С минуту Клео молча разглядывала фотографии.
Взяла пакетик с прахом, понюхала – даже не покривившись, – затем пригляделась к корням. Когда она склонилась над столом, лазурные перья легли ей на щеку.
– Расскажите, где вы все это нашли, – тихо сказала она.
– В съемной комнате одного человека, – ответила Нора. – Круги и все жженое были под кроватью.
– Кто этот человек?
– Мы бы предпочли не называть, – сказал я.
– Мужчина или женщина?
– Женщина, – ответила Нора.
– И где она сейчас?
– Это мы тоже предпочли бы не обсуждать.
– Как у нее дела?
– Нормально, – ответил я. – А что?
Клео перевела пристальный взгляд с букета корней на меня. Глаза у нее были черны и так глубоко утопли в пухлом лице, что я не видел белков – лишь черные радужки посверкивали в сумраке.
– На вашей подруге лежит очень сильное проклятие.
Больше она ничего не прибавила, отложила веточки и откинулась на спинку кресла, терпеливо дожидаясь, пока выскажемся мы.
Мы только молча таращились.
Обычно я склонен лишь плечами пожимать в ответ на такие заявы. Подумаешь, суеверие. Но что-то такое было в этой Клеопатре – прямолинейная ее категоричность, – и просто пожать плечами мне не удавалось. Довольно и того, что эта женщина смахивала на припанкованную сестру Конфуция. А изъяснялась сухо и монотонно, как опытный нейрохирург.
– Какого рода проклятие? – спросил я.
– Не уверена, – ответила Клео. – Не простой сглаз. – Взяла мой «блэкберри», предъявила нам картинку. – Она его снимала, выполнила сложнейший ритуал. Кошачий ладан в круге, мешается с серой, солью, хитином насекомых, сухими человеческими костями – может, и не только, но от остального вас вывернет. Все это выкладывается вокруг асафетиды, сожженной на правильной пирамиде из угля. Наверняка запах был отвратительный.
– О да! – поспешно подтвердила Нора.
– Это вонючая ферула. Асафетида. Отталкивает зло и причиняет урон недругам. Чтобы снять проклятие, можно еще смешать ее с валериановым корнем, перьями черной курицы, черным порошком и прядью волос того, кто наложил проклятие. Мочишься туда, складываешь все это в стеклянную банку и закапываешь там, где он регулярно ступает, – у крыльца, в гараже. После чего он, в общем, оставляет тебя в покое до конца твоих дней.
– А на бывших жен действует? – спросил я. – Если она живет в многоэтажке на Пятой авеню, можно просто отдать консьержу?
Нора глянула на меня с упреком, но Клеопатра лишь откашлялась.
– Если нет доступа туда, где бывает этот человек, – терпеливо продолжала она, – поступаешь так, как ваша подруга. Рисуешь ладанный круг.
– А это помогло? – спросила Нора. – Сняло с нее проклятие?
– Понятия не имею. Заклинания – они как примитивные антибиотики. Пробуешь разные, смотришь реакцию. Суперзаклятия, бывает, сопротивляются, как бактерии, – штамм постоянно мутирует, цепляется за носителя, пожирает его. Вы давно общались с вашей подругой? Как она себя чувствует?
Нора сконфуженно посмотрела на меня.
– А эти ветки над дверью? – спросил я.
Клео откинулась на спинку кресла, воззрилась на букетик.
– Это калина. Встречается в природе, входит в семейство жимолостных. Растет на лугах и в лесах. Используется для защиты. В глуши американского Юга из таких корней плетут ножные браслеты. Или мочат их в виски и закапывают. А можно поступить, как ваша подруга. Взять девять веточек, белую веревку, завязать по узлу вокруг каждой – девять веток, девять узлов – и вставить куда-нибудь у входной двери или под крыльцо. Некоторые на переднем дворе закапывают.
– А что эта калина делает?
Некоторое время Клео непроницаемо смотрела на меня. Затем ответила:
– Сбивает дьявола с толку.
– «Сбивает с толку»?
– Останавливает. Замедляет.
– Понял, – сказал я, подбирая веточки и корни. – Прямо не знаю, зачем США тратят шестьсот миллиардов на национальную безопасность. Надо просто в каждом американском доме за косяк сунуть такую штуку.
Очевидно, к неверующим и скептикам Клео была привычна, и они ничуть ее не смущали. Она лишь переплела на колене пальцы, унизанные кольцами – черепа, коптские кресты, кошачья башка.
– Ваша подруга принимала ванну до рассвета?
– Да, – ответила Нора. – В очень ледяной воде.
Я уже хотел было спросить, что она несет, но вспомнил странную историю Ионы, спозаранку заставшей Александру в ванне.
– То есть ритуалы очищения она проводила, – кивнула Клео.
– А это зачем? – спросил я.
– Очищают от зла. Не насовсем. Это временный пластырь такой. А полы она мыла?
Нора глянула на меня.
– Мы не знаем.
– На ощупь холодная была?
– Без понятия, – ответил я.
– Вы не замечали, ей трудно было разговаривать? Как будто во рту арахисовое масло или песок.
– Мы не знаем.
– А подозрительная тяжесть?
– Какая тяжесть?
Клео пожала плечами:
– Я слышала, иногда люди, на которых подолгу лежит сильное проклятие, встают на обычные весы, а те показывают триста, а то и четыреста фунтов, хотя на вид человек очень исхудалый.
– Этого мы тоже не знаем, – сказал я, хотя внезапно всплыло грозное воспоминание о единственной моей встрече с Александрой – эта странная походка, точно в трансе, гулкая тяжелая поступь в шелесте дождя у водохранилища.
Клео посетила новая идея – она опять взяла «блэкберри» и полистала фотографии.
– Я одного не вижу – возвращения. Когда речь идет о черной магии, проклятие нужно снять, а потом возвратить, чтобы оно бумерангом вернулось к тому, кто проклял. – Она подняла глаза на нас. – Заклинания – это просто энергия. Как направленный поток заряженных частиц. Их же надо куда-то девать. Энергия не создается и не разрушается – она передается. А свидетельств передачи я не вижу, и это меня беспокоит. – Она в задумчивости склонила голову набок, повертела в пальцах тигриный клык. – Не заметили в комнате возвратных свечей?
– Что такое возвратные свечи? – спросила Нора.
– Снизу белый воск, сверху черный.
Нора покачала головой.
– А картонной коробки с разными предметами?
– Нет.
– Зеркального возврата не было, – прошептала Клео себе под нос.
– Какого возврата? – спросил я.
Она посмотрела мне в глаза:
– Зеркального. Берешь черную свечу, процарапываешь на ней имя недруга, закапываешь на кладбище с осколками битого зеркала. Вся негативная энергия или зло, направленные на тебя, вернется оператору. – Она откашлялась, воздела чернильно-черную бровь. – Вернемся в ее комнату. На полу был порошок или отметки мелом?
– Там темно было, – сказала Нора. – Но нет. Мы бы заметили.
– Только пол липкий, – прибавил я.
Клео уставилась на меня:
– Липкий?
– Как будто его газировкой полили. И пара пластиковых оберток.
Клео развернулась как змея, подалась ко мне через стол, выпятила подбородок.
– Обертку вы подобрали? – спросила она так яростно, что я почуял ее дыхание, жаркое, чесночное и едкое, словно после какого-то странного травяного чая. Зубки у нее были мелкие и в табачных пятнах, налезали друг на друга, а в глубине блестело немало золотых коронок.
– Нет, – сказал я.
– Тогда с чего вы взяли, что это пластиковые обертки?
– Они шелестели похоже.
Она нервно перевела дух.
– То есть вы заходили в комнату?
– Само собой. Как бы мы, по-вашему, нашли эту штуку под кроватью?
– Когда это было?
– Вчера вечером.
Она заглянула под стол.
– Вы в этих ботинках были?
– Да.
Она встала, отошла к стойке, вернулась с латексными перчатками и грудой поблекших газет. Со щелчком натянула перчатки, расстелила газеты на столе.
– Снимите, пожалуйста, один ботинок и медленно передайте его мне.
Глянув на Нору – ей, кажется, поплохело, – я стащил черный кожаный ботинок и протянул Клео.
Осторожно, будто бешеную тварь, она положила ботинок боком на газету, подошвой к себе. Порылась в кармане джинсов и извлекла четырехдюймовый перочинный ножик – прихотливая резная рукоять из звериной кости. Зубами вытащила лезвие, свободной рукой придержала ботинок, поскребла подошву. Словно забыв о нас, она занималась этим несколько минут; перестав, поднесла ножик к самому носу – на лезвии скопился черно-бурый клейстер. Похоже на высохшую черную патоку.
– Вот вам и возврат, – прошептала она. – Изощренная порча на ноги. Никогда не видела ничего подобного.
– Что такое порча на ноги? – спросила Нора.
– Недруг должен в нее ступить. Это ловушка.
– Но туда ступили мы, – заметил я.
Глаза Клео метнулись от ножа ко мне.
– У нее есть причины думать, что вы и есть ее недруг? – спросила она.
– Нет, – ответил я, и тут же по спине побежали малоприятные мурашки.
– Нет, – ответил я, и тут же по спине побежали малоприятные мурашки.
Я вдруг вспомнил, как Александра следила за мной у водохранилища, как внезапно появилась на ступенях гидроузла, как ее окаменелое лицо взирало на меня сверху вниз. Она считала, я ей угрожаю? Что я сделал ей и ее отцу? Я всего лишь добивался правды. Может, одно это превращало меня во врага. Что ж у них за лицемерная семейка? Почти каждый герой в фильмах Кордовы отчаянно добивается того же самого. Это что, не в счет? Искусство разве не отражает ценностей создателя хотя бы на малую толику? Да вот необязательно. Когда надо истолковать чужие поступки, люди рассуждают, отбросив логику и оправдывая себя.
– Уж не знаю, что ее подвигло, – прошептала Клео, словно прочтя мои мысли, и вновь пригляделась к темному клейстеру на лезвии ножа, – но ясно одно.
– Что? – Во рту у меня вдруг пересохло.
– На вас навели порчу.
45– Вы не могли бы объяснить внятнее?
Клео осторожно отложила нож, встала и удалилась к книжному шкафу.
– Смотри, – шепнула Нора, разглядывая треснувшие подошвы своих мотоботинок.
Там тоже сгустками черной жвачки блестели темные пятна. Нора стянула один ботинок, пригляделась в свете потолочной лампы. В черном клейстере я рассмотрел песок, нитку, даже, по-моему, обрезанные ногти; сверкнули осколки – кажется, стекла.
Клео приволокла на стол многотомный труд: «Худу – заговор – колдовство – зелья» Гарри Миддлтона Хайатта, судя по корешкам. Антикварные тома, оранжевые переплеты подвязаны истрепанной черной лентой. Клео села, взяла первый том, отыскала содержание, пальцем провела по странице. Добравшись до конца – и, видимо, не найдя искомого, – она захлопнула первый том и взяла второй.
Я сцапал книгу, которую она только что отложила. От фолианта несло плесенью, страницы пожелтели. Выпущен в 1970-м, и на сгибе титула запекся томатный соус – или кровь. «Худу – заговор – колдовство – зелья. Верования многих негров и белых людей, записанные со слов черных и белых».
Общий обзор системы верований с. 1. Вера в духов, призраков, дьявола и т. п. с. 19. Расчет времени заклинаний и повторение действия заклинаний со временем с. 349.
Похоже, энциклопедия заклинаний – краткие статьи перемежались пространными. Транскрибированные интервью южан из глухомани, чьи заковыристые акценты переданы фонетически. На странице 523 под заголовком «Амулеты в приблизительно алфавитном порядке, по названиям основных ингредиентов (напр., конский каштан, иглы, кость черного кота)» помещался следующий фрагмент:
669. Так шта – кароч, цопни се змеюку, мож гремушку цопнуть, шкуру ейную посуши, а после шкуру энту возьми и дей из ее порошку дурного. Кого хошь убьет.
[Уэйкросс, Джорджия]– Вот что-то похожее, – пробормотала Клео, вперилась в подошву моего ботинка, а затем вернулась к книге.
Я выгнул шею, чтобы тоже прочитать.
Том четвертый, «Другое колдовство с использованием человеческих органов и отходов».
– «Заклятие черной кости, – прошептала она, заправляя за ухо густую лиловую прядь. – Истрепанная пеньковая веревка, гуммиарабик и дурной порошок». Ваша подруга слегка подправила рецепт. Я тут вижу темный песок и водоросли. Видимо, она это собрала в каких-то экзотических краях. Размещаешь все это на полу квинканксом – получается как бы перекресток. Недруг, ничего не подозревая, через него проходит. Все прилипает к его ботинкам и спустя несколько часов начинает пожирать его жизнь.
– «Пожирать»? – переспросил я. – Это как?
Она пожала плечами:
– Я слыхала, бывает кома. Инфаркты. Внезапная потеря всего, что любишь, – работы, семьи. Неожиданный паралич от шеи и ниже. – Она дернула бровью. – У вас странных ощущений в ногах не было?
– Я когда проснулась утром, у меня ступня занемела, – всполошилась Нора.
Клео кивнула, будто именно этой дурной вести и ждала. Склонила голову, взялась за тигриный клык, покатала его в пальцах.
– Беспокоит меня другое. Пластиковые обертки на полу. Сомневаюсь я, что это были обертки.
– А что тогда?
– Вероятно, змеиная кожа. Если она была набита могильной землей, ваша подруга насылала смертное проклятие.
– И это…
– Ровно то, что вы подумали. Оно убивает.
– Министр здравоохранения то же самое говорит про сигареты.
Клео не отвела взгляда.
– Сигареты убивают десятилетиями. А под проклятием вы можете погибнуть через несколько недель.
Нора пришла в ужас.
– Вы не очень-то деликатная ведьма, вы в курсе? – заметил я.
– Это черная магия. Тут подслащивать пилюлю ни к чему.
Я попытался утешительно улыбнуться Норе, но та не обратила внимания – разглядывала про́клятую подошву мотоботинка, точно скопление злокачественных опухолей.
– Могильная земля, – сказал я. – То есть наша подруга собирала землю на кладбище?
– Именно. А ее добыть непросто. Нужно идти в определенный час ночи. В определенной фазе Луны. Знать, с чьей могилы берешь землю. Как человек умер. Некоторые ведьмы считают, лучше всего земля с могилы убийцы, младенца младше полугода или человека, который без ума тебя любил. Не все равно, где копать, – над головой, сердцем или ногами. И нужно оставить что-нибудь в благодарность. Обычно пригождаются деньги или виски. Потом замешиваешь землю в сброшенную змеиную кожу с дурным порошком.
– Что такое дурной порошок? – спросила Нора.
– Колдовская водородная бомба. Дурной порошок – духовный яд. Его еще называют «гуфер», слово пришло из Конго – от «куфва», что значит «умирать». Обычно желтоватый порошок, но с могильной землей темнеет – не заметишь. Очень сильный: мало-помалу незаметно пожирает разум. Отравляет рассудок и любовь. Отвращает ближайших друзей, совершенно тебя изолирует, сшибает лоб в лоб со всем миром, оттесняет на грань, на окраину жизни. Он сводит с ума, а это в своем роде хуже смерти.
– То есть наша подруга – кандидат колдовских наук? – спросил я.
– Она блестяще знает черную магию. Без вопросов.
– А что вообще такое черная магия? Вуду? Худу?
– Много чего. Общее обозначение любой магии, которую используют во зло. Я не эксперт. Я понимаю про богиню Земли, заклинания плодородия, духовное очищение, в таком духе. Черная магия нередко подпольная. Передается из поколения в поколение. Тайные полуночные встречи. Древние дневники в кожаных переплетах, заклинания задом наперед. Чердаки, забитые невразумительными ингредиентами – оленьими зародышами, фекалиями ящериц, младенческой кровью. Развлечение не для брезгливых. Но работает. Ваша подруга не из семьи оккультистов?
– Не исключено, – сказал я.
– В общем, она считала, что проклята. Очень старалась это прекратить, возвратить оператору. Хотела его убить. Мне кажется, дело было так. Может, она думала, что туда зайдете не вы, а кто-то другой – тот, кто наложил на нее проклятие. Я бы вам посоветовала отыскать ее и расспросить.
Нора осторожно глянула на меня.
– Вот чем я могу помочь, – продолжала Клео, покашляв. – Отскребите все с подошв ножом или бритвенным лезвием. Ни в коем случае не трогайте голыми руками. Заверните в газету и выбросите все на перекрестке или в чистую пресную реку.
– Гудзон, значит, не подойдет.
– Я вам дам возвратные свечи. – Она снова отошла, присела на корточки у шкафа, порылась на полках. – Еще раз: у меня с такими вещами опыта нет. Вам бы лучше проконсультироваться у черного колдуна.
– И где мы его найдем? В «Дисней Уорлд»?
– Погуглите. Кого-нибудь найдете. Но все настоящие колдуны живут в Луизиане.
Клео вернулась, протянула Норе две свечи – черные у фитиля, белые у основания.
– И на сколько мы разоримся? Пара сотен баксов?
– Бесплатно. Неэтично брать деньги, если человек пострадал от черной магии. Все равно что в неотложке пациенту со смертельным огнестрельным ранением счет выставлять. Постарайтесь спасти свои жизни. Деньги ни при чем.
Задумчиво катая в пальцах тигриный клык, она смотрела, как мы обуваемся. Нора взяла свечи, сообщила, что, вообще-то, в комнате нас было трое, поэтому Клео откопала третью свечу и проводила нас в лавку.
Народу там прибавилось. Элегантная пожилая пара разглядывала свечи-черепа. Четыре школьницы изучали благовония. Юноша, чей отчаянно вылизанный и бодрый студенческий видок выдавал безработного аналитика с Уолл-стрит, читал брошюру «Расписание осенних занятий в „Чарах“».
Магия – забавно и занятно, пока на подошвах у тебя не обнаружилась колдовская водородная бомба.
Видимо, Декстер отчитался о нашей судьбе морковноволосому кассиру, потому что оба теперь не отрывали от нас завороженных взглядов.
Шуганув белого перса, Клео выпустила нас наружу.