Там ведь не просто окислитель подходящий нужен типа той же гремучей ртути или бертолетовой соли, там тоже смесь типа той же пороховой, только ещё круче и сложнее — и горючее нужно подходящее, и флегматизаторы, дабы смесь от первого же неосторожного чиха не шарахнула. Об этих нюансах в пресловутой 'Поваренной книге анархиста' — ни единого слова. Серёга, правда, уверяет, что не так всё хреново, как кажется — есть и ещё кое-какая информация. Дайте-то боги, чтоб что-то нашлось — самих ведь загребла архаика! Вот и Велтуру пришлось объяснять суть проблемы, а для этого — разжёвывать разницу между уже известным ему по нашим агрегатам ударно-кремнёвым и недоступным для нас пока капсюльным принципами воспламенения и вытекающие из неё чисто технические проблемы. Причём, помозговав, шурин даже сам додумался до схемы с разомкнутой рамкой, держащейся лишь на оси барабана и решающей проблему с габаритами самооткрывающихся при выстреле крышек полок. Ага, гениально озарился и кинулся учить меня оружейному изобретательству, гы-гы! Творческому подходу к решению технических проблем. Античный хроноабориген и ни разу не технарь — меня, современного инженера! Вот мля буду, в натуре, век свободы не видать! Я аж в осадок выпал!
Ох и загребался же я ему объяснять, что может произойти с такой хлипкой конструкцией при нарезном стволе, без которого нет особого смысла в револьвере! А для этого — разжёвывать ему сам принцип нарезного оружия и вытекающие из него технические особенности. Утомил он меня, короче говоря. Другого бы на хрен послал, давя авторитетом современных знаний и двухвекового опыта прежних — для меня — поколений, но тут — случай особый. Тут — ни разу не в падлу. Во-первых — собственный шурин, родной брат жены, не чужой человек. А во-вторых — ну, «во-вторых» в данном случае напрямую вытекает из «во-первых» — это же показатель, эдакий биологический индикатор! Если хочешь знать заранее, в какую сторону твои сыновья будут отличаться от тебя самого — присмотрись к брату их матери, не ошибёшься. И похоже, что у маленького Волния, пока-что занятого исключительно своими важными карапузовскими проблемами и ещё ни о каких взрослых глупостях и не подозревающего, с творческим мышлением проблем не ожидается — вот что значит правильный выбор! Судя по деду и по дяде — о себе как бы скромно умолчу — должен башковитым парнем вырасти. Выучить бы его ещё должным образом, дабы развить эту природную башковитость по максимуму…
Невольная «диверсия» Велтура — ага, Себастьян Перейра, млять — напомнила и о не до конца решённых электротехнических проблемах, которые для нас — высший приоритет. Ведь чем дольше проживут — в качестве эдаких мини-компов — наши телефоны, тем больше мы успеем извлечь из них и использовать имеющейся на них полезной информации. Пока, вроде бы, процесс их перезарядки худо-бедно налажен — в смысле, заряжаются и работают. Но есть ещё и некоторые проблемы. А уж сколько их поначалу всплывало — впору было за башку хвататься! Хреново заниматься тем, в чём ты ни разу не копенгаген! А тут ещё и грёбаный цейтнот, не дающий ещё и помозговать как следует вовремя. Из-за этого — всё второпях делаем, а в результате — всё через жопу. С самого начала, например, мы столкнулись с тем, что золотой электрод, который в теории расходоваться не должен, в реале на теорию плюёт и бессовестно расходуется. Ну, не такими темпами, конечно, как железный, этого ещё не хватало, но всё-же заметно. Хорошо ещё, что мы не пожлобились и не стали наносить микроскопической толщины покрытие на медь, которое съелось бы полностью, а сделали электрод из нормального золотого листа. В результате тревожные признаки мы обнаружили своевременно — ох и перебздел же тогда обслуживавший батарею раб, решивший, что мы сейчас, не потрудившись разобраться, убыль золота на него повесим и пытать его почнём, гы-гы! Но мы разобраться всё-же потрудились — не только этого перепуганного аккуратно поспрошали, но и сам электрод осмотрели, и, Володя обратил внимание на какой-то странный характер его износа, на электрохимический не похожий. Показали мне, и мне тоже он каким-то странным показался — абразивным, что ли? Как будто бы абразивные зёрна какие-то в циркулирующей между электродами морской воде присутствуют. Откуда, спрашивается? Долго мозги сушили, пока не обратили внимание на РЖАВЫЙ железный электрод — его износ как раз через ржавление и происходит. Володя вспомнил, что какая-то из полировальных паст в качестве абразива как раз окись железа в себе и содержит, то бишь как раз эту самую ржавчину. А трётся она об золото, истирая его, оттого, что мы с циркуляцией воды переборщили — поручили лояльному и дисциплинированному, но недалёкого ума работничку, а тот и рад стараться, млять! Перестраховались, называется, на свою голову. В конце концов пришли к тому, что ну её на хрен, эту принудительную циркуляцию архимедовым винтом, просто горшок для батареи надо повыше, да пошире, чтоб морской воды в нём побольше было, а осаждающаяся на дно ржавчина с железного электрода и сама перемешивание воды обеспечивает. Заодно и человек от этой дурацкой работы для даунов высвободился, и его стало можно обучать работе потолковее — с тем, чтобы в дальнейшем его и произвести в электрики. Намучились поначалу и с запасом железных электродов — сперва сглупили и сложили их неподалёку, а они ж, сволочи, железные, да и куча получилась массивная, а там же компас — пришлось место подальше для них находить, чтоб на отклонение стрелки не влияли. Это разрулили, так бодигарды наши испанские ходить смотреть повадились — ага, интересно им. А у них ведь оружие тоже железное, не бронзовое, как у нас. Ладно, показали им всё, что их интересовало, утолили их любопытство, объяснили, почему нехрен с железяками возле компаса маячить — угомонились они наконец, хвала богам. Так они-то угомонились, мы наконец-то перевели дух, расслабились и делом занялись, да тут достойная замена им нашлась — достигший совершеннолетия Велтур с мечом — в роли киношного Себастьяна Перейры, гы-гы! Да и за рабом — горе-электриком нашим туземным — всё время следить приходится, дабы тот по своей безграмотности снова чего не отчебучил. Вчера он, например, забыл надеть вязаные нитяные перчатки и взялся сдуру за провод голыми руками, ну и шандарахнуло его, конечно. Серьёзного-то ничего не случилось, но перебздел он не на шутку. Теперь о перчатках хрен забудет, но не в этом дело. Всегда можно, закрутившись, забыть что-то из техники безопасности, и оставлять нашу примитивную электроцепь как есть — не годится. Надо над изоляцией проводов думать, что в античных условиях — задачка нетривиальная. В общем — хрен соскучишься.
Володя, дозарядивший после показанного моему шурину киносеанса свой аппарат и зарядивший наташкин — её солнечная заряжалка, как и мой аппарат, была в работе у Серёги с Юлькой — пошёл к себе, Велтур, поболтав ещё со мной немного за жизнь, отправился к отцу, а я присел в увитой диким виноградом беседке выкурить трубку. Просторный двор у мегарского особняка тестя — не то, что внутренние дворики наших инсул. Поначалу-то мы нашу «электростанцию» только из-за морской воды у него разместили — ванн у него в доме хватает, пять или шесть штук, не считая куда более солидного бассейна во дворе, а олигархическая «причуда» с купанием в морской воде прекрасно маскировала её настоящее использование. В дальнейшем подумывали снять небольшие пригородные усадьбы поближе к морскому берегу и переселиться туда, поскольку и в моей-то квартире, элитной по меркам Старого города, только одна ванна, а у остальных наших нет и этого. Но тут Арунтий встал на дыбы, не желая и слушать о подобном нарушении секретности, а потом мы и сами поняли, что никуда мы наше электрическое хозяйство не перенесём — когда столкнулись с тем, что нельзя держать железяки поблизости от электроцепи. Ну и где ещё столько места найдёшь? Тут особняк нужен хотя бы в четверть от евонного, а такие — даже если наплевать на цену съёма — у хозяев как-то не пустуют и внаём не предлагаются. Да и секретность, опять-таки.
Нет, млять, это карма! Специально ведь в беседку забурился, чтоб не беспокоили, но и тут нашли! Бенат со старательно сымитированным смущением развёл руками — типа, ничего не могу поделать — и тут же ухмыльнулся, стервец эдакий, слегка сторонясь и давая пройти ливийке — ровно настолько, чтобы та протиснуться могла, но именно протиснуться, упёршись в него своими выпуклостями — он её, типа, и не думал лапать, это всё она сама. Та, впрочем, не шибко-то и возмущалась и не слишком спешила миновать препятствие. Кельтиберу — развлечение, а мне… гм… как бы это выразиться покуртуазнее? В общем, ливийка эта — давешняя служанка Мириам, и разыскивала она меня ну никак не по собственной инициативе. Бенат вон уже и лыбится совершенно открыто — типа, при настоящей опасности он со своим клинком и парой помощников всегда рядом, даже свистеть не надо, сами не слепые и службу знаем, а вот от такого рода специфических «опасностей» он меня охранять не подряжался, и тут уж — ага, сам как-нибудь изволь управиться. Угу, придётся соизволять и управляться…
Сама хозяйка ливийки — как всегда, в своём репертуаре. С понтом, случайно в таком виде её застал, а она просто себе купалась, без всякой задней мысли. Ну, нравятся ей «морские» ванны, и неважно, что ещё только февраль на исходе, а ни разу не май, а сама она — изнеженная карфагенская аристократка, а ни разу не закалённая испанка — есть кому и подогреть воду, когда госпоже поплескаться приспичит. Типа, не одна только моя Велия посреди зимы искупаться в морской воде в состоянии — и другие могут, если захотят. Да ещё и с настоящим олигархическим комфортом — не то, что у некоторых.
Смущения, правда, при моём «неожиданном» появлении Мириам даже изображать не стала — чего уж там, после стольких-то раз! Всплыла, вынырнула, встала на ноги, к стенке бассейна прислонилась, да на краешек картинно облокотилась — как бы невзначай, но с таким расчётом, чтоб все свои формы в наилучшем ракурсе продемонстрировать.
— За тобой, Максим, всё время посылать приходится! Мог бы и сам зайти проведать! — ага, уже и в обязанность мне это дело вменить пытается, будто бы ей кто-то чего-то на самом деле должен. Обезьяны неисправимы!
— Не виноватый я! О твоей же, между прочим, репутации порядочной замужней женщины беспокоюсь! — тон при этом я выбрал полицемернее, дабы въехала, что ей скармливается положенная ей «официозная» версия, а истинные мотивы — не её дело. Нехрен забываться и садиться на шею — тоже мне, вторая Юлька тут ещё выискалась!
— Максим, ну обидно же! Неужели тебе не было со мной хорошо? Неужели не хочешь ещё? — ага, сработало, сбавила обороты, — Я надеялась, что хоть что-то для тебя значу, что пробужу в тебе какие-то чувства, что достойна их…
— Ну, пошли в ход тяжёлые баллисты Архимеда! О чувствах, Мириам, с тобой не договаривались.
— Я помню об этом. Большего, значит, не достойна?
— Жена, которую я выбирал сам, предпочтя её кое-кому, помнится — раз, — я загнул один палец, — Наложница, которую я тоже выбирал сам, предпочтя всем прочим, что стояли рядом с ней на помосте работорговца — два, — загнул второй, — Тут ещё и ты до кучи влезла — не мытьём, так катанием — три, — загнул третий, — Тебе не кажется, что это уже несколько многовато для одного? Я тебе что, Геракл?
— Некоторые и с большим числом управляются — и с женой, и с парой наложниц, и с парой любовниц…
— Ага, жуя всякие травки по этой части и ничего больше не делая. Так, наверное, и с добрым десятком управляться можно — какое-то время. Год или несколько лет — вряд ли у простого смертного хватит здоровья на более долгий срок. У меня же нет на это ни сил, ни времени, да и здоровье — своё, а не служебное, так что двух моих женщин мне хватает за глаза. И обделять их в угоду тебе — уж не обессудь, не собирался и не собираюсь. Этого тебе никто не обещал.
— Мне обещали кое-что другое — ты сам знаешь, что именно…
— Знаю. Второй месяц уже стараюсь — когда ж ты наконец залетишь?
— Ты думаешь, я сама к этому не стремлюсь? На всё воля Астарты и Танит!
— Ага, боги тебе теперь виноваты! Меньше надо было в своё время «шалить» с кем ни попадя…
— Не будь ханжой, Максим! Все мои подруги были таковы, шалили напропалую, парочка и похлекще меня — так одна только потом бесплодной оказалась, а у всех остальных теперь нормальные семьи и дети. Да и мне эти прежние шалости Миркана зачать и родить не помешали. Всё в руках богов — от нас же требуется старание и терпение. Пойдём — будем стараться дальше…
Она так и пошла через сад — нагишом, даже чисто символически покрывало накинуть не потрудившись. Идёт, бёдрами покачивает — откровенно дразнит. И пожалуй, оно и к лучшему — не люблю стерв, и когда выбор есть — раздраконить надо, чтоб на такую взгромоздиться потянуло. Хоть и эффектная баба, всё при ней, но натура такая, что напрочь желание связываться с ней отбивает. Фабриций, хоть и брат ей родной, но в отца этруска пошёл, а эта — больше в покойную мамашу финикиянку. В семитском смысле, то бишь настырная — спасу нет. И ведь добилась таки своего. Как говорила в тот раз — так и вышло. Я молча прихренел, когда буквально через несколько дней после того разговора, который я тогда сразу же из башки и выбросил, Велия вдруг САМА попросила меня уделить внимание «этой несносной финикиянке» и сделать ей то, о чём она просит — чтоб угомонилась наконец и остепенилась. С ней, оказывается, её мать об этом говорила, а её Арунтий настропалил — типа, пропадает дочка в глуши замшелой Утики, муж — никакой, и потомство от него никудышным будет, а надо, чтоб нормальное было — хоть какая-то ей будет радость в жизни. В общем, уговорил он Криулу — умеет тесть убеждать, если целью такой задастся. Ну а та уж и мою ненаглядную убедила. Точнее, сперва-то обе испанки с Мириам уже напрямую переговорили — и договорились, как ни странно. А раз так — это ведь уже совсем другое дело. Мне ведь нетрудно, мне ведь главное, чтоб в семье проблем дурацких на ровном месте не возникало. А то водится за некоторыми, гы-гы!
Чего у стервозных баб не отнять, так это того, что в постели они обычно хороши. И если любовнице-стерве окромя тех постельных утех ничего больше от тебя и не надо, как и тебе от неё — можно считать, что это очень даже неплохой вариант. А Мириам, как это нередко случается у избалованных олигархических оторв, ещё и шлюхой успела побывать первостатейной, и такое в постели вытворяла, что только держись…
— Получил своё и хоть трава не расти? — съязвила она, когда я, честно осеменив её наконец, откинулся вкушать полностью заслуженный на мой взгляд отдых.
— Хочешь сказать, что ты своего не получила?
— Ну, хоть бы приласкал уж для приличия!
— Ну, раз надо для приличия — так и быть, — я подцепил её подмышки, подтянул поближе и ухватился за её вполне того стоящие выпуклости, — И всё-таки, залетала бы ты уж поскорее…
— Вот, все вы такие! Так и норовите обрюхатить женщину и бросить!
— Ага, мы — такие…
— Курнуть не хочешь? — финикиянка потянулась к кальяну.
— Конопля, конечно? Нет, я лучше позже — своё. Зря ты всё-таки этим делом увлекаешься…
— Не будь ханжой! Все её курят, и ничего. Живём, как и все нормальные люди.
— Ага, нормальные. Стали приличной выплавить не в состоянии, элементарного арбалета изобрести не можете. Ладно дикари, но вы-то, культурные…
— Ты думаешь, я что-то поняла?
— Ладно, не напрягайся, это я уже о своём, о наболевшем…
— Вот именно — все вы такие. Получите от нас удовольствие, и думаете после этого только о своём. Все в больших и важных делах. А нам что делать? — Мириам выпустила струю конопляного дыма и закатила глазки.
— Значит, надо балдеть от конопли?
— А какие ещё радости в жизни? В этой Утике — от тоски взвоешь! Зачем ты меня туда сослал? Я ведь давно уж выведала у отца, что это он по твоему наущению меня именно туда замуж выдал! За что ты меня так наказал? За то, что пыталась тебя… Как ты это называешь? Сооружать?
— Ага, строить. Не за это, успокойся. Для твоего же блага, кстати, — на сей раз мой тон был вполне серьёзен, и она это заметила.
— Ты думал, там я за ум возьмусь и глупости делать перестану?
— Нет, в такие чудеса я не верю. Какая ты есть — такой и будешь всю оставшуюся жизнь.
— Но окажусь подальше от тебя и не буду путаться под ногами?
— Ага, особенно — сейчас. Нет, просто нам всем нужно будет со временем уносить свои ноги из Карфагена. В Гадес тебя не загонишь, для тебя это — край света, там ты точно с тоски зачахнешь. Вся остальная Испания — тем более. Утика — самый развитый город после Карфагена, да и расположена рядом, ездишь ведь к отцу постоянно и без особых затруднений — самое лучшее место для тебя.
— Ты прямо как отец говоришь, — она снова задумчиво выпустила дым, — Обсуждали с ним мою судьбу?
— А как ты сама думаешь? И не только твою…
— Да, отец говорил. Ты тоже думаешь, что в Карфагене будет плохо?
— Уверен. Карфаген теперь слаб, а со слабыми никто не церемонится.
— А Утика, значит, сильна? Ведь ещё слабее Карфагена!
— Утика под защитой Рима и дружественна ему. А к Карфагену в Риме отношение — ну, ты ведь вовсе не так глупа, как хочешь иногда казаться, так что должна бы понимать, как римляне смотрят на Карфаген. После Требия, после Транзименского озера, после Канн, после попытки осады самого Рима…
— Но при чём тут Карфаген? Это же всё Ганнибал и Баркиды!
— Точно? И никто ему не помогал? Африканскую пехоту он в Испании набрал? Слонов тоже в Испании наловил? И в Локры к нему подкрепление тоже из Испании прибыло?
— Да какое там подкрепление! Я хоть и не помню сама, совсем маленькая ведь ещё была, но мне рассказывали, как негодовал тогда Магон Барка, когда его с большим войском послали не в Италию к брату, а в Испанию — в Локры направили жалкие крохи.
— Согласен — по сравнению с испанской армией Магона. Но среди этих жалких крох было сорок слонов — больше, чем Ганнибал взял с собой из Испании. Ты думаешь, римляне забыли об этом? Ещё живы матери, чьих сыновей затоптали эти слоны!