C. ТЕОРИИ СРЕДСТВ ОБРАЩЕНИЯ И ДЕНЕГ
Если всеобщая жажда золота гнала народы и государей в XVI и XVII столетиях, в этот период детства современного буржуазного общества, в заморские крестовые походы за золотой чашей{105}, то первые истолкователи современного мира, творцы монетарной системы, одним из вариантов которой является меркантилистская система, провозгласили золото и серебро, т. е. деньги, единственным богатством. Они справедливо объявили призванием буржуазного общества «делать деньги», следовательно, с точки зрения простого товарного обращения, собирать вечное сокровище, которого не ест ни тля, ни ржа. Нельзя опровергнуть монетарную систему тем, что тонна железа ценой в 3 фунта стерлингов представляет собой стоимость такой же величины, как и 3 фунта стерлингов в золоте. Дело здесь не в величине меновой стоимости, а в ее адекватной форме. Если монетарная и меркантилистская система выделяла мировую торговлю и отдельные отрасли национального труда, непосредственно связанные с мировой торговлей, в качестве единственно истинных источников богатства или денег, то необходимо принять во внимание, что в ту эпоху большая часть национального производства пребывала еще в феодальных формах и служила непосредственным источником существования для самих производителей. Продукты большей частью не превращались еще в товары и, следовательно, в деньги, вообще не вступали во всеобщий общественный обмен веществ, не выступали поэтому как овеществление всеобщего абстрактного труда и не составляли в действительности буржуазного богатства. Деньги, как цель обращения, — это меновая стоимость или абстрактное богатство, а не какой-либо вещественный элемент богатства, в качестве определяющей цели и движущего мотива производства. Как это и соответствовало зачаточной ступени буржуазного производства, эти непризнанные пророки придерживались массивной, осязательной и блестящей формы меновой стоимости, формы всеобщего товара в противоположность всем особым товарам. Собственно буржуазной экономической сферой в то время была сфера товарного обращения. Поэтому с точки зрения этой элементарной сферы они рассматривали весь сложный процесс буржуазного производства и смешивали деньги с капиталом. Непрекращающаяся борьба современных экономистов против монетарной и меркантилистской системы происходит большей частью оттого, что эта система выбалтывает в грубо-наивной форме тайну буржуазного производства, его полное подчинение меновой стоимости. Рикардо — хотя и с ошибочной практической целью — замечает в одном месте, что даже во время голода хлеб ввозится не потому, что народ голодает, а потому, что хлеботорговец делает деньги. Таким образом, в своей критике монетарной и меркантилистской системы политическая экономия ошибается, восставая против нее как против простой иллюзии, как всего лишь ложной теории, и не узнавая в ней варварской формы своего собственного основного положения. Кроме того, эта система сохраняет не только историческое право, но так же в определенных сферах современной экономики она сохраняет полное право гражданства. На всех ступенях буржуазного процесса производства, где богатство принимает элементарную форму товара, меновая стоимость принимает элементарную форму денег, и во всех фазах процесса производства богатство постоянно возвращается на какой-то момент ко всеобщей элементарной форме товара. Даже в самой развитой буржуазной экономике специфические функции золота и серебра как денег, в отличие от их функции средства обращения и в противоположность всем другим товарам, не упраздняются, а только ограничиваются, и, стало быть, монетарная и меркантилистская системы сохраняют свое право. Тот католический факт, что золото и серебро, как непосредственное воплощение общественного труда и, следовательно, как бытие абстрактного богатства, противопоставляются другим, обыкновенным товарам, оскорбляет, разумеется, протестантскую point d'honneur {честь. Ред.} буржуазной политической экономии, и последняя из страха перед предрассудками монетарной системы на долгое время утратила понимание явлений денежного обращения, как это покажет последующее изложение.
Было вполне в порядке вещей, что, в противоположность монетарной и меркантилистской системам, которым деньги известны только в их определенности формы как кристаллический продукт обращения, классическая политическая экономия рассматривала деньги прежде всего в их текучей форме, как возникающую внутри самого товарного метаморфоза и вновь исчезающую форму меновой стоимости. Поэтому, подобно тому, как товарное обращение рассматривается исключительно в форме Т — Д — Т, а эта последняя опять-таки исключительно в качестве совершающегося в виде процесса единства продажи и купли, так и деньги признаются в их определенности формы как средство обращения, в противоположность их определенности формы в качестве денег. Если средство обращения само обособляется в своей функции как монета, то оно превращается, как мы видели, в знак стоимости. А так как классическая политическая экономия имела перед собой прежде всего металлическое обращение как господствующую форму обращения, то она рассматривает металлические деньги как монету, а металлическую монету — как простой знак стоимости. В соответствии с законом обращения знаков стоимости выдвигается то положение, что цены товаров зависят от массы обращающихся денег, а не наоборот, что масса обращающихся денег зависит от цен товаров. Мы находим такой взгляд более или менее намеченным у итальянских экономистов XVII века; этот взгляд то принимается, то отрицается Локком, определенно развивается в «Spectator» (в номере от 19 октября 1711 г.) Монтескье и Юмом. Так как Юм — самый значительный представитель этой теории в XVIII столетий, то с него мы и начнем наш обзор.
При определенных предпосылках увеличение или уменьшение количества либо находящихся в обращении металлических денег, либо находящихся в обращении знаков стоимости оказывает на товарные цепы как будто равномерное воздействие. Если падает или повышается стоимость золота или серебра, в которых меновые стоимости товаров выражаются как цены, то повышаются или падают цены, ибо изменилась их мера стоимостей; а большее пли меньшее количество золота и серебра находится в обращении в качестве монеты потому, что цены повысились или понизились. Однако видимое явление есть изменение цен вследствие увеличения или уменьшения количества средств обращения при неизменившейся меновой стоимости товаров. С другой стороны, если количество находящихся в обращении знаков стоимости уменьшается или увеличивается относительно их необходимого уровня, то оно насильственно сводится к этому необходимому уровню падением или повышением товарных цен. В обоих случаях кажется, что один и тот же результат вызван одной и той же причиной, и этой иллюзии твердо придерживается Юм.
Всякое научное исследование отношения между количеством средств обращения и движением товарных цен требует принятия стоимости денежного материала за данную. Юм, напротив, рассматривает исключительно эпохи революций в стоимости самих благородных металлов, следовательно, революций в мере стоимостей. Повышение товарных цен одновременно с увеличением количества металлических денег- со времени открытия американских рудников образует историческую подоснову его теории, подобно тому, как полемика против монетарной и меркантилистской системы обнаруживает ее практический мотив. Приток благородных металлов может, конечно, увеличиться при неизменяющихся издержках их производства. С другой стороны, уменьшение их стоимости, т. е. необходимого для их производства рабочего времени, обнаруживается раньше всего лишь в увеличении их притока. Следовательно, — говорили более поздние ученики Юма, — уменьшившаяся стоимость благородных металлов обнаруживается в возрастающей массе средств обращения, а возрастающая масса средств обращения — в повышении товарных цен. В действительности, однако, возрастает только цена экспортных товаров, которые обмениваются на золото и серебро как на товары, а не как на средства обращения. Таким образом, цена этих товаров, оцениваемых в золоте и серебре понизившейся стоимости, возрастает по сравнению со всеми остальными товарами, меновая стоимость которых продолжает оцениваться в золоте или серебре в соответствии с масштабом их прежних издержек производства. Эта двойная оценка меновых стоимостей товаров в одной и той же стране может, конечно, быть только временной, и цены, выраженные в золоте или серебре, должны выравняться пропорционально самим меновым стоимостям, так что в конце концов меновые стоимости всех товаров оцениваются в соответствии с новой стоимостью денежного материала. Развитие этого процесса, равно как и способов, посредством которых вообще прокладывает себе путь среди колебаний рыночных цен меновая стоимость товаров, не подлежит здесь рассмотрению. Но что это уравнивание в менее развитые эпохи буржуазного производства происходит весьма постепенно и занимает долгие периоды и, во всяком случае, не идет в ногу с возрастанием количества обращающихся наличных денег, — это убедительно доказано новыми критическими исследованиями о движении товарных цен в XVI веке{106}. Совершенно не относятся к делу излюбленные ссылки учеников Юма на повышение цен в античном Риме в результате завоевания Македонии, Египта и Малой Азии. Характерное для древнего мира внезапное и насильственное перемещение накопленных денежных сокровищ из одной страны в другую, временное уменьшение издержек производства благородных металлов для данной страны благодаря простому процессу грабежа, столь же мало затрагивает имманентные законы денежного обращения, как бесплатная раздача египетского и сицилийского хлеба в Риме не затрагивает общего закона, регулирующего цену хлеба. Юму, как и всем другим писателям XVIII столетия, недоставало материалов, необходимых для детального изучения денежного обращения: с одной стороны, достоверной истории товарных цен, а с другой — официальной непрерывной статистики расширения и сокращения количества средств обращения, прилива и отлива благородных металлов и т. д.; словом, такого материала, который появляется вообще только с полным развитием банковского дела. Теория обращения Юма сводится к следующим положениям: 1) цены товаров в данной стране определяются массой находящихся в ней денег (реальных или символических); 2) деньги, обращающиеся в данной стране, суть представители всех находящихся в ней товаров; по мере увеличения числа представителей, т. е. денег, на каждого отдельного представителя приходится большее или меньшее количество представляемой вещи; 3) если увеличивается количество товаров, цена их падает или стоимость денег возрастает. Если же увеличивается количество денег, то, наоборот, цена товаров возрастает, а стоимость денег падает {Ср. Стюарт, цитированное произведение, т. I, стр. 394–400.}.
«Дороговизна всех вещей», — говорит Юм, — «вследствие избытка денег невыгодна для всякой существующей торговли, так как она позволяет более бедным странам успешно конкурировать с более богатыми на всех иностранных рынках {Давид Юм, цитированное произведение, стр. 300.}… Если рассматривать данную нацию самое по себе, то наличие большего или меньшего количества монет для счета или представительства товаров не оказывает никакого влияния, ни хорошего, ни дурного, точно так же, как не изменится баланс какого-нибудь купца, если в бухгалтерии он будет применять вместо арабской системы счета, требующей немногих цифр, римскую, требующую большего их количества. Более того, большое количество денег, подобно римским счетным знакам, представляет даже неудобство и требует большего труда как для их сохранения, так и для транспортировки» {Там же, стр. 303.}.
Чтобы вообще что-либо доказать, Юм должен был бы показать, что при данной системе счетных знаков количество употребляемых цифр зависит не от величины числового значения, а, наоборот, величина числового значения зависит от количества употребляемых знаков. Совершенно справедливо, что никакой выгоды не представляет оценивать или «считать» товарные стоимости в золоте или серебре, стоимость которых упала; поэтому вместе с ростом суммы стоимостей обращающихся товаров народы всегда находили более удобным считать в серебре, чем в меди, и в золоте, чем в серебре. По мере того, как они становились богаче, они превращали менее ценные металлы во вспомогательную монету, а более ценные — в деньги. С другой стороны, Юм забывает, что для исчисления стоимостей в золоте и серебре ни золото, ни серебро не должны непременно иметься в «наличности». Счетные деньги и средства обращения у него совпадают, и те и другие являются для него монетой (coin). Так как изменение стоимости меры стоимостей, или благородных металлов, функционирующих как счетные деньги, приводит к повышению или падению товарных цен, а, стало быть, также и массы обращающихся денег при неизменной быстроте обращения, то Юм делает вывод, что повышение или падение товарных цен зависит от количества обращающихся денег. Что в XVI и XVII столетиях не только увеличилось количество золота и серебра, но одновременно уменьшились издержки их производства — в этом Юм мог убедиться на факте закрытия европейских рудников. В XVI и XVII столетиях товарные цены в Европе повышались вместе с ростом массы ввозимого американского золота и серебра; следовательно, товарные цены в каждой стране определяются массой находящегося в ней золота и серебра. Это было первым «необходимым выводом» Юма {Давид Юм, цитированное произведение, стр. 303.}. В XVI и XVII столетиях цены возрастали не в одинаковой степени с увеличением количества благородных металлов; прошло более полувека, прежде чем обнаружилось какое-то изменение в товарных ценах, и даже потом прошло еще много времени, прежде чем меновые стоимости товаров стали оцениваться повсеместно в соответствии с понизившейся стоимостью золота и серебра, следовательно, прежде чем революция охватила все товарные цепы. Поэтому, заключает Юм, — который в полном противоречии с основами своей философии некритически превращает в общие положения односторонне наблюдаемые факты, — цена товаров или стоимость денег определяется не абсолютным количеством находящихся в данной стране денег, а количеством золота и серебра, которое действительно входит в обращение; однако, в конце концов, все находящееся в стране золото и серебро должно быть в виде монеты поглощено обращением{107}. Ясно, что если золото и серебро обладают собственной стоимостью, то, — отвлекаясь от всех других законов обращения, — только определенное количество золота и серебра может находиться в обращении как эквивалент данной суммы товарных стоимостей. Стало быть, если любое случайно находящееся в стране количество золота и серебра, безотносительно к сумме товарных стоимостей, должно входить в качестве средства обращения в процесс товарного обмена, то золото и серебро не обладают никакой имманентной стоимостью и поэтому не представляют собой в сущности действительных товаров. Это третий «необходимый вывод» Юма. По его мнению, товары входят в процесс обращения без цены, а золото и серебро — без стоимости. Поэтому он никогда и не говорит о стоимости товаров и о стоимости золота, а только о их количественном соотношении. Уже Локк говорил, что золото и серебро имеют якобы только воображаемую или условную стоимость; это — первая грубая форма противоположности по отношению к утверждению монетарной системы, что только золото и серебро имеют истинную стоимость. То обстоятельство, что денежное бытие золота и серебра проистекает только из их функции в общественном процессе обмена, истолковывается в таком смысле, будто они имеют свою собственную стоимость и, следовательно, величину своей стоимости благодаря общественной функции{108}. Таким образом, золото и серебро суть вещи, не имеющие стоимости, по в процессе обращения они получают фиктивную величину стоимости как представители товаров. Благодаря этому процессу они превращаются не в деньги, а в стоимость. Эта их стоимость определяется пропорцией между собственным их количеством и количеством товаров, так как оба эти количества должны друг друга покрывать. Если, таким образом, Юм вводит золото и серебро в мир товаров как нетовары, то, наоборот, как только они появляются в определенности формы монеты, он превращает их в простые товары, который обмениваются на другие товары путем простой меновой торговли. Если бы товарный мир состоял из одного-единственного товара, например из одного миллиона квартеров зерна, то было бы весьма просто представить себе, что один квартер обменивается на две унции золота, если золота имеется 2 миллиона унций, и на 20 унций золота, если золота имеется 20 миллионов унций; что, следовательно, цена товара и стоимость денег повышаются или падают в обратной пропорции к наличному количеству денег{109}. Но товарный мир состоит из бесконечно различных потребительных стоимостей, относительная стоимость которых никоим образом не определяется их относительными количествами. Каким же образом представляет себе Юм этот обмен между массой товаров и массой золота? Он довольствуется бессмысленно наивным представлением, что каждый товар, как часть совокупной товарной массы, обменивается на соответствующую часть золотой массы. Совершающееся в виде процесса движение товаров, которое возникает и силу заключающегося в них противоречия между меновой стоимостью и потребительной стоимостью, которое проявляется в обращении денег и кристаллизуется в различных определенностях формы денег, исчезает, таким образом, и на его место вступает воображаемое механическое уравнение между весовой массой находящихся в стране благородных металлов и имеющейся в это время налицо товарной массой.
Сэр Джемс Стюарт начинает свое исследование о монете и деньгах подробной критикой Юма и Монтескье{110}. Он, в сущности, первый, кто ставит вопрос: определяется ли количество обращающихся денег товарными ценами или товарные цены — количеством обращающихся денег? Хотя его изложение затемняется фантастическим взглядом на меру стоимостей, неопределенным представлением о меновой стоимости вообще и пережитками меркантилистской системы, тем не менее он открывает существенные определенности форм денег и общие законы денежного обращения, так как он не ставит механически товары на одну сторону и деньги на другую, а действительно развивает различные функции денег из различных моментов самого товарного обмена.
«Употребление денег для внутреннего обращения может быть сведено к двум основным пунктам: это — уплата того, что кто-либо должен, и покупка того, что кому-либо необходимо; и то и другое, вместе взятое, образует спрос на наличные деньги (ready money demands)… Состояние торговли и мануфактур, образ жизни и обычные расходы жителей — все это, вместе взятое, регулирует и определяет размер спроса на наличные деньги, т. е. количество отчуждений. Чтобы осуществить эти разнообразные платежи, необходимо определенное количество денег. Это количество, в свою очередь, может увеличиваться или уменьшаться, смотря по обстоятельствам, хотя количество отчуждений остается одним и тем же… Во всяком случае, обращение какой-либо страны может поглотить только определенное количество денег» {Джемс Стюарт, цитированное произведение, т. II, стр. 377–379 и сл.}.
«Рыночная цена товара определяется запутанным действием спроса и конкуренции (demand and competition), которые совершенно не зависят от находящейся в стране массы золота и серебра. Что же делается с золотом и серебром, которые не требуются в качестве монеты? Они накопляются как сокровище или служат материалом для выработки предметов роскоши. Если же масса золота и серебра падает ниже необходимого для обращения уровня, то их заменяют символическими деньгами или другими вспомогательными средствами. Если благоприятный вексельный курс привлекает в страну избыток денег и одновременно прекращает спрос на их пересылку за границу, то они часто попадают в сундуки, где становятся столь же бесполезными, как если бы они лежали в рудниках» {Цитированное произведение, стр. 379–380 и сл.}.