Лестница скрипела так сильно, что Анатолий начал опасаться, не перебудит ли она всех в селе. Раньше никогда не замечал скрипа лестницы. Или тогда он поднимался по лестнице один, и такого скрипа не было... Мать семейства шла первой, обняв сложенное одеяло, которое доставило ей в эту ночь, как показывал ее внешний вид, столько удовольствия. Она и скрипучий люк сама поднимала, и даже руку Анатолию подала, помогая выбраться, хотя он сам в такой помощи вовсе не нуждался. Похоже, женщина не знала, как угодить, чтобы выразить свою благодарность.
Дверь в сарай оставалась распахнутой. Небо над селом уже стало серым, что говорило об уже начавшемся рассвете, хотя солнце еще и не вышло из-за хребта. Но здесь в это время года оно поздно выходит. Мать семейства вышла за дверь и только там остановилась, обернулась. Лицо ее выглядело старым, но глаза светились молодо и радостно.
– Поцелуй меня... – попросила с надеждой.
И Анатолий вынужденно обнял ее вместе с прижатым к груди одеялом, так удачно разделяющим два тела, и, пересиливая себя, поцеловал. Губы женщины, сухие, шершавые, потрескавшиеся, огнем горели. Она была счастлива.
– Ты навсегда с нами останешься, – сказала она решительно. – Я не разрешу Вахе тебя отдать. Ты останешься... Со мной...
Это Анатолия волновало мало. Пусть ее решение остается при ней. У него есть свое решение, которое он постарается осуществить уже сегодня...
Он поднял глаза над ее плечом и сразу увидел, как из окна кухни смотрит на них одна из дочерей женщины. Дочери казались Анатолию не такими опасными, как сыновья. По крайней мере, они находились под влиянием матери, а не старшего брата. Но все же это был удобный повод побыстрее отправить женщину домой.
– Там твоя дочь смотрит... Она Вахе расскажет...
Пленник даже не попросил, чтобы она с дочерью поговорила. Это словно бы само собой подразумевалось. Мать семейства испуганно оглянулась, поджала одеяло сильнее к груди и поспешила в дом. И только с крыльца обернулась и улыбнулась пленнику. Ее кратковременное счастье не могло переломить никакое беспокойство...
* * *Анатолий добрался до постели. Только устроился, только веки сомкнул, как сразу уснул, как в колодец провалился. И проснулся от ощущения беды. Было противно от всего того, что произошло ночью. Мать семейства вовсе не была похожа на женщину его мечты. Но ощущение беды пожаловало вовсе не из-за этого, как показалось Анатолию. И только через несколько минут он догадался, отчего пришло беспокойство.
Во дворе уже гулял день... А его никто не вывел на работу, которая виделась пленнику путем к свободе. По крайней мере, этапом на пути к свободе...
Его должны были разбудить намного раньше и отвести на другой конец села на стройку. Но никто не будил его, никто не подгонял затрещинами. Более того, даже привычные лепешку и воду на завтрак ему не приносили. Может быть, мать семейства сама спала, а дочери о завтраке не подумали. Может быть, случилось что-то.
Анатолий вспомнил, как он провожал мать семейства. Люк над головой он опускал сам. И сейчас быстро поднялся по лестнице, проверил – люк закрыт на замок. Значит, кто-то из дома выходил и закрыл люк, пока он спал. Люк иногда оставляли открытым. И какая была необходимость закрывать его утром? Необходимость могла быть только одна – не выпустить пленника из подвала до того как... До чего? Вывод напрашивался сам собой – до приезда Вахи...
Во дворе слышались шаги. По шагам Анатолий определил, что там ходят двое из троих младших братьев. Потом и голоса послышались. Короткие фразы, и достаточно невеселые. Похоже, что мальчишки уже все знают...
Куда Ваха уехал? Он обещал заглянуть на обратном пути. Когда он вернется? Скорее бы уж... Пусть что-то произойдет, лишь бы скорее, потому что ждать и гадать о будущем – это неприятно и мучительно...
* * *Даже в подвале было слышно, как гудит двигатель «уазика» Вахи. Машина, как всегда, остановилась за забором. Ваху встречали, судя по голосам, все, кроме матери семейства. Впечатление такое складывалось, что она сама находится под домашним арестом, хотя с трудом верилось, что младшие братья Вахи могли так жестко поступить с матерью. Во дворе разговаривали громко, не проходя в дом. Почти кричали...
Потом все стихло. Только тяжелые шаги слышались. Ваха вошел в сарай. Постоял некоторое время. Потом зло стукнул каблуком в крышку люка, как печать поставил. Сидя внизу рядом с лестницей, Анатолий почувствовал приникающую через люк холодную злобу. Не истеричную, как у младших братьев, а ледяную, обжигающую, молчаливую. Ваха переживал унижение и оскорбление. И оставить этого без последствий не мог. Но люк он все же не открыл. Ушел, кажется, в дом.
Младшие братья и младшие сестры остались во дворе. Замерли, слушая, что произойдет в доме. Сначала оттуда ничего не доносилось. Потом раздался голос матери. Она плакала, громко и требовательно что-то говорила. Голос Вахи раздавался только несколько раз. Короткие рубленые фразы даже издали отдавали все той же ледяной злобой.
Анатолия сначала охватило безразличие. Он здесь беспомощен. Он не может постоять за себя. Так пусть все идет своим чередом, пусть все остается без изменений до того момента, когда все закончится. Ему вспомнилась собственная мать, ждущая возможного возвращения сына и не верящая, что с ним может что-то случиться. Как каждая мать, она надеждой только и живет и не поверит, даже когда получит трагические известия. Вспомнился подполковник Евсеев, который едва ли помнит рядового Юденича в лицо, но, тем не менее, мечется, ищет большущие для него деньги, чтобы выполнить свой долг командира. Долг, который никто ему не предъявляет, но который он сам взял на себя.
И воспоминания о подполковнике внезапно придали Анатолию сил. Нет, подполковник воспитывал из своих солдат спецназовцев. Чем спецназовец отличается от простого солдата? Он всегда опасен. При опасности для собственной жизни он опасен втройне. Опасен потому, что хорошо обучен...
Анатолий хорошо обучен. И не желает быть кроликом, которого хотят зарезать. Он должен и сможет за себя постоять... Первое, что пришло на ум – еще раз попробовать открыть замок на ножной цепи. Драгоценный ключ вошел в замочную скважину без ложного стеснения, чуть-чуть повернулся, но, словно бы споткнулся и не желал проворачиваться, как ни давили на него пальцы.
Бесполезно... Надо искать другой вариант... И пленник начал просчитывать варианты своего поведения. И вооружаться. Нож ему взять было неоткуда. Но ему доверили колоть дрова. Доверили, не подумав, что дрова тоже могут вооружить... И достаточно длинная, как хороший нож, и острая, как пика, щепка, припасенная Анатолием, ушла в рукав...
* * *Разговор в доме не мог продолжаться вечно, но он столько продолжался – так Анатолию показалось, потому что для него сейчас понятие времени гипертрофированно изменилось в прямой пропорции от возрастания опасности. И очень хотелось поторопить, подогнать Ваху, чтобы скорее, как можно скорее начать действовать самому. Наконец обоюдный громкий разговор стих, слышались только отрывочные одиночные выкрики из дома – чуть-чуть истеричные, требовательные, но бессильные. Это кричала что-то мать семейства. Кричала своему старшему сыну Вахе, тяжелые шаги которого уже слышались на крыльце. Никогда раньше Ваха не ходил так тяжело. Сейчас передвигался, как статуя командора. Но, однако, по мере приближения к сараю шаги становились все тише и тише. Должно быть, Ваха сильно переживал от всего происшедшего, а разговор с матерью, возможно, задел что-то такое в его душе, что Ваха часть своей былой уверенности потерял.
Что-то резкое выкрикнул средний из младших братьев. Выкрикнул, словно подстегивая. Опять Ваха пошел тяжелее. Но замок с люка снимал долго. Замок оказался на ключ закрытым, чего давно уже не было в привычках у обитателей дома. Наконец люк заскрипел...
– Выходи... – Ваха не говорил, он сам скрипел, как петли люка, срывающимся неуверенным голосом. – Выходи быстрее...
В сторону лестницы угрожающе посмотрел ствол автомата, предлагая поторопиться и выполнить команду вооруженного человека.
– Тебе привезли за меня деньги? – вставая, с усмешкой спросил Анатолий.
– Выходи... – Усмешка сразу же взбесила Ваху. Голос стал уже не скрипучим, а хриплым.
Именно это Анатолию и надо было. Он сам хорошо знал, что ярость часто делает человека неуправляемым, но она же его и сил лишает.
Что будет делать Ваха? Чего он хочет? Это понятно... Он намеревается убить своего пленника, не дождавшись выкупа... Может быть, потом попробует получить выкуп за мертвого, но сейчас он об этом, конечно, не думает. Такие мысли не приходят одновременно с гневом. Задача же Анатолия – сделать так, чтобы эти мысли вообще уже не смогли прийти к его пленителю... И вообще никакие мысли... Путь к освобождению теперь только один. И пройти по нему можно, только переступив через Ваху... Через тело Вахи...
Именно это Анатолию и надо было. Он сам хорошо знал, что ярость часто делает человека неуправляемым, но она же его и сил лишает.
Что будет делать Ваха? Чего он хочет? Это понятно... Он намеревается убить своего пленника, не дождавшись выкупа... Может быть, потом попробует получить выкуп за мертвого, но сейчас он об этом, конечно, не думает. Такие мысли не приходят одновременно с гневом. Задача же Анатолия – сделать так, чтобы эти мысли вообще уже не смогли прийти к его пленителю... И вообще никакие мысли... Путь к освобождению теперь только один. И пройти по нему можно, только переступив через Ваху... Через тело Вахи...
Анатолий планировал бежать, никого не убивая. Да, он ненавидел Ваху. Да, он ненавидел еще больше его младших братьев... Да, он ненавидел его мать... Но бегство свое представлял иным. Что из того, что оно станет таким? Ничего не меняется. Ваха имел право его захватить в рабство? Ваха имел право его убить?
Автомат в руках у Вахи дает чеченцу ложное ощущение силы. Он не учитывает, что против него не простой солдат, а солдат спецназа ГРУ... Ваха видел, как захватывали пленных, превращали в рабов, а потом брали за них большой выкуп другие... И не подумал, что не все солдаты равны. Не только по подготовке, но – главное! – по силе воспитанного духа.
Подполковник Евсеев много раз повторял, объясняя, чем отличается спецназовец от любого другого солдата. И Анатолий хорошо это запомнил...
Но Ваха этих слов никогда не слышал. Значит, Ваха, несмотря на свой автомат, обречен... Только Ваха... Пусть остальные живут и иногда радуют свою мать, потому что больше ее порадовать будет некому... А сам Анатолий хочет обрадовать свою – своим возвращением, а Ваха мешает этому...
3
На улице, оказывается, дождь начался, отголоски которого до глухой подвальной комнаты не доходили. И довольно сильный, хотя раньше, казалось, ничего не предвещало перемены погоды в худшую сторону. И не осенний надоедливый моросящий дождичек, а тугой, с характером, похожий на летний ливень, что, вообще-то, в такую предзимнюю пору в природе редко случается.
Подполковник Евсеев первым выскочил из двери, чтобы начать преследование. Выскочил резко и по всем правилам – не вперед, а в сторону, и сразу за этим совершил скачок в другую сторону, чтобы сбить с прицела возможного стрелка. Однако в него не стреляли. Сам бы он, естественно, воспользовался ситуацией с толком. Но больше чем на пятьдесят процентов был уверен, что Алиахмет Нурович воспользоваться ею не сумеет. Еще по спине на лестнице чувствовалось, как тот бежит – в панике... Спина, как ни странно это звучит для непосвященного, в боевой обстановке передает чувства человека ничуть не хуже, чем лицо. Только практика нужна, чтобы спину, как лицо, читать. Практика и показывала отставному подполковнику, что Алиахмет Нурович паникует, а в панике трудно правильно соображать... Что следовало беглецу сделать?.. Просто остановиться, перевести дыхание, навести пистолет на дверь и ждать, когда преследователи будут выскакивать. Даже улыбнуться, как это любит Алиахмет Нурович, можно себе позволить. Стой и жди, когда кто-то выскочит. Тогда стреляй – не хочу... Промахнуться трудно даже слепому на полтора глаза...
Алиахмет Нурович не стрелял. Он даже не задержался, кажется, ни на секунду, он просто бежал, сразу далеко обогнав единственного оставшегося с ним охранника и показывая, что не зря проводил часы в тренажерном зале, где у него была и собственная беговая дорожка. Бежал по направлению к машине. Точно такой же «Ленд Крузер», как у Руслана, стоял в конце деревни, на самом выезде, чуть прикрытый кустами. Это Виктор Васильевич сразу заметил. И еще заметил, что Алиахмет Нурович старается бежать по дороге, где особенно скользко, тогда как путь можно срезать, если бежать сначала по траве вдоль забора, потом через небольшой вытянутый пустырь. И сам сразу начал срезать путь.
Лейтенант Велесов, как более молодой, догнал подполковника быстро, но обгонять не стал или не смог. И тут же Виктор Васильевич, не сбивая себе дыхание словами, на бегу дал отмашку, показывая лейтенанту на забирающего чуть в сторону леса охранника. Лейтенант понял. Охранник вовремя сообразил, что догнать хозяина не сможет, а тот ждать его не будет – уедет сразу, и потому предпочел скрыться в лесу. Велесов свернул в сторону. По легкости бега, которую лейтенант показывал, Евсеев предположил, что охраннику убежать не удастся. А разница в весе и росте офицеров смущала мало. Пусть охранника смущает разница в подготовке...
Сам Евсеев быстро сокращал расстояние до Алиахмета Нуровича. И все же видел, что до машины тот успеет добежать раньше, чем сумеет догнать его. Вопрос стоял в другом... Алиахмет Нурович наверняка не сам за рулем ездит. Таких людей, по привычным меркам среднего человека, деньгами набитых, обычно возят водители-телохранители. Остались ли в машине ключи? Или у Алиахмета Нуровича свои ключи есть? Если нет ключей, то следует еще разбить или разломать обшивку панели, чтобы напрямую соединить контакты зажигания. На это тоже время требуется. И не только время, но и умение. Есть ли умение у Алиахмета Нуровича? Что касается времени, то его, кажется, не хватит. Если ключей нет, Виктор Васильевич как раз успеет добежать вовремя...
Кроме того, уже видно было и вторую машину рядом. Тяжелый «Хаммер» съехал с дороги в кусты, но полностью освободить дорогу не сумел. И Алиахмету Нуровичу придется в неудобном месте разворачиваться. Это тоже потеря времени, а Евсеев имеет возможность воспользоваться «Хаммером». Есть ли там ключи? Но если ключей нет, то сам Виктор Васильевич с панелью справится без проблем. «Хаммер» на такой сложной дороге, может быть, уступит «Ленд Крузеру» в динамике, то есть не сможет так быстро разогнаться, но передвигаться будет более уверенно, и догнать Алиахмета Нуровича Виктор Васильевич сможет. А дальнейшее уже – дело техники. Только лес жалко. Много деревьев поломается, когда тяжелый «Хаммер» будет выталкивать «Ленд Крузер» с дороги...
Алиахмет Нурович при беге сильно размахивал руками, чтобы сохранить равновесие на мокрой дороге, и несколько раз испуганно оглядывался. Но пистолет так и держал в руке. И дважды вроде бы намеревался на бегу руку поднять, чтобы выстрелить, но понимал, должно быть, что не сумеет попасть в противника. Сам Виктор Васильевич тоже пистолет из руки не выпускал. Он сам мог бы остановиться и попасть в убегающего. В корпус... А попадать следовало в ноги. В такой обстановке и с такой дистанции это трудно. Останавливаться надо, чтобы хорошо прицелиться, и то результат неизвестен – пятьдесят на пятьдесят. А время потеряешь... На бегу же стрелять – только пугать ворон и патроны тратить...
Преследование с одновременным просчетом вариантов развития событий, однако, не помешали Виктору Васильевичу наблюдать и за лейтенантом. Тот с делом справился быстро. У охранника легкие были, наверное, слишком прокурены, и бежать быстро он не мог. Он вообще уже не мог бежать и, задыхаясь, остановился, чтобы встретить лейтенанта ударом тяжеленного кулака, на который еще надеялся. И даже слишком откровенно стал готовиться к этому, принимая неумную стойку. А Велесов приближался на скорости, совсем этого кулака не опасаясь. Кулак все же полетел лейтенанту навстречу, но сам лейтенант умудрился на бегу склониться и заскользить под вытянутую руку, одновременно на всей скорости нанося встречный удар локтем в подставленный правый бок. Печень даже более крепкого человека такого удара не выдерживает.
Смотреть, как ловко Велесов связывает охранника, которого он уже связывал до этого, отставной подполковник не стал – это не занятия в учебном зале, где нужен контроль и подсказка более опытного спеца. У Виктора Васильевича была своя цель, но цель эта, видя приближение догоняющего, от испуга вдруг резко скорости добавила и с разбегу чуть не прошибла дверь машины. «Мяукнула» сигнализация. Значит, у Алиахмета Нуровича были ключи от машины. Плохо. Тогда Виктор Васильевич проигрывает во времени. Чуть-чуть, самую малость, но проигрывает...
Так и оказалось. «Ленд Крузер» газанул резко, колеса пробуксовали в грязи, и отставной подполковник единственное что успел, это ударить пистолетом в стекло водительской дверцы. Стекло оказалось крепким и удар выдержало. Может быть, бронированное... Значит, и стрелять бесполезно... Машина сорвалась с места, а Виктор Васильевич все же не удержался и выстрелил в колесо – бесполезно, пуля увязла в специальном составе резины. Тогда он предпочел время не терять. До «Хаммера» восемь шагов... Еще один удар пистолетом в стекло. Здесь стекло разбилось без проблем. Сработала сигнализация. Дверь открылась. Под звучные завывания Евсеев забрался на сиденье, резким рывком вырвал панель на рулевой колонке и сразу нашел провода, которые необходимо было соединить. На это ушло чуть меньше минуты. Еще несколько секунд на поиск кнопочного стартера. В незнакомой машине все было не так, как в своей. «Ленд Крузер» тем временем уже готов был скрыться за поворотом и временно исчезнуть из вида среди деревьев. Но и «Хаммер» тут же взревел мощнейшим двигателем. Виктор Васильевич отжал педаль тормоза, передвинул похожую на рычаг боевой машины пехоты рукоятку автоматической коробки передач в положение «D», и машина двинулась вперед, как танк, на удивление легко набирая обороты и словно бы не чувствуя, что под колесами не твердое полотно дороги, а раскисшая, размытая дождем поверхность. «Хаммер» своим солидным весом сам себя продавливал через грязь к земле, обеспечивая колесам плотное сцепление с почвой.