Пройдя через крохотные сени, посетитель оказывался в небольшой зале. Даже при дневном свете любому посетителю требовалось некоторое время, чтобы начать видеть хоть что-то в царившем здесь полумраке. Небольшие оконца, не мытые со дня постройки, свет с улицы почти не пропускали. Разглядеть через них снаружи, что происходит внутри, также не было никакой возможности, и это служило единственным оправданием слоям грязи, скопившимся на стеклах.
Над стойкой горела керосиновая лампа, дававшая, впрочем, больше чаду, чем свету, но разглядеть скучающего подле стойки хозяина она позволяла. Был он круглолиц, рыж волосами и украшен изобильно разбросанными по лицу конопушками, за что получил от постоянных клиентов прозвище Никитка Рыжий.
Дверь, страшно заскрипев, впустила в залу посетителя. Это был молодой парень могучего телосложения, одетый в распахнутый, несмотря на мороз, полушубок и высокие сапоги. Первым делом гость, сощурив глаза, осмотрел цепким взглядом помещение. За угловыми столиками сидели пять или шесть оборванцев, очевидно зашедших сюда погреться после холодной ночи, проведенной где-нибудь под кирпичным сараем. Еще один столик занимал мужчина, одетый в старое, но опрятное пальто. По тому, как он нервно и суетливо курил папиросу, было заметно, что этот человек здесь впервые, чувствует себя не в своей тарелке и, если бы не дожидался кого-то, ему очень нужного, то предпочел бы покинуть заведение со всей возможной поспешностью. Парень в полушубке хмыкнул и, растянув губы в улыбке, обнаружившей отсутствие переднего зуба, сделал шаг к стойке.
– Никите Ивановичу наше особенное!
Хозяин пристально вгляделся в подошедшего и также заулыбался в ответ:
– И тебе, Семен, здорову быть. Ну, чем тебя потчевать прикажешь? За гривенник налить, что ль?
– Сыпь за гривенник, – согласился посетитель.
Хозяин наклонился, из-под прилавка достал большой фаянсовый чайник, в котором держал водку для «мелкого потребления», и, наполнив стакан, толкнул его клиенту. Тот выпил, резко выдохнул и вновь обратился к хозяину:
– Дай ты, братец, мне пока что полбутылки с красной головкой да огурчиков солененьких парочку! Да снеси все на ту половину и никого из чужих туда не пускай! Надо мне здесь с человеком повидаться.
Никитка Рыжий понимающе кивнул и пропустил гостя в маленькую комнату позади буфетной стойки. Сам же на полминуты задержался, исполняя неприхотливый заказ, который принес вскоре. Выйдя из комнатушки в зал, он плотно притворил за собой дверь и вновь заскучал за стойкой в ожидании следующего посетителя.
Новый гость не заставил себя ждать и шагнул с улицы в самом скором времени. Глядя на него, хозяин с легким удивлением приподнял вверх рыжие брови, но ничем другим своего удивления не выказал: гость хоть и был ему незнаком, а значит, объявился здесь впервые, но в остальном не слишком выделялся среди прочих случайных посетителей. Парнишка лет пятнадцати-шестнадцати пристукнул у порога сапогами, сбивая с них снег, там же, у порога, расстегнул овчинный тулупчик и шагнул к стойке, на ходу снимая картуз:
– Здравствуйте, дяденька! – поприветствовал он хозяина заведения.
– И тебе того же, – вполне добродушно ответил хозяин, без стеснения разглядывая пришедшего. Руки гостя, крупные и крепкие, были чисты, лишь кое-где под ногтями виднелись черные полоски; волосы коротко стрижены и расчесаны на прямой пробор с лампадным маслом, чтобы не топорщились. Но все равно топорщатся. Одет небогато, но вся одежда крепкая и чистая. Явно не из подмастерьев, скорее, у какого купца в помощниках служит. Вот и глаза не бегают туда-сюда, а смотрят прямо, уверенно.
– Чего заказывать станешь? – поинтересовался Никита Иванович, завершив свой осмотр.
– Да, может, чего и закажу, только сперва дозвольте вопрос задать.
– Спрашивай, – пожал плечами трактирщик.
– Дело у меня образовалось такое, что, боюсь, без вашей подмоги не обойтись.
– Небось, спер чего у хозяина и продать хочешь? – безо всякого укора спросил Никита Иванович. – Так это не по адресу.
– Как можно? – в тон ему без смущения ответил паренек. – Дело у меня чистое, хоть и необычное. Рассказать? Батюшка мой, царство ему небесное, в канцелярии при архиве служил. А как там ремонт и перестановки затеяли, принес в дом несколько коробок с выброшенными бумагами. Бумага для растопки вещь незаменимая. Я в тех бумагах поковырялся из чистого любопытства и кой-чего решил в огонь не бросать, а оставить для прочтения. Да и забыл о них. Не до того стало, а нужно было себя да мать кормить, потому как помер отец-то. А тут с полгода назад разговор услышал, что сейчас у богатых людей мода такая пошла – разные старинные штуковины да документы собирать. И платят порой за них немереные деньжищи. Вот я те отложенные, сохраненные бумаги просмотрел и пошел с одним таким документом к трактирщику Елсукову. Я у него порой по хозяйству помогал за поесть, а больше и чаще батюшку своего из его трактира вызволял, вот и свел знакомство и знал, что есть у него такие люди, что к разным вещам интерес имеют и готовы пусть небольшие деньги, но заплатить.
– Ну и что тебе Ресторатор ответил?
– Кто?
– Да Елсуков твой. Он все мечтал денег скопить да серьезную ресторацию открыть. Как напьется, так спасу нет от его прожектов. Вот его и прозвали Ресторатором.
– А-а-а! Долго рассказывать, потому как много чего он наговорить мне успел. А если совсем коротко сказать, то упросил я его, нашел он мне покупателя. Сводить меня с ним не стал, но продать, о чем я просил, – продал.
– И какую цену дал? – проявил искрений интерес Никитка Рыжий.
– Двадцать рублей! И я так полагаю, что себе он и того больше хапнул. Да мне и двадцати рублей не дал бы, ежели бы я не намекнул, что имею про запас более ценные экземпляры.
– Ну, то, что себе он большую часть хапнул, – это дело известное. Честности в нем никогда не было замечено, – вздохнул Никитка Рыжий с таким видом, будто сам был безукоризненно чист. – А ты, стало быть, после его смерти решил ко мне обратиться?
– Так к кому еще, если никого другого я знать не знаю, кто бы помочь мог. Вот только про вас и слышал.
– И то верно, откуда тебе, ветошному[24], в курсе таких дел пребывать?
– Так я в блатные и не лезу. Ветошный, так ветошный. Вы мне, дяденька, про дело мое ответьте.
– Обождать чуток придется ответа-то. Хочешь – завтра заглядывай, хочешь – садись за стол, чайку попей. Мне самому по такому нежданному делу совет нужен, а толковый человек скоро подойти должен. Так как?
– Я, пожалуй что, обожду.
– Чай подавать или чего погорячее?
– Чай, дяденька. От чего погорячее у моего батюшки удар случился, так я в ту сторону и смотреть не желаю.
– Твое дело, – равнодушно бросил ему хозяин и кивнул в сторону свободного столика. – Садись туда, чай я тебе принесу. А как придет мой человек, так все и обсудим. И мой процент тоже.
– Это мы с пониманием. Как же вам без своей выгоды?
С этими словами паренек отошел от стойки и сел за указанный столик. Хозяин принес ему чай в почти чистом стакане, а сам продолжал за ним присматривать. Сидел гость спокойно, по сторонам головой не вертел, прихлебывал горячий чай и закусывал его ситной булкой и куском колбасы, на нее положенным.
Тем временем посетителей прибавилось. Один из них прямиком прошел к столу, за которым сидел гость, нервно курящий уже невесть какую по счету папиросу. Разговор у них завязался тихий, лишь однажды пришедший повысил голос:
– Экий ты непонятливый! Я сказал, что фраера[25] подмочить надо, то есть напоить как следует, чтобы лыка не вязал. Можешь ли так соответствовать?
Собеседник его закивал головой, и разговор вновь стал неслышим. Да и хозяину пришлось нести заказ на «ту половину», где к Семену присоединился еще один посетитель. Вернувшись, он глянул на ходики, висевшие сбоку от стойки, пожал плечами в некотором недоумении, но тут же радостно развернулся на снова заскрипевшую дверь. Но радость его оказалась вовсе не уместной, потому что вместо долгожданного гостя на пороге появился полицейский пристав в сопровождении квартального надзирателя и трех низших чинов.
– Ну здравствуй, Никита Иванович, – вежливо поздоровался пристав. – Давненько мы к тебе не наведывались. Да ты, кажись, и не рад нам?
– Да я рад и это… со всем почтением.
– Ну и славно. Для начала проводи нас на «ту сторону».
Никитка Рыжий с понурым видом провел полицию в комнатку за стойкой.
– Виноват, господа, – сказал он с порога. – Но тут по вашу душу новые гости прибыли.
– О, господин Егорин, Кондратий Петрович собственною персоной. И Сенька Козырь за компанию, – обрадовался пристав. – Позвольте вас на радостях к себе в гости зазвать.
Сидевшие на «той половине» отнеслись к происшествию с полным безразличием. Чего нельзя сказать о гостях, находившихся в зале. Более всего неприятностей доставил тот самый курильщик. Он стал кричать о беззаконии, отталкивать полицейского, который попытался вытащить его из-за стола силой. Утихомирил буяна его же собеседник:
– О, господин Егорин, Кондратий Петрович собственною персоной. И Сенька Козырь за компанию, – обрадовался пристав. – Позвольте вас на радостях к себе в гости зазвать.
Сидевшие на «той половине» отнеслись к происшествию с полным безразличием. Чего нельзя сказать о гостях, находившихся в зале. Более всего неприятностей доставил тот самый курильщик. Он стал кричать о беззаконии, отталкивать полицейского, который попытался вытащить его из-за стола силой. Утихомирил буяна его же собеседник:
– Заткнись! – рявкнул он. – Твое дело – выполнять распоряжения властей да помалкивать.
Последние слова, в особенности «помалкивать», были произнесены весьма многозначительно, но обратил на это внимание лишь сидевший поблизости паренек в овчинном тулупчике.
Из числа посетителей харчевни в полицейский фургон были препровождены практически все. Лишь трое изрядно пьяных попрошаек, обитавших за угловым столиком в самом дальнем углу заведения, такой чести удостоены не были. Полицейский, подошедший к ним, оглянулся на начальство, пристав лишь брезгливо передернул плечами: мол, оставь их в покое, толку от них не будет, одна морока.
Поначалу полицейский прошел и мимо паренька в тулупчике, но затем вернулся и, придерживая за локоть, повел его к выходу.
16
– Михеич меня узнал, но виду не подал, прошел мимо. А мне разговор за соседним столиком показался важным, хоть никакого отношения к нашему делу не имел. Стало быть, все равно в полицию пришлось бы идти, ну я и решил: пусть и меня арестуют, может, окончательное содержание того разговора узнаю. Вот и попросил тихонько Михеича арестовать меня. Так что сюда, можно сказать, с комфортом был доставлен, – объяснил свое поведение при встрече с полицией Петя. – Да к тому же я надеялся что-нибудь другое интересное по дороге услышать. В самой-то харчевне я ведь ничего толком и не узнал. Но только в фургоне, в котором нас везли, никто ни о чем не говорил, молчали все. Лишь один жулик сказал, что раз никаких дел серьезных в городе не было, а он бы про них точно знал, значит, облава устроена из-за убийства монахини. Так что никому беспокоиться не следует, разговаривать с полицией надо без боязни и откупаться, выгораживая себя и засыпая других, нет нужды. И так всех должны отпустить. А дальше все просто молчали. Но зато уже здесь мне кое-что удалось узнать. Вот смотрите.
Петя выгреб из кармана тулупчика горсть мелких клочков бумаги и стал их раскладывать прямо на диване. Вскоре каждый клочок был пристроен на нужное место, и мы с Михаилом увидели прямоугольник визитной карточки. «Месье Жан Птижан. Предприниматель» было написано на ней по-русски и по-французски.
– Так, так, так… Очень мне это напоминает фигуранта по делу Микульского, – задумчиво произнес Михаил. – Тот, помнится, звался месье Жак Гранжак и был скупщиком краденого.
– И визитка у него была точно такая же, – добавила я, разглядывая выложенный Петей «пасьянс» из клочков бумаги. – Похоже, что в одной типографии печатали. А знаете, Михаил, сегодня днем мне уже рассказали об этом месье. Именно как о скупщике краденого, которому можно продать драгоценности.
Михаил Аполинарьевич и Петя вопросительно посмотрели на меня. Пришлось коротко рассказать о происшествии с артистами из цирка, о моих розысках возка и разговоре с извозчиком.
– Откуда у вас это? – спросил Михаил у Пети, кивнув на собранную из обрывков визитную карточку.
– В кутузке подобрал. Один тип, с бородкой который, ее порвал и под скамейку бросил. А я подобрал.
– Это вы очень правильно поступили. Не может такого быть, чтобы это было простое совпадение. И скорее всего тот, кто изумруд похитил, а значит, и убийство совершил ищет этого Жана, раз возок возле харчевни видели. Найдем Жана – появится шанс схватить убийцу. А если и не шанс, то хотя бы направление в розыске. А то, как я понимаю, у господина Янкеля расследование пока стопорится.
В дверь без стука вошел человек лет сорока на вид, с бесцветными волосами и столь же бесцветными глазами.
– Ну что, Михаил, – не здороваясь, да и вообще не обращая на нас внимания, обратился он к помощнику следователя. – Есть какие зацепки?
– По результатам допросов, Генрих Эрастович, почитай что ничего. Но вот от этих молодых людей любопытная информация поступила.
Генрих Эрастович чуть вскинул брови, давая понять, что готов выслушать прямо сейчас.
– Есть сведения, что в нашем городе объявился новый перекупщик краденого, интересующийся помимо прочего ювелирными изделиями. Вполне возможно, что изумруд, если он еще в городе, попытаются предложить именно ему. Да вот еще любопытный документ из холодной принесли, опять же касающийся этого перекупщика.
Следователь Янкель бросил взгляд на визитку и хмыкнул:
– Кто ее порвал – известно?
– Известно. Александр Иванович Залетный, он же Сашка Пройди Свет. Более того, известно, что Пройди Свет задержан за компанию с приказчиком из Иркутска, который собирался навести его на своего хозяина. Так что есть у нас на чем его разговорчивее сделать.
– Хорошо. Ты, Михаил Аполинарьевич, зайди ко мне. Мы этот вопрос обсудим да примемся за эту парочку по второму кругу. А остальных, пожалуй, и отпустить можно. Егорина с Сенькой Козырем попридержим до послезавтра, может, испортим неведомые их замыслы – не за просто так они в харчевне объявились, – а всех прочих распорядись выгнать прямо сейчас.
Не дожидаясь ответа, он вышел из кабинета.
– Простите, вынужден прервать нашу беседу, – сказал Михаил, поднимаясь. – Да и у вас, помимо сыска, уж наверное, дела есть.
Мы распрощались и вышли на улицу.
– Ну-с, извольте теперь объяснить, почему вы пустились в эту авантюру, – потребовала я отчета от Пети. – Почему мне ничего не сказали?
– Я хотел. Правда, хотел. Но вы при вчерашней встрече повели себя странно и сами не желали со мной разговаривать.
Ответить мне было нечего, все верно. Чуть помолчав, я собралась с духом и сказала:
– Вы меня простите. Уж не знаю, как это получилось, но я и в самом деле вела себя странно. Сама не пойму отчего. Точнее, причина мне известна: мне поначалу показалось, что вы в костюмерной обнимались не с манекеном, а с живой девушкой. И я очень на вас рассердилась. Но когда все выяснилось, не смогла успокоиться и продолжала сердиться уже безо всякой причины. А потом целый день придумывала, как попросить у вас прощения.
Петя непонятно с чего заулыбался.
– Ну вот, даже вам смешно.
– Мне не смешно. Мне приятно. Потому что вы были сердиты на меня из-за ревности. А раз вы ревнуете, значит, я вам не безразличен.
Я собралась было снова рассердиться на своего товарища за его непомерное самомнение, но вовремя передумала.
– Пойдемте быстрее в библиотеку, – сказала я. – Вам следует переодеться и отправляться домой. А то вы себя сегодня без обеда оставили.
– Ничего. Я в харчевне чай пил с булкой и колбасой. Полиция меня забрала, когда я еще и не рассчитался. А как известно, на дармовщинку и сухая корка за пирожное почитается.
– А что за предмет или документ вы собирались продавать?
– Есть, то есть была, у папеньки грамота от самого царя Бориса. Так один проезжий купец из Бельгии, как ее увидал, аж затрясся весь: «Афтограф сам царь Борис Годуноф! Протавайте мне! Я десят тысячей платит буду!» Но папенька решил, что правильным будет эту грамоту в университет передать. Вот я и придумал этот автограф «на продажу» предложить. Сначала хотел про какую-нибудь брошь наврать, потом решил, что неправдоподобно получится, – откуда у меня брошь, да отчего ее, если она есть и не краденая, в ломбард не снести? А так получилось, что вещь и не краденая, и в ломбард не отнесешь. Жаль, не успел тот нужный человек прийти, хотя про перекупщика и так узнать получилось. А что вы сами об этом думаете?
– Да то же, что и Михаил Аполинарьевич: уж больно имена у двух перекупщиков похожи, не может это быть простым совпадением. Только давайте уговоримся: пусть этого месье полиция ищет!
Петя кивнул.
– А чтобы вам скучно не стало, я и для нас занятие нашла. Я вот что думаю: всякие карлики и пигмеи, не говоря уж о дрессированных обезьянах, – глупости. Бывают обычные взрослые люди очень маленького роста. Даже еще меньшего, чем у Гоши. Возле монастыря мы нашли два разных следа: один детского размера, второй – обычный, взрослым человеком оставленный. Очень маленький человек привлекает внимание, а раз люди эти не чисты на руку, им такое внимание ни к чему. Так как этого избежать?
– Выдать маленького за ребенка! – почти не раздумывая, ответил Петя.
– Вот. И получается, что этот ребенок путешествует с кем-то взрослым. Скорее всего под видом сына с отцом. Или дяди с племянником. Но, может, и еще как-то. Вот нам и надо разузнать, не останавливалась ли в наших гостиницах такая не слишком часто встречающаяся пара.
– Гостиницы проверить не сложно, – загорелся Петя, но тут же вздохнул, почесал под фуражкой затылок и еще раз вздохнул. – Но ведь есть еще и меблированные номера, а главное – люди на постой и на квартирах останавливаются. А то и вовсе есть тут у них родственники или знакомые.