Живых на улице не было. Если битва и продолжалась, она переместилась. Дукер спешился и подошёл к одному из проломов в стене гарнизона. Он перебрался через развалины, избегая скользких от крови камней. Большинство нападавших убили из арбалетов. Многие тела оказались просто утыканы короткими, тяжёлыми стрелами. Расстояние было безвыходно малым, последствия — смертельными. Обезумевшая, неорганизованная толпа плохо вооружённых хиссарцев не имела никаких шансов против такого концентрированного огня. За обломками камней Дукер уже не увидел трупов.
Гарнизонный плац был пуст. Тут и там возвели валы, чтобы обеспечить смертоносный обстрел с разных сторон, если не удастся защитить проломы — но ни знака того, что это понадобилось.
Дукер сошёл с груды разбитого камня. Малазанский штаб и казармы подожгли. Теперь историк уже начал гадать, не сделали ли это сами солдаты Седьмой. Объявив всем, что Колтейн не собирается прятаться за стенами, Седьмая и виканцы выступили, развернув порядки. Что же было дальше?
Дукер вернулся к своей лошади. Из седла он увидел густой дым, который поднимался над малазанским Усадебным кварталом. Рассвет принёс странное затишье. Город казался вымершим, почти иллюзорным, словно разбросанные на улицах тела были лишь пугалами с празднества урожая. Накидочники их нашли и покрыли трупы полностью, огромные крылья пирующих насекомых медленно подрагивали.
Пока историк ехал к малазанским Усадьбам, он то и дело слышал крики и далёкие вопли, лай собак и рёв мулов. Шум пожара накатывался и спадал, словно бьющиеся об утёс волны, нёс жар по переулкам, шипел и трещал в грудах мусора.
В пятидесяти шагах от Усадеб Дукер обнаружил первую сцену настоящей бойни. Хиссарские бунтовщики атаковали малазанский квартал с неожиданной яростью, вероятно, в то же время, когда другой отряд штурмовал гарнизон. Дома торговцев и знати бросили вперёд личную стражу, отчаянно пытаясь защититься, но стражников оказалось слишком мало, им недоставало сплочённости, поэтому их заслон быстро и жестоко смели. Толпа ворвалась в квартал, выбивала двери усадеб, вытаскивала на широкую улицу семьи малазанцев.
Там, когда конь Дукера осторожно искал путь среди мёртвых тел, историк увидел настоящее безумие. Мужчинам вспороли животы, внутренности вытащили наружу и намотали на женщин — жён, матерей, тёток, сестёр, — которых изнасиловали, а затем задушили кишками. Историк видел детей с разбитыми черепами, младенцев, которых насадили на шампуры уличных торговцев. Но многих дочерей помоложе нападавшие захватили, продвигаясь в глубину квартала. Этих несчастных ждала судьба ещё более страшная, чем та, что постигла их родню.
Глядя по сторонам, Дукер чувствовал подступающую отрешённость. Ужасная мука и боль словно висели в воздухе отравой, готовой свести с ума. Чтобы спастись, его душа забивалась всё глубже и глубже. Оставалось лишь наблюдать, холодно, бесчувственно — расплата придёт потом, это Дукер хорошо знал: трясущиеся руки, ночные кошмары, медленное угасание веры.
Ожидая застать лишь новые знаки бойни, Дукер подъехал к первой площади квартала. Увиденное потрясло его: на площади хиссарские мятежники попали в засаду, на земле лежали десятки трупов. Убившие их стрелы вытащили из ран, но тут и там виднелись сломанные древка. Историк спешился и подобрал обломок. Виканцы. Теперь Дукер начал понимать, что произошло на самом деле.
Гарнизон взяли в осаду. Предводители хиссарцев хотели не дать силам Колтейна нанести удар в глубь города и, судя по уровню использованной магии, собирались полностью уничтожить малазанскую армию. Но это им не удалось. Виканцы прорвали окружение и поскакали прямо к Усадьбам — где, как они знали, уже давно началась резня. Всадники не успели предотвратить первое нападение у Квартальных ворот и изменили маршрут, обошли разъярённую толпу мятежников с фланга и устроили засаду на площади. Одержимые жаждой крови хиссарцы побежали через площадь, даже не потрудившись выслать вперёд разведчиков.
А затем виканцы их перебили. Люди Колтейна не опасались ответного удара, так что даже успели собрать свои стрелы. Перекрыли пути к отступлению, а затем хладнокровно и споро истребили всех до единого хиссарцев на площади.
Дукер обернулся на приближавшийся топот копыт. В ворота позади въехал отряд мятежников. Всадники были хорошо вооружены: в руках — пики, у пояса — тальвары. Под красными телабами виднелись кольчуги. На головах воинов поблёскивали остроконечные бронзовые шлемы городской стражи.
— Ужасная бойня! — завыл Дукер, налегая на досийский акцент. — Нужно отомстить!
Сержант, который командовал взводом, подозрительно оглядел историка.
— На твоей одежде пыль пустыни, — сказал он.
— Да! Я приехал от воинов высшего мага на севере. Племянник мой в портовом квартале живёт. Хочу найти его…
— Если он ещё жив, старик, — марширует сейчас с армией Релоя.
— Мы изгнали мезланов из города, — добавил другой солдат. — Их мало, много раненых да ещё и десять тысяч беженцев на шее…
— Молчать, Гебурах! — рявкнул сержант. Он прищурился и снова посмотрел на Дукера. — Мы едем к Релою. Скачи с нами. Всех хиссарцев ждёт благословение, когда перережем последних мезланов.
Насильно тянут в армию. Неудивительно, что вокруг ни души. Все теперь в священном войске — по своей воле или против. Историк кивнул.
— Поскачу. Я поклялся защищать своего племянника…
— Клятва очистить Семь Городов от мезланов — сильнее, — прорычал сержант. — Дриджна взимает твою душу, досий. Апокалипсис пришёл — войска собираются по всей нашей земле, и всякий должен услышать зов.
— Вчера ночью я помогал проливать кровь мезланской береговой охраны — моя душа ещё тогда отошла к ней, хиссарец, — высокомерно ответил молодому сержанту Дукер. Чти старших, мальчик.
В ответ солдат лишь согласно кивнул.
Ведя коня в поводу, Дукер последовал за взводом по улицам Усадебного квартала. Сержант объяснил, что армия Камиста Релоя собиралась на равнине к юго-западу от города. Три оданных племени сохраняли контакт с ненавистными мезланами, теребили длинную вереницу беженцев и немногочисленных солдат, которые их охраняли. Мезланы хотели добраться до Сиалка, другого портового города в двадцати лигах к югу от Хиссара. Чего эти глупцы не знали, с мрачной улыбкой добавил солдат, так это того, что Сиалк тоже пал и уже сейчас тысячи мезланских богачей с семьями гонят по северной дороге. Мезланскому командиру скоро придётся оберегать вдвое больше беженцев.
Тогда Камист Релой окружит врага, которого превосходит числом семь к одному, и устроит бойню. Битва должна состояться через три дня.
Слушая сержанта, Дукер только согласно ворчал и хмыкал, но мысли его неслись вскачь. Камист Релой — Высший маг, который, как считалось, погиб десять лет назад в пустыне Рараку, когда пытался оспорить право Ша’ик возглавить Апокалипсис. Теперь очевидно: вместо того, чтобы убить соперника, Ша’ик смогла заслужить его преданность. Слухи о смертоносном соперничестве, распрях и личной вражде хорошо помогли Ша’ик убедить малазанцев в слабости и неорганизованности своего восстания. Всё это оказалось ложью. Мы обманулись, а теперь платим сполна.
— Армия мезланов — словно большой зверь, — сказал сержант, когда они добрались до окраины города, — раненный бессчётными ударами, с боками, залитыми кровью. Зверь ковыляет вперёд, ослеплённый болью. Через три дня, досий, зверь падёт.
Историк задумчиво кивнул, вспоминая ежегодную охоту на вепря в лесах на севере Квон-Тали. Лесник рассказал ему, что большинство охотников погибали уже после того, как вепрь получал смертельную рану. Последний, неожиданный рывок, смертоносный удар вопреки хватке Худа. Предвкушение скорой победы лишало охотников осторожности. В словах мятежника Дукер услышал нотки самоуверенности. Зверь истекает кровью, но ещё жив.
Когда солнце начало подниматься, они поскакали на юг.
Вогнутый, словно миска, пол покрывал толстый, как войлок, слой пыли. Чтобы добраться до этого зала, нужно было пройти почти треть лиги по коридорам, уводившим всё глубже в каменное сердце горы. Грубо отёсанные стены потрескались, словно стекло, трещины змеились сверху вниз от свода к полу. В центре зала лежала на боку рыбацкая лодка. Неубранный парус свисал с единственной мачты, будто клочья старой паутины. Сухой горячий воздух выгнал наружу скрепы, доски ссохлись, прогнулись под собственным весом лодки.
— Тоже мне сюрприз, — проворчал Маппо, остановившись в дверях.
Губы Икария чуть изогнулись, затем он шагнул вперёд, обошёл трелля и осмотрел лодку.
— Лет пять? Не больше — я всё ещё чувствую запах соли. Не знаешь, где такие делают?
— Лет пять? Не больше — я всё ещё чувствую запах соли. Не знаешь, где такие делают?
— Проклинаю себя за то, что никогда не интересовался кораблестроением, — вздохнул Маппо. — Воистину, следовало предвидеть, что сей момент настанет, — и о чём я только думал?
— Мне кажется, — медленно проговорил Икарий, положив руку на нос лодки, — Искарал Прыщ хотел, чтобы мы нашли именно это.
— А я-то полагал, что целью «героического поиска» была метла, — пробормотал трелль.
— Не сомневаюсь, метла отыщется в свой час. Нам следует ценить не цель поиска, но сам путь к ней.
Поначалу Маппо подозрительно нахмурился, но затем посмотрел на друга и обнажил клыки в улыбке.
— И всегда так, верно? — Он последовал за яггом в зал. Ноздри трелля широко раздувались. — Я никакой соли не чую.
— Быть может, я несколько преувеличил.
— Спору нет, непохоже, чтобы она тут столетия провалялась. Но в чём смысл, Икарий? Мы нашли рыбацкую лодку в подземном зале, посреди пустыни на расстоянии тридцати лиг от любой лужи крупнее родника. Верховный жрец загадал нам загадку.
— Именно.
— А сам ты узнаёшь работу?
— Увы, я столь же невежественен в морских делах и судах, сколь и ты, Маппо. Боюсь, мы уже не оправдали ожиданий Искарала Прыща.
Трелль хмыкнул, а Икарий внимательно осмотрел лодку.
— Здесь сети, искусно сплетённые. Какие-то засохшие комки, которые, видимо, были когда-то рыбой… ага! — Ягг наклонился. Раздался стук дерева о дерево. Икарий выпрямился и обернулся к Маппо с метлой жреца Тени в руках.
— Будем теперь зал подметать?
— Я полагаю, наша задача — вернуть её законному владельцу.
— Лодку или метлу?
Брови Икария приподнялись.
— А вот это уже интересный вопрос, друг мой.
Маппо нахмурился, затем пожал плечами. Если в его вопросе и было что-то умное, то лишь случайно. Трелль был раздражён. Слишком долго под землёй, слишком долго ничего не делал, оказался впутан в интриги сумасшедшего старика. С большим трудом он заставил себя сосредоточиться на загадке и, честно говоря, вообще не думал, что дело того стоит. Через минуту он вздохнул.
— Тень накрыла эту лодку и её хозяина, выхватила и перенесла сюда. Может, это лодка самого Прыща? Только, как по мне, не похож он на рыбака. Я от него не слышал ни одного портового ругательства, ни одной солёной метафоры, ни одного ядрёного присловья…
— Значит, это судно не принадлежало Искаралу Прыщу.
— Ага. И остаётся…
— Только мул или Слуга.
Маппо кивнул. Потёр щетинистый подбородок.
— Не стану спорить, лодка с мулом, который тянет сети по мелководью, — картинка достаточно забавная, чтобы привлечь любопытство бога и заставить забрать обоих в коллекцию.
— Да, но какова же будет ценность приобретения без озера или пруда для полного вида? Нет, думаю, мы должны исключить мула из списка. Это судно принадлежит Слуге. Припомни, как споро он взобрался по верёвке…
— Припомни ужасный суп…
— Это была стирка, Маппо.
— Вот именно, Икарий! Но ты прав. Слуга когда-то рассекал волны на этой лодке.
— Значит, здесь мы сходимся во мнениях.
— Ага. Не очень-то повезло бедолаге с карьерой.
Икарий отряхнулся и воздел над головой метлу, словно боевой штандарт.
— Вот и новые вопросы к Искаралу Прыщу. Что ж, отправимся в обратный путь, Маппо?
Три часа спустя уставшие путники нашли верховного жреца Тени за столом в библиотеке. Искарал Прыщ сгорбился над Колодой Драконов.
— Вы опоздали, — проворчал он, не оборачиваясь. — Колода звенит от бешеной энергии. Мир снаружи пришёл в движение — ваша любовь к невежеству не стоит таких судьбоносных времён. Войдите в расклад, странники, или продолжайте блуждать на свой страх и риск.
Возмущённо фыркнув, Маппо подошёл к полке, на которой стояли кувшины с вином. Похоже, даже Икарий не нашёлся с ответом на слова верховного жреца: уронил метлу на пол и отодвинул стул напротив Искарала Прыща. Ягг был раздражён, так что вечер явно не располагал к спокойным беседам. Маппо налил две чаши вина, затем вернулся к столу.
Верховный жрец поднял колоду обеими руками, закрыл глаза и прошептал короткую молитву Престолу Тени. Он начал спиральный расклад, выложив сначала центральную карту.
— Обелиск! — проскрипел Искарал и нервно заёрзал на стуле. — Я так и знал! Прошлое-настоящее-будущее, здесь, сейчас, тогда, затем…
— Худов дух! — выдохнул Маппо.
На стол легла вторая карта, её верхний край перекрыл правый нижний угол Обелиска.
— Узел Тени — Покровитель убийц, за! — Все последующие карты падали на стол быстро, одна за другой, Искарал Прыщ называл их, словно остальные были слепыми или невеждами: — Опонны, Брат вверху, судьба, что тащит, дурная удача, невезение, просчёт, неблагоприятные обстоятельства… Скипетр… Престол… Королева Высокого дома Жизни… Пряха Высокого дома Смерти… Солдат Высокого дома Света… Рыцарь Жизни, Каменщик Тьмы… — Затем последовала ещё дюжина карт, а после верховный жрец откинулся на спинку стула, глаза — узкие щёлки, рот — широко открыт. — Обновление, воскрешение, минуя врата Худа. Обновление… — Он посмотрел прямо в глаза Икарию. — Ты должен отправляться в путь. Скоро.
— Ещё один героический поиск? — спросил ягг так тихо, что у Маппо тревожно поднялись волоски на загривке.
— Да! Неужели ты не видишь, глупец?
— Чего именно? — прошептал Икарий.
Искарал Прыщ, который явно не понимал, что жизнь его висит на волоске, вскочил и картинно указал на расклад.
— Всё же у тебя перед носом, идиот! Так ясно, как только может сказать мой повелитель, Владыка Тени! Да как ты вообще столько прожил? — В ярости жрец вцепился в редкие космы седых волос у себя на голове и принялся дёргать их во все стороны. Он даже подпрыгивал на месте. — Обелиск! Ты что, не видишь? Каменщик, Пряха, Скипетр, Королевы и Рыцари, Короли и Шуты!
Икарий молниеносно перегнулся через стол и обеими руками ухватил жреца за шею, поднял в воздух и потащил к себе по столешнице. Искарал Прыщ захрипел, выпучил глаза и слабо засучил ногами.
— Друг мой, — заговорил Маппо, который боялся, что придётся вмешаться, и пытался оторвать руки Икария от горла жертвы, прежде чем случилось непоправимое.
Ягг отбросил старика прочь, ему явно самому было не по себе от этой вспышки гнева. Икарий глубоко вздохнул.
— Говори яснее, жрец, — спокойно произнёс он.
Искарал Прыщ ещё немного покорчился на столе, сбрасывая на пол деревянные карты, затем притих. Поднял на Икария широко раскрытые и полные слёз глаза.
— Ты должен выступать в путь, — прохрипел он. — В Священную пустыню.
— Почему?
— «Почему»? «Почему»?! Ша’ик мертва!
— Приходится признать, — медленно проговорил Маппо, — что неумение отвечать — это у него в крови, наследственное. Не может просто, как водой дышать.
Оба сидели в прихожей, где поселили трелля. Искарал Прыщ исчез через несколько минут после того, как провозгласил свою весть, а Слугу друзья не видели с самого возвращения из зала с рыбацкой лодкой.
Икарий кивал.
— Он говорил о воскрешении. Это следует обдумать, потому что внезапная смерть Ша’ик идёт вразрез со всеми пророчествами, если только «обновление» не означает возвращение из врат Худа.
— А Искарал Прыщ ждёт, что мы явимся на это перерождение? Как легко он нас впутал в свою безумную паутину. Лично я рад, что ведьма умерла, надеюсь, на том свете она и останется. Восстания — это всегда кровь. Если её смерть оттолкнёт страну, которая уже стоит на грани мятежа, то вмешиваясь, мы подвергнем себя большой опасности.
— Ты боишься гнева богов?
— Я боюсь, как бы нас подспудно не использовали, Икарий, — они сами или их слуги. Кровь и хаос — вино и мясо для богов. Ну, для большинства из них, по крайней мере. Особенно для тех, что любят вмешиваться в дела смертных. Я ничем не хочу им помогать.
— Я тоже, друг мой, — сказал ягг, со вздохом поднимаясь со стула. — Тем не менее я бы хотел увидеть подобное воскрешение. Каким обманом возможно вырвать душу из лап Худа? Все ритуалы воскрешения, о каких я только слышал, неизбежно имели чудовищную цену. Даже если Худ и отпускает душу, он всегда обставляет дело так, чтобы выиграть при обмене.
Маппо прикрыл глаза и наморщил широкий, покрытый шрамами лоб. Друг мой, что мы здесь делаем? Я вижу твоё отчаяние, ты готов пойти любой тропой в надежде обрести откровение. Если бы я мог говорить с тобой открыто, я бы предостерёг тебя от поисков истины.
— Это древняя страна, — тихо проговорил трелль. — Мы даже гадать не можем, какие силы вкладывались в камень, песок и землю. Поколение за поколением. — Он встревоженно поднял глаза. — Всякий раз, когда мы ходили по окраинам Рараку, Икарий, я чувствовал, будто мы шагаем по тоненькой нити паутины, которая тянется от горизонта до горизонта. Древний мир лишь дремлет, и я чувствую, как он беспокойно ворочается во сне — сейчас сильней, чем прежде.