Еще недавно говорили, что все это сделала эволюция, что это результат борьбы животных за выживание. Но сегодня компьютеры – бывает, они приносят вред, но иногда могут быть и полезными – показали, что в таком случае Земля должна быть в тысячу раз старше. Другими словами, возраст, который ей приписывают, недостаточен для того, чтобы клетки и различные элементы соединились так, чтобы приспособиться к различным жизненным условиям и развить все многообразие существующей сегодня высокоорганизованной жизни.
Значит, существует милосердие, существует великая любовь, существует великий Мыслитель, который все это замыслил. Он сделал так, что у семян, падающих с дерева, есть крылышки, благодаря которым они вращаются – чем не первый вертолет? – и улетают от материнского дерева, поскольку если бы они падали в его тени, на сырую почву, то погибали бы. Кружась, семена улетают туда, где есть солнце и может вырасти новое дерево.
Но если Кто-то или Что-то замыслило все эти сложные процессы, происходящие со всеми существами, – например, загадку сперматозоидов, способных двигаться благодаря хвостикам, божественное равновесие корней и ветвей дерева, опадание листьев и распространение семян, – если Оно обо всем позаботилось, обо всем подумало, скажите, могло ли Оно забыть о Человеке, о нас с вами? Оно должно было позаботиться и о нас, как в физическом, так и в духовном плане. Зачем тогда бояться смерти? Зачем бояться бед – будь то смерть, невезение или, хуже того, утрата везения, утрата любви или простого психологического равновесия?.. Разве Бог не скрывается за всем этим? Разве все это не подобно ступенькам, благодаря которым мы можем подниматься, двигаться по дороге эволюции, становиться сильнее, становиться ближе к Божественному, трансформироваться в нечто новое, сильное? Разве все это не находится в сфере замыслов Великого Разума, благодаря которому каждый раз, когда мы спотыкаемся, невидимая рука поднимает нас, как воскрешенного Лазаря? Неужели не существует Нечто, что поднимает нас, если мы упали? Неужели у нас нет того, что есть у гусениц и деревьев?
Очевидно, что существующее для гусениц и деревьев существует и для человека, и для целых групп людей, и для всей человеческой культуры, но сначала нам необходимо заново осознать Бога, сначала мы должны уйти от уже устаревшего материализма и достичь подлинной духовности. Я сейчас говорю не о внешних проявлениях. Человек может молиться перед образом Христа и быть при этом очень далеким от духовности. И наоборот, человек может честно и добросовестно ковать железо для пользы людей, работать на фабрике, в конторе или в университете и тем самым совершать действия в гораздо большей степени мистические, чем человек, который просто стоит на коленях.
Мы должны глубоко ощущать Бога, мы должны вернуться к вере в Бога, как в те отдаленные времена, когда люди, принадлежа к разным религиям, все верили в Бога. Одни говорили о Христе, другие – об Иегове, третьи – об Аллахе, но все говорили об одном и том же. В Римской империи жили очень разные люди, они говорили на множестве языков; и когда они встречались где-то на дорогах, они, узнавая друг друга, поднимали правую руку и произносили слово «Ауе!» (что значит «святое, священное»). То есть священное было знаком узнавания, священное объединяло людей в империи. И для человечества это чувство общности, объединенности продолжает оставаться священным.
К сожалению, об этом великом государстве сегодня знают в основном из неудачных кинофильмов (по крайней мере, несколько лет тому назад это было так), поэтому было бы хорошо упомянуть о том, как обстояли дела на самом деле. В Римской империи велись научные исследования, там существовала религиозная свобода, там происходили чудеса; в Римской империи родился Иисус Христос, господа. Так что нельзя пренебрегать прошлым; нам следует понимать, что прошлое – это корни настоящего. А настоящее, в свою очередь, должно стать крепким стволом, чтобы нести крону будущего.
Мы должны мечтать о новом человеке, которого будет легко узнать где угодно по этому Лие, по тому священному, которое он несет в своей душе.
Вот акропольская мечта! Вот главная акропольская мечта! Бесполезны любые формы знания, понимания, рассуждения, если мы не откроем Бога в себе самих и в природе. Настоящий философ не тот, кто знает наизусть определения из сочинений Канта и Плотина, Фомы Аквинского или кого-то еще. Нет, настоящий философ – это не платоник, не последователь Аристотеля или Канта. Настоящий философ – это простой человек, умеющий понимать природу; тот, кто, даже оставшись без книг, может продолжать читать, а если останется без природы, может продолжать мечтать.
Мы должны мечтать о новом человеке, который снова обретет глубокую веру в Бога. Смотрите: люди мечтали долететь до Луны, и настал день, когда их мечта осуществилась. Так давайте мечтать о новом человеке, который будет ощущать Бога, верить в Бога и действовать во имя Бога! Давайте мечтать о нем, пусть даже мы не знаем, как будет выглядеть этот человек, какого цвета будет его кожа, как он будет одеваться, какому народу принадлежать, какими словами будет обращаться к Богу и каким будет жест, который будет указывать за горизонт. Вот и все, что я хотел вам сказать об этой Великой Тайне. Оставайтесь с Богом!
Мадрид, 1978 г.
Д. С. Гусман. Добро и зло
Это еще одна из великих дуальностей, встречающихся на дороге Жизни, – одна из тех, которыми Иллюзия-Майя пользуется в своей игре с людьми. На одном полюсе Добро, на другом – Зло, а между ними – пространство промежуточных состояний, не относящихся ни к одному, ни к другому полюсу. В этом пространстве и происходит игра; она становится невозможной, как только достигается одно из конечных и определенных состояний.
Однако не существует Добра и Зла в том абсолютном значении, как представляют себе люди.
Все это является еще одним из иллюзорных отражений в зеркалах Майи. Людей ведут от одного края жизненного пути до другого, до тех пор пока они на собственном опыте не убедятся, что конечный пункт не находится ни в одной из крайних точек, что самих крайностей не существует. Пока мы не убедимся, что конечной целью, скрывающейся за любыми двойственностями и множественностями, которые мы только можем наблюдать, является, как всегда, единство.
Не существует абсолютного Добра; нет абсолютного Зла. Как могли бы одновременно существовать два абсолюта? Разве мир мог бы управляться двумя одинаковыми силами, действующими в противоположных направлениях?
Если руководствоваться подобным мнением, Бог окажется столь же могущественным, как и устрашающий Дьявол, и это противостояние никогда не разрешится, поскольку эти силы никогда не уравновесятся. Поэтому сегодня оказывается абсурдным представление о всемогущем Боге, способном сочетать в себе все силы Вселенной.
* * *С нашей человеческой точки зрения, пытаясь хоть немного приподнять завесу над игрой, в которую все мы втянуты, мы можем сравнить добро с областью Духа и уподобить зло области Материи. Между полюсом Духа и полюсом Материи существуют бесконечные градации добра и зла, образуя те самые полутона, которые мы и можем наблюдать и которые делают невозможным любое окончательное определение.
И тут возникают наши вечные вопросы. Хороша или плоха жизнь? Позитивен или негативен разум? Деньги – это добро или зло? Целесообразно милосердие или нет? Все относительно. Вещи и явления сами по себе ни хороши, ни плохи. Это мы даем им ту или иную оценку в зависимости от того, на каком конце шкалы наших ценностей, идущей от духа к материи, от добра ко злу, мы их располагаем. Если бы мы покрасили в белый и черный цвета крайние точки этой шкалы, то пришли бы к неутешительному выводу, что в действительности нам не знакомы эти цвета в чистом виде, что обычно мы имеем дело с обширной гаммой более или менее серого.
* * *Но этим дуальности не исчерпываются.
В высшей сфере Духа, там, куда мы поместили царство Добра, также существует своя система ценностей. Для Духа одни элементы являются позитивными, а другие – негативными, существует свое представление о хорошем и плохом.
Внизу, в царстве Материи, всё видится наоборот: добром является то, что служит игре Майи, а злом – все противоположное. Здесь, внизу, где наше сознание проводит большую часть времени, многообразие множественности является благом. Благом оказывается даже тревога, порожденная тем, что мы не можем выбрать что-либо определенное во всем этом многообразии. Злом считается то, что отрывает нас от этой калейдоскопической игры. Зло – это то, что отвлекает нас от наших невинных забав с игрушками Майи, которые мы считаем единственно возможной реальностью.
В зависимости от того, какой из крайностей посвящают свою жизнь люди, духовной или материальной, они вырабатывают свое собственное мировоззрение. Отсюда рождается многообразие противоречивых представлений о добре и зле, зависящих от разного положения людей на ступенях эволюционной лестницы, ведущей от материи к духу.
В зависимости от того, какой из крайностей посвящают свою жизнь люди, духовной или материальной, они вырабатывают свое собственное мировоззрение. Отсюда рождается многообразие противоречивых представлений о добре и зле, зависящих от разного положения людей на ступенях эволюционной лестницы, ведущей от материи к духу.
Для того чтобы люди пришли к взаимному согласию в этом вопросе, нужно было бы сначала помочь сблизить их точки зрения, и прежде всего эволюционные этапы, на которых они находятся. А это пока сделать очень трудно, поскольку Майя присутствует среди нас… И мы пока продолжаем бороться за добро и зло, настолько непохожие друг на друга, что иногда они вступают в противоборство, а иногда даже переплетаются друг с другом…
* * *Если бы мы смогли на один миг преодолеть иллюзии и сопоставить человеческие представления, опираясь на духовное единство всего живого, мы несомненно убедились бы, что нет ни хорошего, ни плохого, есть только то, что приносит Благо, что одновременно является и справедливым, и необходимым, и совершенным, и вечным, что всегда существует за всеми дуальностями, которые являются его отражениями в зеркалах Майи.
* * *Благо испускает первый луч, первое отражение – это добро, которое мы соотнесли с Духом. По мере того как этот луч спускается вниз, он постепенно расширяется, раскрывается и теряет свой свет, пока не потускнеет окончательно, добравшись до материи, до мира Майи, где он превращается в зло. Таким образом, Майя является иллюзией, которая затуманивает ясное видение высшего разума. Но, чтобы этого мрака не было заметно, она выдумала тысячи искусственных огней, которые очарованием своего разноцветного блеска подменяют добро на земле.
* * *Должны ли мы из всего этого заключить, что Майя есть зло? Дадим ли мы вновь некую абсолютную оценку этому миру иллюзий, представляя его худшим из всего, что возможно?
Нет, никоим образом. Темнота, исходящая от Майи, и сопровождающие ее разноцветные огни есть необходимый этап нашего пути.
Если бы мы не жили в тумане, мы бы никогда не научились ни интуитивно чувствовать ясность, ни тосковать о ней. Через сумерки мы идем к свету. За материей мы угадываем дух. Глядя на игру многообразий, мы мечтаем о единственной и конечной цели, которой обязательно достигнем.
Из книги «Игры Майи»
Д. С. Гусман. Новое и вечное
Сегодня мы хотим поговорить о том, что никогда не оценивают объективно, – о новом. Жажда нового – почти бессознательна, она вынуждает человека к самым невероятным переменам: главное, чтобы то, чем он обладает сегодня, не имело ничего общего с тем, что у него было вчера.
Но разве есть в мире столько новых вещей, чтобы ими можно было замостить длинную дорогу человеческой эволюции? Не будем поддаваться искушению извлекать из памяти бесчисленные пословицы наподобие «нет ничего нового под солнцем». Лучше вспомним великого философа XIX века Е. П. Блаватскую, говорившую об особом искусстве подавать старое вино в новых мехах.
Больно видеть тех, кто, зная и ценя богатый вкус старых вин «великих урожаев», наполняют кубок своей души кислым соком модных идей – незрелых «плодов» сегодняшнего дня. И хуже того, «плоды» эти, собранные с искусственных кустов, вряд ли когда-нибудь созреют.
Мы полагаем, что новое в поверхностном понимании – полная противоположность вечному. Те, кто осознают свое бессмертие, кто ощущают свои истоки в глубинах Вселенной, не боятся естественных повторений, ибо эти повторения неуклонно приближают их к Божественному Началу.
Как сказал бы Аристотель, добродетель – это плод долгих и постоянных упражнений в добродетели. Те же, кто, напротив, считают себя временными и преходящими, как ночные тени, кто ничего не ждут от жизни, ищут быстрых и эффектных перемен – их привлекательность помогает вынести внутреннюю пустоту.
Когда книга, хорошая музыка, произведение искусства, театральная постановка наполнены символами и идеями, вдохновляющими душу, мы можем слушать, созерцать их, наслаждаться ими многократно, и каждый раз будем открывать новые грани смысла. Но когда искусство для нас лишь развлечение, все это интересно нам не больше одного раза… И идеи тоже становятся одноразовыми. Как и мода, увлечения, истины…
Жалок человек, который отчаянно гонится за новым, надеясь тем самым заслужить одобрение других! Ведь истины можно возобновлять постоянно на протяжении тысячелетий, но нельзя заменить их на новые, иначе они перестанут быть истинами. Просто ради новизны мы не согласились бы на то, чтобы солнце перестало греть, а луна стала треугольной. И если бы наша жизнь направлялась твердыми принципами и идеями, у нас вызвал бы тревогу, замешательство и естественное сопротивление тот факт, что нечто меняется только затем, чтобы не выглядеть «анахронизмом», пережитком прошлого.
Философия учит, что Время – это иллюзия. «Анахронизм» тоже иллюзия, созданная недостатком духовного развития. Мы обретем больше нового, если будем жить одной и той же Истиной постоянно, на разных этапах свою пути. Понятий старое и повое нет во вневременном измерении Истины. Есть только истинное и ложное, а движением стоит считать только то, что приближает нас к совершенству. Больше движения, больше перемен – больше признаков того, что мы только начали идти и нам еще нечем похвастаться. Больше твердости, больше уверенности в дорогах, которые мы выбираем, – больше возможности постичь всегда вечную и всегда новую тайну, которая живет в сердце каждого человека.
X. А. Ливрага. Свобода внутренняя и внешняя
Эта тема одновременно и простая, и сложная. Свобода – одна из тех составляющих жизни, которые сопровождают человека на протяжении тысячелетий, поэтому мы воспринимаем ее как что-то хорошо знакомое, такое же, как огонь, воздух, солнце… Однако и огонь, и воздух, и солнце, как бы хорошо они ни были нам знакомы, остаются для нас тайной. Сколько раз холодными вечерами мы сидели у камина, смотрели на огонь и слушали, как потрескивают охваченные пламенем дрова. И хотя мы наблюдаем это действо всю жизнь, для нас, как и для наших предков, оно остается таинством. И каждый раз оказывается новым… оставаясь таинством, – как бывает и со звездами и облаками, когда мы на них смотрим. С таких позиций мы будем рассматривать и нашу тему.
Будущее совершенно невозможно понять, не принимая в расчет прошлого. Человек нашего времени «сиюминутен», он живет «здесь и сейчас»; его не интересует прошлое, и ему трудно представить, что произойдет в будущем. Он разорвал узы, связывающие поколения, – и оказался оторванным не только от своих предков, но и от потомков. Как легко разрушить связи между поколениями! Человек считает, что так он может покончить со старым, с теми, кто уже ушел. И не задумывается о том, что прерывает связь и с теми, кто придет следом за ним. Что, не понимая образа жизни и мышления своих предшественников, мы не поймем и наших детей и ничего не сможем оставить в наследство внукам.
Очевидно, что мы должны рассматривать человечество как общность людей, которые одну и ту же реальность воспринимают с разных позиций, под разным углом. Проблема свободы, несомненно, волнует современного человека; существовала она и в прошлом, и разные народы рассматривали ее по-разному.
Приведем несколько примеров. В Америке, у майя, толь-теков и ацтеков, новорожденного ребенка не считали ни рабом, ни свободным. Человек рождался человеком, а свободным или рабом он становился в зависимости от своих действий. Если он был способен осуществить свои идеалы, если добивался успеха, то его считали свободным. Если же совершавшиеся им действия приводили его к поражению, если они вели его к саморазрушению или наносили вред окружающим, то его называли рабом, и он должен был работать на других людей, которые были – или считались – свободными.
Говоря о демократии в Древней Греции, мы часто забываем, что для греков демократия была правлением демоса – не всего народа, а небольшой группы образованных людей, умевших, как правило, читать и писать (некоторые не умели, как, например, Сократ, но он, будучи неграмотным, несомненно, был великим философом). Именно демос решал все дела государства.
В Древнем Риме, уже на закате существования империи, рабы могли даже купить себе свободу. Но они не сразу становились свободными, а некоторое время были вольноотпущенниками. Символом этого переходного этапа считался фригийский колпак, который вольноотпущенник должен был носить от трех до пяти лет и за это время доказать, что раб действительно стал свободным человеком.
Но независимо от этих представлений – а их можно дополнить и шумерскими, и китайскими – мы должны ответить себе на вопрос: что значит быть по-настоящему свободным, и когда мы действительно свободны? Как правило, человек считает себя свободным, если он сумел преодолеть какие-то трудности. Так, говорят, что человек «освободился» от давления семьи, если он в один прекрасный день покинул членов своей семьи, вынуждающих его поступать так, а не иначе. И вот он утверждает, что свободен, сидя за столиком в кафе вместе с приятелями, тоже говорящими, что они свободны. Но на самом деле такой человек не освободился, а лишь сменил одну форму свободы на другую. Развивая эту простую мысль, мы придем к выводу, что человек всегда переходит от одной формы свободы к другой. И поскольку в этом мире нет ничего абсолютного, все эти «свободы» будут относительными и обусловленными.