На территории поместья было достаточно мэллорнов, и многие из них были очень велики. К сожалению, росли они достаточно редко – затеряться не было никакой возможности. Я чуть замедлился, подпуская Иштрилл поближе, и начал оббегать главный дом по кругу. Пробежав почти половину круга, я остановился и изменил направление бега на противоположное. И надо же, моя уловка опять сработала! Оли Лэтеар так сосредоточенно преследовала меня, что не успела среагировать, когда я появился перед ней, и пропустила удар в лицо. Кажется, она на секунду потеряла сознание, так что я без труда выхватил у нее кинжал и побежал назад. Был соблазн забрать и уруми тоже, но к мечу первородные относятся очень трепетно. Такого мне не простили бы, а я еще не готов был к настоящему побегу.
– Довольно! – крикнул оу Лэтеар, когда увидел, меня, выходящего из-за дерева спокойным шагом. Его лицо начало принимать обеспокоенное выражение, но тут сзади показалась Иштрилл, и лицо разгладилось. Она ударила меня по спине раз, другой – и, надо сказать, не слишком умело. Меч не просто плашмя опускался на спину, он «гулял» из стороны в сторону, срезая кожу. Я повалился на колени и закрыл голову руками, а удары все сыпались и сыпались мне на спину. Оу Лэтеар не торопился остановить дочь. В конце концов, сквозь туман в голове я услышал:
– Дочь, я думаю, тебе следует пока прерваться. Иначе ты преждевременно сломаешь свой тренировочный снаряд, а тебе еще многому предстоит научиться. Посмотри, гнев лишает тебя не только разума, но и четкости движений – ты же делаешь неправильно!
Удары прекратились – я повалился на бок. «Нет, ну надо как-то осторожнее, – вяло подумал я. Эта тварь и в самом деле нарежет мне всю кожу на мелкие полоски! Я так кровью истеку!» Теперь, когда возбуждение от драки проходило, боль становилась сильнее, я с трудом сдерживал стоны. Я открыл глаза и постарался сосредоточиться на происходящем – просто чтобы отвлечься от боли. Иштрилл стояла надо мной и тяжело дыша смотрела на меня. На лице у нее быстро наливался синевой великолепный фингал. Рыжие волосы, до того стянутые в хвост, растрепались. Взгляд был странным – кажется, она осознавала, что готова была меня прикончить, и испугалась, что настолько потеряла над собой контроль.
– Думаю, продолжим завтра, – заключил оу Лэтеар. – Ты, кажется, хотел что-то спросить? – ехидно поинтересовался он у меня. – Ну так спрашивай, мне некогда.
Замечательно! Сейчас меня уже ничего не интересовало, и сосредоточиться на вопросах было трудно. Я просто старался дышать не слишком глубоко – каждый вдох заставлял двигаться кожу на спине, а это заставляло боль вспыхивать с новой силой. И все-таки я заставил себя говорить – иначе все мои сегодняшние мучения были бы напрасны:
– Вы угрожали сыну, что отправите его на запад. Что там, на западе?
Оу Лэтеар хмуро взглянул на меня.
– На запад мы отправляем тех, кто нарушил наши законы. Если отвечать подробно, это займет много времени. А мне сейчас некогда. Я слышал, ты лекарь. Значит, отправишься в лес, собирать травы для того, чтобы вылечить свою спину. Иначе наши уроки будут слишком редкими, а меня это не устраивает. С тобой пойдут слуги – я скажу им, чтобы они отвечали на твои вопросы.
– Я пойду с ними, – угрюмо вставила Иштрилл. – Пусть и для меня что-нибудь приготовит. – Она показала на пострадавшее лицо.
Оу Лэтеар пожал плечами:
– Хорошо, только почему бы тебе не воспользоваться услугами нормального лекаря?
Иштрилл укоризненно посмотрела на отца.
– И показать вот это? Может, мне еще рассказать, как это получилось?
– Хорошо-хорошо, как скажешь, – махнул рукой оу Лэтеар. Он уже думал о чем-то другом и не очень прислушивался к объяснениям дочери.
Заставить себя встать было тяжело. Заставить себя идти было еще труднее. Я в который раз подумал, что долго так не протяну. А уж спина моя… Я, конечно, здорово поднаторел за последнее время в самолечении, но боюсь, даже если я выживу и раны мои благополучно заживут, спина превратится в один большой шрам. Вообще непонятно, как получилось, что культура, в которой во главу угла поставлена жестокость, до сих пор не уничтожила сама себя? Или я чего-то не понимаю? Друг к другу они относятся более снисходительно. И все равно очень странно. Я ведь увлекался чтением летописей старых времен и знаю, что за расцветом неизменно следует моральное разложение, а потом упадок. Все признаки морального разложения я сейчас наблюдаю – пир в честь возвращения воинов тому живой и ярчайший пример. Эльфы слабы. Так почему же они с такой легкостью уничтожают нас, людей?
Я был так погружен в свои мысли и с таким трудом передвигал ноги, что почти не обращал внимания на окружающее. А между тем оли Лэтеар жаждала общения. Да и у меня, наконец, появилась возможность получить ответы на некоторые вопросы. Из задумчивости меня вывел вопрос:
– Скажи, человек, зачем ты меня спровоцировал? – Я вздрогнул, зашипел от боли и осмотрелся. Мы уже покинули город, слуги шли в некотором отдалении, Иштрилл шла рядом, намотав цепь на руку.
– В чем заключалась провокация? – удивился я.
– Ты прекрасно видел, что я не хотела тебя мучить. Но ты намеренно разозлил меня.
Я задумался. А в самом деле, зачем? Мог ведь просто изобразить сопротивление, наша договоренность с оу Лэтеаром тогда считалась бы выполненной. Но я дрался с большим удовольствием. До последнего момента я не стремился убить оли, но врезать ей хорошенько – о, это было очень, очень приятно. Я, кажется, понял, в чем дело. И скрывать не стал – для чего?
– Тому есть две причины. Во-первых, это был расчет. Если бы вы не разозлились, продолжали меня жалеть, ваш отец, скорее всего, разочаровался бы в «тренировочном снаряде». Зелье для вашего брата он сможет делать и сам, если уж не хочет поручать это слугам – достаточно один раз внимательно проследить за процессом. Других причин моего нахождения здесь нет, и скоро я отправился бы в эту вашу пресловутую школу. А вторая причина… Вы ведь не обманываетесь, оли, моим спокойным отношением? Вы должны прекрасно понимать, что я ненавижу всех первородных, а вас – особенно. У нас, людей, уже больше чем столетие отсутствует рабство. Я родился и прожил всю жизнь с мыслью, что рабство – это противоестественно и аморально. А здесь меня сделали рабом, даже хуже – домашним животным, которое избивают для того, чтобы научиться владеть оружием. Мне было приятно хоть на время почувствовать себя свободным делать то, что я захочу. Я вам мстил за свое унижение, оли Лэтеар. И еще я доказал себе и вам, что вы так же мало отличаетесь от животных, как люди. Да я сохранил больше хладнокровия, чем вы! Если бы вас не остановил отец, вы превратили бы меня в изрубленный кусок мяса – это ли не свидетельство вашей мудрости и превосходства! У нас так даже с домашними животными поступают только окончательно опустившиеся твари, которые скрывают свое поведение от всех остальных, – ведь если о таком узнают, с ними просто перестанут вести дела.
Оли Лэтеар побледнела и даже отшатнулась от меня. Рука ее дернулась к кинжалу, но она переборола себя.
– Я сама не ожидала от себя такого поведения. И с тех пор, как мой брат привел тебя в город, я все больше и больше сомневаюсь, что люди так уж неразумны, как мы привыкли думать! И мне даже страшно представить, насколько ты нас ненавидишь. Ты и твой народ. Раньше мы думали, что вы, как муравьи, – вы возводите удивительно сложные города из камня, строите приспособления для передвижения, приручаете животных, так, как муравьи приручают тлю. Вы реагируете на агрессию так, как на нее отреагировали бы муравьи – яростно, но бесстрастно, не испытывая чувств к нападающим, но стремясь только устранить угрозу. Но если это не так, если вы такие же или почти такие же, как мы – то у нас и в самом деле появился враг. Это пугает меня. – Иштрилл глубоко задумалась.
Удивительно. Кажется, я ломаю чье-то мировоззрение – даже какую-то гордость от этого чувствую. И боги мои, кажется, оли Лэтеар передо мной извиняется? Нет, это я уже перебираю. Но собой она определенно недовольна.
– Меня не перестает удивлять, что нас принимают за неразумных существ. Даже строение наших тел почти не отличается! И внутри они тоже почти одинаковы, уж у меня-то была возможность сравнить. Мне кажется, оли, вы лукавите. Не конкретно вы, а все первородные, или даже только те первородные, кто решает за ваш народ. Интересно, зачем им это?
Теперь девушка, наоборот, вспыхнула:
– Наши старейшины не ошибаются! Они ведут наш народ к счастью и процветанию, не щадя усилий и тратя свое здоровье в неустанных думах о благе!
Вот здорово! Прям как по писаному! А, главное, если заменить старейшин на «его величество», получится один в один то, что говорят у нас в школах. И давно ли я сам перестал считать его величество непогрешимым? Нет, я и сейчас отношусь к нему с уважением и почтением, но понимаю, что он такой же человек, как и я.
Удивительно. Кажется, я ломаю чье-то мировоззрение – даже какую-то гордость от этого чувствую. И боги мои, кажется, оли Лэтеар передо мной извиняется? Нет, это я уже перебираю. Но собой она определенно недовольна.
– Меня не перестает удивлять, что нас принимают за неразумных существ. Даже строение наших тел почти не отличается! И внутри они тоже почти одинаковы, уж у меня-то была возможность сравнить. Мне кажется, оли, вы лукавите. Не конкретно вы, а все первородные, или даже только те первородные, кто решает за ваш народ. Интересно, зачем им это?
Теперь девушка, наоборот, вспыхнула:
– Наши старейшины не ошибаются! Они ведут наш народ к счастью и процветанию, не щадя усилий и тратя свое здоровье в неустанных думах о благе!
Вот здорово! Прям как по писаному! А, главное, если заменить старейшин на «его величество», получится один в один то, что говорят у нас в школах. И давно ли я сам перестал считать его величество непогрешимым? Нет, я и сейчас отношусь к нему с уважением и почтением, но понимаю, что он такой же человек, как и я.
– Хорошо-хорошо, – успокоил я девушку. – А сколько их, старейшин?
– В каждом городе есть Совет восьми, в который входит восемь самых мудрых, знатных и уважаемых глав родов. Мой отец – один из них, – не удержавшись, похвасталась оли Лэтеар. – И один из этих восьми становится представителем города. Когда нужно принять какое-то решение, касающееся всего народа, все представители собираются вместе.
– А сколько их, представителей? – быстро спросил я.
– Восемь, конечно, – недоуменно ответила Иштрилл. – Сколько городов, столько и представителей.
Я постарался прикинуть. Если от каждого города в войне участвует по пятьсот эльфов, значит, общее количество солдат у первородных – четыре тысячи. У нас не намного больше сейчас, но мы уже научились с ними воевать – вот только как они разрушили городские стены? Очень хотелось спросить сейчас, когда оли Лэтеар разговорилась… Если бы я не знал точно, что в этом мире не знают взрывчатки, я бы подумал, что использовали ее. Вместо этого я продолжил расспрашивать об общественном устройстве. Оли Лэтеар охотно рассказала, что нового старейшину выбирают из числа уважаемых эльфов другие старейшины. Меняются они довольно редко – только если один из старейшин умрет, или если семеро из них решат, что восьмой не справляется со своими обязанностями. Как это сочетается с уверенностью в том, что любой старейшина непогрешим и не может ошибаться, я не понял, и заострять на этом внимание девушки не стал. И вообще такая система не показалась мне очень разумной. Получается, каждый из городов живет почти независимо, и общего руководства у них практически нет, как в древней Греции? Видимо, чего-то я не понимаю. В остальном первородные не очень отличались от людей. Они делились на роды, в которых одна из семей главенствовала. Получалось что-то вроде наших дворян. А остальные были простолюдинами. Про законы я даже и спрашивать не стал – и так приходилось намеренно тянуть время за сбором растений, преодолевая и собственную боль и недомогание, чтобы успеть услышать побольше интересного. Уже когда мы возвращались, я спросил, что не так с западом, что туда отправляют провинившихся.
– На западе наш лес кончается. И начинается степь – не такая, как та, в которой живут люди, а гораздо холоднее. Там каждую зиму выпадает снег. Раньше по этой равнине ходили орки. Они были очень похожи на нас, только волосы черные. И они строили дома и целые города, как вы, люди. Мы не обращали друг на друга внимания, пока оркам не потребовались наши мэллорны. Никто не знает, для чего они им понадобились. Началась война, и длилась она очень долго, несколько поколений. Первородные с трудом выжили, нас осталось очень мало. А орков не осталось совсем. Но их города остались. И в них много чудесных вещей – орки были очень искусны. Да и мы с той войны забыли многое – даже наши маги были раньше гораздо более знающими и умелыми. Когда-то для того, чтобы разрушить мерзкий каменный город, им не требовалось готовиться несколько месяцев, а то и лет. Они просто шли и разрушали. И орки так могли. Теперь многое забыто. Но в разрушенных городах осталось много, очень много удивительных волшебных вещей, драгоценностей и оружия. Из тех, кто провинился, собирают отряды, которые затем идут в мертвые города и собирают оттуда разные ценности. Эти походы очень трудны. Орочьи степи опасны и бесплодны, в них нельзя найти пищи и воды, а города полны смертельных ловушек. Многие погибают, иногда пропадают целые отряды. Иногда они возвращаются, пораженные ужасными болезнями, от которых нет лечения, и умирают уже здесь. Но не только те, кто должен искупить свою вину, ходят в проклятые города. Многие смельчаки, особенно те, кто живут ближе к западному краю леса, часто отправляются туда на свой страх и риск, и некоторые возвращаются, покрыв себя славой и принеся несметные богатства!
Когда оли Лэтеар об этом рассказывала, у нее так горели глаза, что можно было не сомневаться – при первой же возможности она отправится в степь, чтобы «покрыть себя славой и добыть несметные богатства».
– А еще, говорят, на самом северо-западе, у подножья великих гор, остались еще разрозненные семьи орков, уже совсем одичалые. Но они по-прежнему остаются великолепными воинами, и случалось даже, что наши отряды встречались с ними в заброшенных городах. Правда, на моей памяти такого не было, и я вообще не уверена, что это правда. Отец говорит, что это досужие выдумки, – смущенно закончила Иштрилл.
Я задумался. То, что уничтожило наши города, как-то связано с загадочными орками и их погибшими городами. Первородные регулярно посылают туда отряды. Я поймал себя на том, что мне тоже очень интересно посмотреть на то, что осталось от орков и их городов. Я понимал, что в моем желании изрядную долю занимает праздное любопытство, но очень уж увлекательно рассказывала оли Лэтеар, да и собственные воспоминания о прочитанных в прошлой жизни сказках не давали покоя. Что за чудеса там такие? Я подумал, что если я решу бежать, то было бы вполне разумно двигаться вглубь территории первородных, идти туда, где меня не будут искать! Не знаю, может быть, я принимаю желаемое за действительное, но мне представляется, что так шансов на побег несколько больше. Пройти обратно через занятые отрядами первородных леса, перебраться через реку и добраться до своих в одиночку, скрываясь от преследования и путая следы, будет непросто. Мне, конечно, это уже удавалось, но, во-первых, я был тогда не один, во-вторых, я выбирался все-таки со своей территории, а не как сейчас – из самого центра эльфийских владений. Да и искать меня будут много активнее… Я решил собрать по возможности побольше информации и еще не раз хорошенько все обдумать. И вообще пора было составлять план побега.
Я пытался продумать свои действия весь вечер, пока готовил снадобья для своей спины и мазь для оли Лэтеар – очень ей не хотелось ходить с заплывшими глазами. Я думал об этом весь следующий день, пока лежал в свинарнике и ждал, пока заживут мои раны, изо всех сил ускоряя заживление с помощью своих невеликих магических сил. Я придумывал и отбрасывал планы один за другим, прерываясь только на то, чтобы прослушать очередной скандал в исполнении доу Лэтеара, который больше не просил, но требовал, чтобы ему выдали меня или хотя бы зелья в достаточном количестве. Эльфийский язык всегда казался мне не очень выразительным, и только теперь я понял, как ошибался. В нем нет слов, которые считаются неприличными, тех, которые принято произносить, только если хочешь оскорбить собеседника. Но вот их сочетания… Уверен, выскажи я что-нибудь подобное среди солдат вырезанной ныне почти полностью Помойной тысячи, я был бы мгновенно убит. А если бы у помойных не было возможности меня убить, они бы умерли от злобы. Но развлечение закончилось, а вся моя «титаническая» работа мысли не принесла ни капли результата. Все, что я смог придумать, – это ждать удобного момента и действовать по обстоятельствам. Удивительно, но этого удобного момента не пришлось ждать очень долго. Утром на девятый день моего пребывания в городе первородных меня вывели на площадку, чтобы я снова мог поработать тренировочным снарядом.
– Ты поняла, какую ошибку ты совершила в прошлый раз? – светским тоном осведомился оу Лэтеар.
– Да, отец. Сначала я слишком расслабилась, а потом поддалась эмоциям.
Оу Лэтеар кивнул.
– Правильно. Но не это главное. Главное, ты использовала неправильную тактику. Некоторые люди довольно проворны, и этот в том числе. При обычных столкновениях это неважно. Увернуться от выстрела из лука у них все равно не выходит. Но мы с тобой отрабатываем охоту на коротких дистанциях. Ты должна была сразу ограничить его подвижность. Не нужно было пытаться сражаться с ним честно, как на дуэли, – это охота, и соблюдения правил ни от него, ни тем более от тебя не требуется. Нужно было всего лишь подсечь ему сухожилия, хотя бы на одной ноге. Если бы ты сконцентрировалась на этой цели, те ошибки, о которых ты упомянула, не стали бы определяющими в исходе боя. Сегодня мы займемся исправлением этой и других твоих ошибок. Ты знаешь, где находятся сухожилия у людей? Это просто, в этом их строение не отличается от нашего!