– Меня зовут…
– Хочешь, я угадаю, как тебя зовут? – хитро усмехнулась наконец-то застопорившаяся на месте Наташка. – Хочешь не хочешь, а зовут тебя Влад. По кличке «Иуда».
Лицо парня перекосила злая гримаса. Не могу сказать, что она нанесла значительный урон его красоте. Атлетически сложенный парень являл собой выставочный образец идеального молодого мужчины. Он возмущенно взмахнул руками, собираясь дать достойный отпор, но Наташка приложила палец к губам:
– Ти-ихо! Маринка спит… Значит так: следствие располагает данными, что ты, голубчик, причастен к убийству отца Марины, он же в настоящий момент окончательно бывший муж Людмилы Станиславовны Дашковской, бывшей Угрюмцевой. Кроме того, именно ты рассчитывал загнать Людмилу в сумасшедший дом. Но пока загнал в больницу. С инфарктом. В крайне тяжелом состоянии. – Наташка порылась в сумке, вытащила Милкину записку и показала ему ту часть, где была отчаянная просьба позаботиться о Марине. – Мы здесь не просто так. А сейчас, сделай, пожалуйста, вид, что рад встрече с нами. Все-таки мы предупредили тебя о грозящей опасности. Кстати, захочешь смыться – не помешаем.
Влад был настолько ошарашен, что потерял дар речи. Да уж чего там Влад! Я и сама его почти окончательно потеряла! Вот до чего довел Наташкин экспромт, замешанный на ностальгии!
Одежду на вешалку нам пришлось вешать самим, поэтапно забирая ее из рук онемевшего Влада. Закинув шапку на полку, я, наконец, с большим трудом заставила себя вежливо поздороваться. Это сыграло роль определенного толчка. Глаза Влада зло прищурились, и, не ответив на приветствие, он потребовал объяснить более понятно, что мы имеем в виду. Откуда ж я могла это знать, если подруга не поделилась своим мысленным винегретом? Поэтому я просто еще раз с ним поздоровалась и рванула следом за подругой, проигнорировавшей вопрос Влада.
Наталья безошибочно прошла на кухню и там окончательно вынесла вердикт:
– Нет, это не моя квартира! Очень неуютно себя в ней чувствую. Хотя стены остались прежними, полметра шириной! Слышимости никакой. Иначе Маринка давно бы уже проснулась.
Удостоив вполне миролюбивым взглядом подоспевшего Влада, со сложенными руками картинно подпиравшего косяк кухонной двери, сказала:
– Садись, Влад. Поговорить надо!
– Ну что ж, поговорим!
Фраза была многообещающей, так же, как и взгляд, которым он сверлил Наташку. Но сесть не спешил. Да и нам не предложил. Временно оставив дверной косяк без своей поддержки, влез в холодильник, вытащил бутылку пива, демонстративно открыл ее об ручку двери, от чего меня слегка перекосило, и сделал большой глоток. После этого вернулся в исходное положение.
Воцарилось полное молчание. Очевидно, подруга решила, что пара минут, выделенная мне на адаптацию, истекла, наступила моя очередь вести сольную партию. Собственно, возразить было нечего – встреча устроена по моей просьбе. Следовало начинать разговор, и я его начала. Очень задушевно:
– Э-э-э-э…
– А поконкретнее? – сквозь зубы процедил Влад, еще раз отхлебнув из бутылки.
– Хорошо, – покорно кивнула я и неожиданно для себя разговорилась: – А можно присесть? Мне так удобнее излагать. – И, не дожидаясь разрешения, села. – Наташа, прикрой, пожалуйста, дверь, Марина проснется. Даже там, где она в настоящее время пребывает – вне этого дома.
Влад не дал Наташке выполнить мою просьбу. Нога в черном шлепанце и брючине с прорехой уперлась в дверь, молчаливо давая понять, что Иуда против. Наталья возмущенно пожала плечами, пробормотав, что ей и подавно все равно, сколько дырок останется в конечном итоге от Влада. Хотя бы и одни клочки по заулочкам. Отошла и уселась на маленький диванчик, демонстративно закинув ногу на ногу.
Я почувствовала раздражение к этому наглецу и желание любым способом поставить его на место. Место беспринципного красавчика-приспособленца, принадлежащее ему по праву. Конечно, Наталья первая начала… Но кто знает, пустил бы он нас в квартиру, если бы не ее наскок? Мог бы в конце концов проявить выдержку и тоже поставить нас на место. Например, гостеприимством и желанием потихоньку разубедить в ошибочности высказывания насчет его «иудаизма». Ну что ж, сейчас ему мало не покажется!
Я решила взять за основу Наташкину «входную» версию и для начала по примеру подруги закинула ногу на ногу. Тоже, как мне самой показалось, демонстративно. Недоработка в этом маневре проявила себя сразу. Правую ногу моментально свело. Где-то в районе бедра. В остальных районах ее просто парализовало. Не следовало начинать столь стремительно. В голове четко сформировалось высокое требование к самой себе: ни в коем случае не терять собственное лицо!
– Что это вас так перекосило? – последовал язвительный вопрос со стороны Иуды. Вопрос он захлебнул изрядным глотком пива, пролив часть его на желтенькую футболку с надписью на английском: «Пейте молоко!»
– Это печать страдания за результаты вашей, Влад, самодеятельности, – сквозь зубы процедила я, превозмогая боль и одновременно пытаясь с помощью рук непринужденно стянуть правую ногу с левой.
– У вас что, протез?
Язвительности у Влада поубавилось.
– Нет. То есть… да. Временный, съемный…
Я мельком взглянула на Наташкину вытянувшуюся физиономию. Подруга никак не могла понять, что я задумала, но на всякий случай решила подыграть:
– Ирина Александровна ждет операцию по пересадке чужой ноги. Пока размеры не подходят.
Я вздрогнула, злополучная конечность благополучно съехала на место, судорожная боль прошла, и я, возрадовавшись душой и телом, в особенности лицом, приступила к обвинениям. И не важно, что сама считала их ошибочными.
– По нашим сведениям, Влад, вам стало известно о наличии у Дашковской Людмилы Станиславовны крупных материальных ценностей, доставшихся ей по наследству от проживавших за границей предков дворянского происхождения. Долгое время принадлежность к привилегированному в прошлом дворянскому сословию в нашей стране считалась непомерной ношей, которую следовало скинуть, похоронить и само захоронение сровнять с землей. Чтоб никто не догадался. Соловки не лучшее место для знатных потомков, в массовом порядке подлежащих планомерному уничтожению. Впрочем, как многие другие, в том числе и лучшие люди того нелегкого времени. Чтобы стать обладателем этих ценностей, вы приложили некоторые усилия и очаровали Людмилу Станиславовну. Она, забыв про разницу в возрасте, позволила себе глупость поверить в искренность ваших чувств и влюбиться. Но неожиданно для нее вы стали вянуть от ее присутствия. Зато созрели для новой любви – к ее дочери. Такой фортель трудно объяснить. Поневоле напрашиваются нехорошие выводы: вы решили не обременять себя заботой о Людмиле в старости, оставив ее в своей памяти вечно сорокалетней. Причем форсированно. Но, переметнувшись к Марине, наверняка не рассчитывали, что ее дорогая мамочка умрет с горя. И решили ей помочь. Потусторонние голоса в загородном доме Людмилы Станиславовны – ваша работа!
Влад неожиданно поперхнулся и закашлялся. Я решила, что это от волнения, ведь к пиву он сейчас не прикладывался. Как-то в голову не пришло, что Иуда просто попытался возразить. Только неудачно – захлебнулся собственными словами.
Я с энтузиазмом продолжила:
– Бывший муж Людмилы и отец Марины под влиянием открывшейся перспективы прожить положенное ему время, купаясь в роскоши, в спешном порядке осознал многочисленные ошибки молодости и зрелости и решил завоевать бывшую супругу штурмом. С этой целью он к ней и заявился в воскресенье, на ночь глядя. Рассчитывал, что она его в такое время не выгонит, позволит переночевать. Вы его и освободили от мирской суеты. Молотком…
– Вон отсюда!!!
Голос прокашлявшегося Влада сорвался. Фразу он закончил на высокой ноте, хотя до Витаса ему было далеко. Что странно, вместо испуганного Иуды я увидела перед собой разъяренного быка в домашних тапочках. Хорошо, что один тапок слетел. Сверкая безумным взором, Влад яростно возил босой ногой по плиточному полу, пытаясь нацепить тапок. Наверное, выкидывать нас (начиная в порядке очередности с меня) в полубосом состоянии считал неприличным. От испуга и растерянности я примолкла. Мелькнула мысль, что перегнула с обвинениями. Маринка, будь она действительно дома, от страха наверняка бы в летаргический сон впала. После такого-то вопля с руладой!
– Не ори, а? – прозвучал с дивана Наташкин милый голосок. Она зевнула. – В своем собственном доме меня же еще и оскорбляют!
Нога Влада сделала замысловатое па и, очередной раз разминувшись со шлепанцем, застыла в третьей позиции. Он перевел ясные, может быть, даже синие, очи – не разглядеть – на Наташку, медленно осмысливая услышанное. Следовало исправлять положение, пока он вновь не вернулся на корриду. Быком, естественно.
– Мы специально пришли. Марину жалко, – всем своим видом демонстрируя благожелательность, буквально проблеяла я с табуретки, тихонько радуясь, что Влад не торопится одарить меня взглядом. Даже одним глазком – вполне бы хватило, чтобы заткнуться. – Чувствую, вам не понравилось мое выступление. Но Наталья Николаевна с порога предупредила, в чем вас обвиняют. Я просто изложила подробности. Неужели вы думаете, мы сами верим в эту белиберду?
– Мы специально пришли. Марину жалко, – всем своим видом демонстрируя благожелательность, буквально проблеяла я с табуретки, тихонько радуясь, что Влад не торопится одарить меня взглядом. Даже одним глазком – вполне бы хватило, чтобы заткнуться. – Чувствую, вам не понравилось мое выступление. Но Наталья Николаевна с порога предупредила, в чем вас обвиняют. Я просто изложила подробности. Неужели вы думаете, мы сами верим в эту белиберду?
– Что значит «в своем собственном доме?» – неадекватно среагировал Влад на мою попытку исправить положение. Вопрос, судя по напряженному виду Иуды, требовал немедленного ответа.
– Жила я тут. Долго, – буркнула Наташка. – Не понимаю, сколько можно объяснять! Мы с Людмилой вместе провели в этой коммунальной квартире счастливые детские и частично юношеские годы. И сроднились! – повысила она голос. – А потом еще больше и только по одной причине: чем дальше – тем родней. Народная мудрость. Я выехала в новую квартиру… Словом, Маринку берем на свое попечение. Это желание Людмилы. – Наташка неожиданно всхлипнула: – Бедная девочка! Вас, Влад, на свое попечение взять не можем. Да и арестуют вас скоро…
– Вы сбежали из дурдома! – радуясь своей догадливости, сообщил Влад, посмотрел на бутылку с пивом и одним глотком допил остатки. Потом определил точное местоположение шлепанца, нацепил его на босую ногу и окончательно успокоился. – Валите отсюда. А то свяжу и «скорую психиатрическую помощь» вызову.
Я хотела было сказать, что этим нас не запугаешь, но вместо этого произнесла совсем другое:
– Влад, зачем вам нужно было стравливать между собой мать с дочерью? – И сама поразилась участливости в своем голосе.
– А кто сказал, что я кого-то стравливал?
Кажется, Иуде надоело возмущаться. Он открыл дверцу шкафа под мойкой, выкинул бутылку в мусорное ведро. Шагнул к табуретке, намереваясь сесть, но раздумал и, засунув руки в карманы, остался стоять, прислонившись к кухонной плите. Я взглянула на Наташку, недоверчиво изучавшую какое-то пятнышко на плитке пола.
– Все, – машинально сказала подруга. – Чем это вы капнули здесь? Впрочем, не важно. В первую очередь Людмила, – наконец ответила она на вопрос Влада. – Думаю, при ваших взаимоотношениях она для вас не Людмила Станиславовна. – Наташка с сожалением оторвала взгляд от пола и уставилась на Влада. Он ей понравился еще меньше, чем пятно. Я сразу поняла это по налету брезгливости на лице. Хотя вполне возможно, что подруга не успела перестроиться, сменив объект пристального внимания.
– Бред! Вам, как «очень родной», должно быть известно, что последнее время у Людмилы Станиславовны не все в порядке с головой. Впрочем, если вы с ней из одного сумасшедшего дома…
– Из разных, – успокоила его Наташка. – У нас свой – у нее свой. Замечу, с добротными крышами. Но, побывав у Людмилы в гостях, мы едва не лишились разума.
– Заметно, – согласился Влад. – Но я никого не стравливал. Впрочем, догадываюсь, о чем шла речь. И чтобы прекратить все сплетни, сообщаю, что с Ненси… в смысле с Маринкой, познакомился гораздо раньше, чем с ее матерью. К тому времени мы с Нэнси с полгода поддерживали дружеские отношения. – Заметив Натальину ухмылку, раздельно повторил: – Дру-же-ски-е! Она не в моем вкусе.
– Где? – не удержалась я от вопроса. – Где вы познакомились с Мариной
– В стриптиз-баре, – последовал короткий ответ.
Я по-новому взглянула на Влада. Так вот почему я приняла его за выставочный образец… Он – стриптизер!
Налет Наташкиной брезгливости оказался заразным и со всей очевидностью проявился на моей физиономии. Именно поэтому Влад усмехнулся и, кажется, остался доволен эффектом. Я просчитала количество плиток от своей табуретки до дивана и обратно. Итог получился разным.
– Во, блин, дает! – развеселилась Наташка. – До сего времени была твердо убеждена, что все мужики козлы! А раздетый, в смысле без шкуры, козел, да еще приплясывающий, – зрелище вообще отвратное. Бр-р-р… Мама дорогая! У него тапок слетел, пальцы на ноге обнажились – у меня во рту кислый привкус появился. – Наташка указала на стриптизера кивком головы. – Нет, лично мне это зрелище противопоказано. Тебе, Ирка, тоже. Хотя спящие голые мужики в реанимации вызывают чувство сострадания. Все-таки Господь обделил братиков сложением. С другой стороны, против мужского стриптиза не стоит возражать. Конечно, это не очень эстетично, но не одному же сестринскому сословию унижаться. За деньги.
Влад довольно улыбался. Очевидно уровень полученных за вечер оскорблений поднялся до критической отметки, наступил момент пресыщения с несколько неожиданной реакцией – настроение у него заметно улучшилось. А может, он по природе мазохист, только вначале слегка об этом подзабыл. Я еще раз пересчитала плитки пола, убедилась, что количество их разнится с двумя первыми результатами, и спросила, сама не заметив, что обращаюсь к парню на «ты»:
– Людмила тоже познакомилась с тобой в стриптиз-баре?
– Да. Весной. Заявилась с какими-то упакованными чувырлами. Я сразу понял, что она в первый раз в нашем заведении и закомплексована-а-а… Хуже вас. Ее приятельницы реально вовсю изгалялись, деньгами швырялись, а эта даже на сцену старалась не смотреть. Если бы знакомая по работе меня на понт не взяла, слабо, мол, даму завести? Ну я в азарт вошел, решил сбить с нее придурь. От души работал. Такой визг стоял в зале! Но, что называется, облом! Глянула в мою сторону печальным взглядом из позапрошлого века, пошепталась с приятельницами и слиняла… Ну слиняла и слиняла. Ну проспорил… С кем не бывает? Мне-то что? Мало ли на свете «синих чулков»? Меня моя работа не парит. Деньги нормальные, на жизнь хватает. Ни у кого не ворую.
– А как же возрастные ограничения? – поинтересовалась Наташка таким тоном, что я невольно подумала – подруга решила рвануть на подиум. Вечно лезет в голову всякая ерунда. Хорошо хоть, не потребовала разъяснений.
– Надеюсь до пенсии институт закончить. – Влад хохотнул. – Последний год остался. Учебу, кстати, тоже сам оплачиваю. Не то что Нэнси… Между прочим, о том, что Людмила – ее мать, я не сразу узнал. Людмила после того первого раза зачастила в наш бар. Только «на задворках» старалась сидеть, чтобы ее не видно было. Я, когда это обнаружил, в душе посмеялся: надо же, моралистка! А тут такая фишка выпала – из квартиры меня турнули – бывшего мужа хозяйки из зоны лесоповала раньше срока выпустили. За примерное поведение. Ну и пришлось сматываться. Две недели у друзей и приятельниц кантовался. Людмила ко мне сама подошла – до начала выступления. По своим источникам выяснила личную жизнь «бедного студента». Предложила временно пожить у нее на даче. Я и обрадовался: машина есть, до Москвы рукой подать. Правда, там ее мать больная жила, свежим воздухом лечилась, но она из комнаты почти не выходила. Еще у них там стройка шла, но мне это «по барабану». Да я и не рассчитывал надолго задерживаться. Друзья обещали помочь с жильем… Когда о размере оплаты спросил, Людмила аж занервничала: что ты, говорит, какая оплата, живи сколько надо. Ну я это нормально понял. В наше время бесплатный сыр сами знаете где… Вел себя соответственно ее пришибленности. Как с тургеневской девушкой. Цветочки там, разговоры о смысле жизни… В постель не прыгал. Таких, как она, следует убедить, что веришь в их исключительную непорочность. Она к матери сначала три раза в неделю наведывалась, потом совсем переехала. Когда приезжала с ночевкой, я на веранде спал. В голову не приходило, что Людмила и есть строгая мамочка Нэнси. Сама Маринка вообще-то безбашенная, но это к делу не относится.
Деньги за проживание у Людмилы я действительно не платил, но и в долгу не оставался. Со стройкой помогал, с покупкой стройматериалов…
– Забудем о долгах, – торопливо перебила его я. – Как выяснилось, что ты у мамы с дочкой один на двоих?
– На похоронах бабули. Мы с Людмилой из турпоездки прямо на них и угодили. К тому времени Людмила вообще не выходила у меня из головы. Мне никогда не жилось так хорошо. Женился бы, не раздумывая. Она сама не хотела. Боялась разницы в возрасте. – Влад примолк, сосредоточившись на воспоминаниях.
– Фига себе! – вклинилась в паузу Наташка. – Могу себе представить, чьи кости перемывали на поминках!
– Плохо представляешь! – язвительно заметил Влад, в свою очередь переходя на «ты». – Исключительно бабкины кости и перемывали. В хорошем смысле. Все было чинно, благородно! Ч-черт!.. Нэнси по тупости решила, что я случайно прознал про смерть Антонины Генриховны и приехал выразить сочувствие именно ей. О нас с Людмилой она ничего не знала. Людмила тщательно скрывала нашу связь, боялась издевок. А девочка, похоже, не долго думая, решила убить двух зайцев: познакомить меня, так сказать, с матерью и на квартиру к себе определить – денег ей, видишь ли, не хватало. Ну и познакомила… Хорошо, рядом Елизаветы не было!