Ларри осторожно достал из кармана зажигалку. Однако вспотевшие от напряжения руки не смогли удержать ее, и зажигалка с грохотом упала на пол.
Вновь раздались тихие шаги, на этот раз немного ближе, хотя точно сказать, насколько ближе, было невозможно. Кто-то крадется за ним, чтобы убить его, подумал Ларри, и ему вспомнился солдат с ножом в горле. А что, если это именно он крадется в темноте…
Еще один осторожный шаг.
Ларри вспомнил про револьвер. Он выхватил его из кармана и начал стрелять. Через секунду весь туннель заполнился звуками выстрелов, усиленными благодаря эху до грохота канонады. Ларри не мог остановиться. Он стрелял снова и снова. Ощущение оружия в руках придало ему уверенность, и он бросился вперед, на звук.
И вдруг рядом с ним раздался чей-то полный страха и отчаяния голос:
— ЛАРРИ! О, ЛАРРИ! РАДИ БОГА…
Это была Рита Блекмур.
Ларри обернулся на голос. Он узнал его, и первым его порывом было броситься наутек, оставив ее одну. Если она нашла вход в туннель, то найдет и выход. Но он изменил свое решение:
— Рита! Стой, где стоишь. Ты слышишь меня?
Она застонала где-то совсем близко.
— Ларри… Ларри, Ларри не оставляй меня одну здесь, не оставляй меня одну в темноте…
Ларри сделал шаг и наткнулся на нее.
— Нет, — он ощупал ее руками. — Я ранил тебя? Ты… ты ранена?
— Нет… Я чувствовала их… твои выстрелы… пули свистели совсем рядом… возле лица… они даже слегка оцарапали мне лицо…
— О Боже, Рита, я не знал! Я растерялся здесь, в темноте. И я потерял зажигалку… ты должна была сразу же отозваться. Я мог убить тебя. — Он вдруг понял истинный смысл этих слов. — Я МОГ УБИТЬ ТЕБЯ, — растерянно повторил он.
— Я не была уверена, что это ты. Когда ты звал меня, я как раз зашла в какой-то пустой дом… я слышала, как ты звал меня… и я почти… но не смогла… а потом туда же вошли какие-то двое мужчин, когда начался дождь… я решила, что они ищут нас… меня. Поэтому я спряталась и дождалась их ухода, и когда они ушли, мне вдруг стало страшно, что я никогда не увижу тебя больше… поэтому я… я… Ларри, ты ведь не оставишь меня? Ты не уйдешь?
— Нет, — ответил он.
— Я была дурой, была неправа, а ты был прав. Я должна была тебе сказать, что босоножки натирают ноги, и я буду есть, когда ты мне это прикажешь… я… я…
— Тссс, — сказал Ларри, обнимая ее. — Все в порядке. Все хорошо. Я не оставлю тебя. Мы подождем, пока ты отдохнешь, и пойдем дальше. У нас есть время.
— Там был мужчина… мне кажется, это был мужчина… Я наступила на него, Ларри. — В горле Риты что-то булькнуло. — Я чуть не закричала от страха, но сдержалась, потому что думала, что впереди не ты, а один из этих двоих мужчин. А когда ты позвал меня… эхо… Я не была уверена, что это ты…
— Нам предстоит встретить еще немало покойников. Ты переживешь это?
— Если ты будешь рядом. Пожалуйста… будь рядом.
— Буду.
— Тогда пойдем. Я хочу поскорее выбраться отсюда, — Рита конвульсивно вздрогнула и прижалась к Ларри. — Мне еще никогда в жизни не было так плохо.
Он потерся щекой об ее щеку и поцеловал ее, сперва в нос, потом в оба глаза и, наконец, в губы.
— Спасибо тебе, — повторил он, не в состоянии сформулировать, что имеет в виду. — Спасибо тебе. Спасибо тебе.
— Спасибо тебе, — повторила Рита. — О Ларри, милый! Ты же не оставишь меня, нет?
— Нет, — сказал он. — Я не оставлю тебя. Только всегда говори мне, когда устанешь, Рита. Мы пойдем вместе.
И они тронулись с места.
* * *Они брели, переступая через трупы, крепко держась за руки.
Спустя четверть часа Рита вдруг остановилась.
— Что случилось? — спросил Ларри. — Ты на что-то наступила?
— Нет. Я вижу, Ларри! Это выход из туннеля!
Моргнув, Ларри вдруг понял, что тоже видит его. Теперь он мог отчетливо рассмотреть и бледное лицо Риты.
— Пойдем, — нетерпеливо тронул он ее за руку.
Теперь перед ними лежало множество мертвых солдат. Ларри и Рита старательно переступали через тела.
— Почему они хотели закрыть выезд из Нью-Йорка? — спросила вдруг Рита. — Возможно… Ларри, может быть, эта эпидемия случилась только в Нью-Йорке?
— Нет, вряд ли, — ответил Ларри, хотя безумная надежда на миг овладела всем его существом.
Они пошли быстрее. Прямо перед ними теперь был выход из туннеля. Он был заблокирован двумя армейскими грузовиками. Если бы их не было, то Ларри и Рита гораздо раньше вошли бы в освещенную часть туннеля. Они проскользнули между грузовиками. Рита не стала заглядывать вовнутрь, но Ларри заглянул. В кузове одной машины обнаружил целый арсенал оружия, ящики со снаряжением и канистры с горючим. Кроме того, там находилось три трупа.
Герои вышли из туннеля. Дождь кончился, и на них пахнуло свежестью. Ларри крепче обнял Риту, и она доверчиво прильнула к его плечу.
— Я бы не вошла теперь в туннель даже за миллион долларов.
— И не нужно. Смотри!
— Но ведь это…
— Да, таким стал Нью-Йорк!
Перед ними простиралась панорама города. Он напоминал макет самого себя — безмолвный, неподвижный, пугающе пустынный.
— Боже мой! — слабым голосом прошептала Рита.
Она села на дорогу и заплакала.
— Не стоит, — Ларри опустился на колени позади нее. — Все в порядке, Рита. Главное, что мы выбрались. Это уже кое-что. И здесь свежий воздух. Мне кажется, в Нью-Джерси никогда еще так хорошо не пахло.
Ларри провел пальцем по щеке Риты, стирая слезинку.
— Ну что, ты можешь идти?
— Да. — Рита смотрела на него таким странным взглядом, что Ларри почувствовал себя неловко. — Нужно раздобыть мне новые туфли. И помни, я теперь беспрекословно буду подчиняться тебе, Ларри.
— Я был глуп, когда кричал на тебя, — смущенно сказал Ларри. Он погладил ее по волосам и поцеловал в правый висок. — Но на самом деле я совсем не так ух плох.
— Только не оставляй меня.
Ларри помог Рите встать на ноги и обнял рукой за талию. Они медленно двинулись вперед, вдоль реки, оставляя позади себя безмолвный Нью-Йорк.
33
В центре Оганквайта был небольшой парк, главной достопримечательностью которого считался мемориал героям войны, и после смерти Гаса Динсмора Франни забрела туда и долго сидела на берегу ручья, невидящими глазами глядя на прозрачную воду.
Позавчера она уговорила Гаса передохнуть в стоящем на берегу доме Хэнсона, опасаясь, что вскоре он будет просто не в состоянии передвигаться сам. Она не сомневалась, что Гас той же ночью умрет. У него поднялась температура, и он дважды терял сознание. Он бредил и звал людей, которых не было рядом, задавал им вопросы, сам отвечал на них, и Франни, в конце концов, начало казаться, что воображаемые собеседники Гаса реальны, а сама она — не более, чем фантом. Она пыталась уговорить Гаса лечь в постель, но он не видел и не слышал ее. Ей приходилось постоянно стараться не оказаться у него на пути: не замечая ее, он мог оттолкнуть Франни, переступить через нее и двинуться дальше.
И все же лихорадка свалила его на кровать, а бред сменился полной потерей сознания. Фран решила, что близится кома. Гас тяжело и неритмично дышал. Но на следующее утро ему стало лучше, и, когда Франни заглянула к нему, он сидел на постели и просматривал газету, которую нашел на полке. Он поблагодарил девушку за заботу о нем и высказал надежду, что не сказал и не совершил прошедшей ночью ничего непристойного.
Франни подтвердила, что нет, и Гас, недоверчиво глядя на нее, сказал, что она очень любезна. Франни приготовила суп, и Гас с аппетитом поел. Обессилев после еды, он тяжело откинулся на подушку, пожаловавшись, что не может читать без очков, и Франни, сев рядом с постелью, почитала ему несколько глав из обнаруженного на полке вестерна. Минут через сорок она заметила, что Гас спит, и тихо выскользнула из комнаты.
Она была настроена более оптимистично, надеясь, что Гас может поправиться. Но прошлой ночью ему стало хуже, и около восьми часов утра он умер. С этого момента прошло всего полтора часа. Перед смертью он пришел в сознание, но не осознавал, каким тяжелым является его состояние. Он рассказывал о том, как любит мороженое и что знает, как приготовить его в домашних условиях; после Гас вдруг прерывисто задышал, беспомощно всхлипнул — и все было кончено.
Франни накрыла его тело стареньким одеялом и оставила лежать на кровати старого Джека Хэнсона, у окна, из которого был виден океан. Потом она вышла из дома, и ноги привели ее сюда, в парк, где она и сидела, неспособная думать ни о чем. Где-то подсознательно она понимала, что это неплохой вариант ничего-не-думания; ее состояние не походило на апатию, овладевшую девушкой после смерти ее отца. Просто все ее мысли и чувства отдыхали от напряжения последних дней.
Но ей следовало решить, что делать дальше, и Франни знала, что не может не учитывать при этом Гарольда Лаудера. Не потому, что они с Гарольдом — последние из оставшихся в живых людей в городе, а потому, что Гарольд, несомненно, нуждался в присмотре. Франни не считала себя самым практичным человеком в мире, но теперь ей приходилось действовать практично. Гарольд по-прежнему был ей неприятен, но все же он пытался проявить некоторый такт, поэтому не стоило забывать о нем.
Гарольд не появлялся в ее доме со дня смерти отца, но время от времени Франни замечала его в «кадиллаке» Роя Бреннигана, когда он проезжал по улицам города. Дважды ей довелось услышать звук его пишущей машинки. Странно, подумала она, почему Гарольд, разъезжающий в чужой машине, не заменил свою механическую машинку на какую-нибудь электрическую.
Все это в прошлом — мороженое и электрическая пишущая машинка. К горлу Франни подкатил комок ностальгии, странный на фоне происшедших в последние недели катаклизмов.
Где-то ДОЛЖНЫ БЫТЬ другие люди, что бы Гарольд ни говорил. Нужно найти их и примкнуть к ним. Во всем должно быть единство.
Франни покинула парк и медленно направилась по центральной улице к дому Лаудеров. Был теплый день, хотя воздух полнился океанской свежестью. Внезапно Фанни захотелось понежиться на пляже.
— Боже, что за ерунда, — вслух сказала она. Нет, она определенно сходит с ума. А может, дело в ее беременности. Хорошо еще, что пока ее не тянет на соленое или сладкое.
Фанни замерла на углу какого-то здания в квартале от дома Гарольда. Впервые за последние дни она задумалась о том, кто же поможет ей во время родов.
Из-за угла дома Лаудеров доносилось щелканье машинки, и Франни, подойдя поближе, увидела столь странную картину, что не смогла сдержать смех.
Гарольд, одетый только в летнюю голубую рубашку, из-под которой выглядывали несвежие на вид плавки, сидя на траве, что-то сосредоточенно печатал. Потом, прервав вдруг свое занятие, он вскочил на ноги и принялся бегать вокруг засаженной зеленой травкой лужайки. Перед Франни мелькали его тонкие белые ноги с грязными пятками и коленями. Подбежав к машине, он перескочил ее, словно препятствие в гонках «Формулы-1» и тут заметил Франни. В ту же минуту Франни окликнула его:
— Пароль!
И тут она увидела, что по лицу его текут слезы.
— Ох! — простонал Гароль. Появление Франни вырвало его из мира чувств и переживаний, в котором он только что находился. Девушка даже испугалась, что с ним случится сердечный приступ.
Затем он бросился в дом, спотыкаясь в густой траве, будто за ним гналось привидение.
Франни шагнула за ним:
— Гарольд! Что случилось?
Он ворвался в дом и с силой захлопнул за собой дверь.
Обескураженная, Франни смотрела ему вслед, затем решилась и, подойдя к двери, постучала. Ответа не последовало, но она услышала, как Гарольд плачет где-то внутри.
— Гарольд!
Никакого ответа. Только тихие всхлипы.
— Гарольд?
Она вошла в кухню. Гарольд сидел за столом, вцепившись руками в волосы. Его плечи вздрагивали от сдерживаемых рыданий.
— Гарольд, что случилось?
— Убирайся! — прерывающимся от слез голосом выкрикнул он. — Убирайся! Ведь ты ненавидишь меня!
— Да, ты не слишком нравишься мне. Тут ты прав, Гарольд. — Франни помолчала. — Но сейчас, при сложившейся обстоятельствах, я готова полюбить тебя, как не любила никого во всем мире.
Это вызвало новый всплеск слез.
— У тебя найдется что-нибудь попить?
— Только кола, — шмыгая носом, ответил Гарольд, и, все еще глядя в сторону, добавил:
— Она теплая.
— Конечно, теплая.
Франни наполнила два стакана и, протянув один юноше, села за стол.
— Так что же случилось, Гарольд?
Гарольд издал странный истерический смешок и отпил из стакана.
— Случилось? А что могла случиться?
— Я имею в виду, не случилось ли чего-нибудь особенного, — пояснила Франни, заставляя себя пить теплую жидкость.
Наконец он поднял на нее глаза, все еще полные слез, и просто сказал:
— Я хочу вернуть маму.
— Но, Гарольд…
— Когда это произошло… когда она умерла, я подумал, что все не так уж плохо. Я понимаю, как ужасно это звучит для тебя, — он отставил в сторону стакан. — Тогда я не понимал всего ужаса этой потери. Но я оказался на самом деле очень чувствительным. Боже, неужели я не могу никому рассказать о своих мучениях?!
— Гарольд, не нужно. Я знаю, что ты чувствуешь.
— Ты знаешь?.. — Он покачал головой. — Нет. Ты не можешь знать.
— Вспомни нашу последнюю встречу. Вспомни, ЧТО я копала в саду. Я тогда была почти сумасшедшей. Временами я даже не соображала, что делаю.
Гарольд вытер тыльной стороной ладони щеку.
— Я никогда не относился к ним как следует, — сказал он, — но думаю, что дело не в этом. Моя мать всегда любила только Эми. А отца я ненавидел.
Фран подумала, что это неудивительно. Брэд Лаудер совершенно не интересовался своей семьей.
— Однажды он затащил меня в сарай, — продолжал Гарольд, — и спросил, девственник ли я. Именно так он и выразился. Я испугался и заплакал, а он ударил меня по лицу и сказал, что если я такая размазня, то лучше мне убраться из города. А Эми… Ей до меня никогда не было дела. Она стеснялась меня перед своими друзьями, будто я прокаженный. Мама же всегда была занята. Она все время делала что-нибудь для Эми или помогала Эми. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Я действительно похож на сумасшедшего, Фран?
Она обошла вокруг стола и коснулась его руки:
— В твоих чувствах нет ничего ненормального, Гарольд.
— Правда? — Он с надеждой посмотрел на девушку.
— Да.
— И ты станешь моим другом?
— Да.
— Слава Богу! — воскликнул Гарольд. — Слава Богу за это!
Он крепко сжал руку Франни, и она слегка поморщилась от боли; однако он тут же отпустил ее.
— Хочешь еще пить? — с энтузиазмом спросил он.
Она улыбнулась ему своей самой доброжелательной улыбкой:
— Возможно, позже.
* * *Они перекусили в саду, запивая бутерброды охлажденной в холодильнике колой.
— Я думал о том, что буду делать, — говорил Гарольд. — Не хочешь еще бутерброд?
— Нет, спасибо, я сыта.
В одно мгновение ее бутерброд исчез во рту у Гарольда. Расстроенные нервы юноши никак не воздействовали на его аппетит, как заметила Франни, но тут же подумала, что мозгам Гарольда нужна хорошая пища.
— И что же? — спросила она.
— Я думал перебраться в Вермонт, — с набитым ртом сказал он. — Что скажешь?
— Почему в Вермонт?
— Там размещается эпидемиологический центр и правительство штата, в небольшом городке Стовингтоне. Можно податься и в Атланту, но это гораздо дальше. Я думаю, что если есть живые люди, кроме нас с тобой, то они должны быть там.
— А если все умерли?
— Что ж, может быть, может быть, — задумчиво пробормотал Гарольд. — Но в местах вроде Стовингтона, в центрах по борьбе с эпидемиями сотрудники всегда предпринимают меры предосторожности. И, как мне кажется, мы с тобой должны их заинтересовать. Ведь у нас есть иммунитет.
— Почему ты так решил, Гарольд? — Она изумленно смотрела на юношу, и тот почувствовал себя счастливым.
— Я знаю. Я много читал. Ничего секретного в этом нет. Так как же, Франни?
Она решила, что это прекрасная мысль. Они отправятся в Стовингтон, там их примут, обследуют, и результаты обследования покажут, что они с Гарольдом не такие, как другие люди, которые заболели и умерли. Ей даже не пришло в голову, что в таком случае уже давно была бы изобретена вакцина против выкосившей все население городка заразы.
— Думаю, нам следует взять атлас дорог и посмотреть, как туда добраться, — сказала она.
Его лицо просияло. Ей даже показалось, что Гарольд намерен ее поцеловать, и в этот момент Франни почти желала этого, но ничего не произошло, и после Франни не раз с радостью думала об этом.
* * *Судя по атласу дорог, с его уменьшенным масштабом, до Стовингтона было рукой подать. Шоссе номер 1 до I-95, по I-95 до US-302 и потом на северо-запад по шоссе 302 мимо озерной части западного Мэна, через Нью-Хэмпшир прямиком в Вермонт. Стовингтон был всего тридцатью милями западнее Барре, куда можно было приехать по шоссе номер 61 или I-89.
— И сколько же нам предстоит проехать? — спросила Фран.
Гарольд сделал в уме какие-то подсчеты и поднял на нее глаза:
— Ты не поверишь, — растерянно сказал он.
— Как это? Сто миль?
— Более трехсот.
— О Боже, — выдохнула Франни. — Это убивает во мне желание ехать. Где-то я читала, что через всю Новую Англию можно проехать за один день.
— Это чепуха, — раздраженно возразил Гарольд. — Это возможно только в отношении четырех штатов — Коннектикута, Роуд Айленд, Массачусетса и части Вермонта, — пересечь их за двадцать четыре часа, если правильно избрать маршрут, в противном случае невозможно и это.