— Не переживайте, миледи. Членами августейшей фамилии являются только те, кого признает император Фредерик лично. То есть вы — как и ваши дети — это члены фамилии. А кто-то теоретический — нет.
— Спасибо. Извините нас за неудобства.
— Это наша работа, миледи, — поклонился охранник.
— Довольно, — прервал нашу беседу принц Тигверд, — вы и так в процессе вашей беседы выдали несколько государственных тайн.
— Ваше высочество, — начальник смены явно рассердился, — вы же чувствуете, что нас никто, кроме вас и миледи не слышал. Зачем вы так?
— Не хотел никого обидеть, — высокомерно отозвался сын императора.
— Прекрати, — шикнула я на него. — А если бы с твоими людьми так разговаривали?
Ричард как-то счастливо улыбнулся — надменность как маска слетела с его лица — и поцеловал мне руку.
— Как же я тебя люблю… — прошептал он, не обращая ни на кого внимания.
— Мы пойдем уже беседовать с художницей? — проворчала я, смутившись.
Когда мы вошли в комнату — большую, но скудно обставленную гостиную — люди в серых мундирах резко вскочили.
— Ваше высочество, — доложил старший следователь — тот самый, что встретился нам внизу. — Разрешите доложить. Проводиться первичный допрос подозреваемой, госпожи Блер.
Мы перевели взгляд на кресло, в котором была подозреваемая. На девушке было много одежды в несколько слоев. Коричневое платье из грубой, но прочной ткани, сверху — пальто, которое когда-то, возможно, имело какой-то цвет, но сейчас это определить было уже не возможно. Теплый шерстяной платок накинут на плечи, перчатки без пальцев — потрепанные, но сидевшие по руке. Даже укутанная в одежду как капуста, девушка выглядела очень худенькой и хрупкой. Из-под юбок торчали ботинки — было видно, что они ей велики на два размера. Пальцы измазаны краской. Я невольно залюбовалась ее руками. Они были с одной стороны тонкими, изящными, женственными, с другой — какими-то детскими. Может, из-за краски? Я вдруг представила, как она работает… Сосредоточенное личико, кисть порхает над холстом. Ее лицо было очень бледным. Синие тени под глазами оттеняли необычный цвет глаз — темно-зеленый. Никогда таких не видела… Вьющиеся волосы. Брюнетка. Из-за темных волос, бледность сильнее бросалась в глаза. Закутанная в обноски, голодная, холодная и бледная, в огромных ботинках и маленьких перчатках без пальцев, измазанная краской, она сидела с осанкой императрицы и праведным гневом в глазах. Только зрачки расширившихся глаз да тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотники кресла, выдавали ее состояние.
— Так объясните нам, — потребовал принц Тигверд, усадив меня и усевшись сам, — чем это дитя могло так оскорбить его величество, что подключилась Уголовная полиция, практически в полном составе?
— Это она автор статей в газете «Имперская хроника», в которой содержаться сведения явно клеветнического содержания, порочащие имя императора Фредерика и членов его семьи, — торжественно произнес старший следователь.
— Что? — уставилась я на девчонку. — А можно узнать, откуда вы узнавали подробности?
— Придумывала, конечно, — отрезал следователь.
— Вы же не могли с такой точностью и такой внимательностью к деталям просто придумывать, правда? — обратилась я к художнице.
Она злобно блеснула глазами и еще плотнее сжала губы.
— Вот это-то мы и выясним в процессе дознания, миледи. Не извольте беспокоиться, — раздался голос следователя.
Я представила процесс дознания — и вздрогнула.
— Принц Тигверд, — умоляюще посмотрела я на Ричарда.
— Мы желаем поговорить с задержанной, — распорядился он. — Покиньте помещение.
С сыном императора никто на этот раз не посмел спорить — и фигуры в серых мундирах покинули помещение.
— Вас как зовут? — задал вопрос принц Тигверд.
— А вам-то что? — огрызнулась девчонка.
— Просто нам придется разговаривать, и надо же к вам как-то обращаться, — пояснила я.
— Да зачем вам ко мне как-то обращаться? Оставьте меня в покое. Все равно моя жизнь кончена… Как вы вообще здесь оказались? Миледи Вероника и бастард императора. Позлорадствовать приехали?
— Вы, милейшая, слишком высокого о себе мнения, — издевательски рассмеялся принц Тигверд.
— Мне понравилась ваша картина. Та, где окно — и ветер, — доброжелательно сказала я. — Милорд ее купил для меня. А сегодня мы решили приехать, присмотреть что-нибудь еще. А попали…
— Так вы можете забрать все картины, — злобно прошипела девчонка. — Все рано они мне больше не понадобятся. В любом случае хозяйка выбросит все на помойку, как только меня увезут.
— Только не надо строить из себя жертву. Если, конечно, на вас не возвели напраслину — и не обвинили ложно, — заметила я.
— Нет, — опустила девчонка голову. — Статьи мои.
— И как вам — писать всякую гадость? — возник у меня вопрос. — Вы никогда не задумывались, что, допустим, у меня… есть дети, который тоже это читают. И им, мягко говоря, не приятно.
— А что лживого я написала? — пошла в наступление девчонка. — На милорда Верда покушалась не баронесса Кромер? Так ее приговорили. Вопросы к судопроизводству — не ко мне.
— Допустим… А то, что я провела ночь с императором, начальником охраны и милордом Милфордом? Я так думаю, именно эта статья взбесила его величество…
— Так вести себя надо скромнее. Записи на кристалле достаточно прозрачные…
— Какая ночь? Как это провела?! — заскрипел принц Тигверд.
— Ну да, — рассмеялась я, не обращая на него внимания. — Я еще хохотала в коридоре, что они в пижамах, а я в летней одежде и с распущенными волосами. Вывод будет однозначный.
— И чем можно заниматься в таком виде в комнате, полной мужчин? — возмутилась девчонка.
— Вы не поверите… Ужинать и разговаривать.
— И можете мне поверить, миледи говорит правду, — заметил Ричард, взгляд которого опять стал нормальным, без алых всполохов.
— Что? Но мне сказали… А принц Брэндон? Я своими глазами видела…
— Тоже подстроено, — теперь уже солгала я.
— Я видела своими глазами… Я была уверена, что это правда. Иначе я бы никогда не решилась…
— У кого вы видели? — быстро спросил Ричард.
— У господина Керка, второго редактора. Он пригласил меня — и заказал статью. Он гарантировал, что сведения правдивые. И показывал кристаллы с записями… Я только описала то, что увидела… Что же со мной будет?
— Зависит от настроения его величества, — пожал плечами принц Тигверд.
И замер, очевидно, с кем-то связываясь — и раздавая приказания. — Мне очень нравятся ваши картины, — сказала я.
— И хочется помочь. Только я должна быть уверена, что вы всего лишь жертва чьих-то интриг. А не пользуетесь случаем, чтобы уйти от заслуженного наказания.
— Как мне это доказать?
— Отвечайте честно на вопросы принца Тигверда — он чувствует ложь. И… — мне пришла в голову одна мысль, — возможно, мне удастся убедить его величество, что вы можете быть полезны империи.
— Это еще каким образом? — удивился Ричард. — Думаете, и ему понравятся картины милой барышни?
— Потом. Ричард… Можно сделать так, чтобы девушку не увезли в Уголовную полицию на допрос? Пожалуйста…
— Вероника!
— Да. Пользуюсь знакомствами. А что прикажешь делать? Они же ее забьют до утра! Я знаю…
…
В результате моих энергичных переговоров с Ричардом, художница отправилась не в уголовную полицию, а в поместье принца Тигверда. Сам хозяин отнесся к этому с благожелательной насмешкой, а вот госпожа Блер была этим фактом шокирована. Я же… чувствовала, что это правильно. Ричард вызвал Милфорда — и они отправились допрашивать народ в редакции.
Мы же с девушкой сидели в библиотеке поместья принца Тигверда.
— Как вас занесло в свободную журналистику, госпожа Блер? Вы же художница?
— Из-за денег.
Я приказала подать бутербродики и чай. Без Ричарда обедать не хотелось, а девушка явно была голодная. Щенок, выцыганивший четыре таких бутербродика, устало растянулся у моих ног.
— Картины не приносят заработка? — спросила я.
— Приносят, — нахмурилась девушка. — Но… Это же столица. Снимать жилье очень дорого, а надо еще, чтобы все выглядело прилично — иначе заказчики не поймут. К тому же…
— Что, госпожа Блер?
— Можно просто Джулиана… Меня лишили имени и родительской поддержки.
— Как так получилось?
— Я — художник. А в традициях дворянства, как мы знаем, для женщины предназначен один путь. И это не творчество.
— Сочувствую.
— Особенно отличается в этом плане мелкопоместное дворянство, — девочка, похоже, не заметила моего сочувствия. Или не обратила на него внимания. — Я не смирилась — меня выставили.
— Погодите… Ну, ладно, отец. У мужчин вообще интересные представления о жизни… Но мама?
— Погодите… Ну, ладно, отец. У мужчин вообще интересные представления о жизни… Но мама?
— О… Вы не знакомы с моей матушкой, — горько усмехнулась девочка. — Папе далеко до ее ожесточения, до ее непримиримости.
— Удивительно… Непонятно, — призналась я.
— Ничего… Я как-то устроилась. Не попала на панель, как все предсказывали. Правда, у меня были небольшие деньги на первое время — бабушка оставила мне наследство. Сотню монет и пару украшений. Я продержалась на них, потом у меня взяли несколько пейзажей в книжные магазины. В промежутках я перебивалась тем, что писала статьи. За это давали пирожок и монетку. Предлагали еще стакан вина — я отказывалась. Просила второй пирожок.
— И как?
— Не вышло… Сказали, что всем авторам по счету. По количеству статей.
— Гады, — буркнула я.
— Через год вроде все наладилось… Предложили писать в «Имперский вестник». И знаете, что самое печальное? — она подняла на меня измученный взгляд.
— Что, Джулиана?
— Я ведь ни на минуту не задумывалась, что меня используют. Выдают мне заведомо ложную информацию, а чтобы не подставлять под преследование своего журналиста, — нанимают меня. Дурочку со стороны. Я сама виновата…
— У вас легкий слог.
— И желание рассказать правду. Было…
У двери, ведущей в комнату, раздался смешок. Мы резко развернулись, а щенок зарычал, вскакивая и загораживая меня собой.
— Ваше величество! — мы поднялись и присели в реверансах.
Щенок понесся извиняться — дескать, простите, со сна не разобрал, кто нас, храбрых, пугает. Получилось не очень галантно — лапы наступали на уши, но императору понравилось, — он улыбнулся щенку, а потом уже посмотрел на нас и произнес:
— Какая трогательная история, и почему мы должны в нее верить?
— Может быть потому, что это — правда, — дрожащим голосом откликнулась художница, а я посмотрела на Фредерика укоризненно. Он же знает, что девушка не лжет.
— А с вами, миледи Вероника, разговор будет особый. Вы вмешались в расследование Уголовной полиции. И препятствовали правосудию. В который раз, напомните?
— Правосудие заключается в том, чтобы выбить из хрупкой девушки признание? Отчитаться о выполненной работе и получить награду за верную службу?
Джулиана, услышав, что и как я говорю, уставилась на меня в ужасе. Император же зарычал:
— Сбавьте тон, миледи.
— Прошу прощения, ваше величество.
— Где Ричард? — Отправился допрашивать некоего господина… — я забыла имя.
— Керка, второго редактора, — выдохнула девушка.
— Это еще кто?
— Человек, который демонстрировал автору статей, — я кивнула на девушку, — записи на кристаллах.
И убеждал, что они подлинные.
— Он туда один отправился?
— Что вы, ваше величество, — удивленно посмотрела я на него. — И милорд Милфорд с ним. На задержание принц Тигверд вызвал своих людей. Они еще друг с другом препирались, кто лучше: военные или контрразведчики.
— Хоть у кого-то мозги работают, — расслабился Император. — Но это вас не извиняет. Я, конечно, понимаю, вы недолюбливаете сотрудников уголовной полиции и вам понравилась картинка этой… художницы…
Последнее было сказано с высокомерным презрением, от которого девчонка сжалась…
— Ваше величество! Вы позволите поговорить с вами наедине?
— Конечно, миледи, — насмешливо улыбнулся Император. — Только подождите минутку. Джон.
— Да, ваше величество, — тут же появился на зов камердинер Ричарда. — Я оставляю вас присмотреть за девушкой.
— Слушаюсь, — поклонился слуга.
— Может, проводить госпожу Блер в ее комнаты? Их должны были подготовить, — обратилась я к девушке. — Вы желаете отдохнуть перед ужином?
— Да, — едва слышно выдохнула Джулиана.
— Ваше величество? — посмотрел на императора слуга.
— Хорошо, — скривился Фредерик, — проводите… госпожу.
Девушка поклонилась нам и вышла вслед за слугой.
— Куда прикажете, миледи? — с иронией в голосе обратился император ко мне.
— В кабинет, ваше величество.
— Слушаюсь, — продолжал издеваться император.
Мы зашли в кабинет Ричарда, я прикрыла дверь. Император прошел вперед и уселся в кресло возле камина. Я застыла, не зная, как себя вести.
— Что вы там стоите, — недовольно протянул повелитель Империи Тигвердов. — Садитесь, давайте поговорим.
Я послушалась. Аккуратно присела на краешек кресла. Он, с раздражением посматривал на меня.
— Ваше величество, — начала я.
— Вероника, вы забываете наши договоренности? Не ко времени… Вам еще помилование для этой молодой дурочки просить.
— Фредерик, я помню о том, что обещала называть вас по имени. И с Ричардом я разговариваю, как и обещала. Просто вы гневались — мне стало не по себе.
— Я вас испугал, — огорчился император. — Не хотел.
Я пожала плечами.
— Поймите, мне необходимо было прочитать вашу художницу. Испуг — хороший способ получить четкую картинку.
— И что же вы прочитали?
— Говорит она правду. Вы ее раздражаете тем, что покровительствуете. Разумом она понимает, что это — спасение. Но легкая неприязнь присутствует, — хмыкнул Фредерик.
— А к вам она как относится? — быстро ответила я, постаравшись скрыть свое огорчение. — Ну, скажем… Если бы я был таким деспотом, как меня принято изображать, за ее мысли можно было бы отправить на рудники.
— Что? — изумилась я.
— Никакого почтения. Мысли о том, что она понимает бунтовщиков. И даже, после этого общения с «этим старым, неприятным, на редкость противным типом», — явно процитировал он, — она примкнула бы к кому-нибудь, кто ратует за свержение императорской власти.
Я хихикнула.
— Что? — оскорбился Император.
— Простите, — подавила я смешок… Так, мне надо не бесить его, а договариваться с ним.
— Вот-вот, — согласился со мной Фредерик. — Думайте лучше об этом. И добавьте лести. Я, как и все власть предержащие, до нее падок.
— Фредерик, — не выдержала я и рассмеялась.
— Вот так-то лучше, — улыбнулся он. — Лучше забавляйтесь, чем страшитесь…
— Спасибо вам.
— Итак, на чем мы остановились?
— На судьбе госпожи Джулианы Блер.
— Вот почему вы, женщины, когда берете псевдонимы, называетесь так странно? Блер, Лиззард — фыркнул он. Или — как там у моего нынешнего придворного мага. Шба… Шга…
— Швангау, Фредерик, — подсказала я. И смущенно добавила. А Лиззард — это ящерица. На другом языке.
Он расхохотался.
— Ничего другого в голову не пришло, — развела я руки. — Уж простите, если зацепила ваше утонченное чувство прекрасного.
— Ладно. Оставим мое чувство прекрасного в покое. Я помилую вашу художницу. И, по нашей с вами старой доброй традиции, у меня будет три условия.
Приблизительно так я все это себе и представляла. И даже догадывалась, какие будут эти самые три условия. Фредерик был похож на объевшегося жирной сметаны кота. Если император в принципе мог походить на кота, объевшегося сметаной…
— Слушаю вас, — сложила я руки в замок и положила на коленки.
— Во-первых, вы перестаете противиться моему решению купить вам новую квартиру. К тому же, ее уже приобрели и даже обставили. Во-вторых, вы принимаете титул графини — и сегодня же подписываете документы. И, в-третьих… Вы в ближайшее время поговорите с моим сыном Брендоном.
— Что? — у меня даже руки похолодели.
— Вероника, простите, но это — необходимость.
— Честно говоря, я предполагала другое, — я взяла себя в руки и продолжила разговор.
— Что именно? — одобрительно улыбнулся император, явно одобряя мои опасения.
— Выйти замуж за Ричарда.
— Э-э-э, нет. Мой старший сын допустил, чтобы с вами произошло то, что произошло… Он не уберег того чуда, что ему досталось. Вот пусть теперь сам придумывает, как все вернуть. Поэтому я решил ему не подыгрывать.
— Но почему Брендон?
— Вам все равно придется общаться. И на балу, и в последствии. К тому же делать это на глазах любопытствующих придворных, жаждущих скандала. Поэтому нам надо подготовиться. И преодолеть как-то то, что произошло.
— Я понимаю, — кивнула. — Только… тяжело.
— Простите. Если бы можно было этого избежать — я бы не настаивал…
Постаралась унять дрожь в руках.
— Как я понимаю, против квартиры и титула вы не возмущаетесь — и это хорошо, — решил сменить тему беседы император
. — Отчего же не возмущаюсь? — пожала я плечами. — Как раз с этим я категорически не согласна.
— Ну, знаете ли, Вероника!
— Фредерик… У меня встречное предложение.
У него было такое лицо, что я подумала, что он скажет сейчас что-нибудь по типу: «Торг здесь неуместен!» из репертуара моего любимого Остапа Бендера. Но император «Двенадцать стульев» не читал, поэтому лишь возмущенно смотрел на меня.