Но как же так? Ведь записка, которая навела меня на тайник в печи, лежала на месте!
Что это значит?
Я решила еще раз взглянуть на камин с негритятами.
Закрыв тайник (для этого мне пришлось повернуть чертика в обратном порядке), я снова отправилась в зал.
Остановившись у камина, я задумалась.
В это время из соседнего помещения донесся оживленный голос Аглаи Максимовны:
– А сейчас, дети, я покажу вам одну из самых интересных комнат музея…
Дверь зала уже начала открываться. Я не хотела, чтобы меня здесь застали, и быстро юркнула за огромную напольную вазу, стоявшую в углу зала справа от камина.
Дверь открылась, и в зал вошла группа школьников, впереди которой важно выступала Аглая Максимовна. Замыкала группу немолодая и очень озабоченная учительница.
Судя по всему, экскурсия для пожилых любителей литературы закончилась, и им на смену пришли жизнерадостные пятиклассники под присмотром классной руководительницы.
– Петряков, ничего не трогай! – проговорила учительница, схватив за руку конопатого мальчишку, который уже протянул руку к шелковой кисти, украшающей оконную штору. – Петряков, я ведь объясняла тебе, как следует вести себя в музее!
– Никто и не трогает! – огрызнулся тот. – А чего здесь делать-то? Скука…
Петряков оставил в покое штору и схватил за волосы удачно подвернувшуюся одноклассницу.
– Дети! – обратилась Аглая Максимовна к юным посетителям с фальшивым оживлением. – В этом музее вовсе не так скучно, как вам кажется…
– Враки! – подал голос Петряков.
– Вы, наверное, читали… ну, или видели в кино, что в старых домах бывали разные тайники, клады… так вот, в этом музее тоже есть такой тайник.
– Правда, что ли? – Неугомонный Петряков выпустил волосы соседки и придвинулся поближе. – Я в одном кино видел…
– Правда! – подтвердила экскурсовод. – Самый настоящий тайник! Видите ли, дети, существует легенда, что почти двести лет назад в этом особняке было спрятано какое-то сокровище. Что-то очень, очень ценное. С тех пор многие пытались найти это сокровище, и в конце концов, уже в последнее время, сотрудники музея нашли тайник, расположенный в этой комнате…
Я в своем убежище замерла, не веря своим ушам и боясь пропустить хоть слово. Аглая Максимовна тем временем продолжала:
– И сейчас, дети, вы находитесь прямо перед этим тайником. Кто из вас хочет его открыть?
– Я! – радостно выскочил вперед все тот же Петряков.
– Петряков, не выступай! – одернула его учительница. – Ты не на уроке!
– Ничего, пусть мальчик развлечется, – с кислой улыбкой ответила Аглая Максимовна. – Мальчик, возьми эту фигурку и поверни ее. Только не так сильно… осторожно, ты ей голову отломаешь…
Петряков, пыхтя, повернул бронзового негритенка. Как ни странно, негритенок остался цел. Видно, очень хорошо делали вещи в девятнадцатом веке. Зато каминная полка со скрипом выдвинулась, открыв знакомый мне тайник.
Выходит, про этот тайник все давно уже знали, я была далеко не первой, кто его открыл? Почему же там лежала та старая записка? Почему ее там оставили?
Впрочем, не одна я была разочарована.
– Тут же ничего нету! – с обидой в голосе проговорил Петряков. – Никакого сокровища! Подумаешь, тайник! Какой же это тайник, если в нем ничего нету? Тут должны быть деньги или камни драгоценные…
– К сожалению, в этом тайнике ничего подобного не было, – ответила ему терпеливая Аглая. – Легенда о спрятанном здесь сокровище не подтвердилась. Впрочем, когда-то в этом тайнике, возможно, и были спрятаны какие-то ценности, но когда мы его обнаружили, там находилась только записка…
– И где же эта записка? – не сдавался принципиальный Петряков. – Нету тут никакой записки!
– Не знаю, – честно призналась Аглая. – Может быть, ее переложил кто-то из сотрудников…
– А что это за записка?
– Эта записка указывала на другой тайник, расположенный тут же, в нашем музее.
– Но в том-то тайнике что-то было?
– Нет, в том тайнике тоже ничего не было. Ладно, дети, второй тайник я покажу вам в конце экскурсии, а теперь мы с вами пройдем в следующий зал, где вы увидите коллекцию чучел, которую собирал один из прежних владельцев дома, генерал Ванюшин. Дело в том, что генерал увлекался охотой…
– О, круто! – оживился Петряков.
Экскурсия покинула зал, дверь за ними закрылась, и тут же из соседней комнаты донесся вопль учительницы:
– Петряков, не трогай лису! Что я тебе говорю? Оставь ее в покое! И кабана не трогай! Он здесь не для того поставлен, чтобы ты ему в пасть заглядывал!
Я выбралась из своего укрытия и еще раз с сожалением оглядела злополучный камин.
След, который привел меня в этот особняк, оказался ложным. То ли кто-то давно уже открыл тайник и нашел сокровище, то ли этого сокровища никогда здесь и не было…
В любом случае здесь мне делать было больше нечего.
Я выглянула в коридор. Откуда-то доносился голос Аглаи Максимовны, которая из последних сил просвещала Петрякова и его одноклассников. Проскользнув через комнату писателя-демократа, я выбралась в вестибюль.
К счастью, кассирша Агния Михайловна увлеченно беседовала с элегантным пожилым мужчиной и не заметила меня, чего нельзя сказать о ее собеседнике. Отвечая на какой-то вопрос кассирши, он посмотрел на меня долгим и заинтересованным мужским взглядом. От этого взгляда у меня даже перехватило дыхание. Я споткнулась и внимательнее посмотрела на незнакомца.
На вид ему было за шестьдесят, он был подтянут и бодр. Черное кашемировое пальто сидело на нем безупречно, шею обвивал серебристый шелковый шарф, на голове – несколько старомодная, но весьма элегантная шляпа. Но главным в этом человеке были его глаза. Глубокие, темные, проницательные. Если говорят, что глаза – это зеркало души, в этих зеркалах отражалась мрачная бездна.
Я застыла на месте. Внезапно все мое существо охватило странное желание. Мне хотелось быть рядом с этим мужчиной, слушать все, что он скажет, точнее, не слушать, а внимать ему и повиноваться. Повиноваться, не думая ни о чем и не рассуждая, просто делать все, что он скажет.
Кассирша что-то говорила мужчине, затем тронула его за плечо, видя, что он отвлекся. Он повернулся к ней – и все, наваждение прошло, я снова была сама собой.
Вздрогнув и с трудом отведя взгляд от странного незнакомца, я торопливо вышла из музея.
Неподалеку от особняка, на этой же стороне улицы, стояла приземистая черная машина, силуэтом похожая на голодную акулу. Едва я вышла из музея, дверца машины открылась, из нее выскочил крепкий бритоголовый парень в черной кожаной куртке. Он бросил на меня холодный внимательный взгляд, тут же опустил глаза, будто разглядывал что-то на тротуаре, и зашагал в мою сторону. Хотя он больше не смотрел на меня и даже нарочито прятал глаза, я почему-то поняла, что он направляется ко мне.
Мне стало очень страшно. Я сделала шаг назад, и даже взялась за ручку двери, чтобы войти обратно в музей, но поняла, что никто мне там не поможет. Во всяком случае, не пожилой мужчина, он еще более опасен, чем этот бандюган.
И в это мгновение из-за угла вывернула маршрутка.
Я призывно замахала руками, маршрутка остановилась, и я буквально запрыгнула в нее. Краем глаза я увидела, что парень в черной куртке остановился, словно налетел на стену, и неприязненно посмотрел мне вслед.
У меня на мгновение мелькнуло детское желание показать ему язык, но я удержалась: ситуация была далеко не смешная.
Усевшись на свободное сиденье, я отдышалась и задним числом поняла, как мне повезло. Мало того, что маршрутка подошла очень своевременно, – это был тот самый маршрут, который мне нужен, тот, который проходил мимо моего теперешнего жилища.
Скорей домой, запереться на все замки, задвинуть щеколду, накинуть на дверь тяжеленный крюк, являющийся, надо думать, ровесником Русско-японской войны, и затаиться. Даже о Феде Чемоданове я вспомнила почти с нежностью.
Я удовлетворенно вздохнула, откинулась на сиденье и машинально бросила взгляд в заднее стекло маршрутки…
И тут же мое победное настроение улетучилось без следа.
Черная приземистая машина ехала позади маршрутки, как акула, плывущая вслед за беззащитным пловцом.
Выходит, я рано радовалась, у этих людей, кто бы они ни были, самые серьезные намерения, и они от меня так просто не отстанут!
Теперь я сидела как на иголках и каждую минуту, а то и чаще, оборачивалась назад, чтобы еще раз убедиться, что черная машина не отстает от нашей маршрутки.
Если поначалу я еще могла на это надеяться, могла уверять себя, что они вовсе не гонятся за мной, а просто случайно едут в ту же сторону, то скоро с этой надеждой пришлось расстаться. Когда маршрутка останавливалась, чтобы высадить и посадить пассажиров, черная машина тоже тормозила. Когда маршрутка сворачивала – черная машина повторяла ее поворот.
Кроме меня, в салоне было еще шесть или семь пассажиров. Кто-то дремал, кто-то равнодушно смотрел в окно, молодой парень играл в «злых птиц» на экране смартфона, полная блондинка, увешанная золотом, громко разговаривала по мобильному телефону с какой-то Марианной, рассказывая ей, а заодно и всем пассажирам маршрутки, о сложных обстоятельствах своей личной жизни.
Кроме меня, в салоне было еще шесть или семь пассажиров. Кто-то дремал, кто-то равнодушно смотрел в окно, молодой парень играл в «злых птиц» на экране смартфона, полная блондинка, увешанная золотом, громко разговаривала по мобильному телефону с какой-то Марианной, рассказывая ей, а заодно и всем пассажирам маршрутки, о сложных обстоятельствах своей личной жизни.
Все эти люди жили нормальной, обычной жизнью, которая, возможно, казалась им скучной, будничной и однообразной, но в которой не было таинственных незнакомцев, вламывающихся в квартиру и переворачивающих ее вверх дном, не было опасных преследователей на черной машине…
Мне мучительно захотелось такой простой, скучной и безопасной жизни, захотелось ходить на работу, возвращаться домой, заходя по дороге в магазин, захотелось, чтобы дома меня кто-то ждал… (Только не подлец Генка.)
Но сейчас у меня не было ничего: ни работы, ни денег, ни жилья – потому что не считать же домом пустую неуютную комнату в предназначенном на снос доме!
Тем временем мы уже приблизились к месту моего нынешнего обитания.
Я представила, как выйду из маршрутки и останусь один на один с этими страшными людьми… и еще хуже – как я иду по тихому, вечно безлюдному переулку к своему дому… а если я не выйду здесь, а поеду на маршрутке до конца, черная машина не отстанет, и рано или поздно мне не избежать встречи!
Внезапно накатила злость. Чего им всем от меня надо? Что я им всем сделала плохого?
Маршрутка уже подъезжала к торговому центру, на который выходил торец нашего дома, а я все еще не могла ни на что решиться. И тут в голове наконец мелькнула спасительная мысль.
– Остановитесь у торгового центра! – крикнула я водителю.
– Раньше предупреждать надо! – огрызнулся он недовольно, однако резко ударил по тормозам и остановил машину перед прозрачной вертящейся дверью.
Черная машина едва не впилилась в зад маршрутки.
Я заторопилась к выходу, наступила полной блондинке на ногу, буркнула извинения, в спину мне неслись нелестные отзывы и эпитеты.
Я выскочила из маршрутки и стремглав влетела в двери центра.
Там я на мгновение задержалась, чтобы бросить взгляд на улицу.
Как я и ожидала, черная машина остановилась рядом с центром, из нее выскочили двое и бросились к дверям. Одного из них, бритоголового парня в черной кожаной куртке, я уже видела. Его спутник был выше, худее и не выбрит наголо, а только коротко пострижен, но вид его от этого не казался менее угрожающим.
Возле дверей центра дремал на стуле пожилой охранник в расходящейся на животе форме, но на его помощь, конечно, рассчитывать не приходилось.
Нельзя было терять ни секунды.
Я бросилась вперед по центральной галерее. Через каждые несколько метров стояли скамейки, фонтанчики и развесистые пальмы в кадках – маленькие оазисы, в которых могли передохнуть утомленные шопингом посетители. По сторонам этой галереи теснились многочисленные магазины, магазинчики и совсем маленькие лавочки, гордо именующие себя бутиками. И в галерее, и в магазинах по причине дневного времени было очень мало людей.
Я увидела большой магазин женского белья и нырнула в него. Там было пусто, только продавщица тихонько пила чай в уголке, лениво листая журнал.
Схватив с вешалки несколько лифчиков, я устремилась к примерочной кабинке.
– Девушка, это же не ваш размер! – удивленно крикнула мне вслед продавщица.
Действительно, в спешке я взяла лифчик седьмого номера.
– Может, я беру на вырост, – бросила я продавщице и юркнула в кабинку.
Задернув за собой бархатные шторки, я осторожно выглянула в щелку между ними. Отсюда, к счастью, хорошо просматривалась центральная галерея.
Я стояла, следя за фланирующими мимо магазина немногочисленными покупателями, и вскоре увидела, как один из той парочки, которая меня преследовала, а именно бритоголовый, идет по самой середине галереи мимо отдыхающих шопоголиков, внимательно оглядываясь по сторонам. Оставалось, правда, неясным, где находится его напарник, но я решила действовать. Все равно мне не позволят провести весь день в этой кабинке, вон, продавщица уже топчется рядом и спрашивает тревожно, не помочь ли мне. Боится, что я украду эти чехлы от самолетов, с ума сойти, кому они могут понадобиться!
Дав преследователю пройти мимо и выждав для верности еще несколько минут, я выскользнула из магазина и, стараясь не слишком торопиться, зашагала обратно к выходу. И тут увидела второго бандита: он стоял перед самым выходом, широко расставив ноги, и внимательно вглядывался в толпу, высматривая меня.
Что ж, логично – один охотник пошел по следу дичи, а другой караулит ее у входа. Однако чувствовать себя дичью очень неприятно…
И тут бандит возле двери заметил меня и рванулся навстречу.
Времени на раздумья не было, я бросилась к эскалатору, поднимающемуся на второй этаж, и понеслась по нему вверх, перепрыгивая через ступеньки.
На втором этаже были такие же магазинчики, но я не стала там задерживаться – перебежала к следующему эскалатору и стремглав взлетела на третий этаж.
Здесь размещались не магазины, а офисы небольших фирм – туристических, страховых, оптово-розничных, интернет-провайдеров и прочих.
Бросив взгляд на эскалатор, я не увидела своего преследователя, видимо, он немного отстал. Однако терять время нельзя, счет шел на секунды, и я, дернув дверь, влетела в офис первой попавшейся фирмы, даже не взглянув на ее название.
Захлопнув за собой дверь, я огляделась.
Это была приемная.
За столиком сидела похожая на куколку секретарша с чудесными темно-рыжими волосами. Она с умиротворенным видом красила свои ногти ярко-розовым лаком. На лице у нее было выражение, которое можно передать следующей фразой: «Жизнь так прекрасна, только не мешайте мне своим присутствием!»
– Вы к кому-у? – протянула она мелодичным певучим голоском, оторвавшись от своего занятия и оглядев меня с ног до головы.
Глаза у нее были голубые и совершенно круглые.
– К вашему начальнику, – брякнула я наобум.
– К Серге-ею Сергеевичу? – пропела кукла.
– Ага, к Сергею, – нагло подтвердила я.
– А его сейчас нет, он в комитет уе-ехал…
– Как же так? – я изобразила искреннее возмущение. – Сам мне назначил, а сам уехал!
– А его неожи-иданно вызвали…
– А когда он вернется – неизвестно? – напирала я.
– Сказа-ал, что часа через два-а, но полтора уже прошло!
– Тогда я его подожду – можно?
– Коне-ечно…
Я перевела дух и плюхнулась в кресло.
Она вернулась было к прерванному занятию, но вдруг вспомнила о законах офисного гостеприимства:
– А вы ко-офе хотите?
– Хочу, – честно призналась я, хотя простая вежливость требовала с благодарностью отказаться от предложения.
Но я осознала, что чашка кофе меня сейчас спасла бы.
Я так перенервничала за сегодняшний день, особенно за последний час, что теперь меня буквально не держали ноги, а перед глазами плыли цветные круги.
Куколка, видно, не ожидала, что я соглашусь на ее предложение, но делать нечего – пообещала, значит, надо выполнять.
Она медленно поднялась, и тут я увидела, что она уже глубоко беременна, оттого у нее было такое умиротворенное и безразличное выражение лица. Я даже пожалела, что гоняю ее за кофе, но потом решила: ничего страшного, двигаться в ее положении полезно.
– Только у нас кофемашина не зде-есь, – протянула секретарша. – Она в кабинете Серге-ея Серге-евича… он этой машиной очень дорожит… ничего, если я вас на минуточку оста-авлю?
– Ничего, – милостиво разрешила я.
– Да, и вот еще что, – спохватилась она, и на узеньком лобике образовалась крошечная морщинка. – Вам кофе какой – эспрессо, капучино, мокиато?
– Да самый обычный эспрессо. Только покрепче.
– Значит, ристретто… а какой сорт вам смолоть?
– Сорт? – переспросила я, потрясенная таким уровнем сервиса. – Да самый обычный!
– Что значит – самый обычный? У нас есть бразильский «Бурбон», гавайский сорт «Кона», колумбийский «Эксцельза», «Семь озер» из Руанды и даже «Салимба» из Зимбабве! Сергей Сергеевич придает выбору кофе очень большое значение!
– Ну мне бы что-нибудь попроще… на ваш вкус…
– Если на мой… – оживилась девушка, – если на мой, тогда, конечно, перуанский органический кофе, который выращивается на экологически чистых почвах без применения минеральных удобрений! Его даже собирают вручную!
– Валяйте, – милостиво согласилась я.
В ее положении это действительно самый правильный выбор, а мне, в общем, все равно – лишь бы покрепче.
Она вышла из приемной в кабинет, а я вскочила и внимательно огляделась.
Кроме стола секретарши, в комнате находились большая разлапистая монстера в кадке, шкаф с папками, столик с факсом и ксероксом и резной деревянный сундук в восточном духе, выбивающийся из строгого офисного стиля. Видимо, какой-то дизайнер посоветовал поставить его, чтобы придать безликому офису индивидуальность.