Ирина попыталась рассердиться. За кого он ее принимает? За неразборчивую шлюшку? Подняла руки, чтоб оттолкнуть, но лифт вновь тряхнуло, и удушающий страх заставил ее положить руки на плечи мужчине. И ее вдруг закрутил странный вихрь, уносивший все дальше и дальше. Сколько времени они так простояли, она не поняла. Только когда загорелся свет и кабинка плавно поплыла наверх, Ирина опомнилась и резво отпрыгнула в сторону.
И вовремя. Дверцы лифта уже расходились в стороны. На площадке, воплощая в жизнь ее худший кошмар, стояла довольная начальница. Не обращая внимания на незнакомого мужчину, злорадно заявила:
– Ну, все! Опять вы, Ирина Павловна, не выполнили моих указаний! Вы уволены!
Вмешавшись в разговор, мужчина саркастично поинтересовался, за что. За то, что в здании плохо работают лифты?
Начальница сердито прищурилась и высокомерно спросила, кто он такой и что делает в ее банке?
Тот саркастично парировал, что здание не ее, а банка, и она всего лишь заведующая филиалом, а не владелица. К тому же к имуществу банка она относится нерачительно.
Возмущенная начальница потребовала от непочтительного незнакомца немедленно убраться, пригрозив вызвать охрану.
И тут ее ждал неприятный сюрприз. Язвительно усмехаясь, тот представился Александром Максимовым, начальником контрольно-ревизионного отдела головного банка, присланным сюда для проведения внеплановой проверки. Начальница вмиг сникла, угодливо пригласив дорогого гостя в свой кабинет. На Ирину даже не взглянула, и та быстро покинула поле битвы.
Забежав в служебной кабинет, включилась в общий ритм работы. В конце рабочего дня аккуратно убрала в сейф бумаги, выключила компьютер и ушла домой. Думала только том, что теперь делает Максимов. Мечтательно проведя пальцем по губам, все еще помнившим вкус его фантастического поцелуя, признала, что никогда прежде с ней ничего подобного не было. Хотя, возможно, это только последствия пережитого экстрима. Говорят же, что при опасности обостряются все чувства, теперь она в этом убедилась на собственном опыте. Конечно, в обыденной жизни такое невозможно. Или возможно? Жаль, но теперь ей этого никогда не узнать.
Через неделю всех сотрудников вызвали в актовый зал и представили нового руководителя. Тот назначил внеплановую аттестацию, пообещав оргвыводы по ее итогам. Камарилья бывшей начальницы засуетилась, многим грозило увольнение.
Ирина волновалась тоже. Но не по поводу аттестации, а из-за Максимова, который уехал, не попрощавшись. Хотя искать встречи со случайной спутницей, с которой обменялся в лифте вынужденным поцелуем, смешно. Это у нее гипертрофированное воображение и ей нужно держать себя в руках.
Аттестацию она выдержала блестяще и работала под началом нового босса спокойно. Вскоре в Москву на курсы повышения квалификации были вызваны три сотрудницы банка, в том числе и она. Поселили их в ведомственную гостиницу, каждую в отдельный комфортабельный номер.
Чего греха таить, Ирина мечтала хоть одним глазком, хоть издали увидеть Максимова. Зачем, не знала и сама. Эта зацикленность была так не похожа на ее обычную уравновешенность, что казалась сродни болезни. Она даже несколько раз порывалась спросить, в каком корпусе он работает, но останавливала себя. Зачем ей еще одно потрясение? В ее жизни их и без того было немало.
В один из дней она вернулась с занятий в гостиницу уставшая и разочарованная. Вошла в номер и испуганно вскрикнула, когда навстречу ей в полутьме с кресла поднялся крупный мужчина. Включив свет, узнала Максимова. Ей захотелось кинуться ему на грудь, но вместо этого она потребовала объяснить, что он тут делает.
Виновато передернув плечом, тот признался, что ему уж очень захотелось кое в чем убедиться. Ирина уставилась на него недоумевающим взглядом, но спросить, что он имел в виду, не успела. Он быстрым движением обнял ее, приподнял подбородок и приник к губам. И снова она ощутила поток сверкающей энергии, лившейся откуда-то сверху. Он уносил в неведомое, заставляя забыть все принципы.
Первым пришел в себя Максимов, отстранился и потрясенно взглянул на Ирину. Вот это да! Гораздо лучше, чем тогда, в лифте. А ведь он думал, что это ему почудилось из-за чрезвычайности обстановки. Но теперь обстановка самая обычная, а ощущения от поцелуя ошеломляющие. Что она думает на этот счет?
Ирина не думала. Думать она просто не могла. Все тело превратилось в желе, и внизу живота что-то мелко подрагивало. Но сделать шаг назад она все же смогла, и теперь смотрела на него взглядом затравленного кролика.
Он нахмурился. Неужели она замужем?
Ирина отрицательно мотнула головой и призналась, что уже нет.
Максимов заметно повеселел. И у него с семейным положением аналогично. Заметив на ее лице неприязненную тень, оправдываясь, добавил, что не виноват в уходе жены. Та встретила американского миллионера, более перспективного во всех отношениях. Его вины в их разводе нет.
Ирина с облегчением вздохнула и застенчиво улыбнулась.
Улыбнувшись в ответ, он с неожиданной неуверенностью спросил:
– Может, останешься в Москве? Можно пока пожить здесь, в гостинице, или снять квартиру. На работу я тебя устрою, вакансий в наших филиалах по Москве полно.
Ирина, не раздумывая, согласилась.
Они встречались около двух месяцев, потом Ирина переехала к нему.
С той поры прошло несколько лет. Они женаты, у них трое малышей, два сына-близнеца и новорожденная дочка. Ирина время от времени с благодарностью вспоминает лифт, так своевременно познакомивший их друг с другом. Александр тоже не дает ей забыть их первую встречу, при каждом удобном случае целуя жену в лифте.
Молитва
Александр не верил ни в бога, ни в черта. Он всего в жизни добился своими руками, без помощи потусторонних сил. И теперь, когда его единственный сын попал в автокатастрофу, маялся, не зная, что предпринять. Он предложил врачам огромные деньги, но они только посмотрели на него, как на сумасшедшего и сказали, что все в руках Божиих.
Он понуро сидел в коридоре клинической больницы перед дверями операционной, когда проходившая мимо медсестра в угнетающе-белом халате посоветовала ему помолиться в церкви напротив и поставить свечу за здравие.
Александр никогда не был в церкви, но это было какое-никакое, но действие, а сидеть и ждать он никогда не умел. Всегда считал, что ожидание удел людей слабых, а действие – сильных.
Прикинув, что жена подъедет еще нескоро, соскочил с неудобной больничной кушетки и вышел на улицу. Дул сильный ветер, срывавший с деревьев последние желто-красные листья. Александр быстро перебежал улицу и очутился перед небольшой каменной церковью. Окинув ее быстрым взглядом, с неудовольствием констатировал: новодел. Наверняка и иконы новые, ненамоленные. О том, что иконы и сама церковь должны быть старыми, слышал еще в детстве от прабабки.
Пожав плечами, – что ж, на безрыбье и рак рыба, – нырнул в тишь низкого свода. В притворе женщина в черном платке продавала церковную утварь. Он спросил у нее, что нужно делать, чтобы человек выздоровел. Она посоветовала обратиться к отцу Михаилу, он все расскажет.
Внимательно оглядевшись, Александр пошел в церковь. Лишь пройдя до середины, догадался перекреститься. Сделал он это слишком широко, с залихватским размахом.
Молодой священник с усталым лицом, в длинном черном одеянии, тотчас понял, что перед ним новичок, и, легкими шагами подойдя к прихожанину, спросил, что случилось. Его голос звучал мягко и сочувственно, но Александр, уверенный, что слабость порок, который никому нельзя показывать, в ответ лишь непроницаемо спросил:
– Мне помолиться нужно за здравие. Как это сделать? – у него язык не поворачивался назвать этого мальчишку «отец Михаил». Какой он ему «отец»?
Священник спокойно посоветовал:
– Купите свечу и поставьте у лика Спасителя нашего или Божьей матери. Но можно и у Николая-чудотворца. Иконы святого Пантелеймона в нашем храме, к сожалению, еще нет. И, конечно, сотворите молитву. Но молитву нужно читать от чистого сердца. Это же не просто слова. Вы крещеный?
– Да.
– Наверное, бабушка крестила еще во младенчестве?
– Прабабка. Бабка у меня атеисткой была. Как говорится – спортсменка, комсомолка, красавица. А потом и коммунистка.
– Понятно. Вы в святом храме за всю свою жизнь наверняка ни разу не были?
– Не был.
Давая понять, что этот пустой разговор ему надоел, Александр резко развернулся и отправился в притвор. Женщина с печально склоненной головой смотрела на икону, чуть заметно шевеля губами, видимо, читая молитву.
– Мне самую дорогую свечу.
– Самые дорогие свечи – венчальные. Вам они нужны?
– Да нет. – В голове почему-то мелькнуло, что с женой они не венчались. Александр удивился этой странной мысли, – какая разница – венчались, не венчались? – Мне свечу за здравие.
Получив внушительной величины свечу, поставил ее на подсвечник, неловко перекрестился и задумался. Как прочесть молитву, если не знаешь ни одной?
Снова вернулся к женщине и попросил молитвенник. Открыл его на молитвах «О здравии» и принялся читать, спотыкаясь на каждом слове.
Рядом снова оказался священник.
– Будет гораздо лучше, если вы попросите о чем-либо своими словами, но от души.
– Неформально, что ли?
– Пусть будет неформально.
Александр кивнул головой, прикрыл тяжелые веки и попытался сосредоточиться. Не получилось, слова выходили тяжелые, будто по принуждению.
– Может быть, вам сначала нужно покаяться, очистить душу? – назойливости священника не было предела.
Александр не считал себя грешником. Он и жене-то не изменял. Ну, почти, а это, как всем известно, птичий грех.
– Нет у меня грехов. И каяться мне не в чем.
Священник задумчиво покивал головой чему-то своему.
– Конечно, конечно. Но только гордыня – это уже тяжкий грех.
Александр удивился.
– Никогда гордыней не страдал. Я со всеми общаюсь запросто.
Отец Михаил задумчиво протянул:
– Очень трудно помочь человеку, если он того не желает.
Александр хотел было возразить, но осекся. В словах священника была доля истины. Он не то что не хотел помощи, он просто привык со всеми проблемами справляться сам. Но только вот сумеет ли он справиться и с этой?
В церковь зашла молодая пара, оглядывающаяся вокруг с недоуменным опасением, и отец Михаил поспешил к ним на выручку. На мгновенье Александр почувствовал себя обездоленным, но тут же стряхнул с себя это неуместное чувство. Взглянув на часы, решил, что сделал здесь все, что мог, и отправился в больницу.
В коридоре перед операционной сидела жена, горестно плакавшая в платочек. Александр поморщился, он не терпел женских слез. Заслышав тяжелые шаги, Светлана подняла голову, увидела его и прекратила рыдать, сжавшись в комочек и отодвинувшись к самому краю кушетки.
Это покоробило Александра. Почему она ведет себя так, будто он ей чужой? И тут же в мозгу вспыхнула неприятная догадка: а ведь она и впрямь воспринимает его как чужого!
Перед глазами вдруг возникло ее веселое и смеющееся лицо, то, каким оно было двадцать лет назад, в то время, когда он увидел ее впервые и решил, что именно эта девушка станет его женой. Когда же она превратилась в это тихое и затравленное существо? И чья в этом вина?
Вопрос был чисто риторический. Конечно, в этом виноват он. Своей нетерпимостью, самоуверенностью, нежеланием ее уважать он уничтожил ту милую девочку, которой она когда-то была. Это открытие ему не понравилось, и он скривился. Ни к чему заниматься самоуничижением. Он такой же, как все. Есть и хуже.
– Новости есть?
– Нет.
Александр поежился. Светлана и в самом деле говорила с ним, как с незнакомцем. Ему даже показалось, что без него ей было бы гораздо легче. По крайней мере, не нужно было бы сдерживаться.
Он внезапно подвинулся к жене, обнял ее, и, прижав ее голову к своему плечу, прошептал вдруг охрипшим голосом:
– Поплачь, тебе будет легче.
От неожиданности та замерла, но, тоненько всхлипнув, начала плакать, безнадежно хлюпая носом. Александр нежно гладил ее по голове и успокаивал:
– Все будет хорошо, все будет хорошо.
Из операционной вышел хирург в зеленом костюме и с маской на лице. Родители встрепенулись и выжидательно уставились на него. Он прокашлялся и развел руками.
– Мы сделали все, что могли, но увы…
В душе Александра воцарился настоящий ужас. Как же так? Этого просто не может быть! Их сын совсем еще мальчик, он не может вот так взять и умереть! В голове стоял шум, будто его кто-то стукнул кирпичом. Среди боли и страха откуда-то из глубины души вдруг возникли слова: «Господи, спаси и сохрани! Спаси и сохрани нашего мальчика, Господи!» Молитва была невнятной и сумбурной, но по-настоящему страстной, даже яростной.
– Мне очень жаль… – было видно, что эти слова даются врачу с трудом. – Но…
Тут его слова прервал громкий крик сзади:
– Доктор, доктор! – и он тут же скрылся в операционной, куда непосвященным вход был воспрещен.
Светлана закрыла лицо руками, безнадежно затихнув. Александр с силой сжал ей плечи.
– Я знаю, что все обойдется! Я в это верю!
Она подняла залитое слезами лицо и посмотрела на мужа с печальной покорностью судьбе. Александр с беспощадной ясностью осознал, что с женой его связывает только сын. Если его не станет, жена от него тут же уйдет. Этого он не хотел. При всех своих увлечениях он всегда любил только ее одну. Мысль о двойной утрате казалась непереносимой, и он, прикрыв глаза, снова принялся молиться. Сколько прошло времени, он не понял, оно пролетело как один миг.
Из операционной вышла медсестра. Она была бледна, но ее лицо освещала довольная улыбка.
– Все хорошо, не волнуйтесь, пожалуйста! Один момент, правда, был очень неприятным, мы уж было решили, что потеряли его, но все, Слава Богу, обошлось. Это настоящее чудо. Наверное, он родился в рубашке.
Светлана молитвенным жестом прижала руки к груди.
– Благодарю тебя, Господи!
К ее удивлению, ее неверующий муж истово повторил эту фразу.
– Сейчас мы переведем пациента в реанимацию, и завтра вы сможете его навестить.
– А сейчас на него посмотреть нельзя?
– Только одно мгновенье, когда его будут перевозить по коридору.
Минут через десять из операционной показалась каталка с сыном. Он был в сознании и узнал родителей. Улыбнулся, весело подмигнул и что-то прошептал.
Александр со Светланой проводили его до палаты. Дальше их не пустили. Александр взял жену под руку и вывел на улицу. Из церкви через дорогу неслись призывные звуки колокола, на вечернюю службу собиралась паства.
– Может быть, сходим? – они произнесли эти слова одновременно и улыбнулись друг другу.
У Александра захолонуло сердце, Света снова улыбалась ему так, как когда-то. На душе стало так тепло, что он с трудом сдержал подступившие к глазам слезы. И почему мужчинам не положено плакать? Иногда это позволительно.
Они вместе вошли под церковные своды.
Мудрый совет
Лариса, которую все друзья называли Ларка, в очередной раз посмотрела на часы. Она уже битый час сидела на этой дурацкой лавочке в тени старой липы и ждала Эдика. Он, как всегда, опаздывал, но ей даже в голову не приходило встать и уйти. Тихо выругавшись, она вытащила пачку дешевых сигарет и закурила.
– А курить и ругаться очень вредно. От вас ангел-хранитель отлетит, и вы останетесь наедине с дьяволом.
Ларка оторопела. Такой чуши она не слышала даже от своей занудной мамаши. Повернув голову, увидела, что на краю скамейки примостилась тощая девчонка лет десяти, рассматривающая ее, как странную букашку, невесть откуда принесенную ветром.
– С чего ты это взяла? – резкий Ларкин голос стал еще пронзительнее.
Та взмахом руки указала на видневшуюся неподалеку маковку небольшой церквушки.
– Я в воскресную школу хожу. Нам батюшка много чего рассказывает. Правда, я и сама читаю много. Книги разные в библиотеке и интернете.
Ларка саркастично усмехнулась.
– Понятно. Верующая, значит.
Девочка пожала тонкими плечами.
– Да нет. Не очень. Хотя мне нравится, что у каждого есть свой ангел-хранитель. Правда, если бес начинает сильно смердеть, то ангел улетает. Ему дышать нечем. Уж очень эти бесы вонючие.
Девчонка говорила с такой простотой и убежденностью, что можно было подумать, что и с бесами и с ангелами она общается запросто.
Ларке стало не по себе.
– А что ты здесь делаешь одна? Здесь не место для малышей без родителей.
– Маму жду. Она сейчас брата оденет и выйдет. А вам надо бросить курить, а то вы красивая, но сильно уставшая, и кожа у вас серая. Сразу видно, что вы неправедную жизнь ведете.
От изумления Ларка подавилась дымом и закашлялась. Девчонка назидательно заметила:
– Вот видите! К тому же бесы питаются табачным дымом, дурными словами, дурными поступками и дурными мыслями. Всем плохим. И вредят людям, ведь они для этого и существуют. Это они толкают на всякие подлости и глупости.
– Да хватит тебе чушь молоть! Уши вянут, честное слово! – Ларка всерьез разозлилась. Она бы даже ушла, но они с Эдиком, как обычно, договорились встретиться именно на этой скамейке.
Пропустив мимо ушей это сердитое требование, девчонка безжалостно продолжала:
– А еще вам надо научиться себя уважать. А то тех, кто не умеет себя уважать, никто не уважает.
Ларка открыла было рот, чтобы послать ее куда подальше, но тут от подъезда напротив раздался призывный оклик, и девчонка, соскочив со скамейки, быстро умчалась, вскидывая худые голенастые ноги. Ларка с облегчением вздохнула и вдруг поняла, что досадует больше на себя, чем на невольную собеседницу.
Как сказала эта моралистка? Надо научиться себя уважать? Но разве она себя не уважает? Она ведь такая же, как и все ее знакомые девчонки. Что, неужто никто из них себя не уважает? Чушь собачья!