Дальше — больше. Удача так и не возвращалась, и это еще можно было как-то стерпеть, но стала вдруг наведываться ее антитеза — неудача, коварное и необоримое чудовище, до поры до времени приберегающее свои когти, но ловко ставящее подножки.
Адвокаты жены навязали Донцову долгий и мучительный имущественный спор, в результате которого он оказался на окраине города, в однокомнатной малосемейке, без машины и без библиотеки.
Любимый пес — рыжий, ласковый и наивный зверь — покрылся струпьями, облез, перестал принимать пищу, а потом вообще сгинул где-то.
За последние полгода Донцов не сумел передать в суд ни единого дела, вследствие чего прослыл волокитчиком и растяпой.
В довершение всего пошатнулось здоровье. Все время хотелось прилечь, в крайнем случае — присесть. По утрам донимала тошнота. Мышцы утратили силу, сухожилия — упругость, голова — ясность. Восхождение на пятый этаж превратилось в проблему. Престало тянуть к женщинам, потом — к водке, а в конце концов — и к закуске.
Когда пришло время очередной диспансеризации, проводившейся в их ведомстве через два года на третий, Донцов, до того манкировавший подобными мероприятиями, впервые честно сдал все анализы и без утайки поведал врачам о своем самочувствии.
Анализы были плохие, это он понимал и сам (работа в следствии многому может научить), но что является причиной пожара, сжигающего изнутри его организм, не смог определить ни хирург, ни терапевт, ни, тем более, эндокринолог.
Тогда Донцова подвергли ультразвуковой диагностике, для которой якобы были доступны все внутренние органы человека.
В темной узкой комнате ему предложили раздеться до пояса, уложили на жесткую клеенчатую кушетку и стали водить по телу чем-то холодным и мокрым. На маленьком черно-белом экранчике, расположенном в головах у кушетки, замелькали какие-то смутные штрихи, похожие на телевизионные помехи.
Исследование проводила бледная, седая и иссохшая женщина, один взгляд на которую навевал мысль о бренности всего сущего. Руки ее, время от времени касавшиеся тела Донцова, были еще холоднее того прибора, которым она выискивала предполагаемую болезнь.
Если бы должности в больницах распределялись не по знаниям, опыту и связям, а исключительно по внешнему виду, то этой даме, наверное, довелось бы заведовать прозекторской.
Грудь, живот и пах Донцова не произвели на ультразвуковой прибор (а, следовательно, и на его хозяйку) никакого впечатления. То же самое касалось и правого бока.
Зато слева обнаружилось что-то любопытное. Дама буквально утюжила бок Донцова своим прибором, заставляя его, словно в камасутре, принимать самые причудливые позы.
— Вы когда в последний раз проходили ультразвуковое исследование? — не отрываясь от созерцания экрана, спросила она.
— Никогда, — признался Донцов.
— Нужно каждый год проходить! — произнесла она с непонятным возмущением, как будто бы Донцов был уличен в каком-то неблаговидном поступке. — Одевайтесь. Завтра узнаете результат у уролога.
— Хорошо, что не у венеролога, — пробормотал Донцов, застегивая в темноте рубашку.
Дама, хоть и чахлая на вид, обладала, однако, весьма острым слухом. На незамысловатую шутку Донцова она отреагировала следующим образом:
— Смею заверить, молодой человек, что вариант с венерологом был бы для вас гораздо предпочтительней. Сейчас даже сифилис излечивается.
Ее слова можно было понять так, что болезнь, обнаруженная у Донцова, лечению не подлежала.
Назавтра он уже знал свой диагноз — опухоль левой почки. Причем не какая-нибудь, а злокачественная. И не просто злокачественная, а третьей степени. Правильно говорят врачи — нет людей здоровых, есть люди необследованные.
Предстояла операция, но ее успех никто не гарантировал. А пока исследования продолжались. Донцову вводили в кровь радиоактивный йод, а в бедренную артерию загоняли зонд метровой длины. Доза рентгеновского излучения, которую он получил за это время, могла лишить здоровья сама по себе.
Будучи человеком довольно практичным. Донцов перестал покупать себе новые веши, отложил намечавшееся протезирование зубов, и отказался от приобретения дачного участка. Такое понятие, как «планы на будущее», на время утратило для него всякий смысл.
Окончательное решение его судьбы было не за горами, но прежде предстояло выполнить задание, полученное от полковника Горемыкина, — найти преступника, порешившего ничем не примечательного пациента психиатрической клиники Олега Наметкина.
Любезно доставленный Шкурдюком к подъезду своего дома, Донцов на прощание сказал:
— Завтра с утра я хотел бы осмотреть тело убитого. Как это организовать?
— К сожалению, вы опоздали, — опечалился заместитель главврача. — Вчера его кремировали.
— Зачем понадобилась такая спешка?
— А что прикажете делать? Труп невостребованный, нам его хранить негде, а холодильник районного морга забит под завязку. Следователь дал добро, тем более что заключение патологоанатома имеется.
«Что— то я этого заключения в деле не видел», -подумал Донцов.
О налете на клинику, состоявшемся осенью прошлого года, он решил не заикаться. У туалетного киллера Ухарева среди медработников могли иметься сообщники, а бывший эстрадный артист Шкурдюк не производил впечатление человека, умеющего хранить чужие тайны.
Оказавшись в квартире. Донцов сразу повалился на диван, и некоторое время лежат бревном, ловя ртом воздух, и дожидаясь, пока сердце с пулеметного ритма перейдет хотя бы на чечеточный.
С прошлых времен у него сохранилась привычка анализировать на сон грядущий всю проделанную за день работу. Впрочем, сегодня и анализировать было нечего. Похоже, все пока складывалось удачно.
Дело, пусть и неясное в деталях, имело несомненные перспективы к раскрытию.
На поиски Ухарева уйдет от силы день-два, и если не вмешаются какие-нибудь форсмажорные обстоятельства, через него появится выход на заказчика. А в том, что Ухарев проник в клинику с целью убийства, и не кого-нибудь, а именно Олега Наметкина, сомневаться не приходилось.
Полежав еще немного, Донцов встал, напился из-под крана сырой воды, и позвонил Толе Сургучу, которому в планах поимки Кондуктора отводилась немаловажная роль.
Тот, паче чаянья, ответил без промедления, и это показалось Донцову плохой приметой. Предприятия, начинавшиеся без сучка и задоринки, чаше всего заканчивались крахом. И наоборот. Тому имелась масса примеров, как в истории человечества, так и в личной жизни самого Донцова.
Не тратя времени на всякие околичности и китайские церемонии, он предложил Сургучу встретиться в самое ближайшее время, желательно немедленно, поскольку возникла срочная необходимость в нетелефонном разговоре.
Сургуч, тщательно скрывая свое удивление, стал вежливо отнекиваться, ссылаясь на усталость после трудового дня и транспортные проблемы (в районе, где он жил, автобусы в это время действительно не ходили, а до метро было ненамного ближе, чем до китайской границы).
— Возьми такси, — посоветовал Донцов. — Расходы за мой счет.
Такой вариант, похоже, устраивал Сургуча, и он услужливо поинтересовался:
— Что-нибудь захватить по пути?
— Например?
— Ну я не знаю… — Сургуч все еще пребывал в состоянии некоторой растерянности. — Выпивки какой-нибудь или девочек.
— Спасибо. Не употребляю.
— Ни того, ни другого? — ужаснулся Сургуч.
— Можно сказать и так.
— Ну, вы прямо аскет!
Тем не менее он явился через час с целой сумкой пива, которое намеревался употребить единолично.
Убогое жилище, в котором обитал Донцов, обычно производило на гостей негативное впечатление, но Сургуч, по-видимому, решил, что это так называемая конспиративная квартира, предназначенная для тайных встреч, вербовки новых агентов, и допросов с пристрастием (данную версию подтверждали многочисленные ржавые пятна на обоях, которые при желании можно было принять за кровь).
Избегая всяких упоминаний о клинике профессора Котяры, убийстве коматозника Наметкина и всезнающем опере Психе, Донцов поставил перед Сургучом следующую задачу — с утра пораньше прибыть на Октябрьский рынок, установить контакт с братвой, договориться о найме киллера, и, в случае удачи, сделать заказ.
Уяснив, что от него требуется, Толик сразу увял. Склонность к авантюре, а тем более к риску, не была присуща его натуре.
В аккурат на это и рассчитывал Донцов. Люди самостоятельные и с врагами своими разбираются сами, без посторонней помощи. К услугам наемных убийц чаще всего прибегают как раз такие вот нерешительные и опасливые Баклажаны Помидоровичи. На подобную приманку должны клюнуть самые проницательные из бандитов.
— Я вас, конечно, очень уважаю, но посудите сами, зачем мне лишние неприятности, — сказал Сургуч, отводя глаза в сторону. — Шкура у меня не дубленая. Подставлять ее под нож или пулю резона нет.
— Никто тебя средь бела дня на рынке не тронет, — стал убеждать его Донцов. — Самое большое, так это обматерят. Но и такой вариант практически исключается. Дело верное. Пять минут страха — и двести баксов в кармане, — сначала он хотел ограничиться сотней, но такая сумма согласие Рикши не гарантировала.
— В принципе я и задаром могу помочь… — ох, как неискренне звучали эти слова.
— Задаром не надо. Деньги казенные.
— Тогда другое дело, — это было равносильно согласию. — А кого будем заказывать?
— Меня. — для вящей убедительности Донцов ткнул себя большим пальцем в грудь.
Сургуч был человеком достаточно тертым, чтобы понять — это вовсе не глупая шутка, и разводить здесь всякие антимонии неуместно.
— Как скажете, — смиренно молвил он. — А мне и в самом деле ничего не грозит?
— Конечно! Об этом разговоре знаем только мы вдвоем. Когда пойдешь на стрелку, постарайся изменить свою внешность. Надень темные очки, шляпу с полями.
— Это зимой-то?
— Какая разница. Артист Боярский круглый год так ходит. Неплохо было бы еще наклеить усы. Свою машину оставь как можно дальше от рынка. Думаю, что слежки за тобой не будет, но лучше перестраховаться. Спустись в метро, немного покатайся туда-сюда. Все время меняй поезда. В вагон входи только в последний момент, когда двери уже начинают закрываться. Впрочем, не мне тебя учить. Кто на нарах хоть год перекантовался, тот, считай, университет окончил.
— Мне не повезло. Я большую часть суток вкалывал. Директором параши числился, — с горькой усмешкой признался Сургуч. — А заочное обучение, сами знаете, впрок не идет.
— Пора забыть про парашу… Деньги, которые предстоит заплатить уркам, получишь завтра в первой половине дня. На эту тему мы созвонимся дополнительно. И вот что еще. Передавая им мою фотку и адрес, сразу скажешь, что хочешь замочить мента. Мол, так и так, загубил мою молодую жизнь, горю желанием отомстить. Обойдется это, конечно, дороже, зато будет надежнее. А вдруг они справки обо мне начнут наводить. Срок исполнения определишь предельно короткий — день-два. Объяснишь, что я собираюсь свалить отсюда, потому и спешка. Заметано?
— Заметано. — Сургуч пожал протянутую ему на прощание руку. — А как же насчет девочек? Не передумали?
— В другой раз…
Ночью не давал уснуть ветер, подвывавший словно издыхающее живое существо, а под утро опять хлынул дождь, грозя непролазной грязью, подтоплением подвалов и эпидемией простудных заболеваний.
В такую погоду лучше сидеть дома, деля досуг с книгой, телевизором или бутылкой водки, а не рыскать по городу в поисках опасного и изворотливого преступника, но что же делать, если с некоторых пор ты не хозяин себе. Надо отрабатывать ранний уход на пенсию, длительный отпуск, бесплатный проезд в общественном транспорте и другие сомнительные льготы.
Появление Донцова на рабочем месте было воспринято коллегами как сюрприз. Хотя задание являлось сугубо конфиденциальным, все знали, что на период его выполнения он получил полную свободу рук, и уже не обязан строго придерживаться внутреннего распорядка, установленного в отделе.
Выслушав по этому поводу обязательную порцию банальных шуток, и ответив соответствующим образом, Донцов вызвал Цимбаларя в коридор для переговоров.
Когда кому-нибудь из следователей требовался пусть и не мудрый, но дельный совет, когда нужно было распутать казуистический случай или отыскать в уголовной практике прецедент, всегда обращались к Кондакову. А если предстояло рискованное предприятие, связанное со слежкой, погоней, захватом, возможной перестрелкой и мордобоем, тут уж нельзя было обойтись без Цимбаларя.
Издавна повелось, что все разговоры, не предназначенные для посторонних ушей, происходили в тупичке у большого окна, откуда открывался вид на территорию какого-то до сих пор засекреченного «почтового ящика», бесспорным украшением которого являлась безымянная статуя зверски косматого человека — по одной версии Дмитрия Менделеева, по другой — Карла Маркса.
— Какие проблемы? — закуривая сигарету, поинтересовался Цимбаларь.
— Сегодня или завтра на меня будет совершено покушение, — сообщил Донцов напрямик. — Скорее всего это случится возле моего дома, в подъезде или на лестнице. Вот фотография и приметы предполагаемого убийцы. Тебе, Саша, предстоит помешать этим планам. Главной задачей является не охрана моей особы, а задержание преступника. Нам он нужен обязательно живым, в крайнем случае — способным давать показания. Это непременное условие, иначе операцию можно считать неудавшейся. Возьми себе в помощь столько сотрудников, сколько сочтешь нужным. Всяческое содействие со стороны шефа я тебе гарантирую.
— Он будет один? — Цимбаларь помахал фотографией.
— Скорее всего — да.
— Каким оружием предпочитает пользоваться?
— Пистолетом Токарева.
— С глушителем?
— Не знаю. Наверное. Долго ли соорудить глушитель из консервной банки.
— Личность его охарактеризовать можешь?
— Неоднократно судим по разным статьям. Сейчас зарабатывает на жизнь заказными убийствами. Не гнушается самой рядовой работой. Завалил минимум троих, но все они мелкая сошка.
— Как он на деле — жох или мазурик?
— Так себе… Скорее дилетант, чем профессионал. Всю дорогу с одной и той же пушкой работает. Это уже о многом говорит.
— Значит, с дистанции он стрелять вряд ли будет. Попытается подойти вплотную.
— Спасибо, успокоил.
— Ко мне какие претензии! Сам беду накликал… С какого времени начинать тебя пасти?
— Часов этак с шести. Когда я домой возвращаюсь.
— На живца, значит, мокрушника ловишь. — Цимбаларь подмигнул Донцову. — Собою жертвуешь. Как пионер-герой Марат Казей.
— С чего ты взял? — Донцов очень натурально изобразил недоумение.
— С того! Уж прости за откровенность, но таких, как ты, не заказывают. Ну кому ты, спрашивается, нужен?
— Меньше рассуждай, — нахмурился Донцов. — На язык вы все хваткие. Опосля себя покажешь, в деле. Давай действуй. Связь держать будем через дежурного по отделу. Не забыл еще мой адрес?
— Как можно! На память не жалуюсь. Сам буду возле твоего подъезда дежурить. Если окончательно закоченею, в гости попрошусь…
Экспертов в шутку называли «детьми подземелья», поскольку они обитали в подвальном помещении, где всегда горел свет, пахло гнилой картошкой, а в многочисленных трубах постоянно что-то журчало, то ли вода, то ли фекалии.
Масса бесспорных недостатков, проистекающих из-за столь незавидного месторасположения криминалистической лаборатории, уравновешивалась одним общепризнанным достоинством — сюда практически никогда не заглядывало начальство.
Здесь можно было и выпить не таясь, и отоспаться на антикварном кожаном диване, некогда принадлежавшем знаменитому подпольному воротиле Оганесяну, большому любителю бриллиантов, для хранения которых и предназначался этот хитро устроенный диван-сейф.
В столь раннее время на боевом посту находился только начальник лаборатории майор Себякин, занятый составлением очередного заказного гороскопа. По непроверенным, но упорно циркулирующим слухам, звезды небесные приносили ему куда больший доход, чем звезды на погонах.
Вот и сейчас он листал какой-то написанный по-латыни манускрипт, бормоча себе под нос:
— Венера в седьмом доме… Сатурн в точке восхода… Солнце в оппозиции к Луне…
— Привет. — сказал Донцов, расчищая себе сидячее место среди монбланов книг и рукописей. — Ты в курсе, что со вчерашнего дня все старшие служб должны оказывать мне всяческое содействие? Начальник тебя предупреждал?
— Вчера предупреждал, а сегодня нет, — меланхолически ответил Себякин, мысли которого пребывали в астральных далях. — Марс покидает созвездие Овна… Намечается конъюнкция светил… Кризис, везде кризис…
— Неужели за ночь могло случиться нечто такое, что поставило под сомнение вчерашний приказ?
— Представь себе, могло… Сменились фазы Луны. Сразу две важнейшие планеты покинули дома, в которых они прежде находились. Астрологическая ситуация изменилась самым коренным образом. То, что вчера было справедливо и рационально, сегодня таковым уже не является. Будь я начальником отдела, то взял бы себе за правило подтверждать и отменять приказы ежедневно, но обязательно в соответствии с расположением звезд.
— Сейчас я наберу номер Горемыкина, и ты сам изложишь ему эту теорию. — Донцов сделал вил, что хочет снять телефонную трубку.