– Ну, ладно, приедешь – обговорим детали. Пока! – обронил Лев, выключая связь.
Итогами поездки Стаса он был ощутимо разочарован. Все же хотелось бы чего-то более определенного. А тут еще неизвестно – тот ли это «Федот» и насколько ответственно студент отнесется к исполнению своего обещания. Считай, в этом направлении тупик как был, так и остался. Теперь нужно было узнать, что удалось «накопать» Сильченко.
Капитан откликнулся сразу же и бодро доложил о том, что «дела – как сажа бела», поскольку по месту своей регистрации Лимашов не проживает уже давно, а в его квартире обитают квартиранты, которые ничего не знают и знать не желают. Говорил он и с соседями Лимашова. Большинство из них его фамилию вообще слышат впервые, а те, что и слышали, с ним незнакомы. Эдакий «человек-невидимка».
– …Продолжаю поиски, Лев Иванович! – объявил капитан, завершая свой безрадостный доклад.
– Да, искать надо… – стараясь не выдавать своего окончательного разочарования, подытожил Гуров.
Когда он закончил разговор, в дверь раздался стук, и в кабинет вошли двое молодых стажеров – лейтенант и старший лейтенант. Они доложили, что уже были у Жаворонкова, который через городских паспортистов обеспечил их фотографией Штуляка, и теперь они полностью готовы к выполнению задания. Детально проинструктировав парней по части наблюдения за домом девять по Черницкой и, персонально, за «субъектом наблюдения», Лев особо подчеркнул, что свои текущие сообщения они могут посылать на информотдел. Но если Штуляк надумает предпринять нечто неординарное, они должны немедленно позвонить ему в любое время дня и ночи.
Проводив парней, он поднял трубку телефона внутренней связи, собираясь связаться с информотделом, но в этот момент в дверь вновь раздался стук, и на пороге появился Жаворонков собственной персоной. Поздоровавшись, он протянул Льву лист бумаги с каким-то текстом.
– …Лев Иванович, это – распечатка входящих и исходящих звонков телефона Максимилиана Европкина! – улыбаясь, бодро доложил капитан. – На еще одном листе – дополнительная личная информация о Европкине. Сейчас буду заниматься звонками Карабекова и Костякина. Разрешите идти?
– Молодец, Валера! Действуй! – Гуров одобрительно улыбнулся. – Хоть с этой стороны что-то дельное проблеснуло.
Он сел за стол и внимательно просмотрел список тех, кому звонил и от кого получал звонки «черный археолог» Макс. Всего в нем значилось два десятка звонков и шесть абонентов. Но среди них не было ни Штуляка, ни Лимашова. Это могло значить что-то одно: или он ошибся, и эти двое к происходящему если и причастны, то только косвенно, или их сим-карты оформлены на других людей. Но в любом случае это прибавляло осложнений. Лев набрал номер Сильченко и, узнав, что тот уже вернулся в Главк, поручил ему вместе с Жаворонковым установить двух последних абонентов Европкина. Одному из них Макс звонил сам накануне своей предполагаемой гибели в Могильном лесу, другой звонил ему именно в тот день, около восьми утра.
Пробежав глазами дополнительную информацию по Максу, Гуров понял, что это в раскрытии дела поможет вряд ли. Ну что, скажем, могла бы дать ему информация о том, что Европкин после заключения одно время состоял в секте адвентистов? Или такой факт, как наличие у данного субъекта хронического трихомоноза, «заработанного» им несколько лет назад?
Немного подумав, Лев решил, что съездит по этому адресу сам. Он вышел из кабинета, и в этот момент из-за двери раздалось пиликанье телефона внутренней связи. Повернув в двери ключ, Гуров зашагал к выходу, рассудив, что если кому-то это очень надо, тот без проблем перезвонит на его сотовый.
И в самом деле, едва он вышел на крыльцо, в его кармане телефон запиликал бесконечно знакомое: «Как хорошо быть генералом!..»
– Лева, – громыхнул голос Орлова, – что там у тебя?
Гуров сжато изложил последние новости, которыми явно расстроил генерала. Петр досадливо кашлянул и сообщил, что и у него не все безоблачно. Его «лучший друг» из вышестоящих инстанций звонил минут пять назад, требуя подробного отчета о ходе расследования по Мартыняхину и сокровищам графа Замолотского. Пришлось «наврать три короба»… Тот это «проглотил», но внезапно потребовал перебросить Гурова на другое расследование – дескать, есть дела и поважнее поисков «мифического клада».
В частности, минувшим днем бесследно пропал сын президента крупнейшего «Элит-глобал-банка» Марка Хогала, который поехал на своем «Феррари» на тусовку, то ли «золотой», то ли «бриллиантовой» молодежи и куда-то запропастился. Его телефон не отвечает, сам он домой не звонит. Обеспокоенный папочка, который уже начал бить во все колокола, готов выложить изрядную кучу денег, дабы кто-то разыскал его дитятко. И вот «почетную обязанность» разыскать лоботряса, числящегося в МГИМО студентом третьего курса, «лучший друг» Орлова решил поручить ведущему оперу Главка.
– …Я, насколько мог, от этой дуристики отбрыкался, – доверительно поведал генерал. – Сказал, что появились новые обстоятельства в расследовании смерти Мартыняхина, которые свидетельствуют о том, что это все-таки хитро осуществленное убийство. Ну, тут он сразу же дал «задний ход» и стал напирать на то, чтобы ты немедленно отправился на розыски Хогала-младшего, не стал. Тем не менее, я так понял, палки в колеса ставить будет – чую, какая-то его шкурная заинтересованность в этом есть.
…Гуров катил по столичным улицам на своем сером «Пежо». Сколько бесчисленных километров он намотал по Москве?! И вот он опять едет искать ответы на вопросы, связанные с проводимым им расследованием. Ему доводилось сталкиваться с самыми разными типажами криминалитета – и с агрессивно-озлобленными зомби, у которых за душой (если только ее они имели вообще) не было ничего святого, и с изворотливыми плутами без единого слова правды, и с отмороженными скрягами, способными продать и мать родную за ломаный грош… Вот и теперь он имеет дело с упырями, которые ради того, чтобы их никто не смог разоблачить, уничтожали всякого, кто имеет о них хоть какую-то информацию.
Сейчас он едет к месту жительства Максимилиана Европкина. Кто у него может быть дома? Жена, родители, дети? И ведь нет никакой гарантии в том, что ничтожества, для которых высшая ценность не человеческая жизнь, а дензнаки, шуршащие в кармане, не попытаются их убить.
«Блин! Что это мне вдруг мысли такие нехорошие в голову полезли? – Лев недовольно поморщился. – Как бы не накаркать! А то ведь эти уроды даже со своими подельниками не церемонятся. Вдруг и в самом деле надумают провести «тотальную зачистку»? Очень этого не хотелось бы!..»
Подстегиваемый внезапно возникшим внутренним напряжением, он невольно прибавил ходу, на отдельных участках улиц существенно превышая максимально допустимую скорость. Даже там, где стояли знаки, уведомляющие о том, что на данном участке дороги ведется автоматическая фотофиксация нарушений ПДД.
Вот и нужный ему микрорайон. Лихо зарулив во двор дома, значившегося в адресных данных Европкина, Гуров оперативно припарковался. Он на ходу «пикнул» охранной сигнализацией «Пежо» и поспешил к крайнему левому подъезду. Как и все прочие (о, эта кара домостроительного прогресса!), этот тоже был заперт мощной стальной дверью, достойной знаменитого броненосца «Потемкин». На счастье, после короткой электронной трели дверь распахнулась, и из дома на улицу выбежали двое мальчишек, что-то горячо обсуждающих на ходу. Лев тут же одним махом поднялся на крыльцо и, придержав рукой уже почти закрывшуюся дверь, шагнул внутрь подъезда.
Он взбежал по лестнице на третий этаж и подошел к двери восьмой квартиры. Его рука сама потянулась к кнопке звонка, но Гуров вовремя остановился, внезапно ощутив какую-то непонятную, черную тень угрозы, исходящей оттуда, изнутри. Его внимание привлек, судя по его внешнему виду, только что брошенный на придверный коврик окурок дорогой сигареты. На коричневом цилиндрике фильтра четко отпечатались следы зубов. Похоже, кто-то его нервно жевал, как видно, настраиваясь на нечто экстраординарное. Сразу же стало яснее ясного, что такое настроение могло быть только у постороннего человека, пришедшего сюда с не самыми добрыми намерениями.
Решение пришло мгновенно. Лев достал «стриж» и снял его с предохранителя. Разлохматив волосы, расстегнув рубаху и придав одежде вид надетой «сикось-накось», он размашисто постучал в дверь кулаком и нараспев, пьяно заорал на весь подъезд:
– Э-э-э-эй!! А вот и я домой прише-е-ел!.. А ну, впускайте-ка меня-я!.. Светка! Ты где там? Это я, Вован! Слышь, что ль? Или мужа не узнала? От-кры-вай, за-ра-за! Мне долго еще ждать?! Ах, та-а-ак?! Ну, хорошо! Я ща возьму кувалду и выломаю эту гребаную дверь! Ну, тогда ты у меня получишь, шалава! Ой, как ты получишь!.. Я зна-а-ю, с кем ты там сейчас! Знаю! Открывай, шаболка! Ща всех там на уши поставлю! И твоего петуха щипаного, парашника дефектного, сам, лично порву как тузик грелку!.. Ну, где ты там, гнида пидорская? Че, падло, ты, видать, из мусоров, поэтому и ссышь? Да? Ну, выйди, козлина, выйди ко мне, урод, если ты хоть чуть-чуть мужик…
За дверью послышался шорох, кто-то приник к дверному глазку, рассматривая «пропойцу». Ощутив в этот момент мимолетное сомнение: а не ошибся ли он, не зря ли устроил этот дурацкий концерт – тем не менее Гуров решил доиграть свою роль до конца. Пьяно гогоча, он показал наблюдающему за ним «фак» и снова хрипло заорал:
– Ссышь, ссышь, петушара! Правильно и делаешь! Я тебя тут буду ждать! И когда ты выйдешь, я прямо на лестнице, при всех тебя отымею! Готовься, чмо, тебе ща будет весело – словишь кайф охеренный!.. Че ты там, обвалялся и язык засунул в свой зад гнилой?! Ха-ха-ха-ха-а-а!..
Похоже, последнее окончательно вывело из себя наблюдавшего за ним через глазок, поскольку внезапно щелкнул замок двери, и она бесшумно распахнулась. Лев увидел перед собой крепко сложенного брюнета со сверкающими от ярости глазами и перекошенным ненавистью лицом. В правой руке неизвестный держал финку с длинным полированным лезвием, а левой, стремительно шагнув к «пропойце», он попытался схватить того за ворот, чтобы, затащив в прихожую, учинить жестокую расправу. Но…
В долю секунды упершийся в его грудь напротив сердца ствол пистолета (боевого пистолета!) без обиняков дал понять разгневанному крепышу, что ни его мускулатура, ни его нож в данной ситуации роли не играют абсолютно никакой. Одними губами приказав брюнету:
– Ни звука! – «пропойца», внезапно обратившись в живое подобие то ли Терминатора, то ли Супермена, движением головы приказал ему бросить на пол нож и отступить назад.
В этот момент из залы в прихожую выглянул какой-то здоровенный тип с «прической» Фантомаса и оттопыренными ушами. Дальнейшее происходило словно в замедленном кино. Вот лысый верзила, высунувшись почти до половины из дверного проема, вскидывает руку с пистолетом. Гуров делает стремительный шаг влево, одновременно рывком левой руки смещая брюнета к центру прихожей. Выстрел! Издав отчаянный вопль, брюнет падает на пол с пулевым отверстием в центре живота, из которого ударяет фонтанчик крови, что говорит о пробитой аорте, которую разворотила пуля, прежде чем засесть в одном из позвонков.
Почти одновременно с первым, по сути, сливаясь с его грохотом в один звук, раздается второй выстрел. Пуля, с бешеной скоростью выброшенная из дула «стрижа», входит «Фантомасу» в правую глазницу и, в микроскопическую долю секунды пронизав содержимое черепной коробки, вырывается наружу, выворотив кусок затылочной кости черепа. Вся эта «дуэль» заняла не более полутора секунд. Но для Льва она, казалось, длилась не одну минуту – столь стремительным становится наше восприятие, и столь тягучим становится для нас время в моменты смертельной опасности.
Беззвучно выронив пистолет, «Фантомас» рухнул навзничь и забился в агонии, беспорядочно, конвульсивно дергая конечностями и оскалив зубы широко раскрытого, перекошенного рта. Мельком взглянув на лицо умирающего бандита, Гуров на какое-то мгновение испытал нечто сродни настоящему шоку: в переднем верхнем правом резце «Фантомаса» фиолетовым огоньком светился врезанный в толщу зуба аметистовый грилз!
«Ну, ни хрена себе! – невольно присвистнул он, будучи не в силах оторвать взгляда от увиденного. – Вот он и есть, этот «человек с голой головой и с зубом, в который врезан камень аметист»! Выходит, Мирогор и в самом деле не шарлатан, а имеет особый дар, особые способности. Кстати! А ведь входная дверь подъезда и дверь этой квартиры одинакового – синего цвета! Даже это совпадает! Ну и ну!..»
Перешагнув через уже затихающего лысого, Лев заглянул в залу и увидел трех человек, примотанных скотчем к стульям. В центре сидела миловидная молодая особа лет двадцати пяти. Она была единственной, у кого рот не был заклеен липкой лентой. Сидевший слева от нее мальчик лет пяти и находившийся справа пожилой мужчина лет шестидесяти были обмотаны скотчем от ступней ног до самого носа. Быстро окинув взглядом комнату и не увидев в ней каких-либо посторонних, Гуров вопросительно взглянул на связанную троицу, мысленно прикидывая, чем бы разрезать липкие пластмассовые путы. Как видно, истолковав его взгляд по-своему, девушка дрожащим от слез голосом умоляюще произнесла:
– Ради бога, не убивайте нас!
– Что за чепуха? – Лев торопливо сунул в кобуру напугавший ее пистолет и взял со стола оказавшиеся там ножницы. – Я из уголовного розыска, полковник Гуров. А вы что подумали? – Укоризненно покачав головой, он проворно разрезал слипшиеся в сплошной пласт петли скотча, удерживавшие обитательницу этой квартиры.
– Из уголовного розыска?! – с трудом поднимаясь на ноги и кидаясь разрезать скотч, удерживавший мальчика – скорее всего, ее сына, – та, не удержавшись, разразилась счастливыми слезами. – Вас сам Господь послал! Нет, правда! Правда! Когда эти двое я и сама не пойму чего от меня добивались, угрожая убить моего Сенечку и папу, я мысленно молила его послать сюда того, кто мог бы всех нас спасти. И видите – он меня услышал!..
– Клавочка, успокойся… – разминая затекшие руки, мужчина погладил дочь по голове. – Все уже позади… Спасибо вам огромное, полковник Гуров! Извините, не знаю имени-отчества.
– Вы бы мальчика увели в другую комнату – негоже ему это видеть, – предложил Лев, указав взглядом на малыша, который с боязливым интересом рассматривал труп, лежащий на полу в дверном проеме.
– Да-да, вы правы! – Мужчина взял внука за руку и поспешно увел его в спальню.
Созвонившись с Главком и вызвав опергруппу, Гуров попросил Клаву рассказать, каким образом эти люди оказались в их квартире и чего добивались от ее обитателей. Та, взяв себя в руки и вытерев платочком глаза, сокрушенно вздохнула.
– Их впустила я, по своей безголовой дурости… – Клава, помотав головой, провела по лицу ладонями. – Пришел тот, чернявый, позвонил в дверь, объявил: «Уголовный розыск!», даже удостоверение в глазок показал. Мне бы, дуре, созвониться с райотделом и уточнить, а я сразу же – дверь настежь. Ну и все, ворвались оба. Меня, Сенечку и папу примотали скотчем к стульям. Сначала начали допытываться: где карта?..
Клава, по ее словам, сразу и не поняла, о какой карте идет речь. А бандиты, будучи то ли тупыми по своей натуре, то ли обкуренными, упорно требовали отдать им карту. Лишь немного погодя уточнили, что им нужна карта вовсе не игральная, а план какой-то местности, где должна быть отмечена какая-то «нора» с неким «рыжьем».
Минут пятнадцать они запугивали ее, сынишку, отца, угрожая всех порезать на мелкие куски. Потом начали рыться в шкафах и ящиках. Клава пыталась объяснить им, что никаких планов у мужа, который пропал без вести больше месяца назад, она в глаза не видела. Да, он ходил заниматься какими-то незаконными раскопками, пропадая там неделями, но об этом никогда никому не рассказывал.
Но бандиты к ее словам были глухи. Так ничего и не найдя, они до крайности были обозлены неудачей и уже всерьез начали угрожать тем, что первым убьют отца, а затем наступит черед мальчика. Отчаянию Клавы не было предела, но в этот момент неожиданно кто-то постучал в дверь и раздался чей-то пьяный крик.
– …Они насторожились, стали допытываться – кто бы это мог быть? Я им соврала, что это – лучший друг Макса, который часто в подпитии путает дверь своей квартиры с чужими, куда пытается вломиться. Ну а потом началась стрельба. Я когда увидела в вашей руке пистолет, то подумала, что, возможно, вы – из другой криминальной группировки…
Взглянув на себя в зеркало, Лев издал смущенное «Гм-гм!» и начал поспешно приводить себя в нормальный вид. В самом деле, за кого можно было принять человека с беспорядочно торчащими во все стороны волосами, с расстегнутой одеждой, да еще и при оружии?
– Клава, прошу извинить мой не слишком литературный слог, когда, изображая алкоголика, я орал за дверью всякую чушь, – он чуть конфузливо поморщился. – Думаю, сами понимаете – мне нужно было любым способом выманить бандитов из квартиры.
– Лев Иванович! О чем вы?! Да для меня, когда я поняла, что вы пришли нас спасать, любые ваши слова показались бы небесной музыкой! – рассмеявшись, заверила его собеседница. – Знали бы вы, какие слова я слышала от своего Макса! – На ее лицо набежала тень.
– И тем не менее! – Гуров вскинул указательный палец. – Сенечке обязательно объясните, что такие слова говорить нельзя ни в коем случае и что дядя, который их произнес, об этом очень сожалеет! Кстати! Должен отметить вашу находчивость – вы абсолютно правильно объяснили бандитам мое появление. В противном случае они могли бы затаиться и… Даже не будем говорить о том, как могли бы в этом случае развиваться события.
Далее он подробно расспросил свою собеседницу о Максимилиане – его приятелях, его компаньонах и родственниках. Огорченно вздохнув, Клава пояснила, что за шесть лет жизни с Максом она толком так и не смогла узнать своего мужа. Тот крайне не любил, если кто-то интересовался его жизнью, его делами. Он никого и никогда не приглашал к себе домой. Не позволял этого делать и своей жене. Хотя, стоило бы отметить, собственником этой жилплощади является ее отец.