Торопливо, почти наугад Тышкевич ткнул в кнопку с цифрой "З". На мгновение погасли и тут же вспыхнули все тридцать экранов, и снова на всех тридцати экранах Тышкевич увидел себя.
Только теперь он уже находился на другой, противоположной стороне улицы. Причем один Тышкевич чуть. задержался, приостановился у витрины магазинчика, второй проходил мимо этой витрины, даже на взглянув на нее, третий нагибался, чтобы завязать шнурок ботинка, четвертый полуобернулся-что-то заинтересовало его в конце улицы... Что же такое он там увидел? Это становилось любопытно.
Тышкевич нажал на четвертую кнопку.
Ага, он так и думал - там, в конце улицы, была женщина. И теперь все тридцать экранов показали ее и идущего ей навстречу Тышкевича. Что-то знакомое угадывалось в лице этой женщины, где-то он уже встречал ее прежде, но где?.. В колледже? В редакции? Где?
На всех тридцати экранах Тышкевич сейчас шел ей навстречу, но каждый из тридцати Тышкевичей делал это по-своему: один напустил на себя безразличное выражение, другой, наоборот, заинтересованно вглядывался в ее лицо, третий замедлял шаги, словно колеблясь, не вернуться ли назад, четвертый уже явно собирался заговорить с ней, пятый... По лицу пятого было отчетливо видно, что он уже припомнил, уже узнал эту женщину. И Тышкевич, сидящий здесь, возле пульта "Оракула", тоже сразу вспомнил, кто это. Сестра его жены, вернее, сестра той женщины, которая еще совсем недавно была его женой.
Он не видел ее уже сто лет и вовсе не горел желанием встречаться с этой особой. И черт его дернул пойти навстречу!
Он вопросительно взглянул на Майкла.
- Нажмите клавишу возврата,- сказал тот.
Экраны погасли и зажглись снова. И снова Тышкевич увидел себя стоящим возле дверей своего дома.
- Выходит, я сейчас видел кусочек моей будущей жизни? - потрясение произнес Тышкевич.- Вернее, то, что могло бы состояться в моей жизни?..
- Да, разумеется,- сказал Майкл.- То, что могло бы состояться, если бы вы этого захотели. И то, что никогда уже не состоится, если вам это неугодно. Все теперь зависит от вас. От вашего решения. Нажимая кнопку выбора, мистер Тышкевич, вы становитесь хозяином своей судьбы.
Раздался щелчок, и изображение на экранах начало медленно блекнуть, затухать. Одна за другой гасли сигнальные лампочки на пульте.
- Время, оплаченное фирмой, истекло,- сказал Майкл.-Надеюсь, вы теперь уже в состоянии действовать самостоятельно.
- Да, да,- сказал Тышкевич. Он с сожалением смотрел на погасшие экраны.
- А сейчас,- продолжал Майкл,- советую вам отдохнуть, вечером же приходите сюда снова. Погуляйте сейчас, осмотрите достопримечательности города, хотя, говоря откровенно, в нем есть лишь одна стоящая достопримечательность-"Оракул-ХХ". Все остальное-в прошлом.
Скажу без ложной скромности: никакие игорные дома, никакие ночные шоу не смогли выдержать конкуренции с нашим "Оракулом". Ведь игры с собственной судьбой куда увлекательнее и азартнее любой рулетки,- вы, по-моему, уже ощутили это сами, мистер Тышкевич, не правда ли?
- Да,- сказал Тышкевич, еще не справившись с тем возбуждением, которое, охватило его, когда он сидел за пультом "Оракула",- Я и не подозревал никогда, что каждая минута дает нам столько возможностей выбора, что, оказывается, мы всю жизнь только тем и занимаемся, что выбираем...
Честно говоря, ему вовсе не хотелось сейчас уходить отсюда, ему не терпелось снова поскорее оказаться у пульта "Оракула", опять увидеть себя на экранах. Но он не стал обнаруживать свое нетерпение перед Майклом. Может быть, тот и прав, и ему действительно следует отдохнуть слишком много сильных впечатлений за один день...
Они опять шли мимо бесконечных ниш-ячеек, и Тышкевич теперь уже с каким-то новым чувством, в котором смешивались изумленное восхищение и почти болезненное любопытство, заглядывал в те ячейки, где виднелись склоненные над экранами фигуры. Возле одной из них он хотел даже приостановиться, но Майкл решительно потянул его дальше.
- Позвольте дать вам один совет,-сказал он.-Никогда не останавливайтесь за спинами людей, работающих с "Оракулом". Они этого не любят.
- Да, я понимаю,-смущенно отозвался Тышкевич.- Это ведь то же самое, что пытаться заглянуть в чужую жизнь.
- Вот именно,- сказал Майкл.- Их это очень раздражает. Прямо выводит из себя.
- Простите, Майкл, а можно задать вам еще один вопрос? Скажите, а вы сами...
Что-то вроде снисходительной усмешки скользнуло, почудилось Тышкевичу, по лицу Майкла, но тут же он снова превратился в безукоризненно вежливого служащего фирмы.
- Вы хотите спросить, пользуюсь ли я сам услугами "Оракула"?-сказал он.-К сожалению, нет. Я-сотрудник "Оракула", и нам это категорически запрещено. Так что нет, мистер Тышкевич, не пользуюсь. Желаю успеха! Надеюсь, вы будете удачливы, мистер Тышкевич!
В этот день Тышкевич едва дождался вечера. Он заставил себя зайти в бар подкрепиться, но кусок не шел в горло - слишком сильно был взволнован и взбудоражен Тышкевич всем тем, что ожидало его впереди. Если бы еще неделю назад кто-нибудь сказал ему, что он получит возможность заглянуть в свое будущее, получит возможность взвешивать, выбирать, что должно, а что не должно произойти в его жизни, он бы взглянул натакого человека как на чудака, как на сумасшедшего. А оказывается, здесь не было даже малейшего чуда, только чистый расчет, наука. Что несколько беспокоило Тышкевича и о чем сейчас он старался не думать-так это деньги. Надолго ли хватит его сбережений? "Ну ладно,-говорил он себе,-что волноваться раньше времени? Недели на две, на три хватит, а там видно будет..." Может быть, за эти дни ему уже удастся ухватить свою версию-вот на что он втайне надеялся. Он повторял эти слова, они доставляли ему удовольствие одним только своим звучанием,- в них слышалось ему обещание новой, счастливой жизни.
Наконец наступил вечер, и Тышкевич вновь оказался в подземном лабиринте "Оракула-XX". Майкл был прав-то помещение, где были они днем, теперь неузнаваемо преобразилось. Повсюду, во всех нишах-ячейках виднелись теперь фигуры людей, бесконечные согнутые спины. Казалось, люди здесь вовсе не имеют лиц - только спины. Щелканье переключателей и реле, жужжанье работающей аппаратуры - все это сливалось сейчас в ровный, слабый, но непрерывный гул, которым, был насыщен воздух этого помещения. Мертвенный свет ртутных ламп заливал его. Вовсю работали кондиционеры. И опять показалось Тышкевичу-что-то виденное, что-то уже поразившее его однажды теперь еще сильнее, чем днем, напоминал ему этот лабиринт. И опять он не мог вспомнить, что.
Тышкевич отыскал свою нишу, свою ячейку, над которой уже светился присвоенный ему номер: "203415/371". Нервное возбуждение опять сразу овладело им, едва он опустился во вращающееся кресло за пультом, едва увидел еще не светящиеся, молочно-белые экраны. Только сейчас он заметил: те самые слова, которые днем произнес Майкл, оказывается, были начертаны прямо над пультом: "Помните: нажимая кнопку выбора, вы становитесь хозяином своей судьбы".
Стараясь успокоиться, стараясь не торопиться, Тышкевич одну за другой опустил в прорезь несколько монет, установил точку отсчета, повернул переключатель. Вспыхнули экраны.
Выбор!
Погасли и вспыхнули,
Выбор!
Выбор!
Выбор!
Возврат.
Выбор!
Выбор!
Еще днем, когда он соглашался с Майклом в том, что нет ничего увлекательнее и азартнее, чем игра с собственной судьбой, он, оказывается, и представления не имел, насколько в действительности азартна эта игра.
Только теперь, оставшись один на один с пультом "Оракула", он ощутил этo.
Выбор!
Выбор!
Возврат!
Наверно, с точки зрения разумного использования машинного времени, Тышкевич был сейчас слишком суетлив и поспешен. Он торопился нажать клавишу возврата сразу, едва только начинало казаться, что выбранный вариант сулит ему пустой номер. Ему не терпелось попробовать как можно больше различных вариантов, он кидался от одного к другому, обрывал их, не доведя до конца. Он менял точку отсчета, менял временной масштаб, то уменьшая его до тридцатисекундного интервала между двумя последующими изображениями, то увеличивая до часа.
Выбор!
Выбор!
Выбор!
Когда, вконец измочаленный, израсходовавший все принесенные с собой сегодня деньги, Тышкевич последний раз щелкнул переключателем и обессиленно откинулся на спинку кресла, была уже поздняя ночь. В голове мешались обрывки не доведенных до завершения вариантов, какие-то пустяковые, эпизоды, ничего не значащие картины, сумятица, неразбериха...
Рубашка на нем взмокла от пота, от напряжения и усталости болели глаза.
И все-таки если о чем он и жалел сейчас, так только о том, что ему предстояло встать и уйти отсюда, что у него не было возможности остаться здесь, за пультом, и продолжить. Ему казалось, он уже понял свои ошибки. Теперь он уже не повторит их. Терпение и Последовательность-вот что должно привести к успеху.
Рубашка на нем взмокла от пота, от напряжения и усталости болели глаза.
И все-таки если о чем он и жалел сейчас, так только о том, что ему предстояло встать и уйти отсюда, что у него не было возможности остаться здесь, за пультом, и продолжить. Ему казалось, он уже понял свои ошибки. Теперь он уже не повторит их. Терпение и Последовательность-вот что должно привести к успеху.
Остаток ночи Тышкевич спал плохо. Подобно шахматисту, отложившему решающую партию, он продолжал мысленно перебирать возможные варианты. Маленькие экраны неотступно- маячили перед глазами.
Утром он уже снова был за пультом "Оракула".
Теперь Тышкевич решил изменить тактику. Вчерашний суматошный вечер-это только проба, только разведка. Нужна система. Нужно последовательно исследовать вариант за вариантом. Прав Майкл: иногда пустяк, которому мы не придаем значения, способен перевернуть всю нашу жизнь.
Опять он работал до усталости, до изнеможения, до тех пор, пока кнопки не стали путаться перед глазами.
Варианты ветвились, число их увеличивалось в геометрической прогрессии.
Выбор! Выбор! Азартная дрожь снова била его. Не может быть, чтобы среди этих тысяч возможностей не нашлось такой, которая бы чудесным образом изменила его жизнь.
Экраны вспыхивали и гасли. Уже наугад, почти не глядя, он тыкал в кнопки выбора. Счетчик машинного времени подгонял его.
Черт подери, он никогда не предполагал, что его настоящая жизнь впрочем, что теперь называть его настоящей жизнью? - точнее сказать, его предполагаемая, его возможная жизнь так бедна событиями. К концу дня он был подобен игроку в лотерею, у ног которого валялась кипа пустых, порванных билетов.
По нарастающему гулу, по шарканью многих ног Тышкевич понял, что наступил вечер. Постоянные посетители заполняли лабиринт "Оракула".
"Еще один раз, еще только одна попытка,-говорил он сам себе.-И все, и отдых".
Ага, вот, кажется, что-то новое... Машина, взятая напрокат... загородное шоссе... автострада, ведущая к морю... Обгон, еще обгон... Скорость...
Тышкевич торопливо давил на кнопки. Чутье подсказывало ему: что-то маячило там впереди в этом варианте, что-то маячило...
Выбор! Выбор! Выбор!
Он даже не сразу понял, что произошло. Все тридцать экранов показывали одно и то же. Дымилась его машина среди нелепо сгрудившихся поперек шоссе других машин. Сквозь разбитое стекло Тышкевич увидел свое безжизненно обвисшее тело...
Разглядеть, жив он или уже мертв, Тышкевич не успел - его рука мгновенно метнулась к клавише возврата, как будто от этого движения руки, от быстроты реакции и правда сейчас зависела его жизнь.
Несколько минут Тышкевич сидел ошарашенный, потрясенный, не слыша ничего, кроме собственного сердцебиения.
Значит, это могло произойти с ним, могло случиться?..
А на экранах он опять был живой, улыбающийся, неторопливо усаживался во взятую напрокат машину. И снова каждый из тридцати экранов предоставлял Тышкевичу возможность выбора.
"Так, значит, отсутствие этой возможности, возможности выбора, и есть смерть?"-неожиданно подумал Тышкевич, с содроганием вспоминая, как толью что на всех экранах он был один и тот же, недвижимый, безжизненно застывший...
Конечно, он мог снова отправиться в путешествие, достаточно было только нажать на иные кнопки выбора, выбрать другую скорость, не пойти на обгон вишневою "бьюика", и он бы наверняка избежал аварии, как ни в чем не бывало катил бы к морю. Но какой-то почти суеверный страх заставил Тышкевича отказаться от новых попыток исследовать, довести до конца этот вариант.
Впоследствии-причем очень скоро-Тышкевич научился, привык не принимать так близко к сердцу подобные происшествия. В конечном счете, все они ведь не совершались на самом деле - они только могли совершиться. И именно оттого, что теперь Тышкевич знал о них, прорабатывал подобные варианты, они ничем не грозили ему, он был в состоянии избежать, не допустить их в своей будущей жизни.
За последующую неделю, что провел он возле пультa "Оракула", Тышкевич еще дважды попадал в автокатастрофы, один раз становился свидетелем ограбления, один раз объяснялся со своей бывшей женой - их пути все же пересеклись однажды в баре, который имел привычку постоянно посещать Тышкевич, и, наконец, один раз получил уведомление об увольнении... Потом он видел себя среди пикетчиков, небольшой кучкой толпившихся с самодельными плакатами возле типографии, но это тоже был пустой номер, ничего из этого не вышло...
Тышкевич уже почти не различал времени суток,- иногда он валился и засыпал в своем номере в отеле как убитый посреди дня, а ночь опять заставала его возле пульта "Оракула", иногда, наоборот, он приходил сюда с утра и поднимался со своего кресла поздним вечером, а потом мучился от бессонницы... За это время он осунулся, исхудал, но надежда и азарт, это ни с чем не сравнимое ощущение власти над тем, что еще не произошло, овладевали им, стоило лишь только протянуть руку к кнопкам выбора. Количество возможных вариантов не уменьшалось, страна вероятного, простиравшаяся перед ним, выглядела бесконечной, суля еще неведомые открытия...
Порой Тышкевич так ясно, так отчетливо ощущал волнующую близость удачи,- казалось, еще немного и он ухватит свою версию. Так было, когда на экране вдруг вoзник его старый-еще по школьным временам-приятель. Они не виделись давно, уже несколько лет, и теперь столкнулись случайно у входа в мэрию. Это был тот человек, который мог помочь Тышкевичу, который мог что-нибудь придумать для него. Если бы только пожелал. Он был весьма значительной фигурой в деловом мире, Тышкевич отлично знал это. Тышкевич видел себя на одном из экранов протягивающим ему свою визитную карточку; видел затем себя входящим в загородный коттедж своего школьного приятеля... И вдруг все пропало, исчезло-пустота. Что произошло, что случилось? "Оракул" не давал на это ответа. Словно огромная рыбина осторожно тронула крючок и затаилась, и сколько ни забрасывай снова удочку - поплавок остается неподвижен. Но ведь ты точно знаешь, что она там, в темной глубине, среди зарослей,так неужели же не повезет больше? Примерно такое чувство испытывал Тышкевич, нажимая в отчаянии на кнопки выбора, пробуя все новые и новые варианты в надежде, что вот-вот лицо приятеля снова возникнет на экране...
И тут он вдруг обнаружил, что его сбережения уже растаяли, что денег у него осталось в обрез-разве что на обратную дорогу.
"Все, надо выбираться отсюда,- говорил он себе. - Все. Конец. Финиш".
Но огромная рыбина по-прежнему стояла в темной глубине, заманчиво пошевеливая плавниками.
"К черту, к черту, надо быстрее уезжать отсюда",говорил себе Тышкевич, а ноги его сами опять вели в подземные владения "Оракула".
"Может быть, как раз сегодня... Если бы вместо двадцать шестой кнопки нажать двенадцатую... Или семнадцатую... Если бы..."
Тышкевич в нерешительности остановился возле автомата, менявшего деньги на жетоны. Взгляд его скользнул по объявлению, которое он уже не раз видел, до в смысл которого раньше как-то не особенно вникал:
"Своим постоянным клиентам фирма "Оракул-XX" охотно предоставит кредит и работу на предприятиях фирмы".
Пожалуй, это было как раз то, что нужно.
Уже на следующее утро Тышкевич шел к проходной завода. Цеха этого завода казались такими же бесконечными, как подземные лабиринты "Оракула". Конвейер, к которому поставили Тышкевича, уходил вдаль и терялся где-то в уже не различимом глазом пространстве цеха.
Операция, которую поручили выполнять Тышкевичу, оказалась несложной, он быстро освоил ее,- работать на линотипе было куда сложнее.
Что именно производит этот цех и весь завод, Тышкевич не знал, да его это и не интересовало,-все его мысли были обращены туда, к вечеру, когда он сможет снова занять свое место перед пультом "Оракула". Только один раз он чуть не сбился, чуть не сорвал свою операцию. Ол поднял глаза и по другую сторону конвейера, неподалеку от себя увидел лицо, показавшееся ему знакомым. Да, лицо было очень знакомым, только глаза - беспокойные глаза больного, одержимого человека - мешали ему вспомнить, кто же это. Но все-таки он вспомнил. Этот человек был из того же городка, что и Тышкевич. Одно время o нем много говорили в городке. Говорили, будто он исчез, пропал без вести, как в воду канул. Никто не знал, куда он делся. И вот теперь Тышкевич вдруг увидел его здесь, за конвейером. Их глаза встретились. Узнал ли он Тышкевича? Наверно, узнал. Во всяком случае, что-то похожее на удивление промелькнуло в его напряженном взгляде.
И тут же оба они опустили глаза-как будто никогда прежде не знали друг друга.
А вечером Тышкевич в толпе молчаливых, сосредоточенных людей опять торопливо шагал к "Оракулу". Теперь он уже не мог представить свое существование без этого пульта с кнопками выбора, без мерцающих экранов с мгновенно сменяющимися перед глазами вариантами своей вероятной, своей предполагаемой жизни.