Валентина Андреева Праздник покойной души Роман
– Быстро дуй ко мне – очумеешь!
Наташкин телефонный звонок, разбудивший в восемь часов утра, восторга не вызвал. Я не планировала просыпаться раньше десяти. Именно поэтому, проводив вчера свекровь, мужа и сына в деревню, позволила себе разгуляться. До двух ночи мы с Аленой протряслись, не в силах оторваться от фильма ужасов, а еще целый час ушел на реабилитацию взбудораженной нервной системы. Не могу сказать, что позднее чаепитие с коробкой конфет, подаренной мне по ошибке, полностью сняло напряжение от ужастика. И я, и дочь с замиранием сердца прислушивались к каждому шороху в квартире и время от времени бросали тревожные взгляды на кошачье семейство, вольготно расположившееся в кухне на полу. К счастью, беспокойства оно не проявляло. Значит, нечистая сила у нас пока не поселилась. И это радовало истерзанные страхом души, заставляя их потихонечку возвращаться из пяток на место законной регистрации.
Содержимое коробки исчезло довольно быстро. Благо было не одинаковым. Собственно, конфеты предназначались для секретарши. Но ей повезло срочно улететь по горящей путевке в Таиланд (внешняя реакция ее состоятельной приятельницы на измену то ли своего, то ли чужого мужа), и я полдня совмещала свои прямые обязанности заместителя руководителя предприятия с секретарскими.
Во время, близкое к обеденному перерыву, пропустив к шефу внеплановую делегацию из трех человек за взятку шоколадом, молнией метнулась в свой кабинет на рабочее место. Естественно, спрятав коробку конфет в верхний ящик стола. Через три минуты вся делегация, возглавляемая Максимом Максимовичем, торжественно ввалилась ко мне. О выражении лиц делегатов лучше не говорить. Мое же выражало искреннюю доброжелательность.
С вопросом возможности и целесообразности искусственного выращивания для нашего предприятия радужной форели покончили быстро – не царское это дело выбрасывать большие деньги на ветер. Делегаты призадумались и немного уменьшили итоговую сумму расчетов. Макс задумчиво потер подбородок и предложил стандартный набор: «Чай? кофе?» Вот тут-то я с кислой физиономией достала презентованную коробку конфет. Делегаты с севера переглянулись и попросили разрешения явиться через пару дней с новой калькуляцией…
Вчера Дмитрий Николаевич заехал за мной немного пораньше. Возникла необходимость съездить в деревню, нашелся покупатель на двухсотлетнее наследство нашей бабушки – его матери. Старый рубленый дом, в котором раньше она и внуки регулярно проводили летние месяцы, тряхнул стариной, но не рассыпался, как следовало ожидать, а очаровал семью питерских пенсионеров.
В шесть вечера с превеликой суетой и нервотрепкой троица родных людей укатила, оставив после себя мелкую пыль глубоких разочарований в моих способностях оказывать действенную помощь при авральных сборах. Оно, конечно, где-то и справедливо – ну зачем было совать пакет с наполнителем для кошачьего туалета в их сумку с продуктами? Да если бы я сама знала…
– Ма-а-а, кто звонил? – пробормотала Аленка, не открывая глаз. – С ума сошли, в такую рань?
– Наталья Николаевна сбрендила, – мрачно пояснила я. – Зовет присоединиться.
Вылезать из-под одеяла не хотелось. Дочь, не решившаяся в эту ночь спать в собственной комнате, натянула свое одеяло на голову: – Присоединяйся, – послышался приглушенный голос, – а то сейчас в дверь начнет звонить. Спать хочется.
Я вспомнила про дверной звонок и очередной раз помянула мужа недобрым словом. Это исключительно по его велению и хотению у нас над дверью набатный колокол.
Колокол зазвонил, когда я уже почти доплелась до двери. Стая кошек, путавшихся под ногами в ожидании завтрака, прыснула в разные стороны. Плюшка, выбравшая неудачный маршрут на кухню, поскользнулась на керамических плитках пола и, перекувыркнувшись, рванула обратно, изрядно оцарапав мне ногу. Из спальни раздался грохот и негодующий вопль дочери:
– Ма-а-а, твоя лампа вдребезги!!!
Оплакивая в душе и лампу, и свой покой, я открыла входную дверь.
– С добрым утром, девушки!
По Наташкиной физиономии было видно, что она не врет, – оно у нее действительно доброе.
– Сколько можно спать?
Потеснив меня в сторону, подруга прошествовала в комнату дочери, где ее не было.
– О! Ленусик тоже проснулась! Слушайте, вас не дождешься…
– А ты не могла бы чуметь без нас? – зевнув, спросила я, еще на что-то надеясь… – Вчера поздно легли…
– Смотрели «Тайну склепа»? Я тоже. Только не до конца. На том месте, где Лоренцо хотел дать по башке своей прапрапрабабке лопатой, а из стены к его шее протянулась костлявая рука его покойной жены, я нечаянно завопила. Денька, как могла, поддержала. А вот Борис не поддержал. Спросонья не понял всего ужаса… А когда понял… Словом, до конца я не досмотрела. Кстати, удалось Лоренцо бежать из замка?
– Удалось. – «Показывают же, на ночь глядя, всякую муру», – подумалось мне. – Только не совсем. С рассветом он вместе со своей вполне живой возлюбленной удрал, у лошадей только пятки, в смысле подковы, сверкали, а ночью почему-то опять оказался в своей опочивальне. Рядышком с покойной женой.
– Все мужики козлы! Давайте кофейку попьем. – Наташка бодро прошлепала в кухню. – Где Ленусик? Деточка! – громко заорала она, насыпая кофе в кофейник. – Вылезай из укрытия, ночной кошмар кончился. Но есть новая серия.
– Здесь я…
Зевающая дочь, выбравшаяся на волю и застрявшая в проеме кухонной двери, удивительно походила на новую возлюбленную графа Лоренцо. Одеянием, ниспадавшим с ее плеч крупными складками и напоминавшим пышное платье Агнессы. И зачем надо было брать именно мое, двуспальное одеяло?
Наташка взглянула на нее, буркнула:
– Понятно… – и тут же распорядилась: – Десять минут вам на то, чтобы выйти из сонного оцепенения и сесть за стол в состоянии, готовом к прослушиванию информации, от которой запросто можно свихнуться. Графу Лоренцо с его побегушками от живой невесты к мертвой жене такое бы и в страшном сне не привиделось!
Мы с Аленкой разом засуетились. Как назло, активизировалось любопытное кошачье семейство. Дважды я спотыкалась о Гошку и падала на Плюшку. В последний момент та уворачивалась, а я, шипя от боли, потирала коленки. Дочь, устав вспоминать, где ее джинсы, надела задом наперед длинный белый свитер и успокоилась. Я – нет. Хотя бы потому, что Аленкины джинсы ошибочно приняла за свои. Они были мне слишком малы, а смириться спросонья с тем, что я за одну ночь катастрофически поправилась, не могла. Не распухла же от страха? То, что джинсы не мои, дошло не очень быстро. К тому моменту дочь совсем забыла о потере. Не стоило ее снова расстраивать.
Не прошло и получаса, как мы сели за стол. Наталья успела сбегать домой за горячими булочками. Хорошая вещь – хлебопечка!
– Ну вы знаете, где я вчера была… – сделав глоток кофе и прислушавшись к своим ощущениям, начала она.
Это мы знали. Даже слышали, как Наталья Николаевна возвращалась домой в двенадцатом часу ночи. И всего-то полэтажа не доехала – лифт застрял. Пока не появилась бригада ремонтников из двух человек, Наташка попыталась собрать как можно больше народа, но на ее усилия откликнулись только почти сроднившиеся обитатели квартир нашего этажа. Всего-то муж с сыном, Анастас Иванович со своим Степушкой, да мы с Аленкой. Денька не в счет. За человека ее не считаем, поскольку она собака. По-собачьи себя и повела. Для начала жалобно взвыла и принялась усиленно царапать бетонное покрытие у шахты лифта в надежде лет через десять закончить подкоп. Потом перешла на ожесточенный лай. Наташка ответила тем же, только отдельные слова мы все же различали. Но лучше всех смысл перебреха уяснили соседи с двенадцатого и четырнадцатого этажей, поэтому потребовали немедленно растащить обеих в разные стороны, обеспечив строгую изоляцию друг от друга. Уж куда строже? Тем не менее Деньку за недостойное поведение тут же убрали, и она бессильно постанывала за закрытой дверью квартиры. Убрать Наталью не представлялось возможным. Она продолжала повизгивать и ругаться. Мы с Аленой, как могли, уговаривали ее не паниковать. Едва ли кабина лифта способна оторваться. И потом, если чего… Она все-таки застряла не на семнадцатом этаже, а только на тринадцатом. В порыве сострадания я даже пообещала обязательно застрять в лифте в следующий раз. Не долго думая, Наташка предложила мне использовать вторую, грузовую, кабину. Она, мол, как раз свободна, вместе и выпустят. Пока я раздумывала о необходимости принести себя в жертву обстоятельствам, Анастас Иванович миролюбиво гудела басом, уговаривая Степана Ивановича пересказать Наталье пару новых анекдотов из сборника сканвордов. Он застенчиво отказывался. Ну пока она на него не прикрикнула. Сразу выяснилось, что Степушка их забыл. Борис время от времени интересовался, как Наталье живется в ее одиночке. Ответом были приглушенные рыдания.
В половине первого она вышла на волю. Но назвать ее счастливой я бы не рискнула. Вполне понятно: Наталья горела желанием срочно свести счеты со службой лифтового хозяйства. Бригада ремонтников свое уже получила, мы тоже, поэтому все быстренько и заслуженно разошлись. Как раз при входе в свою квартиру Степан Иванович вспомнил забытые анекдоты и захохотал. Анастас Иванович, женщина крупная телом и нежная душой, вполне ласково толканула его вперед. Судя по грохоту, остановился он, скорее всего, у кухонного окна, по пути прихватив кое-какую мебель.
Позднее возвращение Натальи в эту пятницу было вполне оправданно. Дней десять назад в переполненном троллейбусе она случайно не поделила место с какой-то мымрой, на поверку оказавшейся старой знакомой по прежнему месту жительства. Свою бывшую комнату в коммунальной квартире, где проживало четыре семьи, Наталья всегда вспоминала с тихой грустью, мечтая хоть одним глазком взглянуть на дом, где прошли ее детство и юность. Воспоминания заканчивались одинаково: подруга в ностальгическом порыве представляла свое возвращение в житейскую коммуну, да так явственно, что пугалась до потери сознания. Иначе чем же объяснить дикие движения ее рук, будто отталкивающих воображаемое видение, и отчаянные вопли: «Ни за что!!!»
Не дожидаясь ликвидации коммунального жилья как явления, противоречащего нынешнему уровню развития общества, семья Кузнецовых приобрела кооперативную квартиру и, тепло простившись с соседями, выехала на новое место жительства. Первое время еще перезванивались. В основном с Милочкой – Людмилой Станиславовной Угрюмцевой, тогда еще Дашковской, хорошо воспитанной дочерью хорошо воспитанных соседей из двадцатиметровки и ровесницей Натальи. Со временем звонки стали реже, а потом и вообще иссякли.
Мир, как известно, тесен. Судьба свела бывших соседок по коммуналке на одном сиденье троллейбуса тридцать первого маршрута. Процесс раздора быстро трансформировался в радостное узнавание. Жавшийся к окну мужичок с объемной пластиковой сумкой, не выдержав именно второй стадии встречи, добровольно освободил свое место.
Наталья услышала много нового и интересного. Дом как стоял, так и стоит. Их коммуналку давно расселили. В настоящее время единственной хозяйкой четырехкомнатных хором с потолками в три метра двадцать сантиметров и восемнадцатиметровой кухней является Милочка. Вместе с ней проживает взрослая дочь Марина, которую друзья в последние полгода почему-то называют Нэнси, и… собственно, все. Бывший муж, лупоглазый Эдичка из соседнего дома, он же Эд, он же Эдик и Эдуард Вениаминович Угрюмцев, в поисках более счастливой семейной жизни со временем забрел так далеко, что про его существование забыла не только Милочка, но и три последующие жены. Жаль только, что земля круглая: лет пять назад Эдик вновь начал свое вращение по жизненному кругу, усиленно пытаясь вернуться в самую первую семью.
У Милочки был собственный магазин готового платья плюс ателье, существовавшее при нем же. Денег вполне хватало. Наталья, оценив соболий полушубок Милочки, решила, что та не врет. Вот только почему бы ей при ее положении не возить свою шубу и себя в ней на личном транспорте? К примеру, на «Шкоде». Но задать бывшей соседке интересующий ее вопрос Наталья не успела. Милочка расстроенно пояснила, что по дороге на работу сломалась машина. Водителю пришлось вызвать техпомощь. Машину забрали в ремонт, вот бедной Милочке и пришлось добираться до места в таких варварских условиях.
– А я зимой вообще не езжу на своей «Шкоде», прекрасно обхожусь общественным транспортом, – заявила Наталья. – Так хоть какое-то общение с людьми. Масса впечатлений! Одним словом – жизнь! Во всех ее проявлениях.
Как назло, рядом примостилось одно из таких проявлений. Правда, дурно пахнущее. Мотающаяся на поручне молодая пьяная бомжиха норовила стать Наташке родной дочерью. Время от времени она отпускала поручень и заваливалась ей на грудь. Наталье это надоело быстрей, чем бомжихе подниматься. В очередной раз стряхнув невменяемую девушку с себя, подруга помогла ей улечься в проходе поудобнее и тем самым перевела стрелки на других пассажиров. В троллейбусе разгорелась дискуссия: выкинуть девицу на мороз или дать ей выспаться. Может, человеком проснется. Чем дело кончилось, не известно. Наташке надо было выходить, и она второпях обменялась с Милочкой телефонами.
Милочка позвонила Наталье три дня назад – вечером. Наташка как раз разбирала содержимое своей черной сумочки, вместительность которой была постоянным предметом моей зависти. Наткнувшись на визитку Милочки, подруга пустилась в тяжкие раздумья – оставить ее в кошельке или закинуть в коробку из-под подаренных мне когда-то конфет, где хранилась масса ненужных до поры сведений. Таким образом, Наташкино «О! А я только что о тебе вспоминала!» полностью соответствовало действительности.
Получив от Милочки приглашение на день рождения, Наталья слегка озадачилась: перспектива провести вечер пятницы в кругу незнакомых лиц, утомленных своими неограниченными денежными возможностями, не устраивала. Она уже открыла рот, чтобы сослаться на неотложные дела, но тут Милочка неожиданно всхлипнула…
Несколько минут растерянная подруга выслушивала прерывающийся рыданиями безрадостный монолог бывшей соседки. Выяснилось, что она одна-одинешенька. Во всем мире не найдется человека, которому она была бы нужна не как источник материального благополучия. Чувствуя, что глаза невольно наполняются слезами, Наташка шмыгнула носом и напомнила, что у Милочки есть дочь. Это замечание вызвало новый порыв отчаяния: с Маринкой они давно уже не только говорят на разных языках, но и живут на разных территориях. Бывшая коммуналка, после евроремонта засверкавшая престижностью, является собственностью Милочки лишь на бумаге. Фактически ее занимает дочь. И с кем?! С бывшим любовником матери! И ладно бы Милочка сама ему на шею бросилась! И в мыслях не было – десять лет разницы. Полгода около нее пресмыкался, усы отрастил, чтобы в ее глазах постарше выглядеть… Приспособленец! Все время жил в свое удовольствие за ее счет, а потом к Маринке перекинулся. И усы сбрил! Знал, что безденежье девчонке не грозит, мать не допустит…
– А ты допусти! – Слезы сочувствия у Наташки высохли, так и не пролившись.
– Не могу, – в свою очередь, забыв про рыдания, пояснила Милочка. – Она в РУДН на платном отделении учится. Сразу бросит. А куда потом? На панель? Да и столько денег в эту учебу вгрохано, не хочется терять. Вот закончит… Если я, конечно, до этого доживу.
– С чего бы тебе не дожить? – удивилась Наташка. – Попробуй посмотреть на проблему с другой стороны: ты абсолютно свободная, красивая, состоятельная женщина. К сожалению, у тебя есть непутевая дочь, которую, к счастью, ты не видишь. Просто оплачиваешь ее содержание, а фактически – свое безоблачное существование. Что касается приспособленца… Все мужики – козлы! За исключением ограниченного числа знакомых мне. Просто твой бывший козлее других. Тебе повезло вовремя скинуть его вонючую шкуру с собственной шеи. Учитывая, что Маринка, извини, стерва – они оба достойная сладкая парочка. И тем уже друг друга наказали. У тебя впереди сладкий миг расплаты. Жизнь сама все расставит по местам.
– Наташенька, твои слова, как бальзам на душу, хотя все не совсем так, как ты говоришь. Впрочем, я со злости тоже преувеличила… Но я тебя очень прошу, приезжай в пятницу. Мне надо с тобой посоветоваться. Поверь, больше просто не с кем. Я действительно одна. Все друзья – друзья по обязанности и по бизнесу… Ну договорились? Прямо ко мне на работу. Часикам к шести-семи…
Отказаться Наталья не смогла. Ее хлебом не корми – дай возможность прийти кому-нибудь на помощь. Даже если и не просят. А уж если просят – труба дело! Горы свернет.
Положив трубку, подруга вернула визитку Милочки в кошелек и решила выдать бывшую соседку замуж – чтобы не бесилась с жиру по пустякам.
Милочка не обманула. К семи часам магазин был закрыт и ни одной живой души, кроме уборщицы и ее самой, казалось, там не было. Впрочем, уборщицу Милочка быстро выставила.
Экскурсия по магазину много времени не заняла. Наталье не понравились цены.
В рабочем кабинете с уютной кожаной мебелью был сервирован одноразовой посудой незатейливый праздничный ужин, в основном нарезка. Ее быстренько смела голодная Наташка, в перерывах отвлекаясь на короткие тосты, подслащенные «Бейлисом».
– Забирай его с собой. Я все равно не пью, – предложила именинница, и Наталья согласно кивнула головой, предвкушая прекрасный субботний вечер в компании со мной и Аленой.
Милочка казалась вполне счастливой. И не мудрено – в одиночку, не отвлекаясь на закуску, «уговорила» полбутылки «Камю». При этом совсем натурально морщилась и вроде бы от чистого сердца ругала «эту дрянь», приводя в качестве примера, как эталон, молдавский «Белый аист». Мало того, после каждой пропущенной рюмки всерьез уверяла, что вообще терпеть не может крепкие спиртные напитки. Кончилось тем, что Наталья не выдержала и отняла живительный напиток из слабых рук Людмилы Станиславовны. Впрочем, отняла – не совсем точно. Бутылка сама выпала, подруга ее только подхватила, не дав пасть французской сногсшибаловке совсем уж низко – на пол. Проверив остатки содержимого на свет, решительно убрала в шкаф.