Лишь пара вороных лошадей стояла в конюшне, которая была построена в дальнем конце просторного двора. Ухаживать за ними приходил угрюмый, молчаливый лесник, который, почистив станки и задав коням корма, брал у управляющего деньги и, не сказав ни единого слова, снова скрывался в лесу.
На этой паре граф иногда выезжал за пределы своего поместья, собственноручно управляя пароконной упряжкой. Еще издалека, заметив его пролетку, всяк старался разминуться с ней подальше. Особенно женщины. Ходили слухи про жительницу деревни Лешакино, которой не повезло встретиться с графом на глухой лесной дороге. Что с ней произошло, она не рассказывала. Хотя и так всем все было понятно. Поплакавшись своим сестрам, униженная сельчанка бросилась в ближний омут Вишневки.
Несколько раз сельчане пытались поджечь дом Замолотского, но из этого так ничего и не вышло. Лишь в семнадцатом, когда старая власть уже отошла, а новая еще не установилась, в один из дней в поместье нагрянула толпа мужиков из окрестных сел. В угрюмо-молчаливом доме их встретил один лишь дворецкий, который сообщил, что «их сиятельство изволили отбыть на променад», а «граждане крестьяне» имеют право взять себе все, что им понравится. Ближе к вечеру в помещениях графского дворца не осталось ни мебели, ни даже занавесок на окнах. К большому сожалению мужиков, никому из них так и не удалось найти графские сокровища.
Замолотский умер летом восемнадцатого года, превратившись к той поре в полуживую мумию. Его верный дворецкий умер весной того же года, кухарка куда-то исчезла еще до февральского переворота, и за графом ухаживать было некому. Умер он в тот день, когда к нему пришли с обыском сотрудники ЧК.
«Смотри-ка, все в точности, как рассказала Вероника… – мысленно резюмировал Гуров. – Интересно, а где же его похоронили? Что-то об этом нигде ни слова».
Пока он читал этот материал, на его почтовый ящик пришло еще одно письмо. Открыв файл, Лев увидел обнаруженную Жаворонковым где-то на виртуальных просторах Интернета информацию о матери Замолотского-младшего, Анне Дреколиной, дочери малоизвестного аристократа из мелкопоместных, но тем не менее имеющего титул князя. Как явствовало из статьи, князь Теодор Дреколо корнями происходил из Валахии, где его предки обладали большими земельными владениями. По женской линии он был потомком первого валахского властителя Раду Негру, или Черного Князя.
Род Дреколо процветал столетиями. Но с какой-то поры на их семью посыпались всевозможные бедствия, из-за которых она утратила «нажитое непосильным трудом», и дед Теодора был вынужден бежать в Россию, чтобы не стать жертвой разгоревшейся междоусобицы.
Не менее интересной выглядела и информация, согласно которой самый дальний предок Дреколиных (как они стали писаться в России) был родом из Трансильвании. И даже, более того, являлся незаконнорожденным сыном знаменитого Влада Цепеша, прозванного Дракулой. По всей видимости, отсюда и фамилия – Дреколины, что можно было расценивать как искаженное Дракула.
«Ну надо же! – мысленно подивился Гуров. – И этот из трансильванцев. В общем, выходит так, что аристократия всей Западной Европы, вплоть до Виндзоров, основательно «одракулена», пусть и в разной степени…»
Глава 4
В дверь кабинета раздался деликатный стук, и на пороге появился капитан Сильченко. По его лицу было заметно, что он чем-то очень раздосадован.
– Лев Иванович, нашел я Твиста. Только допросить его уже не получится. В морге он лежит… – капитан сокрушенно развел руками.
По его словам, выйти на фармазона для него особого труда не составило. Найдя в информационной базе Главка «досье» мошенника, Сильченко установил круг подельников Твиста по прежним делам. Заявившись к одному из них прямо на дом, капитан объявил, что якобы в столичных «ювелирках» вновь появились поддельные драгоценности, в чем полиция подозревает его кореша. Тот, струхнув, начал уверять, что они с Твистом «не при делах» и что своего бывшего подельника он не видел со вчерашнего дня. Хотя до этого почти ежевечерне бывали «на одной тут блат-хате», где перекидывались в картишки «ни на что».
Капитан выяснил у подельника фармазона, где тот проживает, и они вместе отправились на съемную квартиру Твиста. И только там стало известно, что всего полчаса назад ее обитателя увезли в морг. Сильченко опросил соседей и выяснил, что ночью в «однушке», которую снимал фармазон, был слышен какой-то непонятный шум. Соседи не придали этому никакого значения – мало ли что может происходить у молодого, одинокого мужика? Может, он там развлекается с какой-нибудь красоткой? И только после обеда кто-то, случайно толкнув входную дверь, обнаружил, что она незаперта. Заглянув в прихожую, любознательный жилец с ужасом увидел человека, лежащего в луже крови с перерезанным горлом.
– …Опергруппа там работала, – хмурясь, повествовал Сильченко. – Но, как мне сообщили в их райотделе, ничего дельного в квартире Твиста найти не удалось. Ни отпечатков пальцев, ни каких-то предметов. Ни спички, ни окурка. «Глухарь»!.. Там, правда, на одном из соседних домов есть камера видеонаблюдения, которая вроде бы поймала край номера автомобиля, на котором приехали убийцы. Но их самих – дело-то было ночью – не разглядеть. Одни лишь темные силуэты. Непонятен и мотив убийства, к тому же такого зверского…
– Да ну что там могло быть? – Лев поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. – Основная причина ясна. Его погубила выигранная в карты золотая ложечка – это безусловно. Но вот кто убийцы – да, пока очень большой вопрос.
По мнению Гурова, убийство могли совершить какие-нибудь «безбашенные беспредельщики», игнорирующие не только УК, но и неписаные законы преступного мира. Все же Твист в среде московского криминала числился «в авторитете», и на его убийство могли решиться только те, кто не считал нужным оглядываться на мнение «воров в законе», которые, скорее всего, на это событие обязательно отреагируют.
Не исключено, предположил он, что неизвестные могли узнать о золотой раритетной ложечке, наверняка стоящей огромных денег, от кого-то из гостей Амбара. Не исключено и то, что Твист с кем-то из убийц был хорошо знаком, раз ночной порой впустил к себе опасных гостей. Следовало думать, что визитеры потребовали отдать им раритетное золотое изделие, однако он никак не желал с ним расставаться.
Но, как видно, требования переросли в жесткий прессинг, сопровождаемый угрозами. Поэтому в конце концов Твист все же сдался и отдал вымогателям этот раритет – ложечку в квартире найти не удалось. Тем не менее те по каким-то причинам его убили. Может быть, они не захотели оставлять живого свидетеля и поэтому, получив желаемое, немедленно пустили в ход нож? Оставалось неясным и то обстоятельство, почему убийство было совершено столь зверски. Это давало повод думать о том, что кто-то, одержимый местью, сводил с Твистом счеты.
– Лев Иванович! – выслушав Льва, капитан заговорил с беспокойством в голосе. – У меня такое предчувствие, что и Кастет тоже в «группе риска». Надеюсь, задержать этого домушника мы успеем раньше, чем его убьют.
– Если только его не убили уже. – Гуров говорил, продолжая расхаживать по кабинету. – А это очень даже может быть.
Из его логических умозаключений следовало, что подобный финал мог быть ожидаем с учетом того, что именно Кастет раздобыл золотую ложечку. А почему бы и нет? Раз он домушник, значит, стащил ее из чьей-то квартиры. И тут есть смысл задуматься – из чьей именно?
Вполне возможно, предположил Лев, Кастет и был главной мишенью беспредельщиков. А Твист – всего лишь попутная, в чем-то даже случайная жертва. Тот, кто послал к нему убийц, как видно, очень не хотел, чтобы о нем во внешний мир просочилась хоть какая-то информация. Он вполне мог подозревать, что во время игры Кастет проболтался Твисту «откуда дровишки». Вот по этой-то причине и прикончили фармазона – для полной гарантии сохранения тайны, чтобы информация о том, где именно раздобыта ложечка, не стала всеобщим достоянием.
Пригладив коротко постриженную шевелюру, Сильченко задумчиво кивнул.
– Похоже, так оно и есть, – хмуро рассудил он. – Ну, что ж, выходит, теперь надо вести поиски не Кастета, а его трупа. Хорошо, попробую использовать тот же вариант – найду кого-то из приятелей Кастета и «простимулирую» его откровенность.
Попрощавшись, он вышел, а Лев набрал номер Амбара и, услышав отклик, залихватским тоном поинтересовался:
– Здорово! Ты, что ль, продаешь фарфоровый сервиз?
Это была кодовая фраза, позволявшая без какого-либо риска выяснить, есть ли рядом с Бородкиным посторонние уши.
– Левваныч, здравия желаю. Я ща на улице, барбоса своего выгуливаю. Слушаю вас.
– Константин, ты не в курсе, что сегодня ночью зарезали Твиста? – Гуров говорил спокойным тоном, но Амбар все равно переполошился.
– Константин, ты не в курсе, что сегодня ночью зарезали Твиста? – Гуров говорил спокойным тоном, но Амбар все равно переполошился.
– Как зарезали?!! – ошарашенно переспросил он. – А тех, кто замочил, не поймали?
– Пока нет… Но тут вот что надо иметь в виду. Наверняка эти же самые, кто зарезал Твиста, будут охотиться и на Кастета. Если только и его уже не прикончили.
В трубке на несколько мгновений воцарилось молчание. Как видно, последнее его добило окончательно.
– Мать честна! – растерянно пробормотал Бородкин. – А ведь и вправду – запросто могут грохнуть…
– Ты не в курсе, по какому адресу его можно было бы найти?
– Да у него лежбищ много… – наконец-то взяв себя в руки, Амбар сокрушенно вздохнул. – Помню один адресок в Марьиной Роще. Там в Туманном переулке, пятнадцать – квартиру не знаю, – живет одна бикса, кличут ее Люська-Хлорка. Вот он у нее частенько обретался.
– А почему – Хлорка? – заинтересовался Гуров.
– Да вроде бы когдый-то работала в больничке санитаркой. Бабок на жизнь не хватало, начала прямо там мужиков обслуживать из выздоравливающих. А Кастет в их больничке в ту пору от чего-то лечился. Вот там они и снюхались. Главврачу про ейные дела кто-то стуканул, и он с работы ее за это выпер. Может, правда, за то, что ему самому не давала. Кто знает? Ну, в общем, пошла она вразнос, стала куролесить направо и налево. А Кастет на нее, видать, здорово запал. К ней, грят, часто шастал…
– Константин, надо бы припомнить, кто у тебя был в гостях, когда Кастет играл с Твистом в карты, – попросил Лев, возвращаясь к началу разговора. – Мы негласно проверим, кто и на кого работает. Ты сейчас мог бы перечислить?
На это Бородкин ответил протяжным «Хм-м-м-м…»…
– Да мог бы… Только знаю-то я своих гостев не по анкете. Иных только по «погонялам»…
– Ничего страшного, мы разберемся и с именами, и с анкетами, – усмехнулся Гуров.
– Тоды записывайте или запоминайте… Значит, вас же интересуют только те, что видели ложку золотую? Ну, таких шестеро-семеро наберется. Та-ак… Васька Малинцев, погоняло Форинт. Димка, вроде бы Хапин, погоняло Гусь. Ромка-Бром, Пашка-Халдей, Кирюха-Кирпич, Хасан-Краб. Это все.
Одобрительно оценив полученную информацию, Лев попрощался и тут же позвонил капитану Сильченко. Рассказав про Люську-Хлорку и сообщив ее адрес, он еще раз напомнил о том, что нужно сработать очень тонко, чтобы не подставить Бородкина.
– Хорошо, Лев Иванович, постараюсь сработать так, чтобы комар носа не подточил. Я поеду к ней не как опер, а как клиент. Другого, похоже, не остается…
– Смотри, дамочки такого пошиба могут «подарить» кое-что венерическое, – с нотками озабоченности в голосе предупредил Гуров. – А у тебя, насколько я знаю, семья. Как бы жена не пострадала…
– Лев Иванович! Так я с ней в постель ложиться и не планирую, – Сильченко рассмеялся. – Специально для таких вот ситуаций мой айфон имеет очень интересную функцию – «внезапный звонок». В нужный момент он звонит, и голос собеседника, записанный заранее, начинает орать, чтобы я немедленно ехал к боссу «на ковер» и так далее. Ну и все. Машу ручкой и ухожу.
– Ну, тогда удачи! – Лев не мог не рассмеяться изобретательности своего коллеги.
«Молодец, толковый парень!» – отключая связь, одобрительно отметил он. Подняв трубку телефона внутренней связи, Гуров набрал номер информотдела и, услышав отклик Жаворонкова, попросил его набрать максимум информации по людям, названным ему информатором. Тот пообещал завтра, не позже полудня, эту работу выполнить. Покончив с делами, Лев начал собираться домой. В этот момент его телефон запиликал: «Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь, веселе-е-ей до-о-ро-га!..»
– Да, Стас, слушаю!.. – обронил он с оттенком усталости, нажав на кнопку включения связи. – Что там у тебя?
– Ну, встретился я с Евгением, – явно что-то пережевывая, заговорил Крячко. – Он рассказал, что у Мартыняхина еще с девяностых был один «заклятый друг», который где-то в середине двухтысячных даже готовил на него покушение. Но Аркашка оказался проворнее и на своего недруга «слил» кое-какую информацию в прокуратуру. Что-то было связанное с растлением малолетних и оборотом наркотиков. Ну и все, тот «друг» схлопотал «червонец» и вышел на свободу только вот нынешним летом. Как зовут того друга – он не знает даже приблизительно.
– Ну, и это неплохо! – одобрил Гуров изыскания своего друга. – Что-то есть еще?
– Да нет, только вот это. Завтра во сколько и откуда выезжаем?
– Как всегда – в восемь, от конторы, – чуть флегматично ответил Лев и добавил: – Думаю прямо сейчас информационщиков поднапрячь – может, вычислят «друга» Мартыняхина? Да и с Антониной есть смысл созвониться. Вдруг она что-нибудь знает?
Вновь набрав номер Жаворонкова, он поручил ему поискать в ведомственных базах данных и в Интернете информацию о человеке, году в две тысячи пятом отправившемся в заключение по статьям двести двадцать восьмой и сто тридцать четвертой, у которого на суде свидетелем обвинения был Аркадий Мартыняхин. Сразу же после этого он созвонился с вдовой Мартыняхина Антониной. Извинившись за доставленное беспокойство, Гуров изложил суть вопроса по человеку, с которым в недалеком прошлом враждовал ее покойный муж.
– Ой, вы знаете, я как-то так мало интересовалась подобными делами Аркадия. Но могла бы постараться вам помочь… – с томными, мурлыкающими интонациями заговорила его собеседница. – Ну, если бы вы в ближайшее время завернули к нам в Миллениум, мы с вами могли бы пролистать семейные и корпоративные фотоальбомы Мартыняхина – вдруг да что-то обнаружилось бы среди снимков? А еще можно было бы просмотреть его записи – календарные, в ежедневниках… Как смотрите на это?
Ее голос, исполненный зноя и избытка эстрогенов, густой сладкой патокой вливался в уши, обволакивая и окутывая липкой истомой. Наверняка, будь на месте Гурова Станислав, тот сейчас же, не раздумывая, ринулся бы в Миллениум. Но Гуров был стоек к подобным женским штучкам. Высказав явную заинтересованность в предложении Антонины, тем не менее он с сожалением в голосе уведомил свою собеседницу о том, что ближайшие несколько дней будет вынужден отбыть во внеочередную командировку. Наспех попрощавшись, он положил трубку и, достав из кармана носовой платок, промокнул внезапно взмокший лоб.
Этого ему еще только не хватало – любовной интрижки с не в меру сексапильной вдовушкой усопшего магната. Хорош бы он был, если бы клюнул на ее предложение! Он мысленно представил себе, как бы это могло выглядеть. Вот он приезжает в Миллениум, входит в дом Мартыняхиных. В гостиной его встречает Антонина, и они идут куда-то наверх. В кабинете Аркадия разбирают бумаги и фотографии. Хозяйка дома, одетая более чем вызывающе, предлагает выпить вина. Они выпивают, и она вдруг плюхается ему на колени, одним движением расстегивая полупрозрачную мини-блузку…
Нет, нет, нет! Этого не надо! Это не для него. У него замечательная, красивая жена, обладающая тонким умом и изящными манерами. Нет, в Миллениум он больше не поедет. Пусть туда сгоняет Стас. Это для такого бабника, как он, будет самое то. А он…
Размышления Льва перебил чей-то стук в дверь. «Что-то у нас сегодня людно!» – мысленно отметил он, известив вслух, что не заперто. В кабинет заглянул судмедэксперт Дроздов, судя по одежде, уже собравшийся домой.
– Лев Иванович, вы еще здесь? Это хорошо… – заговорил он с бесцветной флегматичностью. – В общем, только что пришли результаты лабораторных исследований по Мартыняхину. Как явствует из содержания в его тканевых жидкостях избытка синтетических стимуляторов, способствующих активизации половой функции, и одновременно алкоголя, умереть он мог и без постороннего вмешательства из-за острой коронарной недостаточности. Сочетание препаратов, стимулирующих либидо, и алкоголя – штука чрезвычайно опасная. А его сердце, как обнаружилось при вскрытии, изношено было очень и очень. Так что, мне кажется, не стоит искать черную кошку в темной комнате, тем более если ее там процентов на девяносто девять нет и в помине.
По словам Дроздова, официальные бумаги с результатами и вскрытия, и лабораторных исследований будут завтра утром. Эта новость для Гурова прозвучала прямо-таки музыкой небесной – это какой же объем пустой работы им теперь не придется выполнять! Крепко пожав несколько растерявшемуся Дроздову руку, Лев вскинул большой палец.
– Великолепно! Браво, судмедэксперты! – лапидарно оценил он. – Моя личная признательность. Буду ходатайствовать о премировании за отлично выполненную работу.
Засмущавшийся судмедэксперт, закашлявшись, поблагодарил за столь высокую оценку его трудов и направился к выходу, время от времени с горделивым удивлением оглядываясь на дверь кабинета оперов. А Гуров тут же созвонился со Стасом и сообщил ему об услышанном от Дроздова. Тот на новость об итогах судмедэкспертизы отреагировал со всей своей неуемной экспрессией.