— Боренька, скажи-ка, дружочек, и почему я от тебя прежде таких сладких речей не слышала? — подозрительно поинтересовалась тётя Ада.
— Ну, ты же не душевно больная, правда? — поморщился капитан. — Да я… в общем, был у нас второй пилот, в эту же сторону углублённый, — он демонстративно покрутил пальцем у виска. — Тоже вот так изъяснялся. До чего прилипчивый говор — словами не передать! У нас весь экипаж через месяц так разговаривал, пока капитан не нашёл замену.
— Мама Ада, а что анализ-то показал?! — братец задал самый интересный вопрос, и о талантах дяди Бори присутствующие временно забыли.
— В том-то и дело, что анализ показал нормального человека. Так что вот эти уши, — она приставила ладони к голове на манер заячьих ушей, — и всё прочее может быть только какой-нибудь сложной пластикой. Чтобы понять, какой именно, надо провести подробную диагностику. Но мне совершенно непонятно, зачем бы ей такое понадобилось и кто мог с ней это сделать?
— Так, может, сама? — предположила я. — Мы же не знаем, как она выглядела. Вдруг она фанатичка, и сама себя так изуродовала? Профессор-то её узнал, значит — не удивился. Хотя я, честно говоря, всё равно не понимаю, как она умудряется двигаться вот так… бр — р, натурально — робот! Может, у неё там внутри какие-нибудь части организма тоже заменены на протезы?
— Всякое может быть, — развела руками тётя.
— М — да, любите вы, женщины, себя уродовать во имя сомнительной красоты, — насмешливо заметил, качнув головой, штурман.
— Просто юные наивные девочки пытаются понравиться привередливым мужчинам. Это с возрастом, и то не ко всем приходит осознание, что красота — это чистота и здоровье, а всё остальное зависит от умения себя подать, — возразила мудрая капитанская жена.
— Вот тут, Адочка, позволь не согласиться, — возразил Василич. — Это…
— Ладно, как минимум одно мы выяснили: обитатели базы живы, просто они оттуда разбрелись. Потому что коллективно тронулись умом, — капитан оборвал философский диспут в зародыше. — Могли они «утомиться» до такого состояния естественным путём, или это какое-то стороннее воздействие?
— Я, конечно, не психиатр, но… Иногда больной может, как это называется, «индуцировать» впечатлительных окружающих. Но не думаю, что здесь именно тот случай. Если я не ошибаюсь, при подобном развитии ситуации больной убеждает здорового в реальности собственного бреда. То есть, наверное, они бы тогда все бродили по лесу, изображая мифических созданий. А у профессора, как говорит молодёжь, «кора треснула» совсем в другом месте, — задумчиво проговорила наш бортовой врач.
— То есть, всё-таки внешнее воздействие. — Дядя Боря медленно кивнул. — Как бы нам с ними заодно не вляпаться!
— Может, это они сами доизучались? — предположил Ваня. — Типа, неудачный эксперимент, и всё такое.
— Знать бы ещё, какие эксперименты и над чем они ставили! Мы с Василичем пытались найти какие-нибудь записи, но там всё зашифровано. Решили глубже не лезть; вдруг дело секретное, и нам за это устроят весёлую жизнь, если ещё не прибьют.
— А мне вот ещё что интересно, — задумчиво протянула я. — Ладно профессор, он хотя бы сидел на базе; но вот эта и все остальные, чем они питаются?! Не росой же, в самом деле! А голодающей и истощённой она не выглядит. Да и платье это у неё откуда? Неужели с собой привезла?
— Интересно, — согласно кивнул дядя. — Но, надеюсь, не настолько, чтобы во всё это ввязываться? — укоризненный взгляд был направлен на Ваню. Тот скорчил рожу, но кивнул.
— А что мы тогда будем делать с этой Владычицей? — полюбопытствовала я.
— Ну, до нашего появления она в своём лесу как-то жила, и теперь проживёт, — отмахнулся Василич. — Навесим на неё какой-нибудь маячок, чтобы спасателям было проще искать, и пусть идёт куда шла. Уж за пару дней с ней ничего не случится, а завтра — послезавтра должны прилететь профессионалы. Завтра надо будет наведаться на базу и доложить, что мы ещё одну нашли. Или ты, Алён, «Выпь» починишь?
— Посмотрю с утра, что с ней, — не стала спорить я и полюбопытствовала: — А ваш осмотр местности дал хоть какие-нибудь результаты?
Вчера мужчины запустили автономный зонд, чтобы немного осмотреться в ближайших окрестностях. Судя по их молчанию, ничего интересного не нашлось, но спросить всё равно стоило.
— Да какие уж тут результаты! Кругом сплошной лес, здесь можно десяток крупных городов спрятать, и сверху они будут незаметны, — поморщившись, отмахнулся капитан.
— Так, может… — с надеждой начал Ванька. Глаза горели жаждой знакомства с чужой лесной цивилизацией, но дядя порыва, конечно, не оценил.
— Не может. Если бы тут было что-то подобное, на планете была бы организована не пара баз биологов, а развита значительно более бурная деятельность.
— А баз две? — озадаченно вытаращилась я на него. — Но почему мы тогда до сих пор не связались со второй?
— Потому что у нас нет её точных координат, она находится где-то на другом конце планеты. И если ты забыла, где-то здесь ещё и пираты шастают, — со смешком пояснил он.
— М — да, действительно, забыла. — Я смущённо кашлянула.
— Конечно, можно было бы поискать контакты соседей в информационных базах «наших» учёных, но, честно говоря, не вижу смысла, — добавил капитан.
На том, собственно, собрание завершили и разбрелись спать. Никакой информации у нас не было, обсуждать было нечего, и я была полностью согласна со старшим поколением: всё это — совершенно не наше дело. Явная опасность учёным не угрожает, у нашедшихся самостоятельно сотрудников проблемы только с головой, в остальном здоровье отличное, так что срочно спасать их явно не требовалось и можно было заниматься своими делами.
Одна мысль не давала мне покоя. Если эта эльфийка — бывшая сотрудница (вероятнее всего, лаборантка), то откуда она взяла лошадь? Если пегас — тоже результат какой-то хитрой мутации и хирургического вмешательства, это объясняло его странный внешний вид, но совсем не отвечало на вопрос происхождения.
А ещё мне очень слабо верилось, что у молоденькой лаборантки могло хватить денег на столь сложную операцию: у неё даже, кажется, форма черепа была… не как у нормального человека.
Утром «Выпь» неожиданно проявила покладистость и почти сразу согласилась поработать на благо родного экипажа, так что для отчёта нашему капитану не пришлось лететь в дальние края. И я со спокойной душой вернулась к прерванному занятию — исцелению травм корабля. Все остальные вышедшие из строя модули находились под обшивкой, «погорели» исключительно за компанию и для их починки не нужно было выходить наружу. С одной стороны, конечно, обидно: прощай, свежий воздух и лесной шум. Но, с другой, в корабле мне было гораздо спокойней.
Собственно ремонтные работы много времени не заняли, я управилась с основными часа за три. Гораздо сложнее было настроить капризное оборудование и, в первую очередь, сбалансировать залатанные двигатели. Чем я, собственно, и занялась, прочно обосновавшись после завтрака в двигательном отсеке с любимым терминалом. Любимым, наверное, потому, что за годы совместной жизни он то ли он окончательно принял форму моей головы, то ли голова умялась в нужных местах. В любом случае, именно от него я не уставала.
Точнее, не уставала обычно, а тут… то ли работа оказалась уж очень напряжённой, то ли не надо было сидеть в нём восемь часов кряду, но под конец у меня заломило в висках, зазвенело в ушах, да и глаза начали нестерпимо слезиться, так что пришлось бросать работу. Но уходить я не спешила; в конце концов, не одна я устала, кораблю тоже надоела возня с его внутренностями. Так даже самому терпеливому пациенту в конце концов надоедают изнуряющие непрерывные обследования и процедуры, и требуется хотя бы краткосрочный перерыв. Стоило как минимум извиниться и поблагодарить за покладистость.
Несколько секунд я просто сидела в кресле в углу, предназначенном специально для бортмеханика — не на полу же ремонтными работами заниматься! — а потом, озарённая идеей, сбегала в свою каюту и вернулась со скрипкой. И сама успокоюсь, и извинения будут принесены в самой приятной нам обоим форме.
Терминал я, правда, надевать в этот раз не стала: при виде него начал отчётливо ныть затылок и чесаться лоб.
Тот факт, что корабль любит мою музыку, лично для меня был очевидным, но с окружающими этими мыслями я не делилась. Даже несмотря на то, что могла доказать это вполне аргументированно и даже научно: давно уже было доказано, что звуки оставляют определённый след в окружающем пространстве, а гармоничные звуки положительно влияют на любых живых существ. Так чем, спрашивается, корабль хуже? Может, он не способен расти или размножаться (хотя мысль, конечно, интересная), но в его основе лежит биоэлектроника, вполне сходная строением с нервной тканью высокоорганизованного животного, или даже человека. Так что, проигнорировав кресло, я устроилась на коленях посреди небольшого вытянутого помещения, — эта поза казалась мне наиболее удобной, — и с обычным трепетом открыла футляр, знакомый до каждой царапинки.
Сегодня настроение было странным. Во всяком случае, именно эта мысль пришла в голову, когда я расслабилась, позволив рукам жить своей жизнью. Мелодии лились… нервные, тревожные. Не трагические — таких я попросту не знала, да и не любила, — но пронзительные и напряжённые. Они пахли предгрозовым ветром, висящим в воздухе электричеством и почему-то морской солью. Но зато сегодня на меня снизошло вдохновение — почти такое, как в любимые моменты выхода из прыжка. Прикрыв глаза и полностью отрешившись от окружающего мира, я качалась не незримых волнах, несущих шапки пены к бесконечно далёкому и даже как будто несуществующему берегу.
А потом… это был не звук и не прикосновение, — то есть, я ничего не услышала и не почувствовала, — но сложилось впечатление, что кто-то взволнованно меня окликнул. Я инстинктивно распахнула глаза — и музыка оборвалась волей случая на самой пронзительной и тревожной ноте, а я в полном шоке уставилась на… нечто, стоящее прямо передо мной. И хотела бы закричать, но горло от страха перехватило болезненным спазмом, и я в панике замерла, как тот кролик перед удавом.
Это было похоже на гротескную человеческую фигуру. То есть, две руки, две ноги, условно обозначенная голова. Только очертания были нечёткими, как у едва начатой статуи, для которой скульптор пока только наметил основные детали. Заметив мой взгляд, нечто качнулось в мою сторону, и по спине пробежал холодок, а на лбу, кажется, выступила испарина.
Это была не статуя. Это был сгусток малянисто — чёрной непрозрачной массы, поблёскивающей в лучах света. Он не шёл — перетекал из позы в позу, и очертания фигуры расплывались, смазывались. Незначительно, но я в ужасе наблюдала за приближением этого существа, а в голове билась угрюмая мысль, что, наверное, было бы лучше, если бы прямо сейчас я упала в обморок от страха. Тогда я хотя бы не увижу, как оно начнёт меня жрать.
Инопланетная тварь — а быть чем-то земным и понятным оно не могло по определению — протянула ко мне руку. Шарик на конце руки, отдалённо напоминающий кулак, растёкся сначала подобием клешни, а потом разделился на ладонь с пальцами. Мне показалось, пальцев было четыре.
То есть, конечности оно тянуло не совсем ко мне, а как будто к скрипке, но я в этот момент вдруг очнулась и прошептала, — хрипло, едва слышно:
— Не надо, пожалуйста! — что именно «не надо», я и сама толком не знала, но прижала скрипку к себе, как мать прижимает дитя, которое желают отобрать. Смотрела на стоящее надо мной существо с мольбой, снизу вверх, и почему-то у меня не возникло даже мысли о сопротивлении.
Что я могла ему противопоставить? Я не умею драться, и оружия у меня никакого не было. Швырнуть в него скрипкой? Или футляром? И что дальше?! Даже если получится сбежать от него, куда бежать? Если оно оказалось способно беспрепятственно проникнуть на корабль, наверное, моё сопротивление тем более бессмысленно. К тому же, кто поручится, что оно одно? Почему-то я была уверена, что это совсем не так.
Но если это не так, то… где остальные?! Что с ними всеми?! Ванька, дядя и тётя, Василич… где они? Живы ли вообще?!
Мысли эти возникли в голове, кажется, все одновременно и тут же смешались в несусветную кашу, окончательно выводя меня из равновесия. Не знаю, к чему бы всё это привело в итоге — может, к желанному обмороку, или вовсе к истерике, — но меня неожиданно вернул в реальность странный гость. Он вдруг отступил на полшага в сторону, освобождая проход, и удивительно человеческим, понятным жестом указал рукой на дверь.
Желания спорить не возникло. Я сомневалась, что сумею удержаться на ногах, но они — удивительно! — даже не тряслись. Более того, я не то чтобы сумела взять себя в руки, но немного успокоилась и перестала чувствовать себя загнанной в угол обречённой жертвой. Чем бы это существо ни было, убивать меня прямо сейчас оно явно не собиралось. Правда, некстати вспомнилось, что существуют участи много хуже смерти, но почему-то сейчас это не ухудшило моего настроения. Наверное, я просто была не способна испугаться сильнее. Или способна, просто не могла пока до конца осознать происходящее.
Я первой вышла в коридор, но даже задуматься о побеге не успела: снаружи ждал собрат первого, такое же чёрное жуткое нечто. Обе кляксы при ближайшем рассмотрении оказались массивными, высокими, но ощущения тяжеловесности это, однако, не создавало. Слишком плавно и быстро они двигались, как будто были не живыми существами, а капельками ртути. С другой стороны, откуда я знаю, что это не так? То есть, не обязательно — ртути, но с них вполне могло статься иметь природу, в корне отличную от человеческой. Может, они в самом деле жидкие? Или на ощупь такие же, как на вид: густая маслянистая жижа? При мысли о том, чтобы к этому прикоснуться, к горлу подкатила тошнота и на миг стало ещё жутче.
Под конвоем этих двоих, удивительно уверенно ориентирующихся в корабле, я прошла в трюм. Здесь меня ждало сразу несколько открытий, одно из которых было безумно приятным: весь экипаж, включая даже тронувшегося умом учёного, был на жив. Они группой стояли посреди трюма в окружении десятка точно таких же гигантских клякс, с хозяйственной невозмутимостью изучавших хранившиеся здесь немногочисленные контейнеры (всё остальное мы, к счастью, уже успели доставить).
— Дядя! — всхлипнула я, кидаясь к нему. Почему-то нападающие — а назвать их при их поведении как-то иначе не получалось — не препятствовали, и наш капитан крепко обнял меня одной рукой. За вторую нервно цеплялась его жена, и это, пожалуй, единственное выдавало её волнение. В остальном наш бортовой врач выглядела раздражённой, и даже как будто злой.
— Ну, тихо, всё нормально, не плачь, — тихо проговорил он. — Ты не пострадала?
— Нет, я… меня никто не тронул, — проговорила я, слегка отстраняясь и локтем занятой скрипкой руки утирая слёзы, чтобы оглядеться. Рядом со своими страх не покинул меня вовсе, но, определённо, заметно уменьшился. — А вы? Всё в порядке?
— Алечка, эти варвары… ужасно, просто ужасно! — глубоко вздохнув, тётя нервно всплеснула рукой. — Они поломали мне всё оборудование, представляешь? Решительно всё!
— Ада, родная, успокойся. Они вполне могли с той же лёгкостью поломать нас, а ограничились парой воспитательных затрещин, — «успокоил» её муж.
— Затрещин? — всполошилась я, окидывая мужчин более внимательным взглядом. «Отличившиеся» нашлись сразу. Штурман и Ванька сияли «фонарями»: у брата на скуле, у Василича — классический, под глазом.
— Силищи этим тварям не занимать, — криво усмехнулся Рыков, пощупал край фингала и слегка поморщился. — Чуть последние мозги старику не выбили.
— Было бы, что выбивать, — вздохнул дядя. — С кулаками бросаться на тварь, которая никак не отреагировала на выстрел из бластера в упор, мягко говоря, глупо.
— Ну, не мог же я не попробовать! — штурман развёл руками с таким видом, будто действительно — не мог. Подозреваю, брат мой получил за то же.
Такой гуманизм нападающих внушал некоторый оптимизм. Если за попытку агрессивного сопротивления они не то что не убили, даже не покалечили, а лишь ответили в той же «валюте», есть шанс, что ничего особенно страшного нас не ждёт. Если, конечно, их матка, к которой нас явно собираются доставить, не предпочитает жрать жертвы живьём.
Не знаю, с чего меня так заклинило на аналогии с насекомыми. Наверное, потому, что нападающие не издавали ни звука, а общались либо жестами, либо короткими прикосновениями. Последнее выглядело особенно гадко и, один раз заметив, я старалась вообще не смотреть на этих существ. Они как будто на мгновение «приклеивались» друг к другу. А когда контакт прекращался, от одного маслянистого сгустка к другому вытягивались тонкие нити, совершенно отвратительные на вид и как будто даже липкие.
— Кто это? И что им от нас надо? — тихо спросила я, не спеша отходить от дяди и по примеру тёти вцепляясь во второй его локоть. Брат с Василичем ненавязчиво прикрыли нас с боков; толку от этого было немного, но всё равно как-то… спокойней. Профессор Кузнецов стоял чуть в стороне, и — вот же счастливый человек! — был всё так же безмятежен, как и прежде. Кстати вспомнилась расхожая фраза о том, что абсолютно счастливы могут быть только безумцы, которым повезло получить удачную трещину в коре, и я на несколько мгновений позавидовала мужчине.
— Хотел бы я знать, — тяжело вздохнул дядя. — Если бы не их внешний вид, я бы сказал, что это банальный захват. Ладно, не банальный, а очень уверенный, работают они вполне профессионально, хотя несколько странностей всё-таки есть. Оборудование в основном не тронули, только часть медицинского им то ли не понравилась, то ли они попытались взять его с собой.
— Лучше бы им «Выпь» приглянулась, — вздохнула я. Жаба на покупку нового устройства дальней связи душила нас всех, но сожалеть об утрате этой капризной особы тоже никто бы не стал. — А как они вообще попали в корабль? Может, их этот, — я кивнула на учёного, — протащил?