Нас ждали. Трое высоких мужчин с характерными признаками наличия симбионтов в организмах; двое светловолосых и коротко стриженых, с похожими невыразительными лицами — слишком похожими для того, чтобы это было простым совпадением, — и один брюнет с неожиданно светлыми и холодными для такого цвета волос серыми глазами. Брюнет казался моложе двух других, но держался так, будто имел право ими командовать.
Рывком за плечо Вараксин поднял меня на ноги и толкнул, сопроводив тычок матерной конструкцией, сводившейся к короткой команде «шевелись», сам шагнул следом. Я едва не упала, но была подхвачена одним из «братьев», который сноровисто заломил мне руки за спину. Второй блондин тут же перескочил на освободившуюся спину петы и исчез под водой.
— Наконец-то ты, — ворчливо проговорил брюнет. — Это ещё что? — он кивнул в мою сторону.
— Моя компенсация морального ущерба, — хмыкнул Вараксин. — Девка с транспортного корабля.
— Вот только девок нам и не доставало для полного счастья, — брюнет недовольно поморщился и кивнул своему спутнику, который передал меня Анатолию.
— Тебе никто и не предлагает, — усмехнулся он. — А она красивенькая, чистенькая. Вот вытряхнем из неё эту гадость, можно будет или поразвлечься от души, или продать за круглую сумму. Не хуже меня знаешь, сколько стоит на рынке красивая нетронутая землянка. Пошла, — придерживая руки в захвате одно ладонью, мужчина звучно шлёпнул меня пониже спины. Спасибо мазуру, я этого даже не почувствовала.
Да и не только за это ему спасибо. Если бы симбионт не контролировал моё эмоциональное состояние, я бы наверняка тряслась от страха и захлёбывалась слезами. И задавала глупые вопросы из разряда «как ты мог?!» и «за что?!». А сейчас мне вполне хватало выдержки молчать и думать: больше мне всё равно ничего не оставалось. Сознательная часть утверждала, что сейчас лучше не рыпаться и вообще вести себя так, будто меня здесь нет. Глядишь, и они о моём существовании забудут?
Первым делом я обратилась к симбионту с вопросом о возможности связи со своими. Знаю, надо было сделать это раньше, но… все мы задним умом крепки! Оказалось, впрочем, даже большая расторопность в этом вопросе не помогла бы: мазур сообщил, что связь пропала гораздо раньше, ещё в конце нашего разговора на спине петы. В ответ же на закономерный вопрос, как такое возможно, он только, фигурально выражаясь, развёл руками.
Тем временем недолгий путь по коридорам совершенно земного вида (мне показалось, или в какой-то момент мы миновали корабельный шлюз?) завершился у одной из ряда одинаковых дверей.
— Наслаждайся одиночеством, потом некогда будет, — со смешком распорядился мужчина, вталкивая меня внутрь небольшой квадратной комнатушки. За спиной с тихим шипением закрылась дверь.
Если на корабле наших братьев по разуму комнатки только напоминали камеры скудостью обстановки и со скидкой на чуждый разум действительно могли быть чем угодно, то это явно была камера для содержания пленников. В помещении размером два на два метра присутствовала только голая койка и такой же, как на «Лебеде», туалет. То есть, корабль явно был земной, хотя это и казалось абсурдом.
Стало быть, подозрение моё оправдалось, и этот тип явно связан с пиратами. Интересно, изначально ли? Или останки настоящего Анатолия Вараксина можно найти где-нибудь на Мирре?
О собственной судьбе я старалась не вспоминать: мужчина определил её более чем ясно, и ждать от него сострадания и пробуждения совести было, по меньшей мере, глупо. А вот попытаться найти выход, или хотя бы позвать на помощь стоило. Дело было за малым: найти способ.
Связи с внешним миром у меня — а, главное, у мазура, — не было. Возможности побега — тоже. Кажется, самое время впасть в отчаянье…
Я на всякий случай медленно обошла своё узилище, приглядываясь к стенам и прислушиваясь к себе и мазуру. Тщетно: идиотами тюремщики не были, о невозможности контактов с внешним миром позаботились особо. Оставалось надеяться только на случайность и на тех, кто остался снаружи. Главным образом, конечно, на Сура.
В том, что наши перемещения контролируются, я была уверена. Вот только… до какой степени? Не посчитает ли Сургут этот вылет тем, чем посчитала поначалу я — романтическим свиданием — и обеспокоится ли своевременно? Вараксин явно не планировал возвращаться, а, значит, задерживаться на этой планете никто не собирается, и в ближайшем будущем они предполагают совершить побег на том самом корабле, где я оказалась. И когда нас начнут искать, может стать слишком поздно.
Я вдруг поняла, что не имею ни малейшего представления о боевых возможностях местных жителей. Способны ли они захватить корабль, или хотя бы сбить его? Всё-таки, быстрая смерть — она желательней той участи, которую мне готовили пираты.
«Тьфу! Ну что за склонности к суициду?! — мрачно вопросила я саму себя. — Чуть что — сразу мысли о простейшем варианте. Нельзя об этом думать. Надо верить в Сура и остальных, меня непременно спасут. Не могут не спасти!»
Правда, самоубеждение не слишком-то помогло. Не способствовали вере в чудеса гладкие белые стены вокруг и жёсткая койка, на которую я присела.
Некоторое время так и эдак покрутив в голове неприятную мысль, я осторожно уточнила у мазура, не может ли он как-нибудь быстро и надёжно меня убить? Так, чтобы не смогли откачать. Но только в самом крайнем случае, если вдруг его самого начнут убивать; ведь это, скорее всего, будет значить, что помощь не придёт.
Симбионт поначалу отчаянно сопротивлялся этой мысли, но потом всё-таки сдался и пообещал что-нибудь придумать, но посоветовал больше доверять своим сородичам. Не знаю уж, кого он имел в виду под «сородичами»; вряд ли людей в целом (насколько они достойны доверия, я только что узнала), скорее, родителей и Сура. А я волевым усилием всё-таки переключилась на другую тему.
Зачем здесь находились эти люди? Кто они? Земляне или аборигены? Ведь база явно оборудована не пару дней назад, по всему видно — засели они здесь достаточно давно. Есть ли у Сура и его товарищей какие-то подозрения об их существовании, или для них это такая же неожиданность, как для меня? Связаны ли они с местной преступностью, о существовании которой упоминал Сургут, или пришлые?
И какое отношение здешние обитатели имеют к пиратам на Мирре? Ведь Вараксин мог покрывать (а, точнее, целенаправленно не замечать) только соседей по планете, и к здешней цивилизации отношения не имел. Это была малая часть огромной разветвлённой сети? Тогда эта сеть настолько разветвлённая, что превосходит возможности официальных властей, вездесущих журналистов и вообще все разумные пределы. Я, конечно, понимаю, что существует организованная преступность, и некоторые независимые миры живут исключительно за счёт пиратского промысла, но… масштаб был явно слишком велик для того, чтобы подобная сеть могла существовать в реальности, а не только в моей фантазии.
Если же отбросить вариант галактического заговора, связь оставалась всего одна: паразиты. И она мне очень, очень, очень не нравилась!
Я забралась на койку с ногами и вперила взгляд в пространство. Было тихо, пусто, одиноко и страшно. Страшно даже несмотря на помощь мазура. Гораздо страшнее, чем было во время перелёта на живом корабле чужаков: там к нам относились бережно и там мы могли надеяться на оптимистичный исход, а здесь… в компании этих людей меня не ждало ничего хорошего.
Какое я всё-таки непоследовательное существо. Совсем недавно готова была много отдать, чтобы покинуть эту планету и избавиться от симбионта, а теперь… домечталась, дура! Вот и улечу сейчас, и без мазура останусь. А заодно — уже по — настоящему останусь без свободы выбора. И в таких условиях, что вот именно сейчас смерть действительно представляется лучшим выходом. Потому что я хоть и была тепличным цветочком, выросшим за широкими плечами дяди Бори, но отчётливо осознавала, чем для меня обернутся развлечения этого урода или, хуже того, продажа какому-нибудь другому отморозку.
Космический Разум, ну зачем я с Суром поругалась? Зачем остановила его тогда? Дотряслась над своим желанием «первый раз по любви», проявила гордость и сознательность. Что с них толку теперь?! Было бы хоть, о чём приятном вспомнить, а теперь…
Нет, нельзя об этом думать. А то я так скачусь в совсем уж чёрную тоску, и не смогу разумно действовать даже в том случае, если предоставится такой шанс.
Хоть бы Сур быстро забеспокоился! Хоть бы нас быстро нашли!
И хоть бы Вараксин не надумал «поразвлечься» прямо сейчас.
Я бросила затравленный взгляд на дверь, но та оставалась неподвижной. А в ответ на моё беспокойство пришла волна поддержки и уверенности от мазура. С заверениями, что уж пока он здесь, ничего подобного мне не грозит. С радостью воспользовавшись возможностью отвлечься от мрачных мыслей на нечто менее жуткое, я принялась выяснять у симбионта, почему так и что конкретно он имел в виду. И получила целую лекцию о местных криминальных элементах.
Хоть бы Сур быстро забеспокоился! Хоть бы нас быстро нашли!
И хоть бы Вараксин не надумал «поразвлечься» прямо сейчас.
Я бросила затравленный взгляд на дверь, но та оставалась неподвижной. А в ответ на моё беспокойство пришла волна поддержки и уверенности от мазура. С заверениями, что уж пока он здесь, ничего подобного мне не грозит. С радостью воспользовавшись возможностью отвлечься от мрачных мыслей на нечто менее жуткое, я принялась выяснять у симбионта, почему так и что конкретно он имел в виду. И получила целую лекцию о местных криминальных элементах.
Оказалось, преступность в этом мире хоть и существовала, но имела существенные отличия. Например, такого понятия как «изнасилование», попросту не существовало. Не потому, что за это не наказывали, а потому, что при наличии симбионта в организме женщины совершить над ней это действие было технически невозможно.
Ещё были преступления, связанные исключительно с симбионтами. Например, выяснилось, что они не такие уж неуязвимые, как казалось на первый взгляд, и существовали всевозможные способы воздействия на них, которые, в свою очередь, влекли за собой целый список специфических нарушений. Например, влияние на мазура с целью принуждения к чему-то его человеческого симбионта, или убийство мазура, или шантаж человека убийством симбионта. Получается, если бы я согласилась на побег, по местному законодательству я совершила бы уголовное преступление…
Впрочем, могла бы и догадаться. Если мазуры — разумные существа, они настолько же равноправные (со скидкой на некоторые особенности жизнедеятельности) члены местного общества, и вполне ожидаемо, что их защищает местный закон.
Я вновь спросила, нет ли возможности хоть как-то связаться с «большим миром» — например, украдкой передать сообщение через чужого симбионта, — и мой сожитель обещал подумать, но порекомендовал не слишком полагаться на эту возможность. Неизвестно, как «квартиранты» моих новых тюремщиков могли отреагировать на подобную просьбу. В ответ на вполне резонное удивление — ведь Вараксин сотоварищи явно планировали избавиться от мазуров, как они могли их покрывать — он разразился чередой сумбурных малопонятных образов, и некоторое время было потрачено на уточнение этого вопроса.
Оказалось, дело во всё том же наплевательском отношении этих существ к причинно — следственным связям. То есть, они действительно понимали, что люди хотят от них избавиться, но относились к этому философски. Мол, если захотят — всё равно избавятся, а так и совесть будет чиста, и вообще интересы носителя на первом месте. Нет, на первом, конечно, всё-таки выживание вида, но доказать, что эти бандиты как-то угрожают мазурам в целом, было трудно. Во всяком случае, я этого точно не могла.
Время тянулось издевательски медленно. В этот раз потеряться в его потоке не давал симбионт, и я никак не могла определиться, радует меня это или огорчает. Опять отчаянно хотелось уснуть и проснуться в совсем другом месте и при других обстоятельствах. Правда, сейчас борт «Лебедя» уже не был обязательным условием, сейчас я была согласна на уютную комнату с большой кроватью и панорамным выпуклым окном, открывающим вид на парящий город.
Чудилось, что вот — вот откроется дверь, и на пороге появится Вараксин или кто-то ещё из его подельников. Придёт, и убьёт моего симбионта, а потом жизнь моя окончательно превратится в кошмар.
Как именно можно убить мазура, не трогая носителя, я не знала и специально не стала уточнять. Было страшно узнать, что это всё делается быстро и буднично, может, даже на расстоянии. Что я точно так же засну, как в лаборатории у того биолога, куда водил меня Сургут, а потом проснусь, уже лишённая своей единственной и, как оказалось, такой нужной и надёжной защиты.
Я то задумывалась над какой-нибудь малозначительной ерундой и почти полностью успокаивалась, то накручивала себя. Мысленно взывала к Суру и родным. Давала себе сотни клятв и зароков «никогда больше» и «всё исправить» на случай собственного спасения, чтобы тут же о них забыть и придумать десяток новых. Когда человек оказывается в безвыходном положении на волоске от чёрной дыры и когда надеяться не на что, мало кто не уверует в высшие силы. И почему-то людям свойственно думать, что этим высшим силам есть какое-то дело до их просьб, страхов и обещаний.
Не знаю, симбионт помог или в какой-то момент организм решил воспользоваться кратковременной иллюзией спасения, но я в конце концов забылась нервным поверхностным сном. Снилась мне предсказуемо всякая гадость, заставлявшая то и дело просыпаться и уже с облегчением обнаруживать себя в неизменном положении. Может, если бы я нормально легла и вытянула ноги, был шанс заснуть крепче, но я сознательно этого не делала. Вообще боялась пошевелиться; казалось, стоит закрыть глаза, и именно тогда случится всё самое ужасное. Очень хотелось встретить неприятности лицом к лицу, а не обнаружить себя, проснувшись, в этих самых неприятностях по уши.
Хотя, нет. По уши я была в них сейчас, а всё то, что могло бы случиться, погребло бы меня с головой.
Что это пробуждение отличалось от предыдущих, стало понятно сразу: очнулась я от собственных слёз и ощущения, что мою голову разрывают на части. Несколько бесконечно долгих секунд задыхалась от боли и отчаянья, а потом через эту стену начали просачиваться и другие ощущения. Тоска. Чувство вины. Ощущение потери чего-то важного, нужного, основополагающего; даже не опоры под ногами, а самой сути и цели жизни.
Далеко не сразу я сообразила, что эти эмоции принадлежат не мне. Мои собственные страхи и тревоги в первое мгновение просто потерялись в этой лавине.
Встревоженная, поспешила обратиться к симбионту с вопросами, и вскоре получила исчерпывающий ответ: мы взлетели. Пока ещё не покинули атмосферу планеты, но поднялись существенно выше города, название которого я так и не удосужилась узнать.
И теперь уже не узнаю.
Глава девятая в которой высшие силы обретают конкретное лицо
Я всегда думала, что самое страшное, что со мной может случиться, — это гибель родных. Перспектива собственной смерти никогда не казалась настолько же чудовищной. В конце концов, мертвецу уже нет никакой разницы, что там происходит в мире с совсем недавно ещё дорогими ему существами и его бренной оболочкой. Но этот страх был застарелый, привычный. К голове дяди Бори никто на моих глазах не приставлял бластер, Ванька не падал на потерявшей управление леталке, тётя Ада не истекала кровью на моих руках; только в страшном сне или воображении. Я отдавала себе отчёт, что всех рано или поздно не станет, и, как любой нормальный взрослый человек, примирилась с этой мыслью.
Даже нападение чёрных клякс на «Лебедь» было почти нестрашным. Во всяком случае, в сравнении с теми эмоциями, которые я испытывала сейчас: обречённостью и наполненным ужасом пониманием, что вот это — всё, конец.
Будь проклят тот момент, когда я узнала об ограниченности возможностей местных кораблей! Если бы не эти знания, у меня до самого конца оставалась бы надежда и, может быть, было бы легче.
А потом страх вдруг перегорел, потух, и осталась одна только всепоглощающая усталость и безразличие. Усталость от всего и сразу — от жизни, от собственных недавних дурацких метаний, от прежних надуманных проблем и этого самого страха. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, но просить мазура прекратить это самое «всё» прямо сейчас я не спешила. Не знаю, почему; вместе со страхом перегорела и надежда, и вера в чудеса. Наверное, просто не вспомнила об этом простом выходе. Или мешал сделать последний шаг пресловутый инстинкт самосохранения, оказавшийся слишком сильным. Или я оказалась слишком трусливой для этого?
Некоторое время я сидела, прислушиваясь к неприятным ощущениям в затекших конечностях и тоске мазура, а потом дверь открылась и на пороге появилась привычная уже чёрная клякса.
На мгновение сердце замерло, будто я упала с большой высоты, а потом вдруг заколотилось нервно и часто — часто, когда чёрная плёнка расступилась, обнажая знакомое лицо.
Сур не успел и рта раскрыть, когда я сорвалась со своего места и оказалась рядом с ним. Обхватила обеими руками, прижимаясь к твёрдой броне, роль которой сейчас выполнял симбионт мужчины, уткнулась лицом в широкую грудь и судорожно всхлипнула от облегчения: это был не сон. Сур действительно стоял здесь, живой и настоящий, совсем так, как я мечтала пару часов назад.
Подозрения и мысли о невозможности подобного появления возникли с опозданием. А вдруг это не он, а обманка? А вдруг он на самом деле с ними заодно?!
— Всё хорошо, — убеждённо проговорил мужчина, неловко меня обнимая. — Всё позади.
Откуда-то извне пришла волна чужих эмоций — приглушённых, тусклых, совсем не похожих на чувства симбионта. Тепло, неуверенность, растерянность, облегчение, забота, беспокойство, что-то ещё… Ощущение было мимолётным и быстро прошло. Показалось? Или мне удалось через мазура уловить часть эмоций мужчины? В голове промелькнули смутные сумбурные обрывки воспоминаний о способе выживания местных патрульных и предположения, как именно этот контакт мог получиться, но вскоре их смыло несколько запоздалым чувством радости.