Возле подъезда Люду он не приметил, но только подошел к двери, как сзади раздался скрип тормозов и послышался короткий гудок.
Саша обернулся. С пассажирского сиденья автомобиля вылезал Валентин Петрович Рощин собственной персоной. Видимо, Люда уже успела рассказать о том деле, в которое они ввязались, своему помощнику. Правда, называть мужчину ее помощником было, мягко говоря, неправильно. Таковым он числился по документам, а в действительности как раз и управлял всем отделом, начальница же пока только перенимала нужные навыки.
– Пойдемте, – кивнула Громову и Рощину Людмила, процокав мимо них на своих двенадцатисантиметровых каблуках.
В квартире старушки было многолюдно. Несколько человек ходили туда-сюда и что-то осматривали. Возле открытого окна стоял седой мужчина, бледный и потерянный. Он периодически бросал быстрые взгляды то на посторонних людей, то на тело женщины, все еще висевшее под потолком. Тут же валялась перевернутая табуретка.
Завидев Людмилу и Валентина Петровича, один из полицейских подошел к ним и стал тихо докладывать:
– Мы не стали снимать тело. Вас дожидались. По всему видно, смерть некриминальная. Следов насилия не обнаружено. Видимо, старушка сама встала на табуретку и свела счеты с жизнью.
– А это кто? – Рощин кивнул на пожилого мужчину у окна.
– Сын. Он и нашел труп.
– Давно висит? – Валентин Петрович заинтересованно посмотрел на тело.
– Несколько дней. Точнее не скажу. Только после экспертизы. Можно снимать?
– Сейчас… – Рощин обошел вокруг трупа, поднял табуретку, встал на нее, осмотрел потолок и только после этого дал команду убрать тело.
– Похоже, мы зря приехали, – констатировал он и с усмешкой посмотрел на Людмилу: – Опять вам с Громовым что-то мерещится.
Начальница поморщилась:
– Я вовсе не имела в виду, что тут должен быть какой-то криминал. Речь идет о другом.
– Ага! О призраке, который решил избавиться от ни в чем не повинной старушки, – хмыкнул Рощин.
– Я этого не говорила.
– Ну-ну! Твой интерес исчерпан?
– Валентин Петрович, если вы не против, я бы хотела здесь задержаться, – твердо сказала Люда и посмотрела Рощину в глаза.
– Зачем?
– На всякий случай.
– Что ж, дело твое. – Людин помощник вздохнул: – Только вряд ли ты что-нибудь найдешь. Сева же сказал, смерть некриминальная. Или ты ему не доверяешь?
– Почему? Доверяю. Только это дело может выходить за рамки реальности. Боюсь, вы меня не поймете.
– Да все я понимаю! В молодости сам такой был. А потом понял, что не следует тратить драгоценное время на всякие глупости.
– Считайте, что я пока этого не поняла.
– Сева, забирайте тело, – вместо ответа приказал Рощин.
– Будем делать вскрытие?
– Будем. Людмила Аркадьевна хочет быть уверенной, что здесь и правда ничего нет.
– Хорошо, – кивнул эксперт.
Через двадцать минут квартира опустела. Остались только Люда с Сашей и мужчина, по-прежнему стоявший у окна.
– Значит, именно вы нашли тело? – начала разговор Люда, и мужчина был вынужден оторваться от созерцания улицы.
– Я, – кивнул он.
– Давайте пройдем на кухню. Вам, я вижу, здесь некомфортно… Вы сын погибшей? – уточнила Людмила уже в кухне, устроившись на стуле.
– Сын. Евгений Шварц.
– А ваша мать…
– Ангелина Семеновна Шварц. Не понимаю, почему она так поступила! – Седой человек судорожно всхлипнул и сжал кулаки.
– Расскажите, пожалуйста, о маме, – попросила Люда. – Может, мы поймем причину ее поступка…
– А что, собственно, рассказывать? – пожал мужчина плечами. – Моя мама самая обычная женщина. Ничем не примечательная.
– Где она работала? Долго ли проживала в этой квартире?
– Мама никогда не работала. Замуж вышла рано, в восемнадцать лет. А вот отец женился поздно, ему тогда было ближе к сорока. Я не знаю, кем он работал, но вроде там что-то было связано с правительственными заданиями. Иногда я не видел папу месяцами. Знаю, что сюда родители переехали через два года после свадьбы и больше место жительства не меняли.
– А почему ваша мама нигде не служила?
– Отец хорошо зарабатывал. Мы прекрасно жили. Правда, у меня было мало друзей. Многие отказывались со мной дружить из-за этого самого дома.
– Вот как? – удивилась Людмила. – Почему же?
– Ходили слухи, что в доме пропадали люди. Сейчас-то я знаю, что так оно и было, что в период репрессий каждый мог попасть под тяжелую руку тогдашней власти. А в детстве я мало что в этом понимал. Просто слышал, как ребята говорили про про́клятый дом, про то, что родители запрещают им общаться с теми, кто живет в нем. Я считал, что они все придумывают, и очень обижался на них. И только спустя много лет узнал правду.
– А разве мама никогда не рассказывала вам об истории дома?
– Никогда. Она старалась оберегать меня от негативной информации.
– Мы слышали, что Сталин избавился от многих неугодных ему людей посредством этого дома, – сообщила Люда. – Вашего папы это не коснулось?
– Нет, – покачал головой мужчина. – Он умер в начале семидесятых от инфаркта.
– А сколько лет было вашей маме? – поинтересовался Саша.
– Девяносто пять. В прошлом месяце мы отмечали ее юбилей.
– Значит, ничто не предвещало несчастья?
– Ничто.
– Похоже, вы не считаете, что она могла свести счеты с жизнью.
– Если честно, не знаю, что и думать, – вздохнул сын покойной.
– Вы часто общались?
– Как вам сказать… Обычно раз в неделю. По субботам. Я живу довольно далеко отсюда. На неделе работаю, заканчиваю поздно. Если бы заезжал к маме после работы, пришлось бы оставаться у нее ночевать. Иногда я так и поступал, если возникала необходимость. Но обычно мы общались только по субботам.
– А каким было ее настроение в прошлую вашу встречу? – спросила Люда.
– Нормальным. Как всегда. Мама запекла в духовке курицу и потушила баклажаны, которые я очень люблю. Мы посидели, поговорили о том о сем. А потом я вернулся домой.
– Может, ваша мама была чем-то расстроена?
– Да нет же! И с чего бы ей расстраиваться? Единственной причиной для расстройства мог быть я. А у меня все в порядке.
– Возможно, соседи…
– С соседями она почти не общалась. Людей ее возраста осталось совсем мало, да и те уже редко выходят из своих квартир. А с молодежью найти общий язык непросто. Тем более когда его искать? Все всё время заняты. С работы домой, из дома на работу. Правда, мама говорила, что познакомилась с одной очень милой девочкой. Но дальше разговоров у подъезда дело не доходило. Подростки мало интересуются стариками. Если только из вежливости.
– Тогда что могло толкнуть ее в петлю?
– Я сам измучился от этой мысли, – признался Шварц. – На ум ничего не идет.
– Ангелина Семеновна не болела? Иногда серьезная болезнь может подвигнуть человека на крайний шаг.
– Ничего особенного у мамы не было. Сердце немного барахлило со времени смерти отца. Сахарный диабет, но в легкой форме. Зрение стало подводить. Ну и бессонница замучила. Она мне часто жаловалась, как ей тяжело проводить ночь без сна, и я вызвал доктора. Тот прописал какие-то транквилизаторы, и все пришло в норму.
– Расскажите, как вы ее нашли, – решила сменить тему Людмила.
– Я пришел, как обычно, в два часа дня. Позвонил в дверь…
– У вас нет ключа? – удивленно перебив, уточнила Люда.
– Есть, конечно. Но мама была хозяйкой в своем доме и любила сама отпирать дверь. Сегодня я позвонил раз, другой – никто не открывает, в квартире тишина. Я не придал этому значения, решил, что мама заснула. Такое бывало. Правда, редко. Открыл дверь, прошел в гостиную… и увидел ее.
Слова давались мужчине нелегко. Видимо, он еще не успел прийти в себя от пережитого шока.
– Некоторое время я просто стоял и смотрел, а потом позвонил в полицию. Вот, собственно, и все.
– Вы не обнаружили в квартире следов пребывания посторонних?
– Нет, ничего такого.
– Может быть, что-то из вещей пропало?
– Мне уже задавали такой вопрос, – кивнул Шварц. – На первый взгляд все на своих местах.
– И тем не менее, пожалуйста, обойдите квартиру еще раз.
Мужчина послушно поднялся со стула и направился по комнатам. В гостиную вошел в последнюю очередь и с опаской обогнул табуретку, все еще стоявшую на месте происшествия.
– Ничего такого не замечаю, – наконец сообщил он.
– А драгоценности у вашей мамы были? – нетерпеливо спросила Люда.
– Были.
– И все на месте?
– Не знаю насчет всех, но шкатулка стоит там же, где и всегда. Сейчас я вам ее покажу.
Глава 10
Евгений Шварц снова вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с великолепной шкатулкой красного дерева. Люда даже задохнулась, увидев такую красоту. Ларец оказался довольно большой и тяжелый. Крышка была инкрустирована золотой каймой вперемешку с мелкими ярко блестевшими камешками. Людмила открыла шкатулку и замерла от волшебного мерцания драгоценностей.
– Откуда это у вашей мамы? – только и смогла проговорить она.
– Папа подарил.
– Да тут целое состояние!
– Вполне возможно. Я никогда не интересовался мамиными побрякушками.
– Посмотрите, они все на месте?
– Да откуда мне знать! Я же говорю, что не в курсе, какие именно украшения были у мамы.
– Думаю, вам следует забрать шкатулку с собой, – посоветовала Люда.
– Зачем? Пусть останется в квартире.
– Это опасно. Жилплощадь теперь без хозяйки. Дверь взломать – ничего не стоит. Так что лучше позаботиться о вашем имуществе.
– Имущество мамино, – упрямо возразил Евгений Шварц.
– Теперь уже нет. Ваша мать умерла, а значит, как наследник вы получаете все, чем она владела. Если, конечно, нет иного завещания.
– Откуда оно может взяться?
– Значит, забирайте и не спорьте! Тем более что я прошу вас оставить мне ключи от квартиры. Хочу еще раз здесь осмотреться.
– Вы считаете, что маму могли убить? – удивленно распахнул глаза мужчина.
– Вовсе нет, – помотала головой Люда. – Но я хочу разобраться, почему Ангелине Семеновне пришла в голову идея покончить жизнь самоубийством.
– Разбирайтесь, – кивнул Шварц. – Мне бы тоже хотелось это знать.
– Отлично!
– Я могу быть свободен?
– Обождите. У меня есть еще несколько вопросов.
– Слушаю вас…
Седой человек, собравшийся было уходить, снова опустился на стул.
– Почему вы не жили с вашей мамой? Квартира большая, места для двоих вполне достаточно.
– Как почему? Вообще-то у меня есть жена, сын.
– Вы ничего о них не говорили.
– А вы и не спрашивали.
– У вашей семьи хорошая квартира?
– Нет. – Шварц поджал губы.
– Нет? – Казалось, Люда удивилась этому ответу.
– У нас однокомнатная хрущевка, если вас интересуют подробности.
– Тогда почему же…
Но сын покойной тут же перебил:
– Почему мы не жили вместе? Потому! Я считаю, что вас это совершенно не касается!
Глаза Людмилы превратились в щелки.
– Вы меня не поняли, – жестко произнесла она. – Я интересуюсь вовсе не из праздного любопытства. Ваша мать умерла. Погибла при весьма странных обстоятельствах. И эти обстоятельства мне надлежит выяснить. Чаще всего к смерти пожилых людей прикладывают руку их близкие родственники. Так что хочется вам того или нет, а я намерена выяснить, что здесь произошло.
– Маме не нравилась моя супруга, – тихо ответил Евгений Шварц и отвернулся.
– По какой причине?
– Она считала, что Марина меня недостойна.
– Вот как?
– А что вас удивляет? Между прочим, я получил прекрасное образование, имел замечательную работу и еще более радужные перспективы. А Марина дочь домработницы, которая приходила к нам сюда убирать в комнатах. Окончив восемь классов, она устроилась лаборанткой в школу.
– Но вы все равно на ней женились?
– Женился. Потому что был молодой и горячий. И отстаивал свое мнение. Особенно меня возмущало отношение родителей к социальному статусу человека. Я был твердо уверен, что в нашей стране все люди равны, и неважно, какое у них образование и жизненные цели. Отец некоторое время пытался меня образумить, потом махнул рукой. В общем, можно сказать, что я женился назло родителям. А мама так и не смирилась с моим браком. Несколько месяцев вообще со мной не разговаривала, но все же оттаяла. Хотя это распространялось только на меня. Марину она будто и не замечала. Даже если та приходила в гости вместе со мной. Через какое-то время жена перестала составлять мне компанию. С тех пор так и повелось – я приходил сюда только по субботам. Один.
– Вы так говорите, словно жалеете о своем браке, – заметила Люда.
– Что ж, так и есть. Отец был прав: социальные различия никто не отменял. Как бы наша власть ни декларировала равенство, это ни к чему не привело. Человек с интеллектом никогда не поймет человека посредственного. Между ними всегда будет лежать пропасть. Пропасть в интересах, целях, понятиях.
– С супругой у вас именно так и получилось?
Евгений Шварц кивнул.
– Я и раньше видел, что Марину интересуют лишь деньги и наряды. Ради них она и стремилась выйти за меня замуж. А о любви говорила постольку-поскольку. Только потому, что так положено. А уже через год совместной жизни я понял, что мы абсолютно разные люди. А еще через три с трудом выносил наше совместное существование.
– Почему же вы не развелись?
– Как почему? Разумный человек должен нести ответственность за свои поступки. Люди, подобные Марине, в чем-то схожи с животными – тоже живут инстинктами и в первую очередь пытаются набить живот, а не голову. Но вы же не станете выбрасывать кошку на улицу только потому, что она не может составить вам компанию в философской беседе?
Людмила хмыкнула. Она в первый раз слышала, чтобы жену сравнивали с кошкой. Причем не в смысле царапучей скотины, а с точки зрения бесполезного во всех смыслах животного. Если бы Евгений Шварц назвал корыстную супругу расчетливой сукой, ей было бы понятно. Но трактовка, которую выбрал тот, показалась по меньшей мере странной, потому что как-то не сочеталась с образом самого мужчины.
– Подождите, – нахмурилась Люда, отогнав ненужные мысли. – Вы говорили о том, что у вас есть сын. Его Ангелина Семеновна тоже не приняла?
– Сын есть. Но его как бы и нет, – вздохнул Шварц.
– В каком смысле?
– Разве может у посредственного человека родиться гений?
– Вы говорите о Марине?
– О ней. О ком же еще? Когда мое терпение подошло к концу, я познакомился с весьма милой женщиной. Вот она в полной мере соответствовала тому идеалу, который я к тому времени для себя нарисовал. И я почти созрел для развода, к пущей радости мамы. Я практически убедил себя в том, что Марина не животное, которое нуждается в моей опеке, а взрослый человек, вполне способный позаботиться о себе. Но моим планам не суждено было сбыться. В тот самый момент, когда я был готов сообщить жене о своем решении, она объявила, что беременна. Представляете? Я думал, что сойду с ума!
Теперь мужчина говорил, не останавливаясь. Казалось, он и забыл, что рядом с ним совершенно чужие люди. Ему хотелось выговориться, и слова, словно быстрый поток, выливались на его слушателей.
– Как вы считаете, мог я полюбить этого ребенка? – с горечью спросил Шварц. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я возненавидел его с той же минуты, как узнал о его существовании. Конечно, ни о каком разводе речи больше не шло. Мне пришлось порвать с той женщиной, потому что она не собиралась ждать, когда ребенок вырастет и я смогу уйти из семьи. Естественно, я уже не мог бросить Марину. Чувства чувствами, а ответственность еще никто не отменял. Когда ребенок родился, я постарался его полюбить. Все-таки мальчик, продолжатель рода и носитель моей фамилии. Но чем старше сын становился, тем больше я понимал, что народная мудрость права: от осинки не родятся апельсинки.
– Но ведь вы-то не осинка! – попыталась воззвать к разуму рассказчика Люда. – Мальчик вполне мог пойти в вас.
– Но не пошел, – с грустью констатировал Евгений Шварц. – Первое время я привозил его сюда, к маме, думал, может, хоть та сможет разбудить в моем отпрыске семейные черты и способности. Но и она оказалась бессильна. В конце концов мама попросила меня больше его не привозить.
– По-моему, вы с самого начала настроили себя на неудачу, – вмешался Александр, – в чем и заключалась ваша основная ошибка. Образование и воспитание могут дать очень многое.
– Не всегда и не всем, – покачал головой мужчина. – Вы думаете, я не старался? Старался, и даже очень. Но мальчик пошел в Марину. И тут уже ничего не попишешь.
– А почему же вы продолжаете с ними жить?
– С годами я понял, что нужно расплачиваться за свои ошибки. И нести свой крест до конца жизни. Похоже, мне выпала именно такая доля.
– Что ж, не будем вас больше мучить, – вдруг сказала Людмила. – Поезжайте домой. Но оставьте свой номер для связи. Я позвоню, когда буду готова вернуть вам ключи.
Мужчина кивнул, нацарапал в ее блокноте номер своего телефона и, не оглядываясь, вышел из квартиры.
– Зачем ты его пытала? – не выдержал Саша, едва за Шварцем закрылась дверь.
– Мне хотелось узнать, не было ли у него причины избавиться от маменьки.
– Ну и как успехи?
– Сложно сказать. Похоже, он уважительно относился к родительнице. И даже, думаю, действительно ее любил. Ангелина Семеновна, кажется, была единственной отдушиной в его жизни.
– Все-таки интеллект не всегда помогает в жизни, – усмехнулся Громов. – Пожалуй, чаще мешает. Будь Евгений Шварц самым обычным мужиком, он бы давно развелся и женился на той женщине, которая подходила ему гораздо больше, чем Марина. Да и та наверняка обзавелась бы другой семьей, а не выслушивала всю жизнь упреки в том, какая она посредственность.
– Горе от ума, как сказал Грибоедов, – согласилась Люда.
– Скажи, а ты действительно полагала, что сын старушки способен на убийство? – полюбопытствовал Саша.