Превентивные меры часто бывают более действенными, чем прямая операция. Это я хорошо знал и про себя порадовался за бойцов Комитета.
– Сколько осталось в квартире?
– Девять человек. Жалко, поздно спохватились, можно было бы всех на подходе брать. Они так и собирались парами. Только сам Гамид пришел в одиночестве, первым. Но из подъезда они выйдут уже только в наручниках. Не переживай. Теперь твое дело – захватить самого Гайдарова. И, главное, вывести его на откровенный разговор.
– Или на нападение… – Я все же был сторонником не передачи дела в следственные органы, а ликвидации на опережение. И даже рассчитывал в скором будущем выпросить у генерала командировку на Северный Кавказ, чтобы произвести точно такую же акцию. На следствие, говоря честно, у меня надежды было мало. Пока оно идет, меня и еще кого-то из списка могут просто уничтожить. А это не слишком приятное занятие – постоянно жить под прицелом…
– Он очень опасен, вот и товарищ генерал подсказывает. Лучше будет, если ты расстанешься с ним мирно и дашь возможность войти группе захвата.
По одному из вариантов развития событий, группа захвата будет ждать за дверью, когда я стану выходить. Я – из квартиры, они – в квартиру. Но слишком уж они хвалили Дибара Даудовича, и мне хотелось доказать, что они недооценивают подготовку офицера спецназа ГРУ. Обыкновенные межведомственные разборки…
Убрав трубку в чехол, я заскочил в трамвай, проехал две оставшиеся остановки и, не затягивая времени, направился прямиком к дому, где обустроился Гайдаров. Шел я так уверенно, словно много раз ходил этим путем, хотя в действительности составлял свой маршрут только по планкарте города. Я надеялся, что Гайдаров смотрит в окно, если он так правильно просчитал время моего прихода. Смотрит – и ждет моего появления. А моя походка должна говорить о том, что я в действительности человек в себе и в своих поступках уверенный и со мной стоит иметь дело…
* * *Подъезд был на удивление чистым. Я нажал кнопку домофона, услышал прерывистые звонки, но открыть подъездную дверь долго никто не желал. Складывалось такое впечатление, что Гайдарова дома нет. Но его видели за окном. И сам я, подходя к дому, нашел глазами окна и балкон и увидел свет за стеклом. У меня уже появилось опасение, что Дибар в последний момент передумал со мной встречаться. Могло быть так, что ему поступил или, наоборот, не поступил условный сигнал. Он мог заподозрить неладное и попытаться скрыться. Уйти можно только через чердак, но там крупный специалист по чердакам, капитан Миша Сафронов, выставил группу перехвата.
В этот момент домофон ожил, и голос с кавказским акцентом – но не голос Гайдарова – сонно спросил:
– Кого еще принесло ночью?
Человек зевнул очень громко. Слишком громко. Так можно зевать только при плохой актерской игре. Я так понял, что ответил мне Абдурашид Мирзаев, живущий вместе с Гайдаровым.
– Дибар Даудович мне нужен, – сказал я.
– Заходи, Селиван, – сказал Абдурашид.
Наверное, такая кличка была у Селиванова. Конечно, была какая-то вероятность, что Абдурашид встречался раньше с Селивановым. Но могло быть и так, что кличка возникла только что и это просто импровизация со стороны бандита. В любом случае требовалось повысить осторожность и быть готовым к любому повороту дела.
– Открывай, тогда войду. Я не привидение, чтобы сквозь стены проходить.
Замок щелкнул, меня впустили. По ходу дела я прикинул, мог ли успеть, например, сам Гайдаров спуститься к двери, чтобы встать за ней и направить мне в спину пистолет. Хотя бы ради проверки моей реакции, проверки человека, которому он решился доверить ответственное дело. И поэтому, только приоткрыв подъездную дверь, я уже вытащил из-под полы куртки пистолет-пулемет, передернул непривычно расположенный затвор[17] и поднял ствол. За металлической дверью с домофоном была вторая дверь – простая, деревянная, распахнутая и прижатая к стене. Я не поленился за нее заглянуть – естественно, сначала стволом, и только потом глазами. За дверью никого не оказалось. И только после этого я двинулся вверх по лестнице, внимательно слушая, что происходит наверху. Услышав, как скрипит, открываясь, замок в какой-то двери, я сразу просчитал, что дверь открывается в нужной мне квартире. Ждут, и не желают, чтобы я «светился» хотя бы лишние несколько секунд. Правильное решение. Я тоже «светиться» не желаю. И задерживаться на лестничной площадке не стал, а сразу шагнул за порог, локтем отодвигая крупного бандита с бритой головой, который, по моему мнению, никак не мог быть тем самым чрезвычайно опасным бывшим офицером спецназа внутренних войск Дибаром Даудовичем Гайдаровым. Скорее всего это был Абдурашид.
В квартире горел яркий свет. Я сразу, не разуваясь, прошел в большую комнату, где в кресле у стены сидел тот самый Гайдаров. И именно такой, каким я его себе представлял, – человек с жестким лицом, бритой, как у Абдурашида, головой и короткой бородкой, отпущенной, видимо, совсем недавно – может быть, уже после прибытия в Москву. Крепкая, ладно сбитая фигура человека моего роста говорила о его тренированности, а граната в руках, которой он поигрывал, – о решимости взорвать ее при любом осложнении ситуации. Взорвать вместе с собой и с тем, кто попытается причинить ему вред. Спокойный властный взгляд подсказывал, что Гайдаров так и поступит. И даже палец уже продел в кольцо, чтобы по необходимости сорвать кольцо без задержки, а потом отпустить предохранительный рычаг. Если с человеком более слабым можно было бы справиться даже тогда, когда кольцо сорвано – зажать ему пальцы вместе с гранатой, – то с Гайдаровым такой номер никак не прошел бы. Он слишком хорошо подготовлен и находится в отличной физической форме. Это видно сразу.
Я кашлянул в кулак, прочищая горло и активируя подслушивающее устройство.
– Здравствуй, Дибар Даудович. Я пришел, как и договаривались.
Он посмотрел на меня очень внимательно. На мгновение отвел взгляд, потом так же внимательно посмотрел снова. Мне этот взгляд, честно скажу, не понравился. Гайдаров словно бы пытался узнать меня, но память его подводила.
– Мы с тобой раньше не встречались? – все же спросил он.
А как не спросить, если Абдуллаев много раз внимательно рассматривал мои фотографии? Парик немного изменил мой облик, но не черты же лица…
– Не припомню такого. У меня, вообще-то, память на лица отменная. Если я с человеком даже в детстве в одной школе учился в параллельных классах, я его и через тридцать лет сразу узнаю. Было уже такое. Меня не помнят, а я помню.
– Ладно. Хорошая память достойна зависти… Ты один пришел? И хорошо. Я слышал, что твой напарник – человек не из самых приятных. Лучше от него в стороне держаться. Я вообще не люблю многолюдства. Здравствуй, Александр! Рад познакомиться с тобой.
Руку для приветствия он все же не протянул. Граната по-прежнему была в правой руке, а здороваться левой некрасиво. И из кресла Гайдаров не встал, из чего я сделал вывод, что в кресле под ним спрятано оружие. Если граната выглядела демонстративной угрозой, то оружие должно было стать угрозой скрытой.
– Я же предупредил тебя, что Володя будет меня страховать. Будь уверен, он страхует. Я тебе, честно говоря, не завидую, если ты придумал какую-то пакость. Володя и не таких обламывал. Он специалист серьезный.
– И часто ломать приходилось?
– Случалось. Чаще всего, когда заказчик платить не хотел. Это я тебе говорю в качестве предупреждения. Так сказать, намек на будущие отношения. Мы за одним заказчиком в Нигерию ездили, там его достали. Сначала деньги получили, а потом с ним разобрались. До денег, естественно, пришлось с его охраной разобраться. Хорошая у него охрана была, не чета твоей. Посоветуй, кстати, своему толстяку за спину мне не заходить и вообще не маячить, когда серьезные люди между собой договариваются. Я такого не люблю и могу нечаянно выстрелить.
– Абдурашид, посиди на кухне, – мягко попросил Гайдаров.
Абдурашид молча прошел, куда ему было указано.
– Вообще-то он не охранник. Абдурашид просто создает мне некоторые бытовые удобства. Я за последнее время привык к комфорту, и он помогает мне не отходить от этих приятных привычек. И не назойливый, в делах не мешает.
– Кстати, о делах… Я у тебя ночевать не собираюсь. Давай лучше быстрее к делу переходить. Ты готов?
– Я для того тебя и приглашал. Только сразу возникает вопрос: я с тобой одним договариваюсь или твой напарник тоже в деле?
В голосе Гайдарова появилась восточная хитреца, не уловить которую было невозможно.
– Конечно, в деле. А в чем разница? Переговоры веду я, работаем мы вместе.
– Разница в цене. Или цена тебя мало интересует, поскольку изначально мы договаривались с Магомедом Гасановичем и рассчитываться должны с ним?
Помнится, генерал Лукьянов, зная характер Гайдарова, предлагал мне перевести разговор именно на эту тему. Но Дибар сам мне помог. Что ж, мы не против. Я скорчил задумчивую физиономию, но раздумывал недолго.
– Разница в цене. Или цена тебя мало интересует, поскольку изначально мы договаривались с Магомедом Гасановичем и рассчитываться должны с ним?
Помнится, генерал Лукьянов, зная характер Гайдарова, предлагал мне перевести разговор именно на эту тему. Но Дибар сам мне помог. Что ж, мы не против. Я скорчил задумчивую физиономию, но раздумывал недолго.
– У тебя есть предложение, как «скинуть с хвоста» Абдуллаева?
– У меня есть такое предложение.
Я усмехнулся.
– Мы профессионалы, а он наш работодатель. Наш, говоря современным деловым языком, менеджер. Только дилетанты сами ищут «заказы». У профессионалов есть менеджер, к которому обращаются грамотные люди. Иначе быстро нарвешься на неприятности. А профессионала от дилетанта отличает как раз повышенная осторожность и жизнеспособность.
– Да, ты, помнится, в международном розыске со своей осторожностью…
– Розыск розыском. Но он объявляется по подозрению, а доказать мою вину никто не сможет ни по одному эпизоду. Они поторопились с объявлением розыска, дали мне возможность провести зачистку, и теперь у них не осталось свидетелей. Я не боюсь розыска. Я даже живу по своим собственным документам. Но это все второстепенные вопросы. А мы начали говорить на другую тему. И мне она, скажу честно, понравилась. Пока только чисто гипотетически. Но понравилась. Особенно, если она будет хотя бы относительно честной.
– Я рад, что тебе понравилась моя тема. Я не вижу в ней ничего нечестного. К чему посредники в нашем деле? Они просто люди, которые зарабатывают на чужом риске, и зарабатывают неплохо. Мне даже обидно бывает, когда один рискует не деньгами, а жизнью, а другой за это хорошо имеет.
– Это не совсем так. Менеджер получает деньги не только за то, что находит заказчиков. Он еще и оплачивает услуги целой кучи вспомогательных служб.
– Служб? – не понял Гайдаров.
– Служб… – подтвердил я. – Это наш жаргон. Вся служба может состоять из одного человека. Одна – из одного, другая – из одного или пары, третья…
– Что за службы?
– Те, что делают вспомогательную работу. Отслеживают, составляют график передвижений и прочее. Не буду же я сам будущему клиенту мозолить глаза за несколько дней до плотной работы с ним? Зачем мне его настораживать? Его самого или его охрану… Вот менеджер и оплачивает услуги таких людей из своей небольшой доли.
– Доля того, кто руководит, не бывает небольшой. Руководитель всегда считает себя начальником, а начальник не может получать меньше подчиненных.
– Может.
– Сколько вы платили Абдуллаеву? – напрямик спросил Дибар Даудович, и взгляд его при этом стал жестким и цепким, почти липким.
– Ставка стандартная. Он получал по пять тысяч «зеленых» с каждого дела. Остаток мы с Володей честно делим между собой, независимо от того, кто выполнил главную часть работы. А с главной работой мы обычно чередуемся.
Гайдаров недовольно цыкнул. Я вдвое снизил ставку менеджера, и его это задело, хотя сам он ставки не знал. Но, видимо, ожидал, что специалисты стоят совсем мало.
– Ладно. Чтобы все было честно, я берусь оплатить работу, как ты говоришь, вспомогательных служб из своего кармана. То есть эту работу выполнят мои люди. Ты знаешь, на какую сумму я договаривался с Магомедом Гасановичем?
– Сорок за капитана и двадцать за генерала.
Я вынужден был называть звания, а не имена и фамилии. Если сам Селиванов называл меня Валаром, то есть знал меня не по новой фамилии, а по кличке, полученной на Северном Кавказе, то фамилию генерала он не называл ни разу, и неизвестно было, знал ли он ее вообще. Здесь можно было легко проколоться, и я предпочел осторожный шаг.
– Значит, ты получаешь тридцать пять за Валара и пятнадцать за Лукьянова, – конкретно предложил Гайдаров, вытаскивая из кармана трубку и глянув в монитор, словно бы проверял, нет ли звонка. Он, должно быть, ждал сигнала с чердака соседнего дома и удивлялся, почему его до сих пор нет.
Но я добился того, чего следовало. «Жучок» активирован, запись разговора ведется через приемник в руках генерала Лукьянова. Теперь в любом случае у нас есть доказательства, и я уже имею «прикрытие» на случай, если кому-то наверху мои действия покажутся необоснованными. В данном случае «наверху» – это в следственных органах. Получив необходимую мне для записи фразу, я себя обезопасил. Теперь нужно еще от гранаты обезопаситься…
– Я согласен. Осталось…
Договорить мне не дал звонок на мобильник. Я жестом попросил Гайдарова подождать и вытащил трубку. Звонил, естественно, Сережа. Звук в трубке был поставлен на минимальную громкость, и потому я не опасался чуткого уха Дибара.
– Порядок, – сообщил старший лейтенант. – Мы записали все. Можешь получить деньги и уходить. Группа захвата уже в подъезде у двери. Будешь выходить – постарайся в темпе выскочить за дверь. Это наши с товарищем генералом рекомендации. Если будешь действовать самостоятельно, я мысленно с тобой рядом.
– Сколько их было? – сурово спросил я, играя на Гайдарова.
– Я так понял, что ты намереваешься действовать сам.
– Ты молодец. Ты сообразительный. В других твоих способностях я не сомневался. Ну, хорошо, я передам от тебя привет Дибару Даудовичу. Он сидит с гранатой в руке и обещает взорвать себя и меня, если что-то пойдет не так. Жди, я скоро освобожусь.
Я отключился от разговора, убрал трубку и с упреком посмотрел на Гайдарова.
– Что? – спросил он настороженно. – Кто там передает мне привет?
– Дибар Даудович, я же тебя предупреждал, что Володя Крутояров человек очень опасный. А ты не поверил и приготовил нам ловушку…
– Чердак? – понял он. – Я ловушку не готовил. Я пытался себя обезопасить. Что там произошло, на чердаке?..
– Там все кончилось благополучно. Для Володи. Он голыми руками уложил троих твоих парней. Положил их «наглухо». И кто теперь заработает тебе по пять тысяч баксов на каждом клиенте? Не Абдурашид же…
Гайдаров недовольно поморщился.
– На чердак пошли проверенные бойцы.
– Крутояров как специалист не идет в сравнение с дилетантами. Он профессионал высокого класса…
Я еще не решил, стоит ли обострять ситуацию именно сейчас. Меня смущала граната в руках Гайдарова. Я выйду из квартиры, группа захвата влетит внутрь – и нарвется на взрыв… Значит, этот вариант отпадает автоматически. И мне следует выкручиваться самому. Или выстрелить раньше, или заставить Дибара выпустить гранату из рук.
– Да, мне говорили, что он бывший ликвидатор ГРУ.
– Только ему не говори, что знаешь это, иначе ты уже покойник… Но вернемся к нашему разговору. Я, конечно, на пятьдесят процентов потерял к тебе доверие. Я же предупредил, что выставлю страховку. А ты выставил свою без предупреждения. Пятьдесят процентов доверия – это уже за гранью риска. Но я человек рисковый и потому согласен выполнить работу. При условии выплаты аванса. Сразу, сейчас.
– Да, аванс нужно выплатить, я согласен, – сказал Гайдаров. – И подготовил его. Четверть суммы. Устроит?
– Половину. Обычно мы берем четверть, но ты сам создал сложные условия. И потому я требую половину.
– Теперь ты создаешь риск для меня. Половина – это слишком много. А вдруг вы оба запьете, получив деньги? Или просто смотаетесь?
– Не переживай. Насколько я помню, разговор шел не только о двух заказах. Мы любим долговременную работу. Половину…
Гайдаров вздохнул, но не с сожалением, а решительно.
– Тогда напишешь мне для страховки расписку. Укажешь, какую сумму получил и за что. Если смотаешься, расписка пойдет в дополнение к документам для розыска – и станет как раз недостающим звеном в цепи доказательств. Моего имени в расписке присутствовать не должно. Просто пишешь, что получил от гражданина Азербайджана такую-то сумму и указываешь, за что.
Как он сам себя подставил! Я и надеяться не смел на такую удачу.
– Хорошо. Только в этом случае и ты мне напишешь бумагу, где скажешь, что нанял нас для выполнения работы, за которую выплачиваешь аванс. Называешь сумму аванса, а какую работу, можешь не писать.
– Это зачем?
– У меня есть в Азербайджане авторитетные друзья. Я навел уже о тебе справки. Сказали, что доверять тебе можно, хотя отметили твою жадность. Следовательно, я не могу довериться тебе полностью – ты можешь не произвести окончательного расчета. Если я предъявлю своим друзьям твою расписку, тебя даже дома за хвост возьмут.
– Я после срока с уголовным миром почти не контактирую, – поморщился Гайдаров. – Если только вынужденно.
– Они сами с тобой будут при необходимости контактировать. Напишешь?
– Напишу, – согласился он.
Дибар приподнялся в кресле и сунул под себя руку. Я тут же положил свою ладонь под курткой на рукоятку пистолет-пулемета. Но он вытащил не оружие – хотя оно в кресле, возможно, тоже было, – а большой черный пластиковый пакет с деньгами и стал отсчитывать. Граната мешала считать: указательный палец был продет в кольцо, а перебирать стодолларовые купюры левой рукой было неудобно. Тем не менее мои надежды не оправдались и гранату из рук он не выпустил.