Когда через несколько недель нашли тело женщины, в округе вспыхнули слухи, и некоторые из школьных приятелей Питера ходили посмотреть на то место в вербейнике. Когда они обсуждали это, Питер обычно нервничал и грубой шуткой или возней переводил разговор на другое. Поскольку он пользовался среди приятелей авторитетом и направлял их интересы, они вскоре последовали его примеру и больше не говорили об утонувшей женщине.
По-настоящему же его раздражали родители с их тактичностью, которую он видел насквозь. Они держались так, словно в силу своей чрезвычайности этот предмет был недоступен его знанию и пониманию. Это лишь укрепило его подозрение, что в делах взрослых нет ничего, кроме множества умышленных тайн.
Но, если мальчишки бросили эту тему, то другие нет. Однажды утром, когда Питер чистил велосипед, прибежал Герли Томас и повис на садовой калитке.
— Эй, Хьюм! Слыхал про убийство?
Питер с интересом поднял на него глаза. — Какое убийство?
— Да та женщина, которую из реки вытащили — ее убили.
Питер, с промасленной тряпкой в руке, выпрямился.
— Это кто сказал?
— Кто? — Герли Томас гикнул от возмущения. — Да это всем известно. Любой догадается. Ударили по голове и бросили в реку. А потом — поймали человека, который это сделал!
Узнать любую новость от Герли Томаса было оскорбительно для Питера, особенно такую. Ногтем большого пальца он принялся выковыривать камень из шины и виду не подавал, что она произвела на него впечатление.
— Это кузнец с Малхитской дороги, — продолжал Герли Томас, скребя башмаками по калитке. — Отец говорит его повесят, если только это не непредумышленное убийство. За непредумышленное сколько дают?
— Не знаю, — отрезал Питер.
Герли Томас поглядел поверх очков.
— Ты раньше часто ходил купаться на речку, правда. Хьюм?
— Ну и что?
— Ну, может, ты там был, когда это случилось.
— Теперь я никогда не хожу на реку, — рыкнул Питер. — Она мне не нравится. И перестань дубасить по калитке, Томас. Отец не любит, когда дубасят по калитке.
— Кто ему скажет?
— Я.
— Да, уж ты скажешь, ябеда, — согласился Герли Томас и, когда Питер кинулся к нему, бросился бежать, насвистывая довольно добродушно.
Питер вернулся к велосипеду. Он стоял, нахмурясь, н крутил педали. Это чистая правда про реку, не нравится она ему. Нет. С того дня он не бывал там и больше не пойдет. Предпочитал плавать со всеми в карьере.
Те двое что-то сделали с рекой. Он не мог там больше купаться; при мысли о бурой воде, о мягком, вязком иле у него по телу ползли мурашки. И туннель под водой — теперь он принадлежал той женщине.
Они думали, что ее убил тот мужчина. Это же неправда. Ему казалось, любой может сообразить, что это неправда. На миг его поразила эта способность взрослых к заблуждениям. Его вновь пронзила острая тревожная боль, предупреждение не вспоминать, не воскрешать того несчастного «я», что съежилось под покровом кошмара. Произошло что-то глупое и безобразное, а главное — постыдное, только он не мог понять в чем. В этом заключался сокровенный смысл тех слухов, намеков, историй, которые он часто слышал в школе и которым не то чтоб не верил, но не стремился найти подтверждения. Это не его дело, и в нем нет ничего, на что ему хотелось бы заявить свои права.
Крышка опустилась, и уже казалось, будто никакой реки никогда и не существовало. Он, насвистывая, вывел велосипед па шоссе. Он отправлялся на карьер — купаться.
Audrey Lilian Barker, 1981
Журнал «Англия» — 1982 — № 4(84)