торчала кошачья голова.
Рыже-беломордый котенок, очень хилый и чумазый, был поставлен на стол.
Ира прыгала от радости, а котенок смотрел на нее медленным тяжелым взглядом.
Ира прыгала от радости, а котенок смотрел на нее медленным тяжелым взглядом.
Он стоял, прижав головку к одному плечу. Лапки у него были тонкие, белые. А живота и в помине не было. Вместо живота — высокий свод.
Неизвестно, сколько времени он простоял бы так, но перед ним появилось блюдце с молоком, и тут котенок проявил себя! Он до того самоотверженно лакал, что вымок от подбородка до белых лап.
Блюдце убрали, и будущий кот начал облизываться. А в его вытаращенных глазах было столько глупейшего удивления, словно несчастный сомневался, он ли это ел.
Ирину маму все приводило в восторг, а когда котенок начал икать, отчего содрогался весь, ей захотелось его погладить.
Иканье и самого котенка удивило до крайности. Он смотрел невидящим взглядом. Он просто был потрясен тем, что с ним происходит, и, как говорится, весь ушел в себя. Когда он наконец выпрямился во весь рост, облепленный мокрой шерстью, Ирина мама не выдержала и засмеялась:
— Боже, что за вид!
— Он простудится, — сказала Ира.
— От теплого молока?
— Посмотри, как он обляпался, видишь — дрожит?
Ирина мама схватила чистое махровое полотенце и принялась котенка сушить. Она так усердно его вытирала, что он вопил и царапался. В конце концов, укутанный и сытый, уснул.
Естественно, котенок сразу стал считаться маминым. И не только потому, что она то и дело спрашивала: «Где мой котик?» Просто Ире теперь не влетало, что бы котик ни делал и где бы ни наделал!
А уже через неделю уличного подкидыша невозможно было узнать.
Ирина мама так взялась за его питание, что однажды соседка, Мария Ивановна, не выдержала и спросила:
— Я не понимаю вас, зачем вы ему так распихиваете желудок?
— А мне кажется — только-только… Он же растет!
— Две котлеты зараз? Взрослый мужчина наедается двумя котлетами, а вы такой фитюльке. .
Ирина мама немного подумала и возразила на это так:
— Но они ведь сырые.
Кот рос. Слишком много ел, и вид у него был всегда немного утомленный. А Ирина мама говорила:
— Необыкновенно задумчивый котенок!
— Меланхолик! — не скрывая уже раздражения, говорила Мария Ивановна. — Обжирается, оттого и меланхолик.
Ира постепенно теряла к котенку интерес. Единственно, что стоило наблюдать, — это как он лакает. Казалось, молоко само поднимается с блюдечка и плотной струйкой лезет в пасть. Ира даже ложилась на пол, чтобы лучше разглядеть, как это получается. В конце концов она поняла, в чем дело. Дело в скорости, с какой котенок работал языком. Бедное молоко просто не успевало опадать.
Ну, а когда он перешел на мясо, — смотреть стало нечего, даже противно было, до того он жадно ел. После еды лениво умывался. Потом или сразу шел спать, или залезал на подоконник и безнадежным взглядом смотрел в окно. Если Ира пыталась его растормошить, котенок отвечал слабым взмахом лапки, как бы говоря: «Ах, оставьте!»
Оживлялся он только с приходом Ириной мамы. Он бежал ей навстречу, полуоткрыв похожую на морскую раковину пасть, и сквозь прозрачные зубки выпускал такой нежный скрип, от которого Ирина мама окончательно приходила в умиление и уверяла всех-всех, что ее котик — необыкновенное животное. Сам он тоже старался доказать это и день ото дня обрастал и обрастал очень породистой шерстью. Когда он пересекал комнату шагом размеренным и плавным, хвост, поднятый высоко, реял над ним, делая кота похожим на какую-то важную птицу.
Толя, забегавший к Ире по своим хомячьим делам, присматривался к котенку, присматривался, а потом прямо сказал:
— Очень вялый экземпляр.
— Как ты можешь так говорить! — возмутилась Ирина мама.
— Вы же сами видите.
Тогда Ирина мама, ни слова не говоря, взяла ненаглядного кота и положила Толе на руки.
— Чувствуешь? — придирчиво спросила она. — Ты чувствуешь, он ведь тяжелый как камень.
— Потому и вялый, — настаивал Толя. — Вы его перекармливаете, а для животных это вредно.
— Брось, пожалуйста, — сказала Ирина мама и отобрала у Толи котенка.
К осени котенок превратился в тучного кошачьего подростка, невероятно вылизанного и капризного. Котлет теперь он не ел, особенно в кукурузной панировке, теперь он ел только чистый фарш. В крайнем случае — свежую балтийскую салаку.
Конечно, был он очень изнежен, и, когда начались осенние дожди, первым в доме начал мерзнуть он.
Все давным-давно знают (многие к этому даже привыкли), что в домах с паровым отоплением топить начинают вовсе не тогда, когда холодно, а когда начинается «отопительный сезон».
А коту всего этого было не понять! Поэтому с наступлением дождей он перестал ходить по полу. Пол был слишком холодным. Кот передвигался теперь только по мебели.
В один из таких неуютных дождливых вечеров задумчивый кот взобрался на радиоприемник! Лег и стал слушать музыку.
Он медленно прикрывал и открывал свои прекрасные громадные глаза цвета восходящей луны, и вся его морда с точеным носом и пышными бакенбардами выражала углубленность. Кот слушал и… наслаждался. Это было до такой степени несомненно, что Ирина мама позвала Марию Ивановну.
— Вы видели что-нибудь подобное? — спросила она шепотом.
Мария Ивановна постояла, посмотрела, послушала (а музыка в этот вечер была замечательная).
— Ну и ну, — сказала Мария Ивановна, — это надо же — слушает!..
На следующий день Ирина мама волновалась, когда включила приемник, — будет слушать или не будет? «А вдруг, — думала она, — это только вчера на него такое нашло?»
Кот спал в кресле, собрав в букет все четыре лапы и хвост. С первыми шорохами в приемнике он приоткрыл пьяные от сна глаза, которые, с необыкновенной быстротой трезвея, панически округлялись.
Ему не хотелось вставать, но он встал и пошел. Его плавно льющаяся на ходу спина прямо так и говорила: «О, как вы надоели мне».
Ирина мама взволнованно шептала:
— Вы видите, он уже слушает!
Подле тумбочки с приемником кот поднял голову в надежде, что его подсадят. Не дождался, поглядел на людей через плечо с укоризной и вдруг непостижимо легко вознесся вверх. Помедлил чуть, а затем швырнул свое холеное тело на полированную крышку так, будто сперва шубу разостлал, а потом уже лег на нее сам. Маленькая его голова изящно выглядывала из обильных мехов.
Не осталось ни одного человека в большой коммунальной квартире, кто бы не узнал про музыкальные способности кота.
Ира известила об этом своего друга Толю. И Толя прибежал, как только Ирина мама вернулась с работы. Его пытливый ум был не на шутку встревожен.
До вечера было еще далеко, но все решили испытания провести немедля. Кот в это время обедал! А ест он, надо сказать, ме-едленно. Мама включает приемник.
Ребята смотрят.
Кот ест, но уши приходят в движение — дергаются то одно, то другое, как будто на каждое садится по мухе.
Приемник трещит.
Кот перестает жевать. Рывком поднимает от миски морду и… точно ему поддали под зад — мчится к приемнику! А через минуту ни один человек не скажет, что ето вылизанное существо не слушает музыку.
По радио объявили минутный перерыв.
— Ну, почему ты молчишь? — спросила Ира.
— Я думаю, — ответил Толя.
Кот лежит. На морде его белым по рыжему написано: «Не трогайте меня — я наслаждаюсь искусством!»
После минутного перерыва начался доклад о сельскохозяйственных машинах. Кот с упоением слушает доклад.
Толя еще какое-то время пристально всматривался в кошачью физиономию, потом решительно подошел к приемнику, сунул руку под кота и объявил:
— Пузо греет!..
Ирина мама так взглянула на ученого мальчика, как будто он разлил кисель на чистую скатерть.
— Ну почему вы сердитесь? — спросил Толя. — Неужели вы думаете, что ему интересно слушать про сельскохозяйственные машины?
В эту минуту по радио сказали:
— Внимание, на старт!
— Гимнастику, — закричал Толя, — гимнастику ему надо делать!
Ирина мама грустно вздохнула и согнала кота с приемника.
―Да, конечно, — сказала Ирина мама, — раз он ничего не смыслит в музыке, пускай занимается гимнастикой.
Помолчав, она добавила:
— А я все равно его люблю.
* * *Где-то в большом, просторном нашем мире летает маленький воробей. Летает по небу, как ходим мы по земле, и знать не знает, что натворил он в доме, который был ему гнездом.
Ялта
1962