— Хорошо, такъ получай расчетъ.
Маккъ взялъ свое гусиное перо и сталъ считать, потомъ отсчиталъ деньги и заплатилъ. Затѣмъ отворилъ дверь.
Свенъ Дозорный, хоть и съ ворчаніемъ, но ушелъ.
Очутившись за порогомъ съ деньгами въ рукахъ и съ отчаяніемъ въ душѣ, онъ завернулъ въ винный погребокъ и хватилъ стаканчикъ-другой. Почувствовавъ себя послѣ того опять сильнымъ и храбрымъ, онъ пошелъ въ людскую и поднялъ тамъ кутерьму, переругался съ работниками, забрался къ двумъ старикамъ призрѣваемымъ, которые оба лежали въ постеляхъ, не двигаясь, и только ѣли да повременамъ перекидывались словечкомъ, словно и впрямь люди.
— Эй, вы, вставайте! Идите дрова таскать! — крикнулъ имъ Свенъ. — Я покончилъ.
— Покончилъ, — повторилъ Фредрикъ Менза.
— Молчать! — заоралъ на него Свенъ Дозорный. — Встанешь ты? Или опять бѣдняжкѣ Элленъ самой таскать дрова?
Фредрикъ Менза, вся борода котораго была покрыта крошками отъ пищи и слюной, словно задумался о чемъ-то серьезно и лежалъ, мигая глазами, а немного погодя сказалъ:- Три мили до Фунтуса.
— Ха-ха! — засмѣялся Монсъ, лежа на своей кровати.
Бѣдняга, и у него были свои радости! Ему, пожалуй, чудилось, что стѣна презабавно уходитъ вверхъ подъ самую крышу…
Свенъ Дозорный вернулся назадъ въ людскую, напѣвая и хвастаясь своими намѣреніями:- Не буду я сушить этой перины; ни во вѣки вѣковъ! Знаете, что я буду дѣлать? Нѣтъ, гдѣ вамъ знать! Вы совсѣмъ какъ звѣрье тутъ. Я буду пѣть! Идите всѣ сюда, я буду пѣть!
Въ людскую набралось много народа. Свенъ Дозорный не побоялся отвлечь ихъ отъ работы, даромъ что были будни. Пришли и Брамапутра, и Элленъ Горничная, и сама мельничиха не могла удержаться, чтобы не заглянуть въ людскую. Она ходила въ лавку за съѣстнымъ и привела съ собой сынишку, шестилѣтняго мальчугана съ нѣжнымъ ротикомъ. Свенъ Дозорный щедро одарилъ его, далъ цѣлый четвертакъ, и погладилъ по головкѣ.
— Ну, весело тебѣ тутъ? — спросила мать.
Да, да! Мальчику было очень весело. Когда другіе заплясали, онъ тоже отыскалъ себѣ мѣстечко, гдѣ повертѣться, и чувствовалъ себя бариномъ.
Свенъ Дозорный запѣлъ пѣсню:- Ой вы, сорозскія дѣвушки красныя! Но онъ, впрямь, должно быть, рехнулся: его пѣсня звучала угрозой; онъ пѣлъ ее по извѣстному адресу, да еще порой указывалъ кулакомъ на господскій домъ.
Свенъ Дозорный пѣлъ:
Но тутъ Свенъ вдругъ почувствовалъ отсутствіе хора и прервалъ пѣсню:- Стой! Тутъ вы всѣ должны подхватывать: Ой вы, сорозскія дѣвушки красныя! А вы только пляшете. Настоящее звѣрье!
Отъ Макка прибѣжалъ запыхавшійся гонецъ позвать въ контору старшаго работника. Всѣ разомъ притихли и стали одинъ по одному тихонько выбираться изъ людской. Свенъ Дозордый уже не въ силахъ былъ расшевелить ихъ. Мельничиха послала къ нему своего мальчугана — проститься хорошенько и поблагодарить еще разъ за четвертакъ. Свенъ задержалъ маленькую ручонку въ своей и сказалъ:- Рука-то словно у Элленъ, вотъ диво!
Затѣмъ вызвали самого Свена Дозорнаго. Онъ вышелъ съ тяжелымъ предчувствіемъ… Но оказалось, что вызвалъ его Бенони. Онъ пришелъ поговорить со Свеномъ.
— У меня дѣльце къ тебѣ,- сказалъ Бенони, чтобы начать съ чего-нибудь. — Не хочешь ли и ты ѣхать съ неводомъ?
— Не знаю… Да, хочу. Съ неводомъ?
Но они скоро перевели разговоръ на другое, на то, что у каждаго лежало на душѣ. Бенони съ угрожающимъ видомъ мотнулъ головой и сказалъ, что собирается къ Макку въ контору.
— А я ужъ былъ тамъ и отдѣлалъ его.
— Онъ подло поступилъ со мной, — продолжалъ Бенони.
— А со мной-то? Элленъ пропала!
— Почему такъ?
— Онъ вчера опять звалъ ее мыть его.
Бенони покрутилъ головой, — ничего, дескать, не подѣлаешь.
— Но вѣдь мы съ Элленъ уже поладили, — сказалъ Свенъ.
Бенони отвѣтилъ:- Не выдадутъ ея за тебя до поры, до времени, — ты самъ понимаешь?
Свенъ Дозорный зловѣще сверкнулъ глазами.
— Такой ужъ здѣсь порядокъ, — продолжалъ Бенони. — Одна смѣняетъ другую. Только Брамапутра все держится…
Старшій работникъ вернулся отъ Макка и сообщилъ, что Свену Дозорному велѣно уходить со двора.
— Уходить…? Какъ..?
— Такъ приказано. Я приставленъ соблюдать порядокъ и ничего не могу тутъ подѣлать.
Свенъ Дозорный, видно, разсчитывалъ все-таки какъ-нибудь уладить дѣло ради Элленъ; но теперь понялъ, что ему приходится убираться, и сильно упалъ духомъ.
Бенони вступился:- Ступай и скажи, что Свенъ Дозорный побудетъ здѣсь со мной.
— Ну, хорошо, — отозвался работяикъ.
— Такъ и передай ему, Макку Сирилундскому, отъ Бенони Гартвигсена!
Работникъ пошелъ. А эти двое остались, гордясь своей побѣдой. Но скоро Свенъ Дозорный опять упалъ духомъ при мысли о томъ, что ему надо уходить изъ Сирилунда.
— Теперь у меня нѣтъ ничего за душой, кромѣ этого вотъ алмаза. И тѣмъ нечего рѣзать, — стеколъ нѣтъ.
Пока они стояли тутъ и разговаривали, съ крыльца лавки спустился самъ Маккъ и пошелъ прямо на нихъ. Шелъ онъ своимъ обычнымъ ровнымъ шагомъ. Когда онъ приблизился къ нимъ, оба сняли шапки и поклонились.
— Что это за гонцовъ ты ко мнѣ посылаешь? — спросилъ Маккъ.
— Гонцовъ? О, это я такъ сказалъ… — отвѣтилъ Бенони, сбитый съ позиціи.
— А ты все еще тутъ? — спросилъ Маккъ другого.
Свенъ Дозорный промолчалъ.
Зато Бенони успѣлъ за эти двѣ-три минуты оправиться. Онъ выпрямился: развѣ онъ не совладѣлецъ Сирилунда, и развѣ передъ нимъ не разорившійся человѣкъ, не мошенникъ?
— А вы что тутъ допрашиваете насъ? — спросилъ онъ, глядя на Макка въ упоръ.
Оба весьма недружелюбно смѣрили другъ друга глазами, но Бенони все-таки оказался только ученикомъ. Маккъ вынулъ свой тонкій платокъ, слегка высморкался и повернулся опять къ Свену Дозорному.
— Тебѣ развѣ не оказано, чтобы ты уходилъ отсюда?
Свенъ Дозорный покорился.
— Ступай прямо домой ко мнѣ! — крикнулъ ему Бенони. — Вотъ ключъ. Тебѣ я могу довѣрить все свое добро. Ступай себѣ и дождись меня. Мнѣ еще надо поговорить съ этимъ человѣкомъ.
«Съ этимъ человѣкомъ»! Это о Маккѣ-то Сирилундскомъ?!
Они прошли въ контору. Маккъ опять пустилъ въ ходъ свой носовой платокъ и сказалъ:- Ну?
— У меня дѣло небольшое, — отвѣтилъ Бенони, — насчетъ денегъ.
— Что такое насчетъ денегъ?
— Вы меня надули.
Маккъ молчалъ съ снисходительнымъ видомъ.
— Я устроилъ, что закладную засвидѣтельствоваля. Вы не думали, что меня хватитъ на это?
Маккъ улыбнулся:- Я все зналъ.
— Вашъ братъ въ Розенгорѣ хозяинъ всему. Вы у него въ карманѣ со всѣми вашими потрохами… Не угодно ли!.. — Бенони выложилъ на конторку закладную и тыкалъ въ нее пальцемъ.
— Въ чемъ же дѣло? — спросилъ Маккъ. — Ты хочешь взять свой вкладъ изъ оборота?
— Взять свой вкладъ? Откуда вы мнѣ возьмете его? Сапоги на васъ и тѣ не ваши. Двадцать три тысячи! Вашъ братъ далъ восемнадцать, да я пять, выходитъ двадцать три. Вы меня разорили; я теперь почти такой же голышъ, какъ вы сами.
Маккъ отвѣтилъ:- Во-первыхъ, это лишь молодой помощникъ судьи внесъ все это въ твою закладную…
— Онъ по закону заступалъ судью.
— Положимъ. Но самъ судья никогда бы не внесъ всѣхъ этихъ глупостей насчетъ моего брата. Это все однѣ формальности, понимаешь? Какъ вообще бываетъ между братьями… На самомъ дѣлѣ скорѣе я поддерживалъ моего брата, чѣмъ онъ меня, — напримѣръ, когда онъ расширилъ свой заводъ для выдѣлки рыбьяго клея.
— Да, да, оба вы, какъ видно, одного поля ягоды, банкроты! Но мнѣ-то отъ этого не легче.
— Во-вторыхъ, — съ непоколебимымъ величіемъ продолжалъ Маккъ, — я тебѣ долженъ не пять тысячъ. У насъ съ тобой особые счеты.
— Вы это про четыре сотни за ваши сокровища? А на что мнѣ ихъ теперь? Розу съ адвокатомъ уже огласили въ церкви; свадьба двѣнадцатаго.
— Не знаю хорошенько; мнѣ не удалось поговорить съ Розою. Но очень можетъ быть, что ты самъ тутъ не безъ вины. Это засвидѣтельствованіе закладной у меня за спиною не особенно располагало меня хлопотать за тебя.
— Ну и что-жъ? — воскликнулъ Бенони съ раздраженіемъ. — Богъ съ ней, съ Розой! Не стану я клянчить ея милостей. Но ужъ что касается этихъ вашихъ штукъ, то Роза слишкомъ хороша, чтобы быть вашей крестницей. Да. И я напишу ей письмо, чтобы она больше ни ногой къ вамъ. У насъ съ вами особые четы? Не хочу я имѣть съ вами никакихъ счетовъ. Я постараюсь расквитаться съ вами за ваши сокровища при первомъ же случаѣ. И тогда подавайте мнѣ мои пять тысячъ.
— Ты требуешь свой вкладъ въ шестимѣсячный срокъ, считая отъ сегодняшняго числа?
— Требую, — презрительно передразнилъ его Бенони. — Нѣтъ, я теперь по-другому возьмусь за дѣло. Не посмотрю на васъ со всѣми вашими богатствами.
Маккъ хорошо понималъ, что верхъ теперь на сторонѣ Бенони и что онъ могъ сломить его, Макка: объявить его банкротомъ, притянуть къ суду и запутать своею закладной, подорвать его репутацію, заставить всѣхъ прокричать о его разореніи…
— Можешь поступать, какъ тебѣ угодно, — сказалъ онъ холодно.
Но Бенони не въ состояніи былъ удержать на рукахъ своихъ козырей:- Я заставлю описать вашу треску на сушилкахъ.
Это во всякомъ случаѣ пахло скандаломъ; заварится дѣло, пойдетъ опросъ свидѣтелей… И Маккъ отвѣтилъ:- Треска не моя, а купца.
Тутъ Бенони схватился за свою гриву и завопилъ:- Да что-же, у васъ такъ-таки и нѣтъ ничего своего на всемъ свѣтѣ?!
— Ну, въ этомъ я тебѣ не намѣренъ давать отчета, — отмахнулся Маккъ. — Ты можешь требовать одного — своихъ денегъ, и ты ихъ получишь. Значитъ — въ шестимѣсячный срокъ?
И Бенони, чтобы положить конецъ дѣлу, отвѣтилъ утвердительно: да.
Маккъ взялъ перо и записалъ число; затѣмъ отложилъ перо, взглянулъ на Бенони и проговорилъ:- Не думалъ я, что мы съ тобой такъ разойдемся, Гартвигсенъ.
Бенони и самому не ахти какъ сладко было. — А что же, повашему, мнѣ дѣлать? Знаю, меня разъ такъ скрутило, что я не зналъ, какъ и быть. И положимъ, вы подняли меня изъ праха…
— Я объ этомъ не вспоминалъ, — прервалъ его Маккъ, — ты самъ завелъ объ этомъ рѣчь…
И Маккъ отошелъ къ окну подумать.
Но тутъ Бенони такъ ясно вспомнилось его жалкое прошлое; онъ вспомнилъ тѣ дни, когда у него не было ни господскаго дома, ни большого сарая, ни неводного комплекта; дни, когда его позоръ былъ оглашенъ съ церковнаго холма и когда Маккъ Сирилундскій протянулъ ему руку помощи, сдѣлалъ его опять человѣкомъ… И онъ сказалъ упавшимъ голосомъ:
— Да, да, только бы мнѣ вернуть мои деньги. Я не буду поступать съ вами по-волчьи… Для этого у меня нѣтъ причинъ.
Молчаніе. Маккъ повернулся и опять подошелъ къ своей конторкѣ: — Узналъ ты что нибудь насчетъ сельдей?
— Нѣтъ, — отвѣтилъ Бенони. — То-есть, сельдь-то появилась, но неизвѣстно еще сколько ея будетъ и какого качества. Я рѣшилъ отправиться съ неводомъ.
— Богъ въ помощь.
— Счастливо оставаться, — сказалъ Бенони, уходя.
XVIII
«Сегодня двѣнадцатое іюня, день свадьбы Розы… Да, да!» Бенони съ утра находился въ торжественномъ настроеніи, былъ тихъ, кротокъ и неразговорчивъ. Свенъ Дозорный, который жилъ у него, былъ занятъ такой работой, съ которой могъ справиться и одинъ.
Бенони вытеръ клавесинъ и вычистилъ серебро. Не послать ли сокровища Розѣ? Самому ему они были ни къ чему. И вышло бы — словно король посылаетъ богатѣйшіе дары королевѣ, а кстати заткнуло бы ротъ всѣмъ, кто теперь разноситъ по околотку сплетни о разореніи Бенони Гартвигсена. Вначалѣ ни самъ Бенони, ни писарь ленемана не дѣлали тайны изъ негодной закладной на пять тысячъ далеровъ, а молва ужъ и пошла писать, преувеличивая потери и включая въ ихъ число даже домъ, сарай и неводной комплектъ. Бенони опять сталъ подозрительнымъ; ему чудилось что старые знакомые опять стали обращаться съ нимъ развязнѣе и больше не называютъ его Гартвигсеномъ. О, ему еще по-карману одарить Розу по-царски!
Но приметъ ли она его сокровища?
Во всякомъ случаѣ онъ могъ бы послать ей серебро. Съ сантиментальной нѣжностью онъ представлялъ себѣ, какъ этотъ щедрый даръ увлажнитъ глаза Розы, и она скажетъ: «О, Бенони! Какъ я жалѣю, что, все-таки, не за тебя вышла!»
А вѣдь она все еще не вернула кольца и креста, какъ собиралась. Можетъ статься, она такъ и оставитъ ихъ у себя изъ любви къ нему? Нельзя ли послать ей хоть ложку и вилку, которыя онъ завернулъ для нея особо?
Нѣтъ; пожалуй, она ничего не возьметъ.
Бенони побрелъ въ Сирилундъ, печальный и разстроенный, завернулъ въ погребокъ выпить подъ предлогомъ, что ему нездоровится, затѣмъ вернулся назадъ къ себѣ. Успѣвъ порядочно охмелѣть, онъ досталъ книжку съ псалмами, но, боясь, что Свенъ Дозорный услышитъ его зычное пѣніе, ограничился однимъ чтеніемъ вслухъ, а это ему скоро наскучило. Онъ вышелъ на закрытую веранду и постоялъ тамъ, глядя въ окна. Но глядѣлъ ли онъ въ синія стекла, или въ желтыя, или въ красныя, все было то же самое: голуби сидѣли себѣ и, какъ ни въ чемъ не бывало, упражнялись надъ стѣной сарая… Охъ, не такъ онъ рисовалъ себѣ все это — и цвѣтныя стекла и голубей!.. Все вѣдь было для Розы!..
Онъ побрелъ по скалистому берегу. Впереди него шелъ смотритель маяка Шёнингъ, изношенный, искалѣченный, словно измочаленный нуждою. Онъ тоже бродилъ по горамъ, прислушиваясь къ крикамъ морскихъ птицъ и разглядывая изрѣдка попадавшіяся растенія. Противъ всякаго обыкновенія, онъ поздоровался съ Бенони и завелъ разговоръ.
— Вы человѣкъ со средствами, Гартвигсенъ; вамъ бы купить всѣ эти горы.
— Мнѣ? У меня и безъ того ихъ довольно на моемъ участкѣ,- отвѣтилъ Бенони.
— Нѣтъ, не довольно. Вамъ бы купить весь кряжъ вплоть до общественнаго лѣса.
— А на что мнѣ его?
— Онъ имѣетъ большую цѣнность.
— Большую цѣнность?
— Эти горы полны руды.
— Ну, и что жъ? Руды! — пренебрежительно отозвался Бенони.
— Да, руды. Руды на милліонъ. Руда-то съ серебромъ.
Бенони недовѣрчиво поглядѣлъ на смотрителя. — Почему же вы сами не купите?
Смотритель отвѣтилъ безцвѣтной улыбкой и устремилъ взглядъ въ пространство. — Во-первыхъ, у меня нѣтъ средствъ; во-вторыхъ, къ чему мнѣ? А у васъ вся жизнь впереди.
— Ну, и вы еще не такъ стары.
— Положимъ. Но на что мнѣ больше того, что я имѣю? Я смотритель маяка четвертаго разряда; какъ разъ хватаетъ, чтобы не умереть съ голоду, а на большее мы не годны.
Бенони вдругъ спросилъ:- Вы говорили объ этомъ съ Маккомъ?
На это смотритель отвѣтилъ только двумя словами:- Съ Маккомъ! — и, скорчивъ презрительную гримасу, повернулся и пошелъ назадъ.
А Бенони, шагая въ противоположную сторону, раздумывалъ про себя: не худо, что эти горы полны серебра; хозяинъ ихъ — Аронъ изъ Гопана, а у него тяжба съ рыбакомъ изъ крайнихъ шкеръ изъ-за самовольнаго захвата лодки; тяжба стоитъ не дешево, и онъ еще недавно отвелъ адвокату на кистерскій дворъ одну изъ своихъ коровъ… Охъ, да, Николай сегодня женится, такъ корова пригодится ему съ Розой…
Воспоминанія о Розѣ такъ и нахлынули на Бенони. Онъ свернулъ въ лѣсъ; глаза его стали влажными, и онъ, не глядя ни на что, повалился ничкомъ у самой дороги… «Развѣ я не велъ себя, какъ слѣдовало, скажи ты мнѣ на милость? Развѣ не обращался съ тобой по всѣмъ статьямъ и бережно и деликатно, чтобы какъ нибудь не помять тебя? О, Господи Боже, будь милостивъ ко мнѣ!»
— Борре эккедъ!
Опять этотъ лопарь Гильбертъ тутъ какъ тутъ! Онъ вѣчно снуетъ взадъ и впередъ по общественному лѣсу, словно ткацкій челнокъ, оставляя за собой нитки и петли въ селеньяхъ по обѣ стороны кряжа.
— А я тутъ присѣлъ маленько… — сказалъ Бенони, не зная что сказать отъ смущенія — Такъ пріятно послушать шопотъ осинъ.
— Я прямо со свадьбы, — сказалъ Гильбертъ. — Встрѣтилъ тамъ знакомыхъ.
— Ты, пожалуй, и у церкви былъ? — спросилъ Бенони.
— Былъ и у церкви. Важная свадьба! И Маккъ тамъ былъ.
— Еще бы.
— Сперва женихъ пріѣхалъ. Верхомъ.
— Верхомъ?
— Потомъ невѣста. Тоже верхомъ.
Бенони покачалъ головой, — важно, дескать.
— На ней была бѣлая кисея до самой земли.
Бенони погрузился въ глубокую задумчивость. Да, вотъ теперь дѣло сдѣлано. Бѣлая кисея… охъ, да! Затѣмъ онъ всталъ и отправился съ лопаремъ Гильбертомъ.
— Ну, да мы съ Бенони, вѣрно, какъ-нибудь справимся! Пойдемъ-ка поскорѣе ко мнѣ,- сказалъ Бенони.
— Спасибо; какъ же я смѣю васъ безпокоить? У меня нѣтъ никакого дѣла…
Но Бенони поставилъ водочки и пригласилъ лопаря выпить съ нимъ, а Гильбертъ опять за свое:- Не стою я, чтобы вы тратились для меня на угощеніе…
— Я угощаю тебя за твою великую новость, — проговорилъ Бенони, а губы у него такъ и дрожали. — И Богъ съ ней! — закончилъ онъ.
Гильбертъ пилъ и, оглядывая горницу, выражалъ свое изумленіе, что находятся люди, которые брезгуютъ жить въ такой горницѣ, полной всякихъ сокровищъ. Бенони же отвѣчалъ на это, что устроился, молъ, по мѣрѣ своихъ малыхъ средствъ… И показалъ Гильберту клавесинъ, объяснивъ, что это музыка; потомъ показалъ рабочій столикъ, выложенный чернымъ деревомъ и серебромъ, и, наконецъ, добрался до столоваго серебра.