— Давно не стрелял по людям, — пожаловался Насосов продюсеру, положив пистолет рядом с собой на диван, — лет пять уже. Знаешь, я думаю надо для острастки сразу же этого Спичкина застрелить. Он нам не нужен, только лишние заботы, а Татьяна и Владик напугаются и будут более сговорчивыми. Тут вообще есть где труп спрятать?
— Можно в полынью на озере скинуть, — ответил Захожин, едва сдерживая тошноту от страха и жалости, которые скрутили его внутренности, — но я прошу — это без меня… делать… я не смогу…
— Сможешь, продюсер, сможешь, — сказал Насосов, — назвался груздем, полезай в кузов. А то хочешь в дерьмо влезть и чистеньким остаться. Так не бывает. Не люблю я таких людей, как ты! Сегодня ты их предал, а завтра меня сдашь. Пристрелить бы тебя тоже. А может прямо сейчас пристрелить, груз на ноги и в полынью, а Захожин? Ты же мне больше не нужен?
У продюсера кишки опустились ниже пяток, он попятился, мотая головой, прося его не убивать, забился в угол и сжался там. Насосов взял с дивана пистолет с глушителем, встал и прицелился в дрожащее тело предателя. Его палец плотно обхватил спусковой крючок и не спеша надавил на него.
Глава 18 Не числом, а умением
***Все четверо телохранителей магната Хорьковского после драки около ночного клуба «Мухомор» оказались в больнице с повреждениями различной тяжести — у кого-то были множественные переломы, у кого-то сотрясение мозга и сильные ушибы. Менее всех пострадал сам Хорьковский — ему-то всего два раза попало огнетушителем сначала по хребту, а потом по голове, да и не от самого сильно участника драки, но и это вызывало боли в спине и головокружение с тошнотой. Кроме того, магнату стоило больших трудов убрать с лица пену огнетушителя и когда собрались зеваки, а потом приехала милиция и «Скорая» выглядел он потешно, словно в него плюнул верблюд.
Хорьковского первого повезли на прибывшей на место происшествия машине реанимации в частную клинику, доступную лишь для людей обеспеченных и известных, где личный врач магната сразу же назначил ему рентген, анализы и вколол обезболивающий укол. Потом уже другие врачи занялись непосредственно телохранителями, которых по указанию магната повезли в самую обычную больницу, где они все стояли, вернее лежали в очереди на осмотр в каталках в длинном и холодном коридоре приемного покоя, внешне напоминающем морг.
Магната судьба этих людей, его бывших телохранителей уже не интересовала, он заранее всех их уволил из своей охраны. Потому что подумал — в какой же степени риска находилась его драгоценная жизнь, если какой-то сраный безоружный телохранитель какой-то певицы с помощью провинциального колхозника с битой отделали его вооруженных людей, словно боксеры шахматистов.
— Краба надо было нанимать телохранителем! — непроизвольно произнёс магнат, сидя в удобном кресле в кабинете личного врача, который на свет разглядывал его рентгеновские снимки.
— Что вы сказали? — обернулся к нему доктор.
— Это я не тебе, — зло ответил Хорьковский.
Голова его все еще раскалывалась, потому что действие обезболивающего укола пока еще не началось.
— А-а, да-да, — понимающе кивнул доктор, — ну, что могу сказать по результатам анализов? Ничего страшного, глобальных повреждений нет, вам повезло — ни гематом, ни переломов. Но всё равно я рекомендовал бы вам полежать у нас в клинике недельку на общем обследовании, ведь последствия ушибов могут проявиться и через день, и через два.
— Некогда мне тут лежать!!! — резко перебил доктора сердитый магнат. — Дел по горло!
В это время в кабинет заглянул тщедушный лысоватый мужчина средних лет, спросил разрешения войти в кабинет.
— А тебе чего надо? — по-хозяйски спросил Хорьковский.
— Я следователь генеральной прокуратуры по особо важным делам… — начал говорить представитель закона. — Меня назначили расследовать это дело. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по существу нападения на вас…
— Пошёл вон отсюда!!! — прикрикнул на него магнат, в ярости подскочив в кресле. — Ваших рож мне еще тут не хватало! Сам разберусь, без вашей помощи! Уйди и чтобы я тебя не видел больше!
Следователь генеральной прокуратуры по особо важным делам не показав на своем лице никакого выражения исчез за дверью, мягко прикрыв её, а доктор тут же посоветовал магнату не волноваться лишнего, ведь это может пагубно сказаться на его здоровье. Хорьковский хотел послать и доктора куда подальше, но всё-таки подумал, что тот его лечит и если врача оскорблять, то он может ненароком «не заметить», например, маленькой раковой опухоли или лекарства перепутать.
Поэтому магнат сдержался и спросил:
— Доктор, у тебя коньяк есть?
— Да-да, есть конечно, — торопливо кивнул врач, кинувшись к своему шкафчику, — какой же доктор без коньяка? А этот коньячок особенный, мне его один известный Депутат Госдумы привез из Греции. Настоящий коньяк с трехсотлетней выдержкой. Отблагодарил меня так за то что я ему грыжу удачно вырезал.
— А где он грыжу-то себе заработал, депутат этот? — спросил магнат. — В Думе что ли, когда возле писсуара пипин свой поднимал?
— Ха-ха, ха-ха, — засмеялся доктор, доставая непочатую бутылку коньяку и рюмку, — а вы шутник, однако. Знаете как в анекдоте? Приносит благодарный пациент после операции доктору кофе, шоколад, коньяк и говорит, мол, это вам доктор презент. А тот как закричит — позвольте, кто вам разрешил тратить мои деньги? Смешно, правда?
Хорьковский даже не улыбнулся, а только глянул на врача, как будто тот только что зачитал ему главу из карманного справочника патологоанатома.
— Пациент принёс подарки, а доктор говорит, зачем подарки нужно деньгами было отдать, — попытался доходчиво объяснить суть шутки врач.
— Понял я, не дурак, — хмуро произнёс Хорьковский, — не смешно.
Доктор понял, что наверное не вовремя попытался пошутить, стал торопливо отвинчивать пробку на бутылке и сказал угодливо:
— Вот я берег коньяк для такого случая, как знал, что для вас, ведь вы, господин Хорьковский, мой самый дорогой пациент.
— Это я знаю, что я самый дорогой и что тебе никто больше меня не платит, — сказал магнат, — недаром ты мне тут анекдотами про деньги намекаешь.
— Я не в том смысле, вы меня не так поняли… — попытался объясниться доктор, наполняя рюмку ароматным коричневым напитком до краёв.
— Да, в том, в том, — устало ответил ему Хорьковский, взяв поднесенную рюмку, — стал бы тут передо мной официанта изображать, если бы я тебе не платил столько сколько плачу.
Он опрокинул залпом в себя трехсотлетний коньяк, смаковать его магнату не хотелось, бросил рюмку на стол и спросил:
— Так говоришь удачно обошлось у меня всё и в голове и на позвоночнике? Болит же. Точно, ты хорошо проверил?
— Да, все проверил досконально, — ответил доктор, — всё нормально, ушибы только, но они скоро пройдут, я вам лекарство выпишу.
— Повезло мне, — сказал магнат, — а мог бы этот урод и убить меня этим огнетушителем, если бы по затылку попал или в висок….
— Да, мог бы, — поддержал разговор доктор, — но вы ведь счастливчик, господин Хорьковский. Вам по жизни везет. Я вот так полагаю — есть в жизни прирожденные везунчики, а есть конченые неудачники. Первые за что ни возьмутся — все у них хорошо получается, всё выходит и даже кирпич с крыши падает, а на им голову не попадает — обязательно рядом неудачник подставится. Да что далеко ходить? Вот, например, сегодня к нам в клинику привезли одного очень известного певца, нашего постоянного клиента. Представляете себе, он горел в фургоне грузовой «Газели», она взорвалась, фургон на куски, его выбросило на семь метров — ни одного ожога, ни одного перелома, только ушибы и легкое сотрясение как у вас. Лежит сейчас в палате, телевизор смотрит, кушает хорошо, даже поет. А ведь в подобном случае выживает примерно один из миллиона и этот вот случай произошел.
— Что-то последнее время вокруг меня один шоу-бизнес, — устало сказал магнат, глаза его слипались, — а что за певец, как фамилия?
— Он без фамилии певец, а зовут его Алмаз, — ответил доктор.
— Что? — подскочил в кресле Хорьковский, сон его как рукой сняло, он схватил врача за белый халат на груди и сильно дернул на себя. — Где этот сучонок, который от моих людей убежал? Как он оказался в фургоне и кто его поджог?
— Не знаю, ой, не знаю! — испугался доктор, не решаясь оказать сопротивление. — Он в палате лежит на втором этаже!
— К нему!!! — приказал Хорьковский, оттолкнув доктора. — Показывай быстро мне его палату!!!
— Вам нужен покой, — напомнил врач, пытаясь отговорить магната от этой затеи, — вам нельзя волноваться!
Но Хорьковский его не послушался, оттолкнул врача, сильным пинком с грохотом открыл дверь кабинета и быстрым шагом пошел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. А доктор побежал за ним.
— К нему!!! — приказал Хорьковский, оттолкнув доктора. — Показывай быстро мне его палату!!!
— Вам нужен покой, — напомнил врач, пытаясь отговорить магната от этой затеи, — вам нельзя волноваться!
Но Хорьковский его не послушался, оттолкнул врача, сильным пинком с грохотом открыл дверь кабинета и быстрым шагом пошел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. А доктор побежал за ним.
Алмаз как раз в это время смотрел криминальные новости, в которых рассказывали о неудавшемся покушении на неназванного крупного предпринимателя. Корреспондент позировал в камеру с места происшествия, за его спиной убирали закрытые белыми полотнищами два тела и от застывшего с открытыми дверьми «Мерседеса». Корреспондент рассказывал о том, что по счастливой случайности самого предпринимателя, на которого по-видимому шла охота, в машине не оказалось, в ней ехали только два телохранителя, который и стали жертвами киллеров, успевших скрыться на машине грузовой марки «Газель», не смотря на то, что был объявлен план «перехват» и подняты по тревоге все подразделения.
Сгоревшую в соседнем районе грузовую «Газель» с покушением на крупного предпринимателя никак не связали и в сюжете об этом не упомянули. Алмаз тоже не связал два этих события воедино, поскольку уснул в фургоне, проснулся от шума выстрелов, а потом его подожгли.
После этого сюжета начался следующий сюжет в котором рассказали о том, что некий капитан Слонимский ни с того, ни с сего устроил в жилом районе стрельбу из автомата, был задержан коллегами и доставлен в СИЗО. Показали кадры как милиционеры тащат по улице человека в кожаной куртке с завернутыми за спину руками, а капитан Слонимский в камеру орет:
— Не виноватый я!!! Он сам пришел!!!..
Кто пришел и куда пришел Алмаз так и не смог досмотреть, потому что дверь его палаты с треском распахнулась и в неё влетел магнат Хорьковский с перевязанной головой, с вращающимися, как у быка на корриде зрачками, пыша паром из обеих ноздрей.
— Убью, падала! — негромко, но убедительно пригрозил он.
— Мама!!! — только и успел произнести Алмаз.
И свалился с кровати на пол.
****
Краб за рулем «Лексуса» проехал под мостом МКАДа, выехал за официальные пределы столицы и помчался в сторону Подмосковья, туда, где по ходу движения располагались города-спутники и многочисленные дачные поселки. Уже сгустились сумерки, машин на трассе было немного, за окнами «Лексуса» мелькали огни реклам, придорожных кафе и автозаправок. Всех клонило в сон, машина убаюкивала, поэтому ехали молча, говорить не о чём не хотелось. Не доезжая половины пути до отворотки на дорогу, ведущую к пансионату, Краб вдруг резко повернул руль автомобиля вправо и затормозил на обочине. Владика, который крепко уснул на заднем сидении, качнуло, тряхнуло и завалился, придавив своим телом Спичкина. Проснувшись, поднял голову и спросил:
— Что такое, что случилось? Почему не едем?
Краб Владику ничего не ответил, повернулся к Татьяне и сказал ей:
— Знаешь, что-то не хочу я ехать в пансионат, не доверяю я Захожину…
— Во-во и я ему не доверяю, — раздался сзади сонный голос Владика, — мне рожа этого продюсера сразу же не понравилась, хитрая такая, как у нашего завскладом в совхозе. Мне даже сейчас приснилось, что он хочет мне рыбу продать, а она тухлая с червяками…
— Да погоди ты со своей тухлой рыбой, — сказал ему Краб, — вечно влезешь в разговор не вовремя!
Владик обиделся и напомнил:
— Вообще-то напомню, что я вам жизнь спас…
— Я так полагаю, что мне теперь легче застрелиться, чем с тобой рассчитаться, — ответил ему Краб.
— Погодите вы спорить! — вмешалась в разговор Татьяна и обратилась к отцу. — А что ты думаешь Захожин мог снова нас предать?
— Запросто, — ответил Краб, — Захожин из породы людей, которые ищут там где выгодней и безопасней. Он думает, что я теперь надолго застрял в милиции, а у вас без меня шансов противостоять Насосову и Хорьковскому нет никаких. Это он так думает, я полагаю и оттого может предпринять некоторые шаги для спасения своей жизни. Так что без разведки соваться в пансионат не следует. Да и вообще у нас с тобой Татьяна до самолета в Турцию восемь часов всего осталось. Ночь пройдет, мы улетим и всё.
— А как же я? — жалобно спросил Спичкин. — Меня посадят…
— И не узнаем предал ли меня Захожин, — добавила Татьяна.
— А меня Хорьковский найдет и убьет, — сказал Владик.
— Ладно, давайте сделаем так, — предложил Краб, — доедем до развилки, там есть небольшой кемпинг с кафе, называется «Попутчик». Я в этом «Попутчике» покупал бутылку «Боржоми», когда из пансионата в Москву поехал сегодня днём. Так вот, вы все трое посидите пока в кафе, поужинаете, отдохнёте, а я тем временем съезжу в пансионат и все разведаю. Раз уж мы с вами ввязались в эту войну, то нужно и жить по законам военного времени.
— А чего это я буду в кафе сидеть как какой-то задрот? — снова подал голос Владик. — Я чего зря с собой биту взял? Я тоже поеду!
— И я, — пискнул тоненько Матвей.
По его голосу заметно, что ехать ди-джею никуда не хочется, но он проявил мужскую солидарность, чтобы его не посчитали за чмо.
— А я что тогда одна в кемпинге останусь? — спросила Татьяна. — Очень умно придумали. Я, например, считаю, что никому из нас ехать в пансионат не нужно. На пансионат ведет только одна узкая дорога, вокруг всё занесено, сейчас ночь, подобраться к пансионату на машине незаметно практически невозможно, да и пешком тоже никак — снегу по пояс. И снегоходов у нас нет. У меня есть другая идея, слушайте сюда!
Мужчины все пригнулись ближе к Татьяне, выразив тем самым свое внимание.
В это же время в пансионате в уютном кабинете Насосов нажал на спусковой крючок своего пистолета с глушителем, ствол которого был нацелен в трясущийся от страха жирный живой Захожина. Раздался сухой металлический щелчок, Захожин икнул, выстрела не прозвучало, вместо него по пансионату раскатился громкий, похожий на кваканье гигантской жабы хохот Насосова. Продюсер покрылся холодной испариной.
— Испугался что ли? — весело спросил Насосов. — А я пошутил! Я обойму-то в пистолет не вставил! Вот она обойма у меня в кармане! А ты подумал, что я тебя застрелю, да?
Захожин понял, что он остался жив только через минуту после того как щелкнул пистолет, он через силу криво улыбнулся, хотя ему было совсем не до смеха — он едва не обмочился. Чёрт дернул его, человека далекого от криминала, связаться с волками, которые накинули на себя овечьи шкуры, а по сути те же волки и остались — могут порвать его на части в считанные минуты. И дважды ведь наступил на одни и те же грабли. Насосов весело хохотал над своей шуткой и Захожин попытался показать, что он тоже вроде как не испугался, что он тоже не лыком шит и что тоже попадал в передряги, что ему тоже весело. Он стал подниматься с пола, опираясь спиной о стену, а Насосов тем временем вставлял в рукоять пистолета обойму и прихлопнул её. Захожин тем временем поднялся и вытер со лба рукавом выступивший градом пот. Насосов зарядил пистолет и снова нацелил его в продюсера на этот раз точно ему в лоб.
— Ну хватит уже, — сказал Захожин, чувствуя, что ноги его становятся ватными, — шутка повторенная дважды не смешна…
— А кто тебе сказал, что я теперь шучу? — спросил Насосов ледяным тоном. — На этот раз всё по-взрослому будет.
И он взвел курок, Захожин понял по его безразличным глазам, что Насосов и правда намерен его застрелить, ведь свою сторону работы Захожин уже и правда выполнил и больше не нужен. Продюсер закрылся руками, как будто мог заслониться ладонями от пули и вжался в стену, бормоча: «Не убивай меня, пожалуйста, не надо!».
И тут вдруг неожиданно зазвонил телефон на столе хозяина пансионата, мигая красными цифрами определителя номера. Насосов повременил стрелять, мельком глянул на дисплей и сказал как ни в чём ни бывало:
— С мобилы звонят. У твоего телефона, который ты Татьяне дал, какой номер?
Захожин назвал цифры одну за другой, заикаясь и путаясь, Насосов опустил свой пистолет и кивнул продюсеру, чтобы он ответил, пригрозив пистолетом, чтобы не болтал лишнего. Продюсер, шатаясь, подошел к столу, нажал громкую связь и хрипло произнёс:
— Слушаю вас…
— Привет, Яша! — раздался в динамике голос Татьяны. — Что у тебя с голосом? Что-то случилось?
Насосов нахмурился и показал Захожину, что, типа, он спал, приложив руку с пистолетом к щеке и зажмурив на минуту глаза. Захожин так и сказал, что прикемарил и звонок его разбудил, потому голос со сна у него непривычно хриплый. Насосов вопросительно качнул головой — мол, где они? Захожин родился человеком догадливым, потому сразу же спросил:
— Вы где сами-то, сейчас? Скоро будете?
— Слушай, тут такая ерунда случилась, — ответила Татьяна, — таксист, нехороший человек, отказался нас до пансионата везти, испугался чего-то. Ночь, говорит, дороги замело, застряну где-нибудь и буду до утра сидеть, не поеду, говорит. Мы ему денег предлагали еще доплатить, а он не взял деньги, высадил нас на развилке возле кафе «Попутчик» и сам уехал. Придется нам тут в «Попутчике» до утра куковать, а утром, когда рассветет, мы наверное найдем какой-нибудь транспорт и уже тогда уже поедем в пансионат. Тут вон трактора снег чистят и КАМАЗы возят, может на грузовике доедем. А ночью вряд ли кто нас согласится везти. Так что ты нас не жди, если что — я перезвоню тебе.