Цветы всегда молчат - Белая Яся 2 стр.


Да уж, этот замок умеет пить соки!

– Не злитесь, Колдер, и будьте вежливым с гостьей, – строго сказала она. – Тем более что Латоя вполне может занять мою комнату – мне настолько большая не нужна. Там есть ванная и камин.

Колдер недобро прищурился.

– Что ж, если вам плевать на свое здоровье, то я умываю руки, – спокойно сказал он, хотя в темных глазах его полыхала ярость. – Но попробуйте мне только кашлянуть – я выгоню вас прочь. И я не шучу. Приятного вам дня и разрешите откланяться.

С этими словами он крутнулся на месте, мазнув воздух полой черного сюртука, и удалился с оскорбленным видом. И тогда обе леди взялись за руки.

– Не бойся его, – миролюбиво произнесла Мифэнви, отказываясь от официального тона. – И можешь сколько угодно называть меня Мейв. Идем, я тебе все покажу.

Мифэнви жалела об одном: Латое не с чем сравнивать, а значит, она не увидит, как изменился Глоум-Хилл за прошедшие годы. Можно сказать, он стал живым памятником Полу… И те, кто свято исполнял этот долг памяти, не жалели усилий, чтобы столь любимая им обитель хорошела и процветала… И все-таки Мифэнви решила постараться обрисовать новой родственнице случившиеся изменения.

– Только представь, – начала она, взяв Латою под руку и увлекая по лестнице, – когда я приехала сюда с Полом, здесь кругом была пыль, словно никто не жил. И занавесок не было… И цветов…

– Неужели совсем ничего?! – ахнула Латоя.

– Совсем, – подтвердила Мифэнви, – только серые, небеленые стены и рояль. Рояль я запомнила хорошо. Он стоял в отдельной круглой комнате и был великолепен.

– Ты играешь? – Латоя едва не скакала от восторга.

– Раньше играла. Теперь нет. Что-то умерло во мне, когда погиб Пол. Знаешь, на самом деле я ненавижу цветы. Просто сажаю их… Наверное, для Колдера… И чтобы себе самой доказать, что у меня еще есть душа…

– Да, печально у вас тут. Что же вы так и сидите с книгами и разговорами? И балов не даете?

– Какие уж тут балы! У меня был такой нервный срыв, что я полтора года в постели провела. Совсем жить не хотелось. Если бы не Колдер…

Она вздохнула и затихла. К тому времени они достигли комнаты, и Мифэнви повела рукой:

– Располагайся.

– А ты?

– Переберусь в старую комнату Пола.

– И тебе не страшно? Вдруг он… ну… появится, – загробным голосом произнесла Латоя.

– Я не верю в призраков, – Мифэнви резко пресекла ее попытку удариться в мистику. – А потом, даже если он и появится передо мной, буду только рада: уже начинаю забывать его черты.

– Вот мрак-то!

– Что ты имеешь в виду?

– Да все ваше! Я хорошо помню Пола. Последний раз он был таким счастливым. Все о тебе рассказывал. И о Колди. Как будет вас знакомить. Мы тогда посмеялись вдоволь. А потом мы уехали – маман разболелась и торопилась на воды. Приезжаем – а тут!

Мифэнви стиснула зубы и сжала кулаки: она не будет плакать перед этой розовой и беспечной девчонкой. Ни за что.

– Извини, тебе надо отдохнуть с дороги, – сказала леди Грэнвилл, отвернувшись. Чуть поклонилась и юркнула за дверь. Мчалась, не разбирая дороги, до самой комнаты Пола, а там рухнула на кровать и, вцепившись в покрывало, разревелась, как не ревела давно. Колотила, рвала волосы и выла, тоненько и протяжно, как раненая собачонка.

– Пол! Любимый! Почему ты?! Почему?

Тяжело хоронить себя заживо в двадцать лет.

Глава 2. Строки твоей истории…

Лондон, Хэмпстед, 1878 год

– Ах, как я несчастна! – протянула Джози Торндайк, заламывая руки и откидываясь в кресле.

Ричард Торндайк поправил очки, отложил газету и окинул свою супругу насмешливым взглядом.

– Ангел мой, что-то у вас сегодня подозрительно хорошее настроение.

– Вы находите? – она продолжила буравить взглядом потолок, украшенный нарядными фресками с идиллическими сценками из жизни пастушков.

– Разумеется. Вы не зовете меня чудовищем. Не закатываете сцен. Не грозитесь свести счеты с жизнью. Вот я и раздумываю, что же такое с вами произошло?

– Должно быть, от постоянного нервного напряжения у меня развилась ипохондрия, – бесцветным голосом предположила Джози и для убедительности прокашлялась.

– Ах, вон оно что, – с притворной озабоченностью произнес Ричард. – А я-то все думаю, отчего у вас такой прелестный цвет лица. А это, оказывается, ипохондрия. В следующий раз нужно будет сказать Вардису, пусть внесет в список симптомов.

– Я бы не стала на вашем месте смеяться, – надула губки Джози, а губки у нее, надо признать, были пресоблазнительные. – Клодин мне, между прочим, сказала, а ей сказали на рынке, что в Лондоне сейчас свирепствует страшнейшая инфлюэнца. Кто заражается ею – непременно умирает. И я чувствую, что тоже больна и скоро умру. Поэтому я и говорю, что несчастна. Ведь я еще так молода, чтобы умирать.

– О да, это была бы невосполнимая потеря!

– Жестокий и бессердечный! Вы должны рыдать и молить Бога, чтобы он забрал вашу жизнь вместо моей!

Она надулась еще больше, а в глазах заблестели слезы. Ричард опустил голову и прикрыл лицо ладонью, чтобы юная супруга не заметила его улыбки.

– Неужели вам вправду не жалко меня? Ни чуть-чуть? Ах, как же я несчастна!

Ричард подавил улыбку, подошел сзади к креслу жены, бесцеремонно подхватив ее под мышки, вытащил из уютного кокона одеял и поставил на пол. Несмотря на обеденный час на ней все еще была тонкая сорочка и легкомысленный пеньюар. Длинные темно-русые волосы в беспорядке рассыпались по хрупким плечам.

Он резко развернул Джози к себе и потянул ленты ее неглиже.

– Что… что вы делаете?.. – возмутилась юная миссис Торндайк, пытаясь вырваться из объятий мужа.

– Собираюсь избавить вас от инфлюэнцы. Это такая страшная болезнь, что вам просто никак нельзя пренебрегать профилактическими процедурами.

Серебристый шелк пеньюара скользнул вниз, по точеным изгибам ее фигуры. Одной рукой Ричард ласково сжал изящное запястье Джози, другой – обвил тоненькую талию, привлекая к себе. Джози выгнулась ему навстречу, а губки ее приоткрылись, чем Ричард не преминул воспользоваться, впившись в них страстным, обжигающим поцелуем.

Обретя возможность дышать, Джози тут же взвилась:

– Да что вы себе позволяете?! Сейчас же день! Сюда в любую минуту могут войти!

– И что? – прошептал ей в самое ушко Ричард, перед тем как укусить его, – они лишь увидят, что я целую свою прелестную жену. Разве это запрещено?.. – он перебрался на шейку и опустился к ключице.

– Ах… Вы целуете меня не так…

– Скажите, ангел мой, как следует… вас целовать, и я тотчас же исправлюсь… – голос его прерывался от едва сдерживаемой страсти.

– Это слишком предосудительно… Слишком соблазнительно… Ах… – она стащила с него очки, в очередной раз удивившись необыкновенной синеве его глаз и слишком длинным для мужчины ресницам, запустила пальчики в густые угольно-черные волосы и с жаром ответила на поцелуй…

Вскоре они перебрались на оттоманку и стали поспешно избавлять друг друга от оставшейся одежды. Он вторгся в нее грубо, резко, сразу погрузившись на всю длину. Она не возражала, лишь выгнулась дугой и запричитала нищенкой на паперти: «Господи!.. О господи!..» Он двигался быстро и яростно, а Джози стонала в голос и металась по оттоманке, комкая атласное покрывало. Ее уже не волновало, что кто-то может войти и увидеть…

Когда все закончилось, она лежала без мысли в голове и ворошила его обычно столь безупречную прическу. Тонкие длинные пальцы Ричарда выписывали на ее теле только одному ему известные знаки.

– Я говорила вам прежде, что не люблю вас…

– О да, неоднократно и в самых прямых выражениях.

– Так вот, – лениво произнесла она, – теперь я вас ненавижу. И это не шутка. Моей ненависти хватило бы на то, чтобы взорвать мир.

– Чем же я заслужил такое? – псевдообиженно пробормотал он, введя в нее сразу три пальца.

Джози вскрикнула, глаза ее распахнулись.

– Мне больно, – прохныкала она, подаваясь перед и насаживаясь на них. Он ускорил движения, заставляя ее всхлипывать.

– Так чем же? – напомнил он, наклоняясь и кусая ее розовый сосок.

– Вы… вы… ах… вы… жестокий, свирепый… вы животное. Безжалостный монстр! – прокричала она, приподымаясь на локтях и шире раздвигая ноги. Еще несколько движений, и она кончила с громкими вскриками. Почти потеряв сознание, она упала в его объятья. Он взял ее руку и прошелся языком по нежнейшему атласу ее запястья.

– Джози, радость моя, ответьте мне на один сакраментальный вопрос: если вам так не нравится все, что происходит между нами в интимном плане, почему вы не просите меня сменить тактику? Быть нежнее? Зачем подбадриваете, стонете и просите не останавливаться?..

Она вздохнула, несколько судорожно, потому что кончик его языка вновь обвел пленительную окружность ее соска.

– Понимаете, Ричард, – проговорила она, укладываясь так, чтобы ему было удобнее ласкать, – умом я понимаю, что все это неправильно, предосудительно и грязно… И приличная леди должна сгореть от стыда, что с ней происходило такое… И я сгораю, и плачу, и ненавижу вас за этот стыд… Клянусь себе однажды ночью всадить вам нож в грудь… Схожу с ума от унижения и обиды… Но когда вы касаетесь меня… Ах… Мне… Мне… совсем не хочется быть леди… Пожалуйста, не останавливайтесь, – хныкнула она.

Она вздохнула, несколько судорожно, потому что кончик его языка вновь обвел пленительную окружность ее соска.

– Понимаете, Ричард, – проговорила она, укладываясь так, чтобы ему было удобнее ласкать, – умом я понимаю, что все это неправильно, предосудительно и грязно… И приличная леди должна сгореть от стыда, что с ней происходило такое… И я сгораю, и плачу, и ненавижу вас за этот стыд… Клянусь себе однажды ночью всадить вам нож в грудь… Схожу с ума от унижения и обиды… Но когда вы касаетесь меня… Ах… Мне… Мне… совсем не хочется быть леди… Пожалуйста, не останавливайтесь, – хныкнула она.

Но он лишь тяжело вздохнул и отстранился. Несколько секунд прошло в молчании. Ричард нашарил очки и водрузил их на нос, словно они возвращали здравый смысл.

– Джози, как мне заслужить вашу любовь? – сказал он серьезно и даже печально.

– Не знаю, – она пожала плечиками. – Может, если бы вы сделали что-нибудь романтичное, я бы подумала…

– Насколько романтичное? – спросил он, подбирая разбросанную по полу одежду. Она наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. Гибкий, стройный, поджарый, и движения, как у хищника, сильного и уверенного в себе.

– Что-нибудь безумное и скандальное…

– Джози, не вы ли давеча читали мне лекцию о приличиях? – он натянул брюки и набросил рубашку…

– Вы не поняли. – Она привстала, тряхнула головой, волосы водопадом ринулись вниз, глаза мужа при этом восторженно вспыхнули, – скандальное не значит предосудительное.

– Я действительно не понимаю. – Он присел рядом, она тут же забралась к нему на колени и свернулась клубочком…

– Понимаете, днем вы такой обычный, даже занудный… А по ночам – разнузданный, бесцеремонный, грубый.

– А вам бы хотелось наоборот?

– Нет, мне бы хотелось, чтобы днем вы не сидели с этими своими книжками и вашими унылыми друзьями, а развлекали меня…

– О, мой ангел, я не могу бросить научную деятельность даже ради этого…

– Вот видите, все-таки вы – зануда… – Она потерлась носом о его ладонь и с удовольствием почувствовала, как по его телу пробежала дрожь.

– Хорошо, – он сдался на милость победительницы, – давайте вернемся к тому, на чем остановились, – к скандальному, но не оскорбительному…

– Например, меня бы могли похитить разбойники, а герой бы меня спас…

Ричард поправил очки и прокашлялся:

– А роль героя, я так понимаю, отводится не мне?

– Ну разумеется, – тоном, каким объясняют азы маленькому ребенку, заявила она. – Герой должен быть юным и прекрасным, а вы – старый и уродливый!

Ричард поперхнулся.

– Мне же всего тридцать два, – робко напомнил он.

– Вот именно, целых тридцать два. И вы – очкарик. А еще – заикаетесь, если сильно волнуетесь, как в тот раз, когда просили моей руки…

– И после этого вы называете меня жестоким и безжалостным? – сощурившись, поинтересовался он.

– Ах… вы просто невыносимы… Это же я рассказываю… И мне, между прочим, холодно, могли бы меня одеть, а то только раздеваете…

– А что делать, ежели у вас отсутствует не только элементарный вкус, но и чувство меры, вот и приходится избавлять вас от лишнего…

– Злой вы человек, – она была обижена, но все-таки позволяла ему крутить себя и так и сяк, чтобы он мог аккуратнее завязать ленты ее более чем легкомысленного наряда.

– Безусловно, – согласился он. – Я даже не буду спорить… Но, признаться, вы меня заинтриговали: какая же роль в вашем романтичном приключении отводится мне? Я просто сгораю от любопытства.

– У вас совсем нет фантазии? За что вас только держат в Королевской академии наук?!

– Действительно, завтра подаю в отставку, сжигаю все свои книги и совершаю аутодафе – зачем такой никчемности занимать место под солнцем.

– Ричард, с вами никогда не поймешь, шутите вы или вправду обижены! – возмутилась она. Он же закатил глаза и мысленно попросил силы небесные укрепить его дух и выдержку. Джози немного позлилась, но все-таки снизошла: – Вы будете злобным главарем разбойников…

– Кто бы сомневался, – пробормотал он, подходя к камину и опираясь на мраморный выступ.

– Да, – Джози в возбуждении заходила по комнате. Щеки ее пылали, а глаза горели. – Вы привяжете меня к дереву и будете… – она запнулась, подбирая слова, – в общем, вы надругаетесь над моим невинным телом…

– А как же герой? – напомнил Ричард.

– На то он и герой. Он не только спасет несчастную, но еще и будет залечивать раны ее искалеченной души…

– А вы знаете, я начинаю находить определенные прелести в участи главного злодея. Не люблю пафос и сахарную пудру.

– Ну вот! Вечно вы все испортите – злодей должен раскаяться. И сам отдаться в руки палачей.

– С чего вдруг?

– Ну как же, должен же он понести наказание за оскорбленную невинность героини…

– Это еще спорно.

– Бесспорно! В конце концов, это моя история. Или вот еще, потому что ту вы испортили!

– Все! Молчу! И весь внимание!

– В общем, есть прекрасный остров в море. На нем живет юная и непорочная принцесса, которую местные… как их там…

– Обычно – аборигены…

– Да… эти аборигены считают принцессу белой богиней и молятся ей каждый день… Богиня же сидит на троне и повелевает…

– Очень мудрая правительница, – как бы невзначай заметил Ричард.

Джози нахмурила идеальные бровки, что означало крайнюю степень гнева:

– Не влезайте раньше времени! Вы еще появитесь!

– Это обнадеживает.

– Принцесса знает, что однажды за ней приедет прекрасный юноша на корабле с белоснежными парусами… но… вместо этого… на остров нападет дракон… Он хватает принцессу и утаскивает ее в свое логово…

– И зачем же? Он хочет ее съесть?

– Вовсе нет, – Джози вдруг густо зарделась, – он прикует ее к стенке в высокой башне и станет… подвергать ее… сладостным истязаниям…

Ричард подошел к ней, приподнял личико за подбородок и заглянул в глаза.

– Вам не кажется, любовь моя, что в ваших историях несколько смещены моральные акценты? – Он обвел контур ее губ большим пальцем и, наклонившись, поцеловал в самый уголок.

– Вас это беспокоит? – удивилась она.

– Очень, – совершенно серьезно отозвался он. – Почему прекрасная героиня никогда не достается благородному герою?

– Благородный герой – несбыточная мечта. А злобные разбойники и свирепые драконы – суровая реальность. Мечты сбываются редко и, к сожалению, уже после того, как с человеком случилась реальность…

И тут Ричард напугал ее тем, что со стоном рухнул к ее ногам.

– Джози, родная, любимая! – вскричал он, осыпая поцелуями ее пальчики, – что я наделал?!

– Ричард, что с вами? – его отчаяние было таким искренним, что Джози растерялась. – Зачем вы так? Это же просто истории!

Он помотал головой и уткнулся лбом в ее грудь.

– Джози, а если я подарю вам остров, посажу вас на пьедестал и стану звать богиней, я смогу рассчитывать на ваше прощение?

– Ричард, мне совершенно не за что вас прощать. Я не понимаю, почему эти истории так обеспокоили вас?

– Вы – невинное дитя, Джози. Вам сложно представить себе механизмы, через которые зло разрушает чистые души… Недавно вы сказали, что ненавидите меня… Но я заслуживаю лишь презрения…

Его трясло, и Джози, испуганной и притихшей, оставалось только гладить его по голове, утешая.

Понемногу он успокоился, встал, обнял ее и спросил:

– В каких широтах вы бы хотели остров?

– В южных… Чтоб там пели диковинные птицы и росли великолепные цветы…

– Обещаю, цветами будут усыпаны все дорожки, по которым будет ступать моя богиня.

– Правда?!

– Клянусь… А потом я вложу нож в вашу нежную ручку, чтобы вы исполнили свою клятву.

– Какую? – Джози наморщила лобик, припоминая.

Он разгладил морщинки и нежно поцеловал ее в темные завитки волос.

– Ту, где вы убиваете меня, пока я сплю.

Джози подняла личико и посмотрела на своего супруга. В ее серых глазах плясали искорки тревоги.

– Зачем вы так?

– Забудьте пока… – попросил он, – и знаете что, ваши истории получились весьма занятными и увлекательными. Вам бы следовало их записать.

– О! – горестно пропела она. – Вы же знаете, как я не люблю много писать. У меня будут мозоли от пера…

Ричард улыбнулся, радуясь возвращению привычной Джози – избалованной, капризной, маленькой, обожаемой девочки.

– Тогда у меня для вас есть один подарок. Соизволите прогуляться со мной?

– Еще только час, я выхожу гулять после трех…

– Джози, я говорю не о вас, а о нас с вами. Составите мне компанию?

– У вас прямо какое-то нездоровое желание гулять со мной по улицам. Да еще эта ваша дурацкая привычка держать меня за руку, когда все пары ходят под руку…

– Ангел мой, и как вам только удается испарять всю мою нежность?!

– Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду. Но хвастаться мною – а вы ведь именно это и делаете – сущее ребячество. Неужели вам нравится, чтобы все смотрели нам вслед и сравнивали: мою красоту и вашу, так сказать, более чем заурядную внешность?

Назад Дальше