Когда грабить банк и другие лайфхаки - Стивен Левитт 2 стр.

И здесь я подхожу к главной мысли. Если бы публичных библиотек не было и, скажем, Билл Гейтс предложил создать их в городах по всей стране (как сделал некогда Эндрю Карнеги), какой была бы реакция?

Думаю, заупрямились бы книгоиздатели. Какие бушуют споры об интеллектуальной собственности! Вы можете представить, что издатели захотят продать один экземпляр книги, а затем позволить, чтобы владелец давал ее читать всем подряд?

Едва ли. Быть может, дело закончилось бы лицензионным соглашением: владение книгой стоит $20, и за каждый дополнительный год выплачивается еще по $2. Да мало ли можно придумать вариантов! Но я абсолютно уверен: если бы библиотечная система (как и некоторые другие) выстраивалась в наше время с нуля, выглядела бы она совершенно иначе, чем выглядит сейчас.

Если и было время, когда имело смысл заключать с профессорами экономики бессрочный контракт, оно кануло в Лету. Это касается и других университетских (и тем более школьных) дисциплин.

Чем плохи бессрочные контракты? Они развращают. Они резко усиливают стимул тяжело трудиться в начале карьеры и сильно уменьшают стимул впоследствии, что может привести к значительному снижению усилий.

Конечно, есть ситуации, в которых такой подход разумен: скажем, если нужно узнать много нового, чтобы обрести навык, но потом можно обходиться без усилий, а знания никуда не денутся. Но это относится к езде на велосипеде, а не к науке.

С социальной точки зрения худо, что с заключением бессрочного контракта стимул исчезает. Ведь для многих должность в вузе — чистейшая синекура, и они даже свой оклад не отрабатывают. Плохо и то, что стимулы столь сильны до заключения контракта: в любом случае у молодых преподавателей есть множество причин тяжело трудиться.

Говорят, бессрочные контракты защищают ученых, деятельность которых невыгодна политикам. Какая нелепость! Теоретически защита может понадобиться, но я не помню ни одного случая, когда она была бы востребована. Бессрочный контракт отлично защищает ученых, которые валяют дурака, но разве есть в экономике нечто качественное и при этом чреватое гонениями? И как бы то ни было, у нас рынок. Если один институт уволит человека за политические или научные взгляды, его возьмут на работу другие вузы. В последние годы были случаи, когда ученые-экономисты фабриковали данные, растрачивали деньги и т. д. — и ничего, устраивались на хорошую должность.

Правда, один скрытый плюс имеется: когда есть система бессрочных контрактов, вузу выгоднее уволить середнячка вовремя, иначе потом от него не избавиться. Эта выгода даже перевешивает неловкость от увольнения. А без такого контракта можно было бы оставлять человека, все время угрожая, что уволишь (но так и не уволить).

Однако представьте профессию, где вам небезразличен результат (возьмем, к примеру, футболиста или торговца валютой). Вам и в голову не придет заключать с людьми этой профессии подобные контракты. Почему же к ученым иной подход?

Лучше всего, если все вузы одновременно откажутся от бессрочных контрактов. Нерадивых работников можно не выгонять сразу, а дать год или два на исправление. Некоторые халтурщики уйдут сами или будут уволены. Остальные начнут работать. Мне кажется, зарплаты и трудовая мобильность сильно не изменятся.

Ладно, пока это утопия. Но что, если только один вуз отменит бессрочные контракты? Даже тогда все сладится. Придется немного приплатить преподавателям, чтобы они остались на факультете без страховок в форме бессрочных контрактов. Но что важно — значимость таких контрактов обратно пропорциональна тому, насколько вы ценный работник. Чем больше от вас толку, тем меньше вы в них нуждаетесь. И ценным кадрам нужно лишь чуть-чуть повысить зарплату, чтобы компенсировать отмену пожизненных контрактов, тогда как никудышным экономистам, оставшимся без такой подпорки, потребуются значительно большие субсидии.

Для университета удобнее не придумаешь: все плохие сотрудники уйдут, что же касается хороших — они останутся, к тому же запросятся сотрудники из других вузов, чтобы получить прибавку к зарплате. Если бы Чикагский университет сообщил, что отберет у меня пожизненный контракт, но прибавит к зарплате $15,000, я бы только спасибо сказал. Отказавшись от одного бездельника, сидевшего на бессрочном контракте, университет сэкономит средства для десятка толковых работяг.

Кому только из обслуживающего персонала ни платят чаевые: гостиничным курьерам, таксистам, официантам и официанткам, носильщикам в аэропортах, иногда даже бариста в Starbucks! А стюардам и стюардессам не платят. Почему?

Может, считается, что они и так неплохо живут и не нуждаются в чаевых. Или что за такую работу чаевые в принципе не положены. А может, им даже запрещено брать чаевые. Или обычай восходит к тем временам, когда никаких стюардов не существовало, всех обслуживали только стюардессы, — пассажирами же были в основном мужчины, причем деловые, с мистической (или, скорее, мифической) репутацией ловеласов. Чем, мог спросить кто-то, заслужила красотка деньги в конце полета?

И все-таки странно: людям похожих профессий сплошь и рядом платят чаевые, а этим нет. А ведь сколько они делают для множества пассажиров! За все время полета присесть некогда: одному принеси напиток, другому подушку, третьему наушники и т. д. Да, нынче большинство людей ворчат по поводу обслуживания, и порой действительно попадаются на удивление раздражительные стюарды. Но, по моим наблюдениям, в массе своей они исполняют свои обязанности прекрасно, причем нередко им приходится работать в тяжелых условиях.

Поймите правильно: я вовсе не призываю оставлять им чаевые. Но в последнее время мне довелось много летать: я вижу, как эти люди работают. И меня поразило то, что они. не получают чаевых, это показалось мне странным. Во всяком случае, я никогда не видел, чтобы сотрудников авиалиний поощряли таким образом. В свои последние пять полетов я даже специально спрашивал стюардов, доводилось ли им получать чаевые. И все сказали: «Нет, никогда». Одни говорили об этом со смехом, другие не без сожаления.

Пожалуй, я сделаю вот что. Сегодня, когда полечу домой, не буду никого ни о чем спрашивать, а просто дам чаевые. Посмотрим, что получится.

P. S. ПОПЫТАЛСЯ ВЛОЖИТЬ ДЕНЬГИ В РУКИ СТЮАРДЕССЫ, НО НИЧЕГО ХОРОШЕГО ИЗ ЭТОЙ ЗАТЕИ НЕ ВЫШЛО. «Я ВАМ НЕ ОФИЦИАНТКА», — ЗАЯВИЛА ОНА СТОЛЬ КАТЕГОРИЧНО, ЧТО Я БЫЛ ГОТОВ СКВОЗЬ ЗЕМЛЮ ПРОВАЛИТЬСЯ.

Министерство транспорта только что отказалось от идеи продавать с аукциона слоты (права на взлет и посадку в аэропортах). У нее было много противников, некоторые даже грозили юридическими проблемами, и министр транспорта Рей Лахуд отменил аукцион.

«Мы все еще серьезно думаем, что делать с воздушными пробками в окрестностях Нью-Йорка, — сказал Лахуд, — летом я буду разговаривать не только с чиновниками, но и со всеми заинтересованными лицами, представляющими авиалинии, аэропорты и потребителей. Будем искать лучшие пути выхода».

Нью-Йорк обслуживают три основных аэропорта: аэропорт имени Джона Кеннеди, аэропорт Ньюарк и аэропорт Ла Гуардия. Все они создают массу задержек и пробок. А поскольку через Нью-Йорк проходит много рейсов, эти задержки бьют по воздушным перевозкам во всем мире.

Недавно во время очередной задержки в Ла Гуардии я разговорился со свободным от работы пилотом одной из главных авиалиний. Он весьма толково ответил на все вопросы, которые мне пришло в голову задать. А когда я поинтересовался, что можно сделать с воздушными пробками, он сказал: «Ничего сложного. Закройте Ла Гуардию».

По его словам, дело вот в чем. Воздушное пространство над каждым аэропортом имеет цилиндрическую форму. В данном случае эти «цилиндры», находясь поблизости друг от друга, создают пробки не только из-за большого числа самолетов, но и из-за того, что пилотам приходится выполнять сложные маневры и очень точно выбирать маршрут.

Если бы удалось избавиться от «цилиндра» Ла Гуардии, сказал пилот, аэропорты Ньюарк и имени Кеннеди вздохнули бы свободно. А поскольку Ла Гуардия обслуживает намного меньше перевозок, чем два других аэропорта, ее-то и надо закрыть.

Но вот загвоздка: Ла Гуардия — любимый аэропорт политических шишек, поскольку до него рукой подать от Манхэттена. Значит, в обозримом будущем его не закроют. А если бы закрыли, настаивал пилот, воздушные пути над Нью-Йорком превратились бы из кошмара в мечту.

Надо признать, я и сам предпочитаю Ла Гуардию, поскольку живу в Манхэттене и могу добраться до аэропорта минут за пятнадцать. Однако в остальном он менее приятный и удобный, чем Ньюарк и Кеннеди.

Надо признать, я и сам предпочитаю Ла Гуардию, поскольку живу в Манхэттене и могу добраться до аэропорта минут за пятнадцать. Однако в остальном он менее приятный и удобный, чем Ньюарк и Кеннеди.

Если для избавления от пробок над Нью-Йорком Ла Гуардию нужно закрыть — туда ей и дорога. Сейчас в каждую поездку у меня набегает как минимум один потерянный час (по полчаса задержек в каждую сторону), каким бы из трех аэропортов я ни пользовался. И я не один такой. Если же вместо Ла Гуардии придется ездить в Ньюарк или Кеннеди, на это все равно уйдет меньше часа. Значит, время будет сэкономлено и убытки снижены. Если человек живет поблизости от Ньюарка или Кеннеди, у него все будет еще быстрее. А сколько времени и возможностей можно сберечь по всей стране, избавившись от неизбежных пока задержек в нью-йоркских аэропортах!

В журнале Time опубликована длинная статья под заголовком «Возвращение призыва не панацея».

Должно быть, Милтон Фридман в гробу переворачивается от идеи призыва. Если проблема в том, что молодежь не хочет воевать в Ираке, есть два разумных решения: 1) вывести войска из Ирака; 2) сделать денежное вознаграждение достаточным для появления добровольцев.

Предложение ввести призыв в армию — чистой воды ретроградство. В строю окажется масса неподходящих людей: те, кому армейская жизнь неинтересна, кто к ней не готов, кто хочет заниматься чем-то еще — с экономической точки зрения все эти мотивы уважительные. (Конечно, некоторые мыслят иначе: у них доминирует, скажем, чувство долга, ответственности перед страной. Но это и способствует интересу к армейской жизни.)

Чем хороша рыночная система: каждому свое. Делается это через зарплату. Мы должны платить американским солдатам круглые суммы, чтобы компенсировать риск! Призыв же — по сути, гигантский налог на призывников. И согласно экономической теории это крайне неэффективный способ достижения нашей цели.

Критики скажут: посылать малоимущих ребят умирать в Ираке несправедливо. Наверное, и впрямь несправедливо, что одни люди рождаются богатыми, а другие бедными. Но уж коль скоро это так, нужно быть невысокого мнения об умственных способностях новобранцев, чтобы считать призыв более разумным делом, чем контрактную армию. У людей есть выбор, и контрактники выбирают ту возможность, которая им кажется предпочтительной. Призыв может уменьшить неравенство, но в мире, где оно существует, лучше не навязывать людям их путь, а позволить выбирать его самостоятельно. Вот хороший почин: сейчас армия предлагает разовую премию в $20,000 тем, кто готов отъехать в тренировочный лагерь в течение месяца после подписания контракта. (Возможно, благодаря этому армия впервые за долгое время решила проблему недобора.)

Еще лучше честно платить солдатам на войне: скажем, ввести рыночные расценки на участие в сражениях, а также право увольняться в любой момент (как в большинстве профессий). Конечно, это влетит в копеечку. Но тут и выяснится подлинная цена войн: перевешивают ли выгоды от военных действий расходы на них.

Критики еще говорят, что нас бы не было в Ираке, если бы в армии было больше состоятельных белых людей. Может, оно и так, но это не значит, что надо объявлять призыв.

Вообще призывники будут воевать менее профессионально, и с ними не развоюешься. Но может статься, что, если есть возможность вести войну со знанием дела, ее стоит вести — хотя при отсутствии профессионалов она неоправданна. (Для ясности: я не утверждаю, что данную конкретную войну стоит вести, — я говорю лишь, что теоретически это не исключено.)

К слову. Нынешняя система опоры на резервистов оставляет желать лучшего. По сути, государство переплачивает резервистам, когда в них не нуждается, и недоплачивает, когда в них есть необходимость. Такой расклад переносит всякий риск с государства на резервистов. С экономической точки зрения это бессмысленно, поскольку люди не любят риск, да и не должны его любить. В идеале нужна система, при которой выплаты резервистам чрезвычайно низки в мирное время и достаточно высоки в военное, чтобы люди были заинтересованы пойти в добровольцы.

В первой главе «Фрикомыслия» мы поведали о нашей неудачной встрече с Дэвидом Кэмероном, ставшим впоследствии британским премьером. (Отчего бы, пошутили мы, не применить к автомобилям принципы, которые он отстаивает в связи с медициной? Но без пяти минут премьер не оценил шутку.)

Эта история вызвала недовольство у некоторых людей, включая экономиста Ноя Смита, который разнес нас в пух и прах в своем блоге, защищая британскую систему здравоохранения.

Сразу скажу, что ничего не имею против британской системы и мне в голову не придет защищать систему американскую. Всякий, кто в курсе моего мнения об Obamacare[1], знает, что я не поклонник этой реформы и никогда им не был.

Однако не нужно ни большого ума, ни слепой веры в рыночную экономику, чтобы понять: если не брать с людей деньги (в том числе за лечение), они будут потреблять слишком много. Ручаюсь, если бы американцам пришлось выкладывать из личного кармана те бешеные суммы, которые больницы взимают за услуги, доля медицины в объеме валового внутреннего продукта (ВВП) существенно снизилась бы. Так обстоит дело и с Великобританией.

Ной Смит заканчивает свою критику следующей сентенцией.

Думаю, у Левитта нет собственной модели. У него есть только простая идея («все рынки одинаковы»), которая для него лишь вопрос веры.

Что ж, Смит и в самом деле не мог понять из «Фрикомыслия», что модель здравоохранения у нас очень даже есть. Я изложил ее команде Кэмерона после того, как тот ушел со встречи.

И модель — проще некуда.

Первого января каждого года британское правительство должно посылать каждому гражданину Великобритании чек на £1,000. Граждане могут делать с ним все, что им заблагорассудится, но если имеют голову на плечах, то поймут, что деньги можно отложить на лечение. В моей системе люди оплачивают медицинские услуги полностью, если цена не превышает £2,000. Если цена составляет от £2,000 до £8,000, разница между этой ценой и £2,000 оплачивается пополам государством и самим гражданином. Если стоимость услуг превышает £8,000, эти дополнительные расходы берет на себя государство.

С точки зрения гражданина, лучше всего не ходить к врачу и сэкономить деньги. Большинство британцев затратят на лечение в год меньше £1,000. Худший вариант: медицинские услуги будут стоить более £8,000, что обернется потерей £4,000. (£5,000 уйдут на лечение, но в начале следующего года поступит чек на £1,000.)

Если окажется, что потребители чутко реагируют на цены (т.е. работает базовый принцип экономики: «кривая спроса направлена вниз»), общие расходы на медицинское обслуживание снизятся. Мы в Greatest Good[2]провели моделирование и пришли к выводу, что общие расходы на медицинское обслуживание могут снизиться где-то на 15%. Уже немало: почти £20 млрд. И вот с чем это связано: а) конкуренция повысит эффективность; б) потребители откажутся от низкокачественных медицинских услуг, к которым сейчас прибегают лишь потому, что могут сделать это бесплатно.

От катастрофической болезни все защищены.

Как и в каждой государственной программе, будут и победители, и проигравшие. Большинству британцев данный расклад на руку, хуже тем, кому вдруг понадобится затратить много денег на лечение. Ведь моя система обеспечивает лишь частичную страховку (стимулируя потребителей делать разумный выбор). Но жизнь есть жизнь. Когда у меня ломается старый телевизор, мне приходится покупать новый. А человеку с исправным телевизором этого делать не нужно. Когда я чиню крышу, это дорого, и я в худшем положении, чем человек, у которого крыша не течет. Ничего аморального: так устроен мир.

Я даю лишь общую идею. Понятно, что частности можно дорабатывать. Скажем, сделать денежные выплаты престарелым более крупными, чем выплаты молодым людям. Или платить больше хроническим больным.

Не знаю, каковы политические перспективы у такого замысла, но я провел своего рода неофициальный опрос британского электората. Всякий раз, когда беру такси в Лондоне, спрашиваю шофера, как ему моя идея. Может, шоферы просто вежливы, но три четверти из них говорят, что предпочли бы мою систему нынешней.

Не пора ли снова потолковать с премьер-министром?..

На носу президентские выборы, и у всех американцев на уме политика. Но экономисты, в отличие от большинства людей, равнодушны к голосованию. Ведь шансы на то, что индивидуальный голос повлияет на результат выборов, ничтожно малы. А значит, если вы не любитель выборов, вам нет и особого смысла голосовать. К тому же есть ряд теоретических выкладок. Самая известная из них — теорема Эрроу, которая показывает, сколь сложно изобрести политические системы (и механизмы голосования), которые надежным образом объединяли бы предпочтения избирателей.