Джарвис помнил, что в этом месте кожа Тай обезображена маленьким сморщенным шрамом – когда-то давно юная ученица сестры Рогрет уронила туда каплю кислоты, которая насквозь проела одежду. Даже обычный платок на бедрах полностью закрывал эту отметину. Видеть ее могла бы разве что женщина, с которой Тай довелось вместе мыться, ибо в дневном мире никаких любовников, кроме долгоживущего, у девушки не было. Разумеется, молодому клирику неоткуда знать об этом ожоге…
– Ты думаешь, если будешь все время говорить на чужом языке, мы поверим, что ты не знаешь лаумарского? – снова возопил Лувес, и теперь Джарвис отчетливо уловил нотку фальши в его патетике. – Бесстыдница! Откуда мне знать, как пометил тебя Повелитель Хаоса, если мы возлежали вместе лишь в полной темноте? Я уж не говорю о том, что со дня нашей близости у тебя могла появиться тысяча новых отметин! Брат Катем, прикажите принести Священное Писание, чтобы я мог нерушимо присягнуть – эта женщина и есть ведьма Ломенархик!
– Не стоит, брат, – Катем с отвращением скосился на кожаные штаны Тай. – Я и так верю тебе, тем более что Господь учит нас не разбрасываться клятвами. Опознание состоялось, а дальше пусть судит его преосвященство. Хотя не сомневаюсь, – он хищно усмехнулся, – что в данном случае суд будет пустой формальностью. Тому, как эти двое ушли за предел при свете дня, есть не менее десятка свидетелей.
– И самое главное – каким образом они на нас наткнулись?! Ведь не случайно же! – Джарвис непроизвольно повел плечами, ибо руки его были связаны, и развести ими он не мог. – Нет, они ждали нас, именно нас. Я допускал, что мои приметы разосланы по всей стране, и в первом же мало-мальском городишке я рискую нарваться на неприятности – но засада на дороге! Откуда им было знать, что мы въедем в Лаумар именно сегодня…
– Может, нас подставила какая-нибудь сволочь из Сэ’дили? – предположила Тай. – Что, тот же Лаймарт почтового голубя послать не мог? Хотя не понимаю, какой ему толк с этого…
– …и именно по западному тракту, – докончил Джарвис. – Граница Вайлэзии с Лаумаром – это тебе не Алмьярский хребет, где наперечет все проходимые перевалы. При желании мы проникли бы в страну по любой дороге и даже вообще не по дороге!
На всякий случай этот разговор велся по-алмьярски, хотя Катем и Лувес ехали довольно далеко, во главе отряда, а прочие члены группы захвата – десять солдат с командиром – явно не понимали меналийского.
Там, у осокоря, который, как оказалось, повалили вовсе не ветер и болезнь, они сразу поняли, что сопротивление бесполезно – кто-то явно учел опыт сражения у Пьющей Лошади, и все десять солдат архиепископа были вооружены самострелами. У Джарвиса отобрали меч и кинжал, у Тай – нож Урано, после чего обоим связали руки и надели странные тонкие ошейники из бледно-желтого металла – не сдавливающие горло и более похожие на ожерелья, однако застегнутые на замки, ключи от которых спрятал в карман брат Лувес. В заключение Тай и Джарвиса затолкали в небольшую повозку, крытую лошадиной шкурой, в каких обычно передвигаются мелкие торговцы или бродячие комедианты. Кроме двоих пленников и их вещей – перерытых в ходе обыска и увязанных как попало, – здесь находился лишь один солдат, свесивший ноги наружу, на задок повозки. Еще один солдат правил этим бесхитростным экипажем, остальные, в том числе оба клирика, ехали верхом. Спустя два часа с начала пути солдат вылез из повозки, и его место занял другой – смена караула.
Страха, от которого холодеет спина и дрожат колени, не было – случившееся казалось настолько нереальным, что ни Тай, ни Джарвис до сих пор не прониклись им по-настоящему. Было лишь отчаянное недоумение чисто логического свойства и желание хоть как-то прояснить свою участь.
– Они могли на всякий случай разместить по отряду в каждой приграничной деревне, – неуверенно произнесла Тай, сама понимая шаткость своих построений. – Пока мы ели супчик в кабаке, кто-то из деревенских свистнул солдатам, и те пошли рубить дерево…
– Бред, – тряхнул волосами Джарвис. – Ты хоть представляешь себе, что такое Межевые земли? Да в южном Лаумаре каждая третья деревня – приграничная! И где они найдут столько любовников Ломенны, чтобы снабдить ими каждый отряд?
– Ты уверен, что этот деятель в самом деле валялся в сене с твоей ведьмой? – скептически прищурилась Тай. – С тем же успехом он мог солгать и тут. И вообще, судя по тому, что я видела в Замке, мы с Ломенархик действительно похожи ростом и сложением, поэтому любой, кто видел ее лишь издалека…
– Уверен, – убежденно перебил ее Джарвис. – Я хорошо помню, как Ломенна рассказывала о парне, которому она открыла дорогу в Замок, а тот впоследствии ушел в монахи. Скажу больше – именно он и сдал ее церковникам в первый раз. Так что наш братец Лувес лжесвидетельствовал, прекрасно отдавая себе отчет в том, что творит.
– А с виду такой приятный молодой человек! – Тай брезгливо передернулась. – Лицо одухотворенное, глазки светлые, большие… лет пять назад, наверное, был еще очаровательнее. На таких-то обычно и западают всякие суки – и учат их быть еще большими суками, чем сами. Этот, похоже, выучился на славу… Если только ты прав, – прибавила она после паузы. – Как-то уж слишком оно невероятно.
– Вот и я гадаю, ради чего он даже на их Писании готов был поклясться, – протянул Джарвис. – Непротиворечивая версия тут только одна: архиепископ не может признать, что упустил ведьму, и готов сжечь хоть черта в ступе, лишь бы загладить свое упущение. Но, во-первых, насколько мне известно, это не его стиль. Так мог бы поступить какой-нибудь Лаймарт, но уж никак не фактический правитель страны, которого вдобавок считают сильнее любого мага. А во-вторых, даже эта версия не объясняет, каким образом мы и Лувес так удачно сошлись на одной дороге. Хотел бы я знать, в курсе ли остальные, что этот милый юноша врет и не краснеет, или он ведет свою отдельную игру…
– И я хотела бы, – кивнула Тай. – Да только как?
– Понятия не имею, – вздохнул Джарвис. – Боюсь, во второй раз тот фокус, что я провернул с Урано, не пройдет – по-моему, они только и ждут, когда я полезу кому-то из них в мозги. Защита против магии у лаумарского клира поставлена на высшем уровне, это я знаю не понаслышке. Скорее всего, Катем или Лувес тут же отследят мое проникновение и поднимут тревогу.
– Хоть бы солдаты что-нибудь сболтнули ненароком! – Тай перевела взгляд на спину в кольчуге. – Нет же, молчат, как языками подавились. Твоих ушей боятся, что ли?
– Твоих тоже, – усмехнулся принц. – Как правильно заметил Лувес, невозможно доказать, что ты чего-то НЕ знаешь или НЕ умеешь. Для них ты – лаумарская ведьма, которая притворяется меналийкой, надеясь уйти от расправы. И вообще, скорее всего, им попросту дан приказ держать рот на замке.
На это Тай не ответила, и некоторое время путь продолжался в молчании. Начало смеркаться – если снаружи еще не составляло труда отличить серую нить от зеленой, то из повозки свет уже почти ушел. Тем не менее снаружи не наблюдалось никаких признаков города или деревни, и Джарвис поневоле задумался, где и как им придется ночевать. Предыдущие ночи были холодными, эта тоже не обещала тепла… вероятно, пленникам позволят накрыться одеялами, но как быть со связанными руками, которые и сейчас-то уже онемели? А что будет к утру, даже думать страшно…
– Идея, – вдруг подала голос Тай. – Надо их раздразнить, чтобы они распустили языки. Лучше всего, пожалуй, пристать с непристойностями, но можно и по-другому оскорбить. Вдруг да проговорятся в горячке о чем-то лишнем?
– Ты языка не знаешь, – безнадежно отозвался Джарвис. – А я один не справлюсь.
– Тогда хотя бы споем какую-нибудь похабень по-вайлэзски – этот язык они обязаны понимать. Например, ту песенку Хольрана про пастушку, только таканцев надо будет заменить на лаумарцев. Смею думать, за дорогу от Рилгаты до Сэ’дили ты ее тоже выучил наизусть.
– Ну, «Пастушка», если вдуматься, и не похабень вовсе, просто обидная вещь, – заметил принц. – Но все равно неловко…
– А тут-то чего неловкого? Это тебе не придумывать с ходу, что сказать – шпарь по-заученному, и все!
– Не в этом дело, – поморщился Джарвис. – Ты же знаешь, что у моей расы вся музыка только инструментальная. Мы никогда не поем – слишком велик риск, что в наших устах песня обратится в заклятие. Поэтому… как бы тебе сказать… я прекрасно слышу все ноты любой мелодии, но вот воспроизвести ее – задача для меня непосильная.
– Это называется «рассогласовка слуха и голоса», – хмыкнула Тай. – Слыхала о таком. Нет, у меня все проще: воспроизвести-то я могу что угодно – иначе как бы я на флейте играла? – но вот сам голосок мой годится только на подручных орать. Да еще на то, чтобы отдать его на выборах новой настоятельницы, – в этом месте Джарвис невольно рассмеялся. – Что ж, тем скорее у них завянут уши и они потребуют от нас заткнуться!
– Тогда лучше не про пастушку. Я знаю кое-что посильнее, – Джарвис задумался. – Если я повторю тебе это по слову раз пять, сможешь потом пропеть сама?
– Постараюсь, – решительно мотнула головой Тай. – Давай повторяй, а потом посмотрим, как у меня получится.
В течение следующего часа Джарвис шепотом, чтобы не прислушивался солдат, раз за разом проговаривал для Тай слова песенки про отшельника, который в своей пещере ест сушеную рыбу и сокрушается, что дикий лук, которым неплохо бы ее закусить, встречается в горах очень редко. Весь смак песенки заключался в том, в каких выражениях изливает отшельник свои сокрушения. Правда, передать мотив Джарвис не брался, поэтому было решено исполнять песенку на мелодию известной новоменалийской баллады о скодерском пирате и княжне. Наконец, попытки с десятой, несколько раз уточнив побуквенное написание слов, Тай смогла воспроизвести текст не только без запинки, но и без единого смешка.
– Обожди минуту, а то у меня в горле пересохло, и тогда начнем, – попросила она. – Эх, воды бы глотнуть!
Словно в ответ на ее слова, повозка дернулась, сходя с наезженной дороги, несколько раз подпрыгнула на неровностях земли и встала. Уже совсем стемнело, поэтому ни Тай, ни Джарвис не могли различить в открытом проеме ничего, кроме смутных теней веток на фоне темно-индигового неба.
– Все, приехали, – объявил солдат и спрыгнул с повозки. – Встаем на ночлег.
– А, прошу прощения, в кусты ты меня тоже сам поведешь? – выкрикнула Тай прямо в лицо Катему. – Или прикажешь под себя ходить? Еще раз говорю – никуда я без своего напарника не сбегу! Развяжи руки, крокодил тебя задери!!!
– Скажи спасибо, ведьма, что не скована по рукам и ногам, – холодно отозвался старший клирик. – Кто поручится, что ты не нашлешь на нас морок одним жестом?
– Не нашлет, брат Катем, – неожиданно вмешался Лувес. – Когда ее брали в прошлый раз, хватило освященных контуров на пяти точках, чтобы полностью связать ее силу. Кроме того, не забывайте, что его преосвященство строго велел не доводить состояние пленников до невыносимого. И, видимо, у него были на это свои причины.
– Хорошо, если у вас есть с собой недостающие части контура… исключительно под вашу ответственность, – с недовольным видом уступил Катем.
– Садись, – приказал Лувес девушке, и Джарвис отметил, что приказ этот произнесен по-меналийски. – Придется разуться.
Стащив с ее ног сапоги, молодой клирик достал из поясной сумки пару цепочек из такого же бледно-желтого металла, как ошейник, и замкнул их на щиколотках Тай. Потом он занялся ее руками – Тай ощутила, как ослабевает хватка веревки на запястьях, как их обнимает холодок металла и как в конце концов полностью спадает веревка.
– Все, – произнес Лувес, поднимаясь с колен. – Но имей в виду, на ночь ты опять будешь связана.
– Благодарствую и на том, – издевательски поклонилась Тай. Жизнь возвращалась в онемевшие руки колотьем тысячи раскаленных иголок, лишая пальцы способности к точным движениям – а меж тем съеденная за обедом похлебка просилась наружу до рези в паху. Но все-таки Тай сначала заново обулась (браслеты под сапогами немедленно впились в щиколотки) и лишь затем, напряженным шагом, но все же не бегом, направилась в сторону зарослей ольшаника. Один из солдат тут же последовал за нею.
Прочие солдаты, ругаясь и спотыкаясь в темноте, шарили вокруг поляны в поисках дров. Когда Тай вернулась, на ходу с силой растирая запястья, в центре поляны уже лежало сколько-то хвороста – однако еще недостаточно для костра, призванного согреть пятнадцать человек.
Джарвис, по-прежнему связанный, застыл у повозки, бездумно глядя в небо с разрывами туч, сквозь которые мерцало несколько звезд. Забравшись в повозку, Тай для тепла надела под куртку еще и камзол, затем достала свой плащ неролики и расстелила под деревом. Не проронив ни слова, но кивнув в знак благодарности, принц опустился на подстилку.
Руки мало-помалу начали отходить. Сейчас стоило бы задать им какую-нибудь работу, чтобы расшевелились окончательно – да какая тут работа! Уж наверняка лаумарцы не доверят ей чистить коренья для их ужина. Разве что… Тай пошарила под одеждой, и на свет снова явилась тростниковая флейта.
Что бы такое сыграть? Настроения не было ни на что. Пожалуй, «Рабыню из Афрара» – там нужна хорошая беглость пальцев…
Катем, праздно сидевший в ожидании, пока солдаты оборудуют костер, вскинулся было, но потом снова опустился на снятое с лошади седло – видимо, прощупал флейту неким сверхъестественным чутьем и не нашел в ней ни грана магии. Тем временем у костра переругивались солдаты: «Что, и у тебя не загорается? А ну, Ситри, попробуй-ка ты!» – «Может, за кресалом сбегать? У меня есть в седельной сумке.» – «Не смеши людей! За кресалом он сбегает… Если от открытого огня не занимается, от искры не займется тем более.» – «К демонам все, зовите Катема. Он посвященный, вот пусть сам и управляется со своей зажигалкой.» – «Да при чем тут Катем? Это вы, олухи, натащили одного сырья, словно не самим у этого костра греться – лишь бы поскорей да побыстрей…» – «Сырья, значит? А где я тебе сушье найду, если весь лес промок насквозь, как губка?! Или тебе кажется, что все еще август на дворе? Что было, то и тащили, мать твою!» Джарвис, слушая это, посмеивался одними уголками губ – он не особенно рассчитывал, что будет допущен к костру, а потому ощущал себя вправе позлорадствовать.
Окончив «Рабыню», Тай посмотрела на спутника и без всякого намека с его стороны опять заиграла «Мы отхлебнем вина».
Лес вокруг словно затаил дыхание, внимая мелодии. Лувес стоял спиной к пленникам, и они не видели его лица, но откуда-то Джарвис знал, что тот тоже слушает, замерев, и переливы нот будят в его сознании нечто такое, о чем он предпочел бы не вспоминать – слишком больно… Даже Катем негромко вздохнул о чем-то своем.
Тай сыграла «Полет орла», затем еще раз песенку про Чалыкуш, затем салнирскую плясовую, которую исполняют, давя виноград – и наконец решила, что пальцы полностью пришли в норму. Флейта снова скрылась у нее за пазухой…
И лишь после этого пламя наконец-то соизволило перескочить с иссиня-белого комочка в ладони солдата на одну из веток. Не прошло и пяти минут, как на поляне весело пылал большой костер, а солдаты насаживали на самодельный вертел барашка, купленного в приграничной деревне.
Лувес лично принес Тай кусок жирного подгорелого мяса (впрочем, то, что ели солдаты и клирики, выглядело немногим лучше), ячменную лепешку и большую деревянную посудину с водой. После того, как она поела сама и помогла поесть Джарвису, ее снова связали и вместе с принцем загнали в повозку, у которой встали на часах двое солдат. Еще трое остались дежурить у костра, остальные же улеглись спать в две палатки, разбитые на поляне – одна для клириков и командира, другая для рядовых.
Через час все затихло. Трое у костра без всякого азарта кидали кости в свете догорающего пламени, двое у повозки, завернувшись в плащи, клевали носами, а из палаток доносился негромкий храп.
– Спишь? – Тай толкнула плечом Джарвиса.
– Уснешь тут, – отозвался он таким же еле слышным шепотом. – Тебе-то дали отдохнуть, а у меня руки уже совсем неживые…
– Тогда давай споем, как договаривались. Зря, что ли, я слова зубрила?
– Сейчас?
– А когда еще? Если мы не спим, с какой стати должны спать они? Тут уже и непристойностей никаких не надо, только бы погромче да погнуснее.
– Ладно, запевай, а я подхвачу, как сумею, – не стал спорить Джарвис. Лучше уж так, чем лежать без сна и мучиться от затекших рук и вопросов, на которые нет ответа…
Голоса монахини и принца звучали совершенно не в лад, однако разобрать слова можно было без труда. В целом выходило приблизительно как у пьяных гуляк под чужими окнами, путающихся в куплетах какой-нибудь «Красотки Уллин». Вполне естественно, что именно так на их пение и отреагировали.
Сначала их попросили заткнуться по-лаумарски, потом Лувес перешел на меналийский, наконец, Катем (снова по-лаумарски) выкрикнул какой-то приказ, и в повозку просунулась голова одного из часовых.
– А ну живо кончили глотки драть! В дороге выспались, да?!
– За окошком дело к маю, солнца огненная пещь, – с чувством пропела Тай прямо в лицо солдату. – А я рыбушку вкушаю – упоительная вещь!
– Между прочим, даже вкусно, – поддержал ее Джарвис. – Как попробуешь – поймешь. Поначалу вроде грустно, а потом…
В этом месте солдат отвесил ему оплеуху, и принц поневоле прикусил язык. Зато Тай издала такой оглушительный вопль, что уши заложило не только у солдата, но и у самого Джарвиса.
– Это что ж творится? – запричитала она, как салнирская старуха над убитым сыном. – Мы, значит, им ночное дежурство решили скрасить, развлечь, как умеем, а нас за это – по морде! Хорош вояка – связанного бить! Ты ему руки развяжи, посмотрим тогда, чья морда целее останется!