– Привет, – услышал он сзади показавшийся знакомым голос.
В следующее мгновение в лицо повернувшегося на голос санитарного инспектора ударила струя мгновенно парализующего газа.
Очнулся он уже внутри дома-крепости, сидя на специальном, «фирменном» стуле ГСИ. Его голова, руки и ноги были крепко зафиксированы.
– Не бойся, я не стану тебя пытать или убивать, – услышал он всё тот же голос. Говорящий находился вне поля зрения Паркина, – я просто оставлю тебя здесь до прихода твоих коллег. Игра только начинается. Так что до встречи. Хотя нет, я расскажу тебе одну историю:
Однажды охотник или путешественник нашёл в саванне раненого слона. Рискуя собой, – слон, это всегда слон, даже если он раненый, – охотник обработал ему раны, принёс воды, влил в рот слона нёмного виски, чтобы у того хватило сил добраться до более подходящего места… Короче, спас жизнь слону. А лет через десять этот человек случайно оказался в цирке, где на арене выступали дрессированные слоны. И вот один из слонов перестал вдруг слушаться дрессировщика. Он бросился в публику, схватил этого мужика хоботом и с силой ударил его об землю. Мужик умер в больнице, так и не приходя в сознание. Так вот, это был не тот слон.
Глава 23
Пятнадцать. Камень прыгнул пятнадцать раз, прежде чем уйти на дно. Как ни старался санитарный инспектор, переиграть Благородного Дона ему, да и не только ему, ещё не удавалось. Благородный Дон был абсолютным чемпионом ГСИ. Лучше него никто не мог заставить камень прыгать по водной глади.
– Точно так же он поступает и с нами, – подумал санитарный инспектор, глядя на пляску очередного голыша.
С тех пор, как поисковая группа обнаружила санитарного инспектора в состоянии глубокого психоза без денег и документов в одной из Лос-анжелесских ночлежек, прошло шесть с небольшим месяцев. Обычно подобный исход расценивался, как провал, и незадачливый агент навсегда покидал мир живых. Вместо этого Дениса Паркина поместили в элитный госпиталь на берегу Карибского моря. Хороший уход, прекрасное лечение, тёплое море и красивые женщины делали своё дело. Появление Благородного Дона означало, что врачи дали добро на его выписку.
– Ты хорошо подумал? – спросил Благородный Дон, выслушав отчёт санитарного инспектора, – обвинение руководства ГСИ – дело серьёзное. Слишком серьёзное, чтобы…
Он не договорил.
А кто ещё мог сделать так, чтобы в Ленске – 8 произошла внештатная ситуация; чтобы в нужное время всплыл бесследно исчезнувший лаборант, который, ко всему прочему, оказался слишком хорошо осведомлённым о том, что происходит за стенами одной из самых секретных лабораторий; кто мог тайно получить в своё распоряжение одного из «падающих звёзд»?
Кто мог устроить все так, чтобы его поставили на это дело и направили в запрограммированном керогеном направлении? – подумал санитарный инспектор, но решил вслух этого не говорить.
– Это всего лишь домыслы. Для официального обвинения нужны доказательства, – произнёс после долгой паузы Благородный Дон.
– Прикажите, и я отыщу их.
– После того, как ты попытался вскрыть себе черепушку бутылочным стеклом, чтобы вытащить из мозгов какой-то там жучок…
– Я был под действием керогена.
– Ты был невменяемым.
– Несмотря на это, вы сохранили мне жизнь.
– Будучи в состоянии психоза, ты умудрился выжить в схватке с серьёзным противником, устранить двойного агента, обнаружить исчезновение «падающей звезды». Ты хорошо поработал, парень. И если бы это зависело только от меня, я бы уже сейчас подписал приказ о твоём возвращении на службу, но правила – это правила, и нарушать их я не могу. Ладно, не скучай.
Разговор был окончен. Теперь осталось ждать приговор.
Самый лучший способ скоротать время – это провести его во сне. Поэтому сразу же после ужина санитарный инспектор отправился спать.
Ему приснился огромный чёрный конь с сигарой во рту. Конь вёл целую армию летучих мышей. Санитарному инспектору и раньше уже снился этот конь. Раза два. И каждый раз после этого он был на волосок от смерти. Фактически в образе этого коня к нему приходила сама смерть. Он уже знал, что у каждого есть своя смерть. Так к одному его приятелю смерть приходила в образе властной рыжей красавицы в белых одеждах, и после того, как во сне она его увела, приятель погиб. Дней через пять. Смертью санитарного инспектора был чёрный конь, а армия летучих мышей была ожидающими его неприятностями. Конь громко заржал, и санитарный инспектор проснулся.
Кто-то его будил, теребя за плечо. Видя, что он просыпается, незнакомец в знак необходимости соблюдать тишину закрыл ему ладонью рот. Это был Белый Кролик – человек с татуировками на лице. В темноте его татуировки и губы светились фосфоресцирующим светом. Прежде чем убрать руку с лица санитарного инспектора, он приложил палец к своим губам – международный знак молчания.
– Помоги мне, – беззвучно произнёс он своими светящимися в темноте губами.
Санитарный инспектор кивнул. Белый Кролик привёл его к входной двери, где лежал какой-то бедолага, ростом и комплекцией похожий на санитарного инспектора. Он был жив, но без сознания.
Вдвоем они перенесли тело в комнату и положили на кровать.
– Уходим, – также беззвучно сказал Белый Кролик.
Стараясь не шуметь, санитарный инспектор надел джинсы, ботинки и рубашку поверх футболки. Затем он забрал деньги – чуть больше двух сотен пиастров. Документы он решил не брать – по ним его могли вычислить через спутник.
Когда санитарный инспектор был готов, Белый Кролик выпрыгнул из коттеджа через окно. Денис Паркин последовал за ним.
Санитарный инспектор прекрасно ориентировался на территории госпиталя. Едва придя в себя, он обследовал здесь каждый закоулок. Эта привычка не раз спасала ему жизнь. Вот и сейчас, когда надо было незаметно выбраться за пределы охраняемой территории, он знал, что надо делать.
Территория санатория была окружена высоким забором, поверх которого была протянута колючая проволока под высоким напряжением. Любое повреждение этого заграждения включало сигнализацию. Но сбежать из санатория было можно – для этого надо было перепрыгнуть через забор. Теоретически это можно было сделать, если прыгнуть, хорошо разбежавшись, с крыши трёхэтажной прачечной, стоявшей рядом с забором. Даже для прекрасно обученного санитарного инспектора это было рискованно. Но выбора не было. Не зная ещё причины, санитарный инспектор чувствовал, что надо убираться, как можно быстрее.
Едва они забрались на крышу, прогремел взрыв. Коттедж санитарного инспектора вспыхнул, как факел. Началась паника. Медлить было нельзя. Разбежавшись, они одновременно спрыгнули с крыши.
Приземление болью отозвалось во всем теле. БОЛЬ – ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ ИНФОРМАЦИЯ, – вспомнил Паркин, поднимаясь на ноги.
– Сюда, – прошептал Белый Кролик и бросился бежать. Он прекрасно ориентировался на местности, так что санитарному инспектору оставалось просто следовать за ним.
Белый Кролик оказался прекрасным бегуном. Когда впереди показалась железная дорога, у санитарного инспектора перед глазами плясали красные пятна.
– Пять минут, – сказал Кролик и повалился на землю.
Ровно через пять минут появился товарный поезд, идущий по направлению к Мелиополису. На открытых платформах перевозили сельскохозяйственную технику.
– Вперёд, – распорядился Кролик.
Они вскочили на ноги, и рванули к поезду, который шёл на довольно-таки приличной скорости. Оказавшись на платформе, они забрались в кабину трактора. Лучшего нельзя было и вообразить. Устроившись на сиденье, санитарный инспектор позволил себе расслабиться и обдумать сложившуюся ситуацию.
– Сегодня смерть на твоей стороне, – сказал, улыбнувшись, Белый Кролик.
– Подожди, меня что, опять накачали керогеном? – спросил санитарный инспектор.
– Не путай меня с Мескалино.
– Но как ты меня нашёл?
– Ты в стране Чудес, парень. Кероген отворил дверь, и ты в неё вошёл. Сюда нелегко попасть, но назад убраться практически невозможно. Се ля ви.
– Хочешь сказать, что мой психоз… что всё это правда?
– Правда – всего лишь частный случай лжи. Или ты забыл уроки?
– Нет, уроки я не забыл…
Всеобщая цереброчипизация, санитарный инспектор это хорошо понимал, была бредом или дерьмом собачьим, основанным на той идеологии, которой бомбардируется сознание граждан на протяжении нескольких десятилетий. Восстание роботов, превращение людей в машины… Все это хорошо для кино. Но это слишком громоздко и примитивно для того, чтобы в один далеко не прекрасный момент стать нашей реальностью. Тем более что человеческий мозг и без этого электронного дерьма является прекрасно программируемым и метапрограммируемым биологическим компьютером.
– Правда – всего лишь частный случай лжи. Или ты забыл уроки?
– Нет, уроки я не забыл…
Всеобщая цереброчипизация, санитарный инспектор это хорошо понимал, была бредом или дерьмом собачьим, основанным на той идеологии, которой бомбардируется сознание граждан на протяжении нескольких десятилетий. Восстание роботов, превращение людей в машины… Все это хорошо для кино. Но это слишком громоздко и примитивно для того, чтобы в один далеко не прекрасный момент стать нашей реальностью. Тем более что человеческий мозг и без этого электронного дерьма является прекрасно программируемым и метапрограммируемым биологическим компьютером.
Истерия вокруг роботов-убийц подобна истерии вокруг акул, от нападения которых ежегодно страдает в десять раз меньше людей, чем от попадания кокосовых орехов по голове. Страх перед компьютерами, роботами, акулами, клонированием отвлекает внимание от реальных способов как биологического, так и психического контроля над людьми. Точно также национал патриотическая ненависть к чужакам служит своеобразными шорами на глазах, не позволяющими видеть реальных виновников происходящего: идеальной является та война, которую ты не замечаешь.
Не доезжая нескольких километров до Мелиополиса, санитарный инспектор спрыгнул с поезда.
– Обрати внимание на детей, – сказал ему на прощание Белый Кролик. Он поехал дальше.
Впереди был район загородных домов. Сезон начинался только через пару месяцев, а это означало, что многие дома стояли пустыми. Забравшись в один из них, санитарный инспектор принял душ, побрился и надел старенький немного великоватый спортивный костюм. Вполне нормальный вид для Мелиополиса, на улицах которого можно было встретить кого угодно. Уничтожив следы своего пребывания, санитарный инспектор вышел из дома и направился к стоянке такси. Свои старые вещи он сложил в целлофановый пакет. Здесь вещи выкидывать не стоило.
Через пятнадцать минут санитарный инспектор уже ловил такси.
– Перекресток Пятнадцатой и Тимоти Бо, – назвал он адрес.
– Два счетчика, мистер, или ищите другую машину, – ответил ему таксист.
Это был «цветной» район, где обитала всякая шваль: дешёвые проститутки, наркоманы, хронические безработные, шпана… Санитарный инспектор и сам не любил этот район, но там у него был схрон и там же проживал его единственный друг Сэнди, отношения с которым не пересекались с деятельностью ГСИ.
Выйдя из машины, санитарный инспектор нырнул в подворотню, прошёл немного по грязному переулку, обошёл дерущихся детишек – эти, стоило сунуться в их дела, вполне могли всадить в тебя нож – и нырнул в подвал мрачного дома, в половине окон которого не было стёкол.
В дальнем углу он вытащил из стены пару кирпичей. Схрон был цел: деньги, чуть больше тысячи пиастров и документы на имя Патрика Симмонса. Документы делал Али, поэтому вряд ли они были среди разыскиваемых.
Теперь нужно было найти Сэнди, который обычно сиживал в «Трёх Трахнутых Пилигримах» – странном кабаке, хозяин которого категорически отказывался убрать из названия слово «Трахнутых». Внутри это была настоящая крысиная дыра, декорированная под склеп. Покрытые искусственной паутиной стены, закопченный потолок, грубые из некрашеных досок столы и стулья, готическая музыка…
Сэнди торчал там круглосуточно, иногда просто тупо глядя на стену. В этом всклокоченном, небритом человеке в дырявом свитере и потёртых штанах трудно было угадать блестящего выпускника Беркли, одного из лучших математиков и программистов в истории университета.
Поехав на контркультуре, он бросил престижную работу, расстался с женой и застрял в бандитском районе Мелиополиса. Как и чем он зарабатывал себе на жизнь, никто не знал. Санитарного инспектора эта сторона жизни друга не интересовала.
Судя по тому, как Сэнди жестикулировал, рассказывая что-то двум нереально дорогим шлюхам (как их туда занесло?), санитарный инспектор понял, что он пьян.
– Иди к нам! – закричал Сэнди на весь кабак, увидев, как Денис вошёл в заведение.
– Дамы, это – мой лучший друг… Впрочем, я забыл его имя, – представил его Сэнди.
– Рэй, – представился Денис.
– А это…
– Мона и Наташа, – помогла Сэнди Наташа.
Была она настоящей моделью. Что-то близкое к 90-60-90. Блондинка с красивым лицом и выразительным взглядом больших, голубых глаз. Мона была маленькой, рыженькой и немного пухленькой, но совсем не толстой. Она не была красивой, но милой её вполне можно было назвать.
Эти женщины совершенно не вязались с обстановкой «Трёх Трахнутых Пилигримов», и прочие посетители украдкой поглядывали на них.
– Мне пива, остальным то, что они пьют, – сказал Денис появившемуся, едва он сел за стол, официанту.
– Тебе кто из них больше нравится? – спросил Сэнди, когда вся компания встала из-за стола.
– Боюсь, мой бюджет их не потянет, – ответил санитарный инспектор слишком громко: Наташа услышала его слова.
– Не беспокойся, Рэй, мы не на работе. Так что тебе это ничего не будет стоить.
– А кто больше нравится тебе? – спросил санитарный инспектор в ответ у Сэнди.
– Я не могу себе позволить вторую Троянскую войну, – подмигнув, ответил тот.
– Тогда пусть решают дамы, – предложил Паркин.
– Ладно, пусть будет, как будет, – закончил этот разговор Сэнди, заводя свой убитый «Шевроле».
Сэнди жил в огромном бронированном сарае. Там раньше находилось какое-то государственное учреждение. Когда же государство решило вывести свои силы с территории гетто, Сэнди быстренько занял весь дом, превратив его в миниатюрную крепость. Такая вещь, как порядок, его совершенно не интересовала, и все вещи в доме располагались там, где им больше нравилось. Несмотря на это, грязи как таковой у него в доме не было, выпивка была великолепной, посуда чистой, а постельное бельё идеальным.
Роли распределились так, что санитарному инспектору досталась Мона, и они практически сразу же уединились в комнате для гостей, которая раньше, скорее всего, была кабинетом какого-нибудь начальника. Со стены напротив кровати прямо на ложе немного удивленно и слегка укоризненно смотрел с огромного портрета в дорогой раме президент страны. Сэнди не стал убирать портрет, решив, что гостям будет особенно приятно заниматься этим под всевидящим оком президента. Для других целей комната для гостей практически не использовалась.
– Кто первым идёт в душ? – спросила Мона.
– Тебе никакой душ не нужен, – ответил Денис, пьянея от феромонов, выделяемых в огромных количествах телом Моны.
– Ну а я предпочитаю мытых мужчин, – заметила с улыбкой она, доставая из пачки сигарету.
– Я быстро.
– Можешь не торопиться. В полночь я не исчезну.
Когда Денис вернулся в комнату, Мона курила в кресле, глядя в окно.
– Я подумала, ты захочешь помочь мне раздеться, – сказала она.
Потушив сигарету, Мона встала с кресла. Санитарный инспектор нежно и одновременно страстно поцеловал её в губы. Легкая курточка Моны полетела на кресло. Туда же отправился и лифчик. Санитарный инспектор принялся ласкать ей шею, грудь, живот… Каким-то внутренним чутьем она сразу же почувствовала, что именно любит Денис, при этом сама ненавязчиво дала понять, чего бы хотелось ей.
От Моны запахло страстью. Это не было запахом в прямом смысле этого слова, по крайней мере, человеческое обаяние не в состоянии было его уловить, но сам воздух вокруг неё наполнился возбуждающими флюидами. Паркин называл это запахом самки. Он обожал таких женщин, которых, кстати, не так уж и много. Большинство из нас всеми силами стараются уничтожить любые признаки своей звериной природы.
Денис принялся целовать её подмышки, впитывая в себя этот возбуждающий запах и вкус. Его член налился силой, как в семнадцать лет.
Они легли на кровать. Юбка полетела в сторону кресла, но упала на пол. С Застежками на туфлях пришлось немного повозиться. Колготки Мона сняла сама, и санитарный инспектор занялся её ногами. Он целовал её ступни, покусывал подушечки на пальцах, массировал пальцы ртом…
Затем, резко сорвав с неё трусики, он впился ртом в её главный цветок. Она кончила ему в рот, и он всё проглотил.
Затем пришла очередь Моны. Языком она владела не хуже Цицерона, правда, несколько в ином Амплуа.
– Хочешь выпить? – спросил Денис, придя в себя после наслаждения.
Одеваться они не стали.
Практически одновременно с ними в «гостиную» прибыли Сэнди с Наташей. Сэнди взялся настраивать кальян, а Наташа, налив всем вина, забралась с ногами на стол.
– Как тебе этот цветок? – спросил друга Сэнди, показывая на Наташину штуковину, которую она выставила на всеобщее обозрение.
– Цветок… Забавное название для пизды, – ответил санитарный инспектор.
– Кстати, совершенно четкое. Цветы – это гениталии растений. Их хуепиздья. Тычинки с пестиком. И нюхая аромат цветка, мы нюхаем запах, который должен спровоцировать опылителей. Мы отличаемся от растений тем, что тычинки и пестики находятся у разных особей, и что сами себя опыляем без посредников. Но попробуйте кому-нибудь показать свои гениталии или попросить их понюхать. Просто так, во время обычного разговора…