– Ясное дело! У них на симпозиумах дикая скука. Вот и приглашают умненьких мальчиков вроде нашего Шурочки, чтобы было в кого скомканными бумажками кидать, – заявила Склепова.
Ягун хихикнул, по достоинству оценив новую версию пребывания Шурасика на симпозиуме.
На стене появились Пипа с Бульоновым, и Гробыня немедленно устремилась к ним. С Пипой номер с расцеловыванием воздуха не прошел. Она сгребла Гробыню за щеки пухлыми и мощными руками и, притянув ее голову к себе, звучно поцеловала в щеку.
– Привет, Гробка!
– И тебе привет, славная Пипенция! Где ты купила это платье, у Сальвадора?
– Нет, у Чунь-Сыра. Сальвадор уже не актуален, – с ложной скромностью сказала Пипа.
Гробыня уважительно подняла брови.
– Растем, однако!.. У Чунь-Сыра! С каких таких свиней-копилок? А, ну да! Твой папахен же выпил всю кровь из вампиров!.. Ты бы хоть Гроттерше скинула что-нибудь с барского плеча! А то совсем измордовали Золушку!
– Я ей предлагала. Не берет. Говорит, размер не ее, – оправдываясь, сказала Пипа.
– Кто спорит, что не ее. Никто не просил Гроттершу так кошмарно толстеть! – хмыкнула Склепова и перевела взгляд на Бульонова, голова которого терялась где-то в вышине. Рядом с низенькой Пипой он возвышался как подъемный кран.
– Привет, Геннадий! Как твое ничего? Все акселератствуем? Растем-цветем-звереем?
Бульонов грустно вздохнул с высоты.
– Ну-ну, не зазнавайся, коварный человек! Что в вас, лосях, проку? Мне всегда нравились маленькие мужчины! Именно поэтому я и завела себе Гуню, чтобы понять, как много я потеряла! – продолжала Склепова.
Болтая, Гробыня не могла устоять на одном месте. То подбегала к стене и заглядывала вниз, то начинала вертеть Пипу, изучая ее платье, то отскакивала к Тане. Жизненные силы переполняли ее. Это был не человек, а какой-то электромотор. Гуня, погребенный под горой чемоданов, рядом с Гробыней казался приунывшим флегматиком. Ягуну захотелось поддержать его, сказать ему что-то ободряющее.
– Ты в курсе, что вы еще даже на обед успеваете? – спросил он.
При слове «обед» Гуня поднял голову. В его утомленных совместной жизнью с электромотором глазах зажегся интерес.
– Гуня не хочет есть. Он пытается сказать, что вполне потерпит до вечера! – заявила Гробыня.
Гломов посмотрел на ее шею взглядом вышедшего на охоту тигра.
– Спокойно, медвежонок! Все знают, что ты у меня хороший и ручной! Будь такой добренький, отнеси чемоданчики своей девочки в комнатку Гроттерши, а меня убьешь вечером после кормежки!
– А почему в мою? – спросила Таня, оценивая количество чемоданов.
– Потому что ни в какую другую такая куча шмотья не влезет. К Пипе даже иголку надо проталкивать вдвоем, а у Ягуна все провоняет чешуей. Можно, конечно, в кабинет к Сардику, но я скромная девушка и не решусь сама навязаться.
Вообразив, как шумная Гробыня и ее пыхтящий Гуня с чемоданами впираются в кабинет к академику, Таня едва удержалась от улыбки. А тут еще один из чемоданов расстегнулся, и из него выкатилась красивая яркая пачка.
– Макароны «Макфа»! – удивленно сказала Таня, поднимая ее. – «Макфа» – это от слова «маг»?
– Не уверена, но не исключено. На самом деле я ценю «Макфу» за то, что могу восполнить ими свою потребность в углеводах и одновременно сохранить идеальную фигуру, – кивнула Склепова.
Гуня наконец застегнул чемодан и убито поплелся к лестнице.
– Многовато вещей для одного вечера, – сказала Таня, провожая взглядом спину удаляющегося Гуни.
– Для одного – да. Но вообще-то я приехала на месяц. Грызианка мигом подписала мне отпускную командировку, когда пронюхала про драконбольный матч. Велела мне тут шататься и смотреть в оба. А как мне еще смотреть? Я ж не одноглазая! – самодовольно сообщила Склепова.
– Отпускную командировку? Это как? – спросила Таня.
– Сразу видно, что ты еще зеленая. Отпускная командировка – это бонус для любимых сотрудников. Когда тебе выписывают оплачиваемую командировку на Гавайи с заданием пересчитать количество тамошних баров и написать отчет строк в двадцать печатными буквами. Поняла?
Таня кивнула, с грустью подумав, что Склепова напиталась лысегорским духом. Ее девиз теперь получить как можно больше от мира, как можно меньше дав взамен. Едва ли этот дух уже когда-либо выветрится. Хотя, если разобраться, само разделение на темных и светлых всегда проходило именно по этой границе.
– Кстати, а почему На-Сардельки-Попал и Медузия нас не встречают? И Клепа больше не лезет с советами, где парковать пылесосы? – допытывалась Склепова.
Таня коротко сообщила о склепах Магщества и оглянулась на Ягуна.
– Так что ты узнал у бабуси? Теперь-то можешь сказать?
Ягун кивнул.
– Ну хорошо. Помнишь темницу, в которую Сардик поймал в прошлом году карлика?
– Ту, что Древнир строил для Чумы-дель-Торт? – уточнила Таня.
– Да. Туда два прохода. Первый – через Зал Двух Стихий и лабиринты. Второй – через подвал Башни Призраков. Стены выложены из камня, который не пропускает темной магии. В центре рукой Древнира начертан круг. Ни одно существо с черной душой не сможет выйти из…
– Я в курсе! – перебила Таня. – Так что про темницу?
– Ничего. Только наши преподы сейчас по двое дежурят там, сменяя друг друга.
Ягун замолчал. Солнце рубиново горело в его уникальных своими размерами ушах.
– Это все, что ты знаешь? – нетерпеливо спросила Катя Лоткова.
– Вообще-то я знаю очень много. Но по данной теме мой доклад окончен. Бабуся выкинула меня из головы прежде, чем я вынюхал что-то еще.
Таня хмыкнула. Ей стало ясно, что ничего иного Ягун не подзеркалил. Телепатия – странная штука. Это все равно что вслепую всунуть палку с крюком в подвальное окно и наудачу пытаться что-нибудь подцепить. Никогда не знаешь, что выудишь из чужой головы: роковую тайну, две горсти вздора или надоевший музыкальный мотивчик, опутывающий мозги как холодная вермишель вилку.
Гробыня заинтересованно облизала губы. У нее успел выработаться профессиональный нюх на сенсации.
– Не хило, а? Два преподавателя Тыбысдохса охраняют что-то, чего не пожелали держать в Дубодаме? Два препода, не один! Выходит одного Сардельконахала или одной Медузии мало! Это как в анекдоте: сколько полков магического спецназа нужно, чтобы не уперли кулек с шоколадками?
– Склепова, это не смешно! Тибидохс не магическая тюрьма! Если Сарданапал нервничает – значит, повод действительно есть, – сказала Лоткова.
Гробыня нетерпеливо дернула плечом. Она не любила впустую рассуждать об очевидном, предпочитая сразу действовать. Лучше один раз удариться лбом, чем сто раз спросить: а что, дверь, правда, закрыта?
– Надо звякнуть Грызианке – она продлит мне командировку еще на месяц… – сказала Склепова.
Рука ее потянулась к зудильнику, но тотчас отдернулась назад.
– Э, нет! Гробынюшка едва не наломала дров! Если Грызианка почувствует, что тут пахнет сенсацией, она притащится в Тыбысдохс сама, а меня выпнет на Лысую Гору разгребать текучку. Ну уж нет! Гробынюшка будет тиха, как золотая рыбка в банке со шпротами!.. Она разнюхает все сама, а Грызька окажется в пролете! Хватит с нее и одного драконбольного матча со сборной вечности.
Довольная, что так быстро все распланировала, Склепова благосклонно кивнула Ягуну и Лотковой и, подхватив Таню под локоть, потянула за собой.
– Ну все, Танька, идем к тебе! Я желаю страдать от груза юношеских воспоминаний и запивать их шампанским! Я еще не забыла те времена, когда эта комната была моей!
– Твоей? – возмутилась Таня. – Может, нашей?
– Нет, дорогая моя, именно моей. Меня поселили туда первой. Это вы с Пипой потом приперлись и нарушили мое хрупкое мыслящее одиночество своей бульварной пошлостью. Как же вы меня достали! Пипенция – своей мамулей, которая вечно торчит у нее в зудильнике, а ты – своими бесконечными мужиками.
Таня чуть не поперхнулась.
– Склепова! Не хами!
– Ну-ну, не хочешь признаваться, и не надо, – миролюбиво сказала Гробыня. – Кто спорит – у того дела не спорятся!.. Как там мой скелетон Дырь Тонианно? Надеюсь, ты его откормила?
Оказалось, что про Дырь Тонианно Склепова вспомнила не случайно. На прозорливость ее, что ли, пробило? Перешагнув порог комнаты, Таня увидела, что бледный Гуня прижимается спиной к стене, загораживая грудь чемоданом. Дырь Тонианно мечется на подставке как припадочный и атакует Гуню шпагой. Выпады скелет делал очень технично, по всей фехтовальной науке. Гуню спасал только набитый чемодан и то, что Дырь Тонианно прикован к подставке.
Увидев Склепову, скелет выронил шпагу, потянулся к ней, но внезапно дернулся и рассыпался на отдельные кости. Звякнула упавшая шпага.
– Ох уж эти мушкетеры! Грохнулся в обморок от счастья!.. – великодушно сказала Гробыня.
Она подняла с пола череп и, поцеловав в лоб, водрузила на него мушкетерскую шляпу. Затем перевела взгляд на чемодан, который продолжал держать Гуня.
– Эй! – заорала Гробыня. – Он же весь дырявый! Ты что, за свой чемодан спрятаться не мог?
Гуня побагровел и шагнул к ней.
– Я тебя придушу! Меня чуть не прикончили, а ты думаешь только о своем чемодане!
Склепова торопливо схватила Таню и загородилась Таней от Гуни.
– Спокойно, Гунявий! В конце концов, не тухлое яйцо виновато, что взорвалось о чью-то голову, а голова, которую потянуло искать с яйцом общения, – нравоучительно произнесла она, не забывая следить, чтобы между ней и Гуней находилась Таня.
Наконец Гломов согласился утихнуть и даже по приказу Гробыни сложил в углу нечто вроде баррикады из чемоданов. Склепова нырнула за нее и спустя минуту вышла уже переодевшейся.
– Ну как тебе? – спросила она.
– По-моему, слишком смело, но тебе идет, – осторожно сказала Таня.
Гробыня удовлетворенно кивнула.
– Что и требовалось доказать. Знаешь, в чем эстетическая доминанта этого платья? Оно держится вопреки всему! Не правда ли, жизнеутверждающий девиз? Вдобавок оно в черно-белую клетку, а это привлекает взгляды молодых ученых, любителей шахмат. Ну все, идем! Кстати, забыла спросить: Бейсусликов будет?
– Понятия не имею. Мне не нужен Бейбарсов, – сухо сказала Таня.
– Ну и напрасно. Знаешь, в чем безусловный плюс Бейбарсова? Он не боится действовать. Ты думаешь, страдаешь, усложняешь, сомневаешься, а у него сразу – хлоп! – поступок. Мы, белые и пушистые, это ценим. Причем ценим тем больше, чем меньше готовы в этом сознаться. Женщина любит, когда ее немножечко тиранят.
– Я не такая, – сказала Таня.
Гробыня усмехнулась.
– Все не такие – такие. А самые не такие – самые такие!.. Ну все, Гроттерша, идем! Хочу увидеть, что вы там приготовили для Шурасика.
Склепова взяла Таню за руку и решительно потянула ее за собой. Гуня тяжеловесно затопал за ними.
* * *Приготовления к юбилею Шурасика были в самом разгаре. Два циклопа, мобилизованные малюткой Клоппиком, старательно надували шары. И всякий раз шары оглушительно лопались, потому что циклопы не способны были остановиться вовремя. Это крайне веселило младшекурсников, которых в Зале Двух Стихий собралось предостаточно.
Младшекурсники пищали, бегали, дрались, путались под ногами. Шума и суеты от них было великое множество. Если закрыть глаза, легко было представить, что находишься на птичьем базаре. Таня знала, что прогонять мелюзгу, кричать на нее или пытаться каким-то иным образом восстановить порядок бесполезно. Мало того, что запуками обстреляют, еще и буквы мелом на дверях будут появляться. Вот Зуби, Медузия и Поклеп – другое дело. Их уважают. На Безглазого же Ужаса обнаглевшему ученику достаточно посмотреть один раз, чтобы стать примерным посмертно.
Ягуну в живот врезался от кого-то удиравший лобастый мальчуган. Ягун согнулся от боли.
– Стыдись, друг мой! Бери пример с великих предшественников! Я в твои годы был другой! Важный, солидный, спокойный! – сказал Ягун, отлавливая его за ворот.
– Выходит, деградировал ты позже? Когда увлекся собачками? – ехидно поинтересовалась Лоткова.
Ягун отпустил мальчугана и помчался к молодцам из ларца, одинаковым с лица, командовать, как переставлять столы. То, что молодцы его не особо слушали и все делали по-своему, ничуть не сказывалось на его командирских интонациях.
Поруководив минуты две, Ягун вернулся к Тане, которая разговаривала с подошедшей Риткой Шито-Крыто. Следуя вечному имиджу пиковой дамы, Ритка облачилась в черные кожаные брюки и кожаную куртку, на которую в нескольких местах было декоративно приклепано нечто вроде кольчуги. Каждая вставка величиной с ладонь. На воротнике у Ритки неподвижно замер живой скорпион.
Почти добравшись до Тани и Ритки, Ягун внезапно изменил направление. Шагнул в толпу тибидохской молодежи и выудил из нее девочку лет десяти. Щеки у девочки были хомячьи, точно она скрывала за каждой по три столовых ложки гороха. Дополняли картину мышиная косичка, красный подбородок, похожий на маринованный томат, и два круглых испуганных глаза.
– Позвольте представить вам Вику Рыжову! Новое приобретение Тибидохса! – похвастался Ягун. – Я отлавливал ее вместе с Поклепом! Скажу сразу, что с прыгающим людоедом, за которым мы с Тарарахом гонялись в прошлом году, справиться было легче.
– Постой! Это после нее вы с Поклепом были такие избитые, словно по вам пробежало стадо боксеров, гнавшееся за табуном каратистов? – нахмурилась Катя Лоткова.
Ягун кивнул, крайне довольный. Вика Рыжова смутилась и уставилась в пол.
– При этом, заметь, она даже пальцем нас не тронула. Просто пожелала зла. И в целом я ее оправдываю. Любой бы занервничал. Два дядьки примчались и начали тебя ловить, – сказал Ягун.
Ритка Шито-Крыто прищурилась, пытаясь углядеть в робкой щекастой девочке будущего сильного темного мага. Пробить Поклепа несмотря на защиту – это надо суметь. Да и Ягун не мальчик для битья.
– А что она умеет? – спросила Рита Шито-Крыто.
– Пока ничего, – признал Ягун. – То есть совсем ничего, кроме одной-единственной вещи. Вика, покажи!
Рыжова упрямо замотала головой.
– Не хочу. Не надо!
– Точно не хочешь? Ну и ладно, – неожиданно легко уступил Ягун.
Однако Шито-Крыто не собиралась сдаваться.
– Показывай давай, мелкая! А то уши откручу! Ну! – пригрозила она.
Вика подняла на нее злые глаза.
– Тебя за ногу укусил волк! – сказала она писклявым голосом, каким говорят в младших классах профессиональные ябеды.
Шито-Крыто дернула плечом.
– И что, это все? Какая чушь! – начала она и вдруг завопила от боли.
Из ее бедра выше колена хлестала кровь. Ритка упала, зажимая рану ладонью. Она попыталась произнести затягивающее рану заклинание, но залитое кровью кольцо отказывалось выбрасывать искру.
– Сделайте что-нибудь… бли-и-и-ин… Я сейчас сдохну… – вопила Ритка, утратив свое обычное хладнокровие.
– У тебя на ноге нет волчьего укуса! – великодушно сказала Вика, выждав несколько томительных мгновений.
Ритка осторожно отняла ладонь. Рана бесследно исчезла.
– Офигеть… – едва выговорила Шито-Крыто.
Ягун погладил девочку по голове.
– Умница, Вика! Только в другой раз не надо так круто. Можно же было помягче. Ну там: «У тети в кармане конфетка с мышиными лапками!»
Рыжова подняла на Ягуна задумчивые и наивные детские глаза.
– У Ягуна за шиворотом сидит… – начала воображать она.
Играющему комментатору стало не по себе.
– Спасибо, Вика! Иди надувай шарики! – очень ласково сказал он.
Вика Рыжова убежала. Шито-Крыто проводила ее очумевшим взглядом. Ее побелевшие губы прыгали.
– Как она это сделала? Я ж заговаривалась на неуязвимость! И аура удачливости у меня тоже есть! В меня ж с трех шагов из дробовика не попадешь!
– Слова материальны. Слышала когда-нибудь такое выражение? В общем, все, что говорит эта девчонка, сбывается, – пояснил Ягун.
– Что, совсем все?.. – всовывая между ними голову, поинтересовалась Склепова. – Ух ты! Надо ей шоколадку подарить. Пусть брякнет что-нибудь в духе: «Грызиана Припятская, бессменная ведущая тра-ля-ля-ля, подала заявление об уходе на пенсию по состоянию здоровья. Все ее посты и должности заняла восходящая звезда Гробыня Склепова!»
– Для этого она как минимум должна иметь с твоей Грызианой визуальный контакт. Да и вообще, чтобы слова материализовались, Вику нужно разозлить. А если ее разозлить, не факт, что она не брякнет чего другое, но уже про тебя! – сказал Ягун.
– Тогда не надо, – поспешно проговорила Гробыня. – В сущности, я люблю начальство. Даже если оно еще и не в гробу.
Шито-Крыто скрестила на груди руки. Она была мрачна. Ее терзала какая-то неприятная мысль.
– Вы заметили: год от года юные маги становятся сильнее. Что Коля Кирьянов, от которого коридоры пустеют, что эта новенькая Рыжова… Но даже если не брать их в расчет, то и средний уровень повыше будет.
– Акселерация, мамочка моя бабуся! Ну да ты не прибедняйся! У нас что, мало сильных магов было? А Шурасик, а Танька с контрабасом, а Пипенция с ее убойными истериками! Да и ты тоже! – утешил ее Ягун.
* * *Таня то и дело поглядывала на часы. Она ждала Ваньку и не понимала, почему он задерживается. Подозрения, которые ей удалось на время отогнать, вновь возвращались. Пытаясь отвлечься, Таня помогала Ягуну и малютке Клоппику оформлять зал.
Шурасик, счастливый юбиляр, удвоивший сегодня первую цифру в своей дате, прибыл за пятнадцать минут до шести. Он появился в зале со стороны Лестницы Атлантов вместе с Ленкой Свеколт и Жанной Аббатиковой. Вид у Шурасика был скромно-величественный, как у молодого принца, который будто и не догадывается, что его должны короновать, но все же на всякий случай примерил с вечера мантию и попросил старого слугу протереть мокрой тряпкой старый папин трон. Тане невольно вспомнился Пуппер, который тоже вечно являлся с лицом профессионального скромняги. И только после этого начинались его терпеливые: «Пуппер. Гурий Пуппер», обращенные к каждому гостю в отдельности.