Потом он попросил у меня разрешения коснуться моей груди. Я запретила ему это, но он сказал:
– Через блузку, Кейт. Я просто положу на нее руку.
Моя грудь тоже молила о таком прикосновении.
– Ладно, просто положи туда руку, – заявила я.
Так он поначалу и сделал. Но затем он снова стал целовать меня, а рука его начала играть с моей грудью: он сжимал ее и поглаживал. И я сама сказала, чтобы он коснулся и второй груди. Мэтт постанывал, да и я, должно быть, тоже. Я еще ни разу не чувствовала такого желания. Затем его руки оказались у меня под блузкой, и он расстегнул мой лифчик. Мой разум сказал нет, а тело крикнуло да. Мне хотелось, чтобы он касался меня везде. Но если бы так и произошло, что бы это значило для Мэтта? Наверняка он воспринял бы все слишком серьезно.
Он коснулся моей обнаженной груди, и мне вдруг страшно захотелось сказать, что я люблю его. Я удержалась от подобной глупости, хотя сейчас у меня такое чувство, что я была тогда просто в беспамятстве. Не помнила, ни кто я, ни где нахожусь. И тут Мэтт прошептал мне на ухо: «Я люблю тебя, Кейт». Это мгновенно вернуло меня к реальности. Я быстро села и поправила блузку.
Мэтт тяжело дышал. Он вновь попытался поцеловать меня, но я отстранилась.
– Прошу тебя, Кейт, – прошептал он едва ли не плача.
Я заметила, как вздулся бугор у него на брюках, и быстро отвела взгляд куда-то в сторону.
– Мэтт, – сказала я, – после Кайла ты мой лучший друг. Ты ведь знаешь это, правда?
Он сказал, что знает. А я заявила, что лучшие друзья не занимаются любовью, поскольку такой опыт может полностью разрушить их отношения. «Остается надеяться, – сказала я ему, – что мы и так не зашли слишком далеко».
Я все говорила и говорила об этом, пока Мэтт не приказал мне заткнуться. Он так и сказал:
– Кейт, да заткнись ты, ради бога. Я слышал это от тебя и раньше.
Поначалу он был мрачным и надутым, но потом понемногу оттаял. Мы болтали и смеялись часов до одиннадцати, после чего Мэтт ушел. Он сказал, что заглянет к нам завтра, прежде чем ехать домой, в Колбрук.
Обдумав затем все, что случилось, я здорово разнервничалась. Получается, я совсем не могу доверять своему телу: оно явно действует так, как ему вздумается.
4 июня 1946 г.
Я уже почти упаковала все вещи для возвращения в Линч-Холлоу. Кайл тоже готовится к отъезду. Даже не передать, как я рада, что скоро попаду домой. Безумно скучаю по своей пещере.
Отношения у нас с Кайлом немного натянутые, но я надеюсь, что к утру все пройдет. Сегодня вечером я переодевалась к ужину и немного запаздывала. Надев одну только юбку, я стояла перед зеркалом и причесывалась. По правде говоря, я любовалась своим отражением. Волосы у меня густые и блестящие, а груди такие белые и округлые. Внезапно в дверь постучали. Это Кайл решил поторопить меня. Не знаю, почему я ему не ответила. Просто стояла перед зеркалом, прекрасно понимая, что он должен войти. Он и вошел. Я замерла спиной к двери, с расческой в руках. «Кейт», – начал он и тоже замер, увидев мой обнаженный торс. Я смотрела в зеркало на его отражение, а он смотрел на мое. Ни один из нас не пошевелился, не промолвил ни слова. Наконец он шагнул назад и тихонько прикрыл за собой дверь.
Когда я спустилась вниз, Кайл уже сидел за столом. Кроме нас, там находилась еще пара жильцов, и Кайл за ужином разговаривал только с ними. Затем мы вместе поднялись наверх, и он сказал, что я могу взять чемодан побольше и что у него есть коробка, в которую мы можем сложить свои книги. Его друг Пит отвезет нас завтра утром на станцию, заявил Кайл, но перед этим неплохо бы позавтракать. Он так и не коснулся того эпизода в моей спальне, все ходил вокруг да около. Даже не знаю, кого он винит в случившемся: себя – за то, что вошел без разрешения, или меня – за то, что не предупредила его. Не уверена также, почувствовал ли кто-нибудь из нас хоть каплю стыда. Одно я знаю точно: если бы передо мной опять возник выбор – ответить на его стук или нет, я бы вновь поступила так же.
23
Все утро Иден провела в своей комнате. Дважды она включала процессор и перечитывала то, что было написано ею за последние дни. Дважды она замирала в ожидании вдохновения, которое так и не снизошло на нее. Несколько раз за утро она укладывалась на кровать и молча смотрела в потолок. Наконец она устроилась в кресле-качалке и принялась разглядывать фотографию матери. Кэтрин Свифт, с ее роскошной косой и великолепными зубками, ослепительно улыбалась в объектив фотоаппарата. Иден всегда принимала этот образ как данность, даже не задумываясь о том, что скрывалось за этой улыбкой. Оказалось, очень многое. И теперь ей предстояло решить, как отобразить это все на экране.
Ее мать прекрасно описывала собственные эмоции. Пролистывая этим утром дневник, Иден и впрямь ощущала себя в шкуре Кейт – причем до такой степени, что порой ей приходилось откладывать тетрадь и какое-то время бесцельно смотреть в окно. Она даже ущипнула себя за руку, чтобы узнать, как скоро там выступит кровь. Иден изо всех сил впивалась в собственную плоть, пока слезы не брызнули у нее из глаз, но на коже остался лишь слабый след от ногтей.
Она вздрогнула, услышав стук в дверь.
– Уже час пятнадцать, – раздался из-за двери голос Кайла. – Не хочешь перекусить?
Час пятнадцать? Она провела взаперти целых полдня. Открыв дверь, она увидела нахмуренное лицо Кайла.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Да. Я сейчас спущусь.
Он направился к лестнице первым.
– Лу уехала с подружкой в одно из живописных местечек. Она ездит туда раз в неделю, делает наброски. Правда, ей нравится не столько пейзаж, сколько компания. – На кухне Кайл первым делом открыл холодильник. – Я сделал салат из тунца. Приготовить тебе сэндвич?
– Да я и сама справлюсь. Ты уже ел?
– Да, но я составлю тебе компанию.
Налив себе холодного чаю, он вернулся к рассказу о том, что представляла собой подружка Лу. Родом она из Джорджии, заметил Кайл. У нее трое внуков, и она просто помешана на фиалках. Подобная болтовня была вовсе не в его стиле. Иден слушала, отщипывая понемножку от сэндвича.
Затем Кайл умолк и пригубил свой напиток.
– Что-то ты сегодня не в настроении, – заметил он, глянув на Иден.
– Кайл, ей явно требовалась помощь психиатра. – Иден надеялась, что в ее голосе не было обвиняющих ноток. Ей вовсе не хотелось ни в чем обвинять Кайла.
Он провел пальцем по запотевшему стакану.
– Да, пожалуй. Не забывай только, что это был 1946 год. В то время все обстояло несколько иначе, чем теперь…
– Я понимаю, что тогда это было как клеймо. Но она и правда нуждалась в помощи.
– Дело не в клейме, Иден. Хоть Кейт и не знала, но я говорил о ней с разными людьми. С тем же Стэном Латтерли. Пытался получить хоть какой-то дельный совет. Так вот, практически все считали, что ее, скорее всего, запрут в больнице. А я, как ты понимаешь, не собирался этого допускать.
– Понятно. – Ни о чем подобном она и не думала. – Представляю, каким беспомощным ты себя чувствовал.
– Ну… – Он задумчиво погладил бородку, как будто подобная мысль не приходила ему в голову раньше. – Пожалуй, это было лишь частью того, что я чувствовал.
– А женщин в твоей жизни и впрямь хватало, – улыбнулась Иден. – Теперь-то я понимаю, почему Лу назвала тебя распутным.
– Усмири меня немножко в фильме! – расхохотался Кайл.
Иден чувствовала неловкость, читая про Кайла и Джулию, Кайла и Салли, Кейт и Мэтта. Кейт ничего не оставляла на волю воображения. С другой стороны, дневник предназначался только для ее глаз. С какой же стати ей редактировать его?
– Ее описания весьма… красочны, – заметила Иден. – Должно быть, она не думала, что это увидит кто-нибудь другой.
Кайл покачал головой:
– Кейт всегда отличалась прямолинейностью. Она бы не стала специально подбирать слова. И она хотела, чтобы ты прочла ее дневник. Уж это-то я знаю наверняка.
– Она сама тебе об этом сказала?
– Да.
– В какой момент?
– Сама увидишь. Думаю, ей нравилось писать в такой откровенной манере. – Кайл вновь провел пальцем по стеклу стакана. – Когда она умерла, я спустился в пещеру, чтобы забрать дневник. Я знал, что он хранится на каменном выступе над ее столом. Так вот, кроме дневника, я обнаружил там стопку историй, явно не предназначенных для детского чтения.
– Порнография?
– Смотря что считать порнографией. Я бы это так не назвал. Истории, как и дневник, были написаны от первого лица, однако стиль отличался большей утонченностью. Чистой воды фантазии.
– Может, и нет. Может, она завела себе тайного любовника, который пробирался в пещеру, когда вокруг не было ни единой души?
Иден уже представляла, как бы это выглядело на экране: таинственный и мрачный мужчина, проникающий в пещеру с наступлением сумерек, чтобы найти утешение в объятиях Кэтрин.
– Порнография?
– Смотря что считать порнографией. Я бы это так не назвал. Истории, как и дневник, были написаны от первого лица, однако стиль отличался большей утонченностью. Чистой воды фантазии.
– Может, и нет. Может, она завела себе тайного любовника, который пробирался в пещеру, когда вокруг не было ни единой души?
Иден уже представляла, как бы это выглядело на экране: таинственный и мрачный мужчина, проникающий в пещеру с наступлением сумерек, чтобы найти утешение в объятиях Кэтрин.
– Хорошо бы так, – заметил Кайл. – Она заслуживала большего удовольствия, чем то, какое отмерила ей жизнь.
– Ты все еще хранишь эти истории? Сейчас они должны стоить целое состояние.
– Нет. Я прочел их, а затем сжег. Лу была в шоке. Она заявила, что это настоящие произведения искусства – можно сказать, лучшее из того, что написала Кейт. Но я не думал об этом. Я боялся, что они могут попасть не в те руки.
Иден понимающе кивнула. Пожалуй, Кайл поступил правильно.
– Как случилось, что Кэтрин наконец-то уступила моему отцу? – спросила она.
– У тебя совсем нет терпения, – рассмеялся Кайл.
– Трудно работать над сценарием, когда не знаешь точно, куда все вывернет.
– Да уж, задача не из легких. – Было видно, что Кайл не собирается ей помогать.
– Меня поразило, насколько разными мы были в восемнадцать лет. Все, чего ей хотелось, – запереться в своем доме. Мне же больше всего хотелось сбежать из этого дома.
– Может, не такими уж разными, – покачал головой Кайл. – Просто вы обе стремились почувствовать себя в безопасности.
Подумав о том, что Кайл ее понимал, Иден почувствовала себя прощенной. Однако он не знал, как много ему предстояло простить. Поднявшись, она бросила остаток сэндвича в мусорную корзину.
– Пойду-ка еще поработаю.
Иден вновь устроилась за компьютером. Она уже не испытывала прежней нерешительности, однако смутные сомнения не выветрились у нее из головы окончательно. Они с Кайлом так и не поговорили о последней записи в дневнике – о том эпизоде, когда он застает Кейт полураздетой. И это странное замалчивание придало эпизоду неожиданную значимость.
24
Ближе к вечеру Иден, удобно устроившись на диванчике в гостиной, позвонила Кэсси. Впервые за все время трубку снял Уэйн.
– Это Иден, Уэйн.
Где-то в отдалении слышались детские вопли и смех. Три маленьких девочки. Нетрудно было представить, какое веселье царило в этом доме.
– Я просто хотела поговорить с Кэсси.
– Как продвигается работа над сценарием? – спросил Уэйн.
– Не слишком быстро, но меня это устраивает. Мне еще надо перелопатить гору материала. Как там Кэсси?
– Радуется жизни. Подожди немного, сейчас я ее позову. Она в бассейне.
– Знаешь что, мамочка, – выпалила Кэсси, едва схватив телефонную трубку.
– Что такое? – Иден без труда могла представить дочь в ее чудесном розовом купальничке. Вот она с нетерпением переминается у телефона, осыпая каплями чисто вымытый кухонный пол.
– Я могу задержать дыхание под водой на целых двадцать секунд. Никто больше так не может!
– Смотрю, ты превращаешься в настоящую рыбку.
– В какую рыбку?
– Ну, я не знаю…
Обычно она без труда находила общий язык с дочерью, а теперь даже не знала, что сказать.
– А какой рыбкой тебе хочется быть?
– Мама, ну что ты говоришь какие-то глупости?
– Не слишком темно сейчас для купания? – Иден выглянула в окно. Лес уже накрывали темные тени.
– Тут лампочки в бассейне. Кожа от них кажется белой-белой. И вода тут очень теплая. Не хочешь прийти и поплавать с нами?
– Ты же знаешь, Кэсси, я слишком далеко. – Успела ли Кэсси осознать этот факт? – Но ты скоро приедешь в Виргинию, и мы снова будем вместе.
В трубке повисло молчание. Слышно было только, как постукивают зубки Кэсси.
– Но там не будет ни Эйприл, ни Линди.
– Нет. Зато тут буду я. Мы с тобой сможем покататься на лодке и вообще поразвлечься. А потом мы вернемся в Санта-Монику. Ты пойдешь в детский садик, и у тебя появится много новых друзей.
– Папа говорит, я должна буду туда поехать.
– Куда, детка? В Санта-Монику?
– Он говорит, я должна буду поехать в Виргинию.
Сердце Иден сжалось от боли.
– Тебе не хочется сюда, Кэсси?
– Я хочу остаться тут, потому что здесь есть бассейн, а еще Эйприл и Линди.
Господи, когда же Кэсси повзрослеет настолько, чтобы научиться щадить ее чувства?
– Но я скучаю без тебя, детка. Мне тоже хочется побыть с тобой немножко этим летом.
– Так приезжай сюда, – плаксиво протянула Кэсси.
– Детка, это невозможно.
– Но у меня тут свой котенок. Мама разрешила мне взять его, и я не могу…
– Мама? – Иден вновь ощутила укол боли. – Ты имеешь в виду Пэм?
– Да. Она разрешила мне…
– Ты называешь Пэм мамой?
– Иногда, – беспечно произнесла Кэсси. Было видно, что она понятия не имеет о том, как Иден ранят ее слова.
– Кэсси, я слышу, как у тебя стучат зубки. Беги, посушись, я еще позвоню завтра. Хорошо?
– Хорошо. Пока.
– Я люблю… – Услышав щелчок, Иден поняла, что Кэсси повесила трубку.
Пару секунд она сидела неподвижно, а затем схватила маленькую записную книжку и открыла ее на имени Александер. Без малейших колебаний Иден набрала номер.
– Алле? – раздался в трубке голос Бена.
– Могу я приехать? – Она даже не потрудилась назвать себя.
– Жду с нетерпением, – ответил он.
Иден не стала тратить время на переодевание. Как была, в шортах и футболке, она забралась в машину и поехала по петляющей дороге к домику Бена.
Не успела она постучать, а он уже стоял на пороге.
– Ты чем-то расстроена, – заметил он.
– Я только что говорила с Кэсси.
Стоило ей увидеть Бена, и она тут же уяснила, почему направилась сюда безо всяких раздумий: этот человек мог понять ее тревогу.
– Такое чувство, будто я теряю ее.
Он кивнул в сторону дивана, и Иден послушно села.
– Тебе вина или пива? – спросил Бен.
– Вина. И побольше. Хочу напиться до бесчувствия.
Бен налил обоим по стакану и присел на стул. На нем сегодня снова была лиловая футболка.
– Почему ты думаешь, что теряешь ее?
Сделав несколько глотков, она поставила стакан на кофейный столик.
– Ей так хорошо там с Пэм и Уэйном… и с дочерьми Пэм. Кэсси не хочет приезжать сюда. Она сама мне об этом сказала. Такое чувство, что меня без труда можно заменить. Она и так уже называет Пэм мамой.
Бен поморщился. Кто-кто, а он действительно мог ее понять!
Устроившись поудобнее, Иден продолжила:
– И я думаю: раз уж ей с ними лучше – что ни говори, они могут дать ей мать и отца, а еще двух сестричек и стабильную жизнь, – то какое я имею право тянуть ее к себе? Место, где я живу… – Она нерешительно глянула на Бена, пытаясь подобрать нужные слова. – Уэйн говорит, что там все ненастоящее. Отношения, люди. Я сама ненастоящая.
– Чушь собачья, – нахмурился Бен.
– Да нет, он прав. Ты этого не видишь, поскольку тут я другая. А в Голливуде я – пародия на саму себя. Вот в этом нереальном мире я и воспитываю Кэсси. Если я и пытаюсь удержать ее рядом, то только из эгоизма: она нужна мне. – Голос Иден дрогнул. – Я не могу отдать ее. Это все равно что начать все сначала и… – Она замолчала, заметив изменившееся лицо Бена. – Прости, – промолвила она. – Это как раз то, чем ты занимаешься, так ведь? Начинаешь все с самого начала.
– Да. Это и правда крайне неприятно, так что твои страхи не напрасны. Но мне кажется, ты переживаешь на пустом месте. Не забывай о той связи, которая существует между тобой и Кэсси. Без сомнения, она любит тебя. Но ты же знаешь, что такое маленькие детишки – что думают, то и говорят. Все по настроению. Сейчас ей может казаться, что она хочет навсегда остаться с папой, а уже в следующую секунду… Чем она занималась, когда ты позвонила?
– Купалась. Уэйн позвал ее из бассейна.
– Вот видишь. Она вовсю развлекалась, а ты вдруг завела речь об отъезде.
– Пожалуй. – Иден снова пригубила вино. – На самом деле мне даже нравится, что она так легко адаптируется к новым условиям.
– Ты вырастила стойкую девчушку. – Бен слегка наклонился вперед. – Почему тебе кажется, что ты играешь роль именно в Калифорнии, а не здесь?
– Бен, я – хорошая актриса, – вздохнула Иден. – Мне ничего не стоит ввести людей в заблуждение. Когда долгое время носишь маску, она становится частью тебя. Но я не в состоянии обмануть Лу и Кайла. Невозможно обмануть тех, кто вырастил тебя, кто прекрасно знает твои сильные и слабые стороны. – Она испытующе глянула на Бена. – Вдобавок я не хочу обманывать тебя. Так приятно побыть для разнообразия самой собой. – Она глубоко вздохнула. – Можно мне еще вина?
Бен с улыбкой покачал головой:
– Нет, нельзя. У меня нет желания доводить тебя до бесчувствия. – Он встал и протянул ей руку: – Иди ко мне.