– Как всякий аппарат на гравигенной тяге, куттер способен совершать выход во внешние контуры экзометрии, – терпеливо пояснил Фазылов. – До нас они точно не долетят.
– А до соседней планеты?
– Могут долететь. Но зачем им это?
– Я, кажется, понял, к чему вы клоните, барышня, – вмешался астроном Огневец. – Если вы о параде планет, то…
– Я об этом не ведала, – призналась Маша. – Это я так… от балды.
– Что еще за парад планет? – поморщился Вараксин.
– Сейчас в планетной системе Шастры можно наблюдать такое редкое астрономическое явление, – сообщил Огневец. – Все пять планет выстроились на своих орбитах в одну линию. Кстати, в Солнечной системе такое тоже случается…
– О Солнечной системе в другой раз, – отмахнулся Вараксин.
– Действительно, сейчас Маргу и соседние планеты разделяют минимальные расстояния для прямого перелета. Что-то около сорока миллионов километров до внутренней, Антары, и чуть дальше до внешней, Надидхары…
– Куттер способен одолеть такое расстояние, хотя и на пределе, – сказал Фазылов. – И даже совершить посадку. Яровой – опытный звездоход, он бы справился.
– Но что им делать на Антаре или Надидхаре? – спросил Огневец недоумевающе. – Эти миры столь же враждебны, как и Марга. На Антаре есть атмосфера, но для дыхания она непригодна. Зачем вы об этом спросили, барышня?
– Я пока не знаю, – сказала Маша печально.
– Хорошо, – сказал Вараксин с самым недовольным выражением лица, какое можно было только вообразить. – Мы обменялись соображениями, теперь пора действовать. Аким Салихович, – обратился он к Фазылову. – Прошу ускорить подготовку к вылету, насколько это возможно без угрозы для успеха миссии.
– Разумеется, – кивнул тот.
– А если я скажу вам, куда лететь, – сказала Маша, поражаясь собственной наглости, – как быстро вы сможете избавиться от лишнего груза?
Фазылов посмотрел на нее, как на диковинную зверушку, которая вдруг заговорила человеческим голосом. Наконец ответил твердо и бескомпромиссно:
– Даже не думайте, девочка.
Он повернулся и вышел. Глядя ему вслед, Маша прошептала обиженно: «Я вам не девочка, я энигмастер». На нее никто не смотрел, даже Витя Гуляев. «Неужели это из-за моей прически? – подумала Маша. – Или, страшно предположить, – из-за бабочек на блузке? А они мне так нравятся…»
5.
В коридоре Маша догнала ксеноархеолога Аристова.
– Два слова, – сказала она умоляюще. – Ну хорошо, три.
– Давайте, Машечка, что за церемонии, – сказал Аристов.
– О чем вы не успели рассказать про ирулкаров?
– Хм… Если вы имеете в виду их странные эксперименты… – с высоты своего немалого роста Аристов окинул Машу серьезным взглядом. – Что у вас на уме, дитя мое?
– Вы будете первым, кто об этом узнает, – клятвенно заверила его Маша.
– Что ж, извольте. В силу профессиональной подготовки вы должны понимать, что любой представитель иного разума потому таковым и называется, что он на самом деле иной. Даже самый дружественный, вызывающий нашу искреннюю симпатию и говорящий на одном с нами языке. Этот биологический вид прошел длинный эволюционный путь в условиях, совершенно отличных от земных. Он иначе устроен, у него иной метаболизм, иные история и культура, иные этика и система ценностей, и мыслительный аппарат функционирует по иным правилам. Доступно объясняю?
– Угумс, – сказала Маша нетерпеливо. – Полагаю, это была преамбула. И я давно созрела, чтобы выслушать амбулу.
– Еще пару слов, – усмехнулся Аристов. – Тем не менее, невзирая на все различия, с большинством галактических рас мы общаемся, сотрудничаем и в целом неплохо понимаем друг друга. А вот вам и амбула: существуют расы, с которыми понимание отсутствует.
– Почему? – поразилась Маша.
– Для меня, практика и реалиста… по первому образованию я, как вы знаете, ксенолог… это как раз неудивительно. По эволюционным причинам мы и не должны находить общий язык и точки соприкосновения интересов. Меня куда больше поражает то обстоятельство, что, вопреки всякой логике и законам мироздания, однако же находим и понимаем друг друга. Это главный парадокс и базовое противоречие ксенологии как науки.
– Забавно, – сказала Маша. – И тем не менее вы работаете ксеноархеологом и успешно двигаете вперед науку, построенную на парадоксе.
– Я археолог по второму образованию, – сообщил Аристов. – Давайте назовем это не парадоксом, а приятным сюрпризом. Так всем будет намного комфортнее, вы не находите?
– Нахожу, – согласилась Маша. – Но что там с этими непонятливыми расами?
– Ирулкары, – заявил Аристов, – были из их числа. Они были не просто иные, а совершенно иные. На совещании я сказал, что разумные расы, имевшие сомнительное счастье соприкоснуться с ирулкарами, сохранили о них не лучшие воспоминания. Это щадящая формулировка. Все, кто пытался вступить с ирулкарами в контакт, очень скоро оставили эти попытки, испытывая смешанные чувства изумления и отвращения. Взаимопонимание не то чтобы не было достигнуто – оно даже не обозначилось.
– Интересненько, – сказала Маша. – Как выглядели ирулкары?
– Если верить разрозненным источникам, они были очень большие, очень медлительные и очень уродливые. Но здесь стоило бы сделать поправку на общее негативное к ним отношение соседствующих рас, которые, ко всему, пострадали от странных экспериментов ирулкаров.
– Описатель «большие» не содержит негативных коннотаций, – заметила Маша.
– Ну, возможно…
– Что это были за странные эксперименты?
– Я уже начинал рассказывать про систему Фрирна, не так ли? Ирулкары из каких-то своих соображений рассеяли в атмосфере планеты Фрирна IV, другое название – Нпанда, несметное количество снежинок из металлической фольги.
– Может быть, они хотели порадовать обитателей планеты досрочным Новым Годом? – предположила Маша. Но тут же спохватилась: – Фольга… отражательная способность…
– Климатическая катастрофа в масштабах полушария, – покивал Аристов. – Вряд ли там раздавали пакеты с мандаринами, но снег посреди лета все же выпал. На Нпанде до сих пор принято пугать непослушных детишек осколками небесного зеркала…
Он вдруг оживился:
– А однажды, совсем уже в другой системе, Спайбара, они украли с планеты Кемрита двухсотметровую статую Хранителя Времен!
– Как это украли?! – не поверила Маша.
– Натурально! С неба бесшумно спустилась уродливая крабообразная конструкция, сграбастала статую за то, что мы могли бы с изрядной долей допущения назвать головой, и стремительно унесла за пределы атмосферы. Поскольку все происходило в разгар религиозного праздника, то можно себе представить воодушевление адептов, которые сочли, что самому главному божеству местного пантеона пришлось по нраву их рвение! Но рационально мыслящие ученые сразу поняли, чья это была загребущая лапа, и вынужденно инспирировали создание планетарной оборонительной системы. На каковую отвлечены были в несусветных количествах интеллектуальные и материальные ресурсы, что в свою очередь ввергло экономику Кемриты в жесточайший кризис…
– Система пригодилась? – спросила Маша с пытливым интересом.
– В том-то и дело, что нет. Ирулкары никогда не возвращались туда, где однажды напакостили… – Аристов вдруг сощурился. – А можно и я спрошу?
– Конечно, – сказала Маша, думая о чем-то своем.
– Что за странные вопросы вы задавали на совещании?
– Они не странные, – запротестовала Маша. – То есть, для постороннего уха, может быть, и странные. А для энигмастеров это как кусочки мозаики. Если их сложить правильно, возникнет нужная картинка. Беда в том, что очень часто вперемешку лежат кусочки разных мозаик.
– И как их правильно разделить?
– Позвать мышей, они справятся.
Аристов вскинул брови, и Маша поспешно пояснила:
– Помните, как злая мачеха заставляла Золушку разбирать чечевицу?
– Там были белые голубки и мохноногие турманы, – поправил Аристов. – Не спорьте, у меня внуки в том возрасте, когда нужно читать сказки.
– Ничего не имею против, – легко согласилась Маша. – Мышей я не очень люблю.
6.
Снова оказавшись в своей каюте, Маша первым долгом решила успокоиться и привести мысли в порядок. По ее расчетам выходило, что Фазылов провозится с подготовкой спасательного корабля еще минут сорок. За это время она должна была понять, что произошло с исследовательской станцией и, самое важное, – как спасти людей. В случае успеха во всей своей лепоте вставала задача не менее сложная: убедить главкора Вараксина и его суровых сподвижников воспринять ее доводы всерьез и прислушаться к ним. Здесь у Маши уже был какой-никакой опыт, наработанные методики, от угрозы санкциями со стороны Тезауруса до хорошей женской истерики.
Как говорил профессор Лапшин, для решения задачи энигмастеру нужны лишь замкнутое пространство и неглупый собеседник. В конце концов, нашему мозгу, рассуждал профессор, не привыкать к замкнутым пространствам, имея в виду череп. Посему, если рассматривать особу энигмастера в качестве персонификации мыслительного процесса, необходимо воспроизвести те условия, в каких означенный процесс давно и эффективно по обычаю своему протекает. Творческие же личности, любящие рефлексировать на свежем воздухе, на ходу, на бегу, вплавь, в алкогольном дурмане, совершенно не в счет. Возникающие в их мозгах информационные поводы к настоящему, добротному мышлению имеют касательство весьма отдаленное. Вот так, юные мои друзья.
Как говорил профессор Лапшин, для решения задачи энигмастеру нужны лишь замкнутое пространство и неглупый собеседник. В конце концов, нашему мозгу, рассуждал профессор, не привыкать к замкнутым пространствам, имея в виду череп. Посему, если рассматривать особу энигмастера в качестве персонификации мыслительного процесса, необходимо воспроизвести те условия, в каких означенный процесс давно и эффективно по обычаю своему протекает. Творческие же личности, любящие рефлексировать на свежем воздухе, на ходу, на бегу, вплавь, в алкогольном дурмане, совершенно не в счет. Возникающие в их мозгах информационные поводы к настоящему, добротному мышлению имеют касательство весьма отдаленное. Вот так, юные мои друзья.
Должно быть, поэтому все Машины детские затеи, повергавшие в трепет родных и близких, а если повезет – то и дальних, рождались в чулане отеческого дома, в компании блуждающего кота Ивана, который собеседником был неважным, но зато слушателем преотменнейшим.
Маша на скорую руку организовала личное замкнутое пространство. Растолкала по углам два кресла и столик, стащила с дивана покрывало и бросила на пол, где и устроилась в позе лотоса. Поднесла указательные пальцы обеих рук к кончику носа и тихонько, на одной ноте, запела одну из своих настроечных мантр:
– Я самая у-у-умная… У меня все полу-у-учится…
Добавить, что ко всему она еще и самая красивая, Маша, разумеется, не упустила.
За этим занятием ее и застал оператор Витя Гуляев, который предварительно трижды постучался, а потом, обеспокоившись, вторгся в каюту без приглашения.
– Маша, с тобой все хорошо? – спросил он деликатно.
– Все прекра-а-асно… – прогнусавила Маша в зажатый нос. – Все замеча-а-ательно…
Она встряхнула черными локонами, как лошадка гривой, распутала конечности и села поудобнее.
– Хорошо, что ты пришел, – энергично сказала Маша. – Мне нужен кто-то, кто будет слушать и подавать осмысленные реплики. Я бы обратилась за помощью к коллегам, но все они, как это и случается в минуты острой необходимости, окажутся либо вне досягаемости, либо заняты по уши своими проблемами. Если ты еще и проявишь способности к конструктивной критике, я тебя расцелую.
Гуляеву такая перспектива сразу пришлась по душе. Машин поцелуй – об этом он мог только мечтать! Он приосанился и угнездился в ближайшем кресле в позе ценителя и эрудита. Впрочем, первый его вопрос оказался не самым удачным:
– А ты успеешь?
– Конечно, – сказала Маша уверенно. – Не могу не успеть. И больше не спрашивай о глупостях, а то выгоню.
Не поднимаясь, она сжала кулак и тут же разомкнула. С ладошки сорвался и повис в воздухе налитый призрачной синевой шар. Очень быстро он вырос до размеров детского мячика. Маша нарисовала пальцем на его поверхности кружок, который тотчас же окрасился в стальной цвет. Подула на шар, и тот отплыл на середину помещения, где и завис без движения.
– Планета Марга, – объявила Маша. – А на ней станция «Марга-Сократ». Девяносто две тонны, площадь четыре гектара. Так, кажется. Она исчезла без следа. Ни взрыва, ни катаклизма. Как такое может произойти?
Гуляев закрыл рот, мысленно приказал себе ничему не удивляться, но все же не выдержал:
– Что это такое?
– Фантоматика, – небрежно сказала Маша. – Материализованные иллюзии. Нас такому специально учат. Не на стенке же мне прикажешь рисовать!
– Если это ТВОИ иллюзии, почему я их вижу?
– Потому что ты включен в мою систему визуализации образов, – непринужденно пояснила Маша. – Временно, не беспокойся.
– Спасибо, тронут, – проворчал Гуляев. – А за мной потом не будут гоняться оранжевые бегемоты?
– Что стало причиной исчезновения станции? – продолжала Маша, не придавая значения его сетованиям. – Например, чудо. Но мы материалисты, в чудеса не верим, а принцип сохранения массы, хотя бы в общем виде, никто не отменял.
– Откуда нам знать, что там творится на самом деле? – возразил Витя. – Может быть, там дымящиеся обломки раскиданы на полпланеты.
– Может быть, – кивнула Маша. – Но есть такой прибор дальней связи – сигнал-пульсатор. Он специально сконструирован, чтобы не пострадать даже при самом сильном взрыве. Сигнал-пульсатор не расплавится в кипящей лаве и не сгорит в ядерном пламени. Не говоря уже о всяких милых пустяках: вода, кислотные среды или, там, высокое давление… Зачем я тебе объясняю, когда ты обязан знать это лучше меня?
Гуляев покраснел.
– А я знаю. Я как раз хотел…
– Следовательно, сигнал-пульсатор станции уцелел бы в любом случае, и мы знали бы, что имел место не феномен планетарного масштаба, а вполне понятное и объяснимое с материалистических позиций несчастье, – Маша примерилась, ткнула пальцем в серое пятно на поверхности шарика и без перехода объявила: – Мне не дает покоя история про ирулкаров.
– Про что? – удивился Гуляев.
– Про инопланетян с дурной репутацией, о которых рассказывал Пал Семеныч.
– А… вспомнил. Просто забыл название. И что с ними не так?
– С ними все не так! – Маша свела ладошки домиком и выпустила на волю небольшого краба. Панцирь у того был скучного песочного цвета, зато клешни ярко-красные, и вдобавок ко всему хищно щелкали. – Например, зачем они поступали так дурно. Куда потом исчезли. А главное, почему исчезли. Судя по масштабу экспериментов, это была высокоразвитая и мощная цивилизация.
– Но при чем тут… – Гуляев немного нервничал. Он ясно чувствовал, как внутри него тикает маленький, но очень громкий хронометр.
– А при том, – наставительно промолвила Маша, – что если мы договорились, что чудес не бывает, то надо искать следы разумного вмешательства.
– Ирулкары давно вымерли, – напомнил Витя. – Аристов же ясно сказал.
– Он не говорил, что вымерли, – возразила Маша, – а исчезли. Есть разница?
– Небольшая.
– Зато существенная. Что если они никуда не исчезали, а лишь на время прекратили вредничать? Допустим, собрали экспериментальную базу и несколько тысяч лет ее обрабатывали. Или, в соответствии с биологическими циклами, впали в спячку, а теперь вышли из нее. Да мало ли причин!
Было очевидно, что идея с ирулкарами захватила Машу целиком, в то время как Гуляев все отчетливее понимал: ничего путного из смелой затеи с девушкой-энигмастером не складывается. И мало того, что пострадает его и так невеликая репутация, но еще и неизвестно, как все обернется с двумя славными парнями, угодившими в беду.
– Наверное, я пойду, – пробормотал он смущенно.
– Нет, – сказала Маша неожиданно твердым голосом. – У нас есть двадцать минут, и я потрачу их на ирулкаров. А ты будешь мне возражать. Ты неважный адвокат дьявола, но искать кого-то получше просто нет времени.
– Зачем сразу обзываться… – промолвил Витя с обидой, однако с места не тронулся.
– Это не обзывательство, – успокоила его Маша. – Это такая должность в серьезных дискуссиях. Человек, который приводит доводы против предмета спора. И не обязательно рациональные – всякие, что только придут ему в голову.
– Ладно, – вздохнул Гуляев. – Вот они вышли из спячки, осмотрелись и…
– И увидели, что в системе Шастра, на Марге, кто-то копошится, – подхватила Маша. – Ага, подумали ирулкары, есть прекрасный повод устроить очередной свинский эксперимент. То есть, свинским он выглядит в наших глазах, а для ирулкаров такое в порядке вещей. Тем более что на Кемриту возвращаться себе дороже, могут врезать сгоряча. Да и Нпанда, я думаю, вполне подготовилась к сюрпризам из космоса. А тут, как на ладони, беззащитная металлическая скорлупка на пустой планете, твори с ней что хочешь, и наплевать, нравится ли это ее обитателям.
– Ярового и Антонова могло не быть внутри станции, – заметил Гуляев.
– Да, я помню. Инспекция мониторов, гравикуттер, – Маша вдруг уставилась на него темными оленьими глазами и сказала укоризненно: – Ты мне совсем не помогаешь! Я просила спорить, а ты только поддакиваешь! Ну как с тобой работать?
– Я стараюсь, – смутился Витя. – Но тебе трудно возражать. То, о чем ты говоришь, настолько нелепо, что и возразить-то нечего.
– Это контрдовод общего порядка, – отмахнулась Маша. – Мне нужны аргументы по мелочам. – Она выпустила с ладошки еще один шар, для разнообразия переливавшийся живой зеленью. – Хотела бы я знать, что они сотворили со статуей Хранителя Времен.
– Ни черта не понимаю, – честно признался Гуляев.
– На планете Кемрита они украли двухсотметровую статую. Зачем? Это даже не главный вопрос. А вот как они с нею обошлись, не в пример любопытнее. – Маша отогнала зеленый шарик к самому потолку. – Станция в Чаше Сократа тоже выглядела внушительно.
– Пустяки, – сказал Гуляев. – Типовой научно-исследовательский модуль для временного обитания двух человек, с внешними модулями и ангаром.
– Четыре гектара – маловато, – промолвила Маша разочарованно. – С орбиты такой и не приметишь.